Глава 21. В Англии. (2/2)

Но позволить Грею разгуливать по Лондону голым они никак не могли. Всем скопом скинулись и, к величайшей радости Аюми, пошли в рок-магазин. Вообще, конечно, можно было найти и обычный магазин одежды, но наши герои решили совместить приятное с полезным, и спустя минуту над их головами прозвенел колокольчик.

Из дверей этого магазины сплошняком выходили самые разные личности, которые ребятами очень понравились. Наполовину блондины, наполовину брюнеты, оттуда неспешно выплывали молодые люди с британскими флагами на груди и розовыми пузырями жвачек, торчащих изо рта, в кроссовках и с гитарами за спинами. Так что бешеного цвета шевелюры Нацу и Аюми едва ли могли произвести здесь хоть какое-то впечатление. Проходящие мимо юноши и девушки ненадолго останавливали на них взгляды и одобрительно выпячивали нижнюю губу и степенно кивали, а затем разворачивались и столь же несуетно удалялись прочь. Видимо, так они хотели сказать, что отдают должное личному парикмахеру этих двоих с безумными причёсками. Голого Грея они, по счастью, не разглядели, ибо толпа, которая старательно его за собой прятала, была поистине непроницаемой стеной, со всех сторон окружившая Фулбастера.

В целях безопасности Дождию не пустили в первые ряды, это было чревато тем, что девушка просто умерла бы, как выразилась Аюми, ?от беспредельного кавая?.

На этот раз переговорщиком выступил Ранма, который знатоком английского был ровно таким же, как Акане — горным бараном, но возразить никто не успел. Прикрывали наготу Грея. Ранма вразвалку подошёл к кассе (Тендо закатила глаза и в сердцах стукнула ладонью по лбу), за которой сидела молоденькая блондинка-англичанка, загадочно улыбнулся ей и панибратски уложил локти на столик, на что блондинка лишь равнодушно приподняла брови, и холодно уставилась в самодовольную рожу Саотоме ледяными голубыми глазами. Это и было понятно, потому что дамским угодником Ранма был ровно таким же, как знатоком английского.

– Хау-ду-ю-ду-ю? – пропел Ранма, многозначительно двигая бровями. Друзья у него за спиной держались из последних сил, чтобы не захохотать, ибо в противном случае они бы просто раскрыли всем наготу Грея.

Но на блондинку это тоже не произвело ни малейшего впечатления, разве что её лоб испещрило на одну-две морщинки больше. Но именно тут, кажется, решимость Саотоме была исчерпана, и он с беспомощным видом оглянулся на друзей и спросил шёпотом:– Как будет ?мне нужна помощь??

– Ай нид хелп, – быстро подсказал Эдвард, и, когда Ранма повторил то же самое блондинке, она наконец проявила хоть какой-то интерес к происходящему, о чём свидетельствовало то, что она слегка наклонила свою прелестную белокурую головку на бок, хотя глаза её смотрели всё так же холодно.

Тогда Ранма многозначительно обернулся на друзей и коротко им кивнул, словно этим жестом приводилась в движение некая гениальная машина, и все, как один, расступились, предлагая вниманию блондинки роскошный торс Грея, его великолепно сложенную фигуру, красивое лицо, сильные, мускулистые руки и немаловажную часть его тела, которая, надо сказать, так и так была ничего. Грея попытался состроить виноватую гримасу, хотя получилось как-то не очень убедительно, ему это вообще показалось хамством по отношению к бедной девушке, к которой обычно приходят меломаны, всего-навсего желающие хоть слегка приблизиться к кумиру, а вместо этого ей приволокли голого парня и поставили перед фактом, что вот он, стоит молча и улыбается ей... поощряюще? А Дождия в тот момент могла думать только о том, что какая счастливая эта англичанка, даже не понимает своего счастья! Шанс лицезреть всё самое прекрасное в милом Грее выпадает раз в жизни!И тут блондинка чуть приподнялась на своём стуле. Наверное, это была высшая степень изумления, на которую она была способна, потому что не каждый день тебя просят одеть абсолютно голого парня зимой. Если, конечно, цель визита такова. Она по-прежнему невозмутимо вышла из-за прилавка, молча взяла со стола измерительную ленту и, бросив равнодушный взгляд Грею между ног, спросила его ледяным тоном:– What is your clothing size?

