Глава 20. Вперёд, в Англию! (2/2)

– Что-о-о?! – возопила Аоши вне себя от гнева. Тут даже Мисти попятилась, ибо долг свой учительский не допустить рукоприкладства она уже выполнила, а дальше всё их разборки уже не её забота, поэтому с чувством сдержанного долга Вильмас выторглась из их поля зрения. – Это я-то истеричка?! А Трей... Трей... Трей... – задыхаясь от возмущения, срывающимся голосом изрекала она, словно ища подходящее слово. – ТРЕЙ ВООБЩЕ ГОЛУБОЙ!

Хоро-хоро даже дар речи потерял, как, собственно, и все остальные, от такой неслыханной клеветы. По комнате прокатилось ?Ох!?, особенно впечатлительные зажали рот рукой, а Лайт вообще чуть ли не встрял, потому что не того он хотел, когда призывал друзей воспользоваться их способностями. Наверное, всякие обыватели, начитавшиеся фантастических книг, воображают, будто бы знаться с волшебниками очень здорово и удобно, ведь они всё что угодно могут сотворить из ничего, а быть магом и вовсе предел мечтаний, но едва ли они даже близко представляли что это такое на самом деле. Впрочем, Ягами и сам был бы не против, если бы эти иллюзии оказались правдой, однако стоило признаться, что не слишком-то она справедлива: волшебники, в конце концов, тоже люди, и тоже могут злиться.

Правда, обо всём этом Лайт подумал гораздо позже, ибо в тот момент хотел лишь одного: чтобы весь этот бардак наконец кончился, Аоши сотворила какой-нибудь быстрый и не пыльный фокус-покус, Трей отсовокупился куда подальше, а отличник спокойно поехал бы в Англию и весь день любовался на запрятанную под стекло трубку Шерлока Холмса.

Хорокеу явно собирался найти эффектный, искромётный, стопроцентный ответ, который поставил бы эту нахалку на место, но её выпад оказался настолько метким и беспроигрышным, что шаман решительно не знал, что ему предпринять. Но сдаваться просто так он не собирался (всё-таки он был без пяти минут Король Шаман, и если бы не этот баран Зик Асакура, он бы уже давно всех сделал и заслуженно занял бы трон и стал править миром!), хотя желание сделать это было непреодолимым, потому что Трей просто-напросто устал. Анна заставляла их пробегать по двадцать километров утром, – что составляло восемьдесят кругов вокруг школы — затем быстрый завтрак рисом (от которого уже тошнило не хуже Нацу), а затем ещё тридцать километров — сто двадцать кругов. Во-первых, было тяжело считать, во-вторых от вида школы уже хотелось ?блеват и кидат?. Но он же, в конце концов, мужчина, и не может так просто уступить какой-то ненормальной грубиянке!– Я... Я не голубой! – почти отчаянно выкрикнул Трей. – Я СИНИЙ!

Тут от хохота покатились практически все, так что про неловкость забыли. Но проблемы с паспортами это не решило, так что пришлось Аоши, тщательно шлифуя каждое слово, делать из обычного блокнота паспорт для Нацу. ?О, нежнейшее производство типографского искусства?, – монотонно, с придыханием, говорила она, не понимая, как сама ещё не смеётся (Люси подсказала ей изложить свою мысль с помощью заклинания, как они это сделали, когда хотели превратить бедных Лайта и Эда обратно в парней), – ?О, поражающий своей изысканностью предмет, в коий я вплетаю свои скромные чары, прими их!?– А можно быстрей, а? – нудно вставил Грей, очень уж ему не терпелось увидеть собственное удостоверение личности, а не глазеть на сидевшее в печенках лицо Нацу. Раньше удостоверением служил герб гильдии у него на правой части груди. Эльза наградила его таким взглядом, что тот, должно быть, забыл, как надо разговаривать.

?Прошу, позволь нам лицезреть на благословенных всеми святыми твоих страницах облик этого скромного простофили?, – продолжала Аоши, искоса поглядывая на Нацу, который, видимо, был слишком поглощён процессом, чтобы понять, что его в некотором роде оскорбили. Никто не знал, слышит ли её этот блокнот, найденный Эдом по грязной скатертью в столовой и заляпанный картофельным пюре, но чувствовали, как их переполняет благоговение. – ?И дай мне запечатлеть на офсетном твоём полотне (?Боже, что я такое несу?!?) личные данные этого человека, любезно сочинённые твоим покорным слугой. Э-э... Паспорт!?