Грея на секунду задумался, после чего ответил вопросом на вопрос:– Чё? Народ, что она хочет?– Грей, она спрашивает, какой у тебя размер одежды, – пришёл ему на помощь Лайт, который уже порядком вспотел, и дело было не в том, что в магазине жарко, просто его убивала одна мысль, что теперь эту компанию запомнят даже здесь, в Лондоне!

– А хер его знает! – с лёгкостью отмахнулся Фулбастер, с улыбкой глядя на непроницаемое лицо блондинки. – Как ей это сказать?

– Лучше не надо, – предостерёг его Мелло. – Но лучше сказать хотя бы примерно. Даже если не то принесёт, так она тебя замерять будет, кучу времени потратим.

– А что конкретно она будет измерять? – живо поинтересовалась Дождия, коршуном набросившись на Михаэля, когда он как раз собирался вырвать у Мэтта сигарету изо рта.

– Результаты тебя вряд ли заинтересуют, – вяло отозвался Маил Дживас, – потому что, подозреваю, ты и так давно всё знаешь, что у него — где и сколько.

Дождия ничуть не смутилась, и только больше выпрямилась, излучая самодовольство.

А Блондинка (она участвует в повествование достаточно долго, чтобы её временное определение стало именем собственным) начала замеры. Сначала она принялась замерять ему шею, перешла к рукам, к груди, к торсу (параллельно с этим можно было наблюдать, как по мере продвижения вниз лицо Дождии становится всё краснее и краснее), измерила ему бёрда, абсолютно не обращая внимания на сопутствующее, посмотрела его размер обуви и с удовлетворённым кивком удалилась через дверь справа от прилавка, сказав:– Just a moment.

Когда она вернулась, у неё на руках лежала стопочка сине-чёрного цвета, а на верху всей этой мини-пирамиды громоздилась коробка для обуви. Блондинка равнодушным, почти вялым жестом пригласила Грея в примерочную, где всучила ему одежду, и резко завесила её, предоставляя юношу самому себе. После этого девушка обратила ничего не выражающий взгляд на остальных присутствующих, смерила оценивающе Дождию и, коротко кивнув Мэтту, проговорила хорошенькими губками:– Share with me a ciggy, please, – и Маил спокойно вынул сигарету, зажигалку, и вручил их Блондинке, принявшей подношение, словно божественная жрица, хорошенькими ручками. Лайт поспешно объяснил Нацу, что она попросила сигарету. – Thanks, – бросила Блондинка, меланхолично затягиваясь. А затем после долгой паузы, в которой было слышно лишь то, как энергично отыгрывает соло Джефф Бек из старенького радио, да греев мат, ибо, судя по всему, он повсюду натыкался на примерочную, пытаясь влезть в штаны, наконец спросила так, словно ей это было совершенно безразлично: – What happened with him? – и практически незаметно кивнула в сторону маленькой коробки-примерочной. – Where his clothes?

– Май клозес... кирдык! – оптимистично прохрипел Грей, перейдя к футболке.

В итоге, когда он вышел, по толпе пронеслось взволнованное ?ах!?, потому что Грей действительно выглядел неплохо. Он сам стоял и сверху вниз смотрел на свои ноги, облачённые в широкие белые кроссовки, сменявшиеся тёмными джинсами, в которых едва угадывался синий цвет, всё, что выше покрывала чёрная футболка, а на самой груди сиял огромный британский флаг. Аюми присвистнула, словно мужичок, завидевший потенциальную подружку, и одобрительно выпятила нижнюю губу. Аоки пришлось больно толкнуть сестру в локоть, чтобы хоть как-то вернуть её с небес на землю. Даже Лайт и Эдвард вынуждены были признаться, что при всех свои странностях, Грея необычайно хорош собой. Самого Фулбастера одолевали противоречивые чувства: с одной стороны, он ощутил необычайный душевный подъём, потому что теперь, когда он вернётся в гильдию, всем сможет сказать, что вот эта одежда — из той самой Англии в том самом мире, лишённом волшебства! Но с другой стороны в глазах Дождии загорелся такой огонёк, что маг льда невольно испугался.

Впервые за всё это время на лице хорошеньком лице Блондинке промелькнуло некое подобие улыбки. Она была очень довольна своей работы и намеревалась вытрясти из этого красавчика кругленькую сумму.

– Hey, you, – небрежно бросила она, обращаясь к Дождии, – you`re his girlfriend, as I understand, aren`t you?

Дождии ничего не оставалось, кроме как приготовиться энергично закивать, но, поскольку этим поступком она на многое бы обрекла Грея, поспешно вмешался Лайта, ибо за время своего отсутствия на родной земле открыл в себе невероятный талант стебать всё, что его раздражало или напрягало:– Well, she would like to think so, but, I afraid, no, – объяснил он, на что Блондинка издала нечто наподобие смешка, хотя гладенькое лицо её не дрогнуло.

– Что, что он сказал? – торопливо стала допытываться у Эдварда Локсар.

– Ну, он сказал, что пока Грею в тебе нравится только твоё платье, но ты работаешь над этим, – со вздохом поведал ей Эдвард, на миг уверовшись, что говорит чистую правду.

Дождия смерила его недоверчивым взглядом.

– Мне почему-то кажется, что он совсем не это сказал, – с нажимом выговорила она, на что Эдвард приложил все усилия, дабы состроить выражение оскорблённой невинности:– Слышь, а кто из нас в этом лучше понимает: я или ты? Не валяй дурака, – посоветовал он Дождии напоследок и поспешно перевёл глаза в другую сторону, чувствуя себя разлучником влюблённых.

Так что встряхнуть кошелёк всё-таки пришлось, и Мисти подумала, что лучше бы они обшарили лишний раз кабинки в Колесе, чем торчали тут и отдали за рокерский прикид ровно столько же, как если бы они катались часа два напролёт. Хотя, одновременно с этим, женская, а не практическая, часть её говорила, что стоило заплатить такие деньги, дабы узреть красавца вроде Грея в новом, так ему шедшем прикиде, а Трейси энергично напомнил, что по крайней мере ребята получили опыт общения с иностранцем. Конечно, не так чтобы очень гладко, но, в конце-то концов, первый блин всегда комом. И лучше так, чем никак. Во всяком случае, теперь они — учителя — могут быть совершенно спокойны за свою Совесть, ибо они сделали всё возможное, чтобы даже оболтусы вроде Нацу смогли мало-мало поковыряться по-английски.

Справедливости ради стоит отметить, что Лайт приложил все усилия, желая заплатить меньше всех. И дело было не в том, что он последний жадина или не любил Грея — напротив, Фулбастер ему был даже несколько симпатичен, просто Ягами не знал заранее, сколько денег потратит на сувениры в музее и прочее, ибо бюджет его был, конечно, неплох, но всё же имел какие-то пределы, так что, положив на прилавок пару монет, Лайт с чувством выполненного долга потопал к выходу вслед за остальными. ?I wish you to marry in this clothes?, – напоследок сказала Блондинка, хлопнув ни слова ни понявшего Грея по плечу, и принялась блаженно и сосредоточенно пересчитывать добычу.