И перед возбуждёнными лицами наших героев возникла маленькая книжечка в тёмно-красном переплёте, и на ней золотыми буквами было начертано: ?Паспорт?. Такую хитрую штуку стоило создать хотя бы ради того, чтобы увидеть реакцию Нацу. Сначала он разинул рот, подивившись такому чуду, а затем медленно, дрожащей рукой потянулся к книжечке и бережно зажал между ладонями. Потом он поднёс её к самым глазам, словно не веря, будто она отныне принадлежит ему, радостно выкрикивал что-то нечленораздельное, почти плакал от счастья, припадал к ней щеками, яростно обнюхивал, радостно сообщал, что пахнет картошкой (Аоши тихонько ойкнула). Драгнил отстранял паспорт от глаз, смотрел издалека, снова восторженно кричал что-то, божась, что будет беречь его охранять от всяческой напасти, тыкал его в нос Хеппи, призывая его порадоваться вместе с ним, всячески просил принюхаться, взвизгивал от переполняющих его эмоция и наконец в порыве счастья облизнул книжку. К счастью, эта участь постигла только обложку, но Нацу Эльза вырубила, паспорт забрала и спрятала на самое дно приготовленного чемодана.

Подобный ритуал был проделан с удостоверениями всех волшебников из Сильнейшей команды, после чего все удовлетворённо сели пить чай. Мысленно Лайт уже составлял маршрут своего путешествия, рисовал карту, воображал себя рассматривающего английское издание его любимого детектива, где имя автора начиналось с неизменного ?Sir?, уже видел это чистое небо, колеблющееся от звона огромных часов, кожей чувствовал сырость... Все мысли Хитоми были сосредоточены на том, чтобы попробовать настоящий английский чай, привести как можно больше домой, а может даже и схватить несколько мыльниц из гостиницы, если будет возможность. Харухи думала искать по улицам Лондона невероятное, и уже даже продумывала план, когда Микуру изо всех думала, что будет делать в связи с тамошней сыростью со своими волосами.

Условились (если, конечно, не случится ничего непредвиденного) встретиться завтра около школы, чтобы затем, проверив всё и всех, поехать в аэропорт. Располагался у чёрта на куличиках, на самой окраине города, так что удивительно, как о его существовании ещё не забыли, на том месте, где раньше была старая обветшалая музыкальная школа, которая много лет назад перекочевала в центр города и с тех пор с посадочной полосы улетает по два-три самолёта в день. То ли самолётов у них было ну очень впритык, то ли город наш забыли нанести на карту, то ли пилот сказал ассистенту ?Ничё, Иваныч до Москвы точно долетим?, и тот согласился... словом, на взгляд Лайта организация была, прямо скажем, слабенькая, как говорил Эд: ?Два слова — ужасный, менеджмент?, и вызвала смутные сомнения, но, поскольку выбора особого не было, Ягами терпеливо повторял слова про Англию и музей, и, даже изобразив подобие улыбки, побрёл домой. ***– Мам, пап, можно я в Англию слетаю на несколько дней?

На радостях Лайт даже не успел придумать убедительных реверансов, которые должны были украсить его вопрос, придать ему изящества и скрыть все острые углы, но парень слишком сильно хотел поскорее получить разрешение и начать собирать вещи, чтобы ещё тратить на это силы, которые мог бы употребить на сортировку словарей и разговорников.

Не переставая жевать чипсы, Саю предусмотрительно потянулась к отцу и свистнула с его стороны все острые-колющие-режущие предметы, боясь, что даже кроткая физиономия старшего брата не гарантия семейного спокойствия. Наступило молчание, во время которого Сатико разрывалась между необходимостью удержать раскалённую сковородку в руках и желанием всё-таки открыть рот и спросить. Она пока не определилась из бешенного потока вопросов, что именно, но что-нибудь определённо надо было спросить. Лайт и не ожидал, что будет просто, только был уверен, что не растерял ещё всей хватки и, даже заклинание творя, убедить родителей сможет, но самым сложным оказалось выдержать их пристальные взгляды, которые, возможно, были обращены и не к нему, а к пространству у него за спиной, но разобраться времени у него не было, потому что только он подумал, что, наверное, ему тоже хорошо бы сесть, как молчание наконец было нарушено:– Но Лайт, это... – очень вероятно, что таким образом Соитиро хотел выразить своё опасение, а не собирается ли сын смотаться неизвестно куда один, когда в мире так неспокойно. Но он вовремя осёкся, вспомнив о том, что через два месяца парню будет уже семнадцать и, скорее всего, подобное недоверие ему не слишком понравится.