Лайт нервно взглянул на наручные часы, и немного успокоился: шёл четвёртый час, так что ещё вполне мог успеть в музей, но, пусть это вожделенное его желание с таким же успехом могло быть исполнено и завтра, отличник был не намерен медлить, но идти туда одному ему решительно не хотелось, кроме того, решил он, в Лондоне и помимо него есть уйма классных мест! Странно, он опасался, что вся эта компания, как окажется в Англии, тут же попрётся в кафе и выпьет весь имеющийся у них чай, но они тоже, как и он, немедленно пошли осматривать достопримечательности, да к тому же, надо отдать им должное, не фотографировались к месту и не к месту в самых дурацких положениях. Как подельники, они оказались не такими ужасно нагрузочными, какими казались ему раньше. А тем временем процессия направилась к Букингемскому дворцу.

Сейчас, в январе, его роскошные, широкие клумбы, конечно, не цвели, но зато величественный вид его затмевал всякие погодные условия. Длинная, выложенная камнем дорога, уходила вперёд, где заканчивалась памятником королеве Виктории, а по бокам долгой шеренгой стояли деревья, раскинувшие свои переплетающиеся голые ветки в стороны. На горизонте уже виднелись ворота, Люси восторженно клацала фотоаппаратом, Эльза шла за всеми маленькими шажками, потому что носом уткнулась в карту и путеводитель, разыскивая кафе с пирожными, а ещё лучше — кондитерскую. Лайт не брался судить, но был почти уверен, что Рюзаки занят примерно тем же.

Нацу, однако, никакие дворцы и никакие торты и пирожные не интересовали. Больше всего его беспокоил высокий молодой гвардеец, стоявший у одной из дверей. Драгнил сосредоточенно глядел на его прямую фигуру в красном, которая из-за огромной высокой чёрной шапки казалась ещё длинней и выше, хмурил брови, словно стараясь разрешить какую-то немыслимую загадку, но не решался поведать о ней остальным. Наконец он слегка ткнул Акане в локоть, и она быстро взглянула на него.

– Слушай, Акане, а этот мужик — это кто?

– Тот? – Тендо указала на молодого гвардейца. – А-а, ну, это гвардеец, Нацу. Он тут стоит на карауле, охраняет дворец.

– И что, он никуда отсюда не уходит? – озабоченно спросил её Нацу.

– Он обязан стоять на стрёме, и ни при каких обстоятельствах не покидать поста, – объясняла Акане, чувствуя, что внутри огненного убийцы драконов назревает ещё большее беспокойство. Он вытаращил глаза, глядя на абсолютно перпендикулярную земле фигуру гвардейца, и вновь уставился на девушку.

– А в туалет как тогда? – изумлённо вопрошал он. Видимо, подумала Тендо, для Нацу это был бы вопрос жизни и смерти. Судя по тому, как Драгнил пытался выпутаться из этого замкнутого круга, его это крепко зацепило, но потом, кажется, в его воспалённый мозг наконец вторглось то, что обычно руководствовало всеми действиями Нацу: непринуждённо-плутовской взгляд на мир. Акане насторожилась. – И поэтому он стоит там с каменной миной? – девушка кивнула как можно холоднее, предчувствуя нехорошее. – А ничем его не проймёшь?– Хочешь проверить? – неожиданно встрял Грей. Нацу загадочно усмехнулся и широкими уверенными шагами прошествовал к гвардейцу.

Все сразу поняли, что добром это не кончится.

А тем временем Нацу подошёл к гвардейцу, установив между ними расстояние шагов в семь-восемь, и с вызовом взглянул на его подбородок, потому что непосредственно лицо солдата было приподнято и говорило о его высоких чувствах к выполняемому долгу, словно ничто не способно сдвинуть его с места или вообще вызвать на реакцию. Чем-то он напоминал Блондинку из рокерского магазина, но теперь имидж второй стал процессией первого. Ребята, желая оттащить Нацу если вдруг ситуация выйдет из-под контроля, да и вообще, чтобы быть в курсе того, как Нацу собирается вести военные действия, чтобы не сказал он чего не того по незнанию своему языка.

– Эй, ты, привет! – крикнул он гвардейцу по-русски. Тот или не понял, что обращаются к нему, или не обратив внимание, или воля его было непоколебима, а вполне возможно, что всё это вместе, никак не отреагировал. – Слушай, друг, у тебя ботинки горят! – сообщил ему Нацу, но молодой человек вновь не выказал никакой реакции. – Говорят, вы тут дворец защищаете, так, может, смахнёмся, проверим, насколько ты крут!

Но молодой гвардеец, как стоял воткнутый в землю, так и продолжал, и вопли какого-то сумасшедшего парня с розовыми волосами, сопровождаемого целой свитой из ему подобных совершенно его не волновали — мало ли кто понаехал посмотреть на королевскую резиденцию по горячим путёвкам-то... К тому же, немаловажно было и то, что солдат в русском языке был ровно столь же сведущ, сколько камбала в ядерной физике, и абсолютно по этому поводу не комплексовал.

– Слушай, я серьёзно говорю, у тебя горит шапка! – пробовал ещё бороться Нацу.

А Лайт мысленно уповал на то, что Нацу не хватит мозгов поймать самого себя на слове.

И, кто бы мог сомневаться, Нацу хватило.

Когда в следующую минуту ребята увидели небольшую, взметающуюся к небу струйку дыма, исходящую от шапки гвардейца, то поняли, что Драгнил, оказывается, способен пакостить даже втихомолку. И Люси бы его за это похвалила бы, если бы не увидела, как её друг заходится от смеха, но сдерживается, закрывая себе рот рукой и наливаясь свекольным соком. Лайт, однако же, как и Эдвард, не видел в происходящем ничего смешного, ибо не хотел, чтобы его объявили в международный розыск, как пособника преступлению.

Очевидно, молодой солдат заподозрил неладное, потому что, всё ещё не отрывая глаз от неба, он приподнял руку и ощупал шапку. Ружьё в другой его руке предательски дрогнуло, но едва ли Нацу было настолько щепетилен, чтобы заметить это. Потом солдат, лицо которого заметно напряглось, стал медленно перебирать глазами присутствующих посторонних людей, и, когда наткнулся на Нацу, в глазах у него как будто прояснилось, вот только Лайт не думал, что это был огонь внезапного просветления ума. Нацу всё ещё сотрясался от сдерживаемого хохота. Стоит, однако, заметить, что волшебник вовсе не был таким вредным, скорее он просто не любил проигрывать. И если уж он поставил себе целью достать этого парня, то он это сделает! Он вызывает его на поединок мужской стойкости, и неважно, что оппонент твой не знает о том, что у него поединок.

Лайт закрыл глаза и медленно начал отступать прочь, чтобы даже присутствием своим при этой срамоте не оскорбить своего достоинства. Огонь на головном уборе гвардейца постепенно разгорался, и по мере того, как он всё больше уверовался в причастности к этому Нацу, в лице его заметно появлялся дискомфорт. Разумеется, он уже достаточно послужил здесь и знал, что почём, и что всякое случается, таможня туристов мало-мальски фильтрует, но не настолько, это он прекрасно понимал, но — ё-маё! – иногда шалости переходят всякие границы, а они находятся не где-нибудь, а в королевской резиденции.

Все эти факторы, видимо, сложились в голове молодого солдата, и минуту спустя они – то есть я имею в виду всю нашу компанию, сверкающую пятками на всю улицу, несущегося за ними вприпрыжку Нацу и молодого гвардейца, бежавшего вслед за ними с ружьём на плече и всё такой же прямой.

– ПОЗДРАВЛЯЕМ, НАЦУ, ТЫ — БАЛБЕС!!!