– Ты что, один туда собрался? – быстро прейдя в себя и уперев руки в бока, вопросила мать, будто её замешательства и не было. От такой резкой перемены даже Лайт оробел.

– Н-нет, конечно, – поспешно заверил он их. – Просто Рюзаки и пара его, гм, хороших знакомых (о том, что вместе с ними собираются летать люди, которые показали себя не со слишком выгодной стороны в новогоднюю ночь, особенно дуршлакоголовый эксгибиционист, Лайт предпочёл умолчать) собирались слетать домой и позвали меня присоединиться. Все денежные вопросы они уладили, мы посмотрим достопримечательности, прогуляемся и всё...

Конечно, последняя фраза особой роли не играла, потому что родители уже начали рассматривать затею с практической точки зрения, а именно с той, что неудобно как-то взваливать на почти незнакомого, хотя и уважаемого (Ватари одним только видом своих идеальных седых усов вызывал доверие) человека, а посему средства на расходы на месте будут выданы Лайту прямо дома. Поскольку тратить деньги направо и налево они не могли — всё-таки незнакомая страна, в которой они только-только обжились, то количество это было очень ограничено, по Лайт и не собирался ходить по бутикам, а просто хотел посетить музей на Бейкер-стрит, а для этого нужна всего лишь жалкая пятисотка, которую он там разменяет на фунты, но не мог же он так просто рассказать об этом.

Сначала было видно, что родители колеблются, впрочем, ещё недавно Лайт отреагировал бы точно так же. Казалось, вот-вот они скажут: ?Прости, Лайт, но на сегодняшний день мы не можем себе этого позволить?, и Ягами бы, изобразив согласную отрешённость, прошёл бы к себе на второй этаж и выругался в тонкую щёлочку в шкафу. Он бы не пережил, если бы псевдо-сирота из Южной Америки Нацу улетел бы туда и только пошёл за пожрал на халяву, а отличник бы остался дома. Он был бы очень рад остаться дома с семьёй, но все они были уже не в том возрасте, чтобы гулять в парке или бросаться снежками, к тому же Лайт вернулся бы на несколько дней раньше, чем кончается отцовский отпуск, так что большой драмы в своей кратковременной отлучке Ягами не видел.

Он едва сдерживался, изображая терпеливое ожидание вердикта, чтобы не напомнить о полагающимся им, как временным эмигрантам, пособие в размере нескольких сотен тысяч местной валюты, которое полагалось им получать весь первый год проживания в стране, в учётом зарплаты получалось, что года два они вообще могут жить безбедно, а поскольку особые замашки были в семье не в почёте, то ничего не мешало бы им выдать ребёнку тыщёнку и отправить на все четыре стороны!

– Лайт, – сказала, наконец, Сатико, и произнесла она это так медленно, что Лайт так и не понял, это отказ, или она просто заходит издалека прежде чем дать согласие, – конечно, тебе это будет полезно, тем более что Вамми-сан (то, что они запомнили его имя, было несомненно хорошим знаком) летит с вами и готов предоставить жильё и всё остальное... Мы готовы тебя отпустить, всё-таки тебе уже шестнадцать, и ты достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе, если только ты пообещаешь, что будешь очень осторожен и позвонишь как только доберёшься...

Дальше последовали долгие и нудные инструкции о том, что можно делать и чего делать нельзя (Соитиро лишь молча кивал, ибо добавить ему было решительно нечего), но Лайт уже не слушал: он уже чувствовал запах дерева, пронзающий взгляд охранника, которому он протягивает восемь фунтов... В общем вкратце дело обстояло следующим образом: поскольку деньги на билет сдавать не надо (хотя очень неудобно, конечно), то юноше полагалось шесть тысяч рублей наличкой (молниеносный пересчёт и перевод... – сто два фунта!), которые он должен был хранить как зеницу ока, если что, не дай Бог, что-нибудь случится, обязательно взять с собой документы о том, что изначально он приехал из Японии по частной инициативе (о том, кто это, говорить не нужно), каждый день семья будет справляться как дела по телефону, по нескольку раз за сутки, от остальных не отставать, а самое главное — каждый день менять бельё и следить за собой.