И когда, скрывшись в одном из общественных туалетов, они наконец оторвались от погони, Альфонс Элрик решил, что за один день прожил больше, чем все нормальные люди проживают за неделю. Алхимик с трудом представлял, что они будут делать завтра, потому что сегодня они, судя по всему, пережили и увидели всё, что только можно было. Люси быстренько клацнула фотоаппаратом, потому что туалет в Лондоне больше напоминал подземку и представлял живой интерес, ибо в мыльницах там на самом деле было мыло, хотя Ал подозревал, –и небеспочвенно, небезосновательно! – что и без того запомнил всё до мельчайших подробностей, каждую пору на лице одуревшего гвардейца, каждую трещинку в асфальте и каждый квадратик мостовой, по которой они от него удирали. Подобное он испытывал этим летом, когда имел неосмотрительность последовать за Аканэ в самую гущу событий и напороться на Песочного Карпа, что в момент разрушило его ощущение идиллия и цивилизованного нормального отдыха, к тому же Альфонс успел порядком забыть, что такое обыкновенное, милое путешествие. Словом, он был абсолютно уверен в том, что они уже и так сделали всё, что могли.

А вот Лайт был с ним категорически не согласен. Он не смел надеяться, что всё пройдёт идеально гладко, учитывая, какую компанию он себе для этого выбрал, но всё же в глубине души верил, что и на его улице будет праздник. Ради чего же он сюда, собственно, ехал!

Так что когда, убедившись, что гвардеец, судя по всему, не сумев задавить в себе достоинства и зайти в женский туалет (а именно там спрятались наши герои), ушёл обратно на пост, ребята вышли на улицу, Эд достал карту и осведомился, куда пойдём теперь, Лайт подался вперёд, не позволив никому даже открыть рта:– На Бейкер-стрит, – твёрдо отчеканил он тоном, не терпящим возражений.

– Чего?.. – хотел было спросить Эдвард, недоумённо глядя на друга.

– На Бейкер-стрит! – повторил Ягами. Прозвучало это так, будто это он приказал нерадивому ребёнку немедленно идти в постель, так что Элрик ещё некоторое время тупо смотрел на отличника, словно не ожидал от него такого напора.

– Э-э... ну... ладно, давай... – неуверенно согласился он, и, прежде, чем бывший Стальной алхимик успел сказать ещё что-нибудь, Лайт небрежно выхватил из его рук карту города и широкими, твёрдыми, волевыми шагами, направился прочь.

Друзья рассеянно переглянулись, но, поскольку делать было нечего, быстренько направились за ним. ?Надо же, даже у Лайта-куна глаза загорелись?, – заметила Уинри, едва поспевая за Ягами, потому топал он воистину семимильными шагами. Эдвард сначала изумлённо, затем несколько благоговейно смотрел в спину друга, волю которого невозможно было сломить, потому никто и не пытался протестовать, а затем даже с нежностью и умилением, ибо бы Лайт очарователен в своём чистом и искреннем порыве, когда не было на нём маски хладнокровия (хотя избытком эмоций он всё равно не страдал) и равнодушия, как забирался ему в волосы прохладный сырой ветер, как он периодически сверялся с картой, не замечая ничего вокруг, как он то и дело резко сворачивал, потом долго шёл вперёд, снова глядел н карту, хмурил брови, хмыкал, осматривался вокруг и удовлетворённо кивал.

Эдварду вообще нравилось, когда человек бывал чем-либо увлечён, ибо в такие моменты человек был воистину прекрасен. Юноша тоже читал книги и прекрасно мог понять, что Лайту понадобилось на Бейкер-стрит, и даже мысленно удивлялся: как Лайт умудрился продержаться среди них так долго и не взвыть? Стало быть, он определённо делал успехи. Элрика это порадовало вдвойне. Люси и остальные трусили вслед за ними, едва успевая на ходу фотографировать окрестности, а Нацу был поглощён тем, что выковыривал из кармана джинс затерянный там намедни засахаренный орешек и последующей делёжкой им с высунувшейся на воздух (улицы почти пустовали) головой Хеппи. Грей на лакомство не претендовал, он был слишком занят разнашиванием и изучением обновы, а Дождия была занята тем, что мысленно лишала Фулбастера всякой одетости. Он этого знать не мог, но ему и не полагалось.