Лайт уже готов был закатить глаза, – с одной стороны, приятно, когда о тебе так заботятся, но иногда, особенно, когда переваливает за тринадцать, от этого начинает просто тошнить, но Ягами вовремя вспомнил, что всё от неизбывной любви, и улыбнулся. Сатико сама взялась за его чемодан. За время замужества она успела узнать, что мужчины (даже лучшие из них) не всегда подходят к сбору вещей достаточно серьёзно, а потому выгнала Лайт из комнаты, занимаясь его саквояжем, и пообещала отчитаться обо всё, что положет в чемодан. В это время Лайт спокойно объяснял отцу, куда собирается пойти, даже нарисовал на салфетке маршрут, чтобы казаться более солидным и осведомлённым туристом, мельком обмолвившись о том, что заглянет ?на минутку? в музей, а потом Ватари покажет им приют — интересно же, в конце концов, откуда Рюзаки такой взялся. От Соитиро его дешёвый юмор ускользнул, чему Лайт очень порадовался. Винчестер, объяснял он, это почти то же самое, что Манчестер, только на юге, и добираться до него меньше двух часов, а может, и всего полтора.

Саю слушала всё это с заинтересованным равнодушием (потому что живо участвовала в происходящем, но ни секунды не выразила желание поехать с ним, да её бы и не отпустили), ибо лень в ней была пока сильнее любознательности. И когда в дверном проёме показалась Сатико, — порозовевшая, деятельная — она даже ухом не повела, а только потянулась за бананом.

– Вот, – объявила она и с довольным видом указала на идеально сложенные в чемодане вещи, – можешь сам осторожно посмотреть. Там всё: два свитера, брюки, майки, бельё...

– Мам, – перебил её Лайт, растерянно оглядывая содержимое его багажа. – А зачем мне столько носков? – И с недоумением обернулся на мать.

– Эм, Лайт, их меняют, – заботливо вставила Саю.

Само собой, тут все почти зарыдали, но вспомнили, что ответственное очень мероприятие, и придержали смех, хотя у Сатико предательски дёрнулась губа и она отвернулась к стенке.

На следующий день, стоя на пороге, кутая сына в два шарфа, Сатико по три-четыре раза спрашивала, не забыл ли он паспорт, взял ли всё, что ему нужно, Лайт в который раз говорил, что да, взял (половину свитеров-толстовок-носков он повыбрасывал обратно в шкаф, заполнив освободившееся место плеером, книгами, словарями, разговорниками и блокнотом с ручкой). Мать снова просила Лайта поклясться, что он будет осторожен, будет звонить и менять бельё каждый день. Отличник чуть не сказал: ?Вы меня на фронт отправляете или окультуриваться??, но сдержался, не хотелось ему портить такой день едкими замечаниями. Он уже держал в одной руке чемодан, а в другой — небольшую дорожку сумку с некоторым съестным. Соитиро с сожалением вздохнул и слегка потрепал сына по плечу, на большее его не хватило. Лайт было хотел напомнить, что он скоро вернётся, но решил, что не стоит ему навязывать им своё подростковое мышление. Наверное, в далё-оком-далёком будущем, когда у него появятся свои дети (при одной этой мысли Лайт содрогнулся) и они захотят смыться куда-нибудь за океаны, это будет наполнять его родительское сердце грустью.

Испугавшись, что сейчас передумает, Лайт отогнал от себя эти мысли и весело улыбнулся родственникам, ещё раз пообещал быть на связи и с чистой душой отправился на остановку. ***Конечно, Лайт ожидал худшего, если вспомнить вокзал, где они впервые ступили на русскую землю, а потому остался относительно доволен, тем более, что общаться с посторонними ему всё равно не придётся. Можно считать, что их просто подвезут до Лондона по старой дружбе. Приятно было осознавать, что завтра в это же время они будут в Лондоне, в совершенно другой стране. Стоит заметить, что из нашего чебоксарского аэропорта в Великобританию отродясь не летали самолёты, но Ягами уже на такие чудеса насмотрелся, что не обратил на эту небольшую нестыковку никакого внимания, а сразу направился к самой большой, а, соответственно, самой шумной группе, присутствующей в огромном широком вестибюле. Снаружи шумели отлетающие самолёты, а внутри стояла относительная тишина, потому что все производимые звуки разлетались по необъятному помещению и растворялись, как бы сказал Лен, в эфире.

Завидев Лайта, группа радостно замахала руками, словно бы только его и ожидали. На самом деле должна была подойти ещё и Миса, которая задерживалась, но до отлёта было ещё достаточно времени, так что большая часть решила употребить его на поедание запасов.

– Надо поесть, пока есть возможность, потом же целый день нельзя будет, – озабоченно бормотал Нацу, с таким вожделением разворачивая пирожок, словно это был последний пирожок в его жизни.

– Успокойся, Нацу, в самолёте кормят, – заверила его Люси, Драгнил успокоился, но пирожок всё-таки съел.

– Люси всегда всё зна-а-ает, – мяукнул кто-то из-за спины Нацу. Лайт сразу догадался, что это был Хеппи, которого в целях предосторожности запихнули в отдельную сумку, которую волшебник тащил на себе. К слову, с Шарли поступили так же, только она пряталась в рюкзаке улыбающейся Венди.

Мисти мельком взглянула на наручные часы и обернулась на стеклянные стены, открывающие вид на воспаряющих к небесам гигантов.

– Ещё двадцать минут, – сообщила она Эшу в следующую секунду. – Если Миса не придёт через пять минут, начнём проходить регистрацию без неё.

– Я ту-ут! – донеслось до них эхом. Амане Миса, вся розовая не то от спешки, не то от мороза, бежала к ним, и цоканье её каблучков разлеталось во все стороны, так что, если бы ребята не увидели её приближающуюся фигурку в конце зала, но так и не поняли бы, откуда шёл звук.

– Так, теперь все в сборе, – объявила Мисти, мгновенно заставив всех прекратить галдеть. – Итак, – сказала она после некоторой паузы, – мы летим в Англию, мероприятие ответственное, поэтому очень вас прошу, не делать глупостей, потому что, хотя эта мысль вызывает у меня глубочайшее отвращение, я, Эш и все остальные...– Могла бы и назвать наши имена! – обиженно воскликнули в один голос Мей и Трейси, но вместо того, чтобы отреагировать, Мисти продолжала:– ...в ответе за вас, поскольку мы ваши учителя. Прошу вас держаться вместе, не оставаться наедине во избежание неприятных ситуаций. Если с кем-нибудь из вас что-нибудь случится, это плохо скажется на нашей репутации. И на нашей зарплате. Так что УМОЛЯЮ, ЗАКЛИНАЮ, особенно тебя, НАЦУ ДРАГНИЛ, и тебя, ЙО АСАКУРА, не делать глупостей и избегать приключений. На этом всё. Идёмте регистрироваться.

Это Лайту было как раз по душе. Никаких приключений, спокойное, мирное, приятное путешествие с целью расширения кругозора, окультуривания и просто удовлетворения любопытства, давно его терзавшего. Может, даже Нацу понимает всю ценность этой поездки, потому что всю регистрацию он вёл себя относительно тихо, хотя, возможно, причиной тому была вышагивающая на опасном с ним расстоянии Эльза, которая краешком глаза, но смотрела бы за своими нерадивыми друзьями. Эд непринуждённо семенил рядом с Уинри, явно думая о чём-нибудь своём, потому что, сколько Лайт не гадал, он так и не смог найти удовлетворяющего объяснения, почему Эдварду так пришлась до душе эта идея с поездкой.

Ватари и его воспитанники уже ждали их за стойкой регистрации и предупредительно махали им рукой, и Лайт ещё немного успокоился. Вообще давно он не пребывал в таком взволнованном, но одновременно с тем и приятном состоянии, когда всё впереди лишь свет и ласкающие кожу тёплые волны. Почти с головой погрузившись в эйфорию, он не заметил стоявшую рядом с ним Аканэ, которая, однако, ничем не выдавала своего