Так что, когда перед ними наконец возник дом, где было торжественно начертано ?The Sherlock Holmes museum?, и дверь с надписью ?221 В?, у Лайта заблестели и засверкали глаза, и на минуту он совершенно перестал походить на себя обычного. На лице его заиграла блаженная улыбка, и он с видом благодарного благоговения взглянул на всемогущего амбала в форме, стерегущего обитель всех любителей детективов. Нацу и Грей по обе руки от Лайта изумлённо взглянули на его восхищённое порозовевшее лицо – ибо наконец у него тоже сбылось! – и переглянулись, как бы удивляясь тому, что ещё никогда не видели, чтобы Лайт так улыбался. Они могли бы пошутить, мол, мы даже не знали, что Лайт умеет улыбаться, но сдержались, потому что это бы испортило всё очарование момента.

Дрожащими руками вручив амбалу восемь фунтов (от привалившего счастья Лайт вдруг так всех вокруг полюбил, что сам был готов заплатить за остальных, но, к счастью, каждый внёс свою лепту и внакладе не остался), он вошёл в переднюю. По дороге он всё никак не мог перестать кивать в такт своим мыслям, ибо всё, что он читал, он видел воочию, и всё никак не мог понять, почему ему, при его выдающихся аналитических способностях, никогда ещё не попадалось интересного дела, в котором он столкнулся бы с неуловимым и тонко мыслящим, а, может, и просто очень дерзким, но умным преступником, и блестяще бы раскрыл дело, а в награду бы ничего не попросил, потому что быть детективом — и без того высшее блаженство.

Правда, если бы Лайт знал, чем закончится его весёлая поездка в Англию, то вряд ли он был бы таким оптимистом, потому что это был лишь первый день их пребывания в это загадочной во всех отношениях стране, но не будем забегать вперёд.

Первый этаж занимала передняя и сувенирный магазин. На резных деревянных шкафах лежали многочисленные головные уборы разных расцветок, но практически одинаковые по форме, на соседних стояли шляпы-котелки, аккуратно сложенные комплекты одежды (?О, косплей!? – восторженно воскликнула Аюми, а Аоки, бюджет которой был, скорее всего, ограниченней всех остальных, была рада, что младшую сестру, которая, к слову, была всего на год младше, приняли за ребёнка и не заставили платить восемь фунтов), там же на нижних ярусах лежали многочисленные плюшевые медведи в традиционных английских костюмах. Чуть подальше на столике стояли большие и поменьше стеклянные шары, в которых на бархатной поверхности стояли многочисленные фигурки главных и побочных героев, ещё чуть поодаль стояли многочисленные карикатурные серебристые фигурки, фигурки из гипса и из стали, так, что глаза разбегались.

На тщательно приколоченной к лиловой стене деревянной панели висели курительные трубки разных оттенков и размеров, а по бокам пристроились гравюры кораблей. Из другой стены торчала огромная чёрная собачья голова, смотрящая на посетителей страшными, тёмными глазами; на высокой зелёной полке, которая поднималась вверх от самого пола, такие ещё бывают в супермаркетах, и на них обычно раскладывают кроссворды и журналы с телепрограммой, стояли книги. От них приятно пахло зарубежной типографией, на корочках были выведены золотые английские буквы, некоторые были потрёпаны временем, от некоторых так и веяло древностью, Люси такие книги называла ?намоленными?. Она тоже блаженно вдохнула запах старых страниц и начала рыться в сумочке в поисках кошелька, дабы купить хоть одну, которая бы так прекрасно пахла.

На столике, что стоял чуть подальше от окна, расположились ряды кружек с нарисованным на них профилем великого детектива. На застеклённой витрине они видели лежащие на тёмно-синем шёлке трубку, армейский револьвер, лупу, некоторые другие предметы, скреплённые между собою красной лентой рукописи. Что это такое, Ранма даже не пытался предполагать. Но только чувствовал, что идея эта нравится ему всё больше и больше.

После этого вся процессия поднялась на второй этаж, где, собственно, и располагалась гостиная и смежная с ней комната Шерлока Холмса. Нацу понимал о чём речь лишь потому, что пару недель назад смотрел фильм по телевизору и мало что для себя усвоил, но судя по тому, какой святыней это было для многих знакомых ему людей, он решил, что наплевательское отношение здесь недопустимо. Так что всю дорогу Драгнил принимал активное участие в действии, то есть нюхал книги, хотя нашёл, что пахнут они невкусно, за что Люси одарила его презрительным взглядом, обнюхал он также и трубки, и фигуры, и одежду, Мисти даже испугалась, что охранник примет его за токсикомана и выведет из музей, но, слава Богу, обошлось.

Когда они попали в гостиную, Нацу был просто поражён сходством. Книжные стеллажи, два кресла, столик, на котором в хаотичном порядке лежали распакованные письма, шляпы, лупа; опирающаяся о стену скрипка и смычок, портрет автора, висящий над письменным столом...

Люси непрерывно клацала фотоаппаратом, восхищённо вздыхая, потому что подмышкой у неё покоилась купленная книжка. Следующие минут семь они все хором громко смеялись, хохотали и почти катались по полу, и причиной тому был Нацу, который проявил великую расточительность и приобрёл трубку с шапкой, что ему в обычной жизни ни коим разом не понадобится. На самом входе охранник проникновенно объяснил им, что лучше бы ничего не трогать, но в музее разрешена бесплатная фото- и видеосъёмка, а также можно посидеть в кресле у камина и сделать несколько фотографий на память. И Драгнил, недолго думая, нахлобучил на себя шапку, сунул в рот трубку (он сделал это почти правильно, ибо внимательно смотрел фильм и видел, как это делается) и с многозначительным видом плюхнулся в кресло у камина, изобразив невероятную работу ума, которая в исполнении такого олуха, как Нацу, всегда вызывала волну бурного хохота.

Нацу лукаво улыбался друзьям, поднося пальцы к трубке и со всем изяществом, на коево был способен, отнял её от рта и сделал губы трубочкой, изображая мнимое колечко дыма. Затем, поскольку охранник остался на первом этаже, а других посетителей музея не предвиделось, решились выпустить на волю Хеппи. Нацу сажал кота себе на колени, напяливал ему на голову шляпу, засовывал ему в рот трубку, и оба они счастливо улыбались в объектив люсиного фотоаппарата. Эльза не могла спокойно смотреть на такое веселье, засунулась в их поле зрения и быстро перетащила многострадальную шапку себе на голову. И компанию снова пробил приступ истерического смеха. А Скарлетт решила, что непременно заимеет костюмчик и заложет его себе в волшебное пространство.

Третий этаж занимали комнаты Ватсона и миссис Хадсон, а на четвёртом этаже красовались восковые фигуры героев, представляющие собой иллюстрации к разным из повестей. Лайт не знал, можно ли вообще было быть счастливее, чем он был тогда. Все его печали как-то незаметно растворились и он вдруг незаметно для себя почувствовал несбывную любовь к этой сумасбродной компании, такую лёгкую, сезонную нежность, но был искренне рад, что оставил от поездки такие приятные, милые сердцу воспоминания.

– В последнее время Лайт-кун такой радостный,– с улыбкой заметила Уинри, пока Лайт битый час копошился около полки с книгами, не зная, какую именно ему взять. – Мне это нравится.

– Ага. Мне тоже, – согласился Эдвард и по-английски поблагодарил охранника, который отвесил им лёгкий, слегка прохладный поклон.

Но, забегая немного вперёд, стоит заметить, что поездка в Англию впоследствие показалась Лайту куда длиннее, ибо имели место быть некоторые обстоятельства, могущие в равной степени и доставить некоторое удовольствие, и совершенно расстроить милую, приятную поездку, но это зависит от того, с какой стороны посмотреть. Сейчас этого знать не мог никто, по впереди наших героев ждали куда более волнительные и серьёзные события.А пока Ягами Лайт жаждил загадки, и она не заставила себя долго ждать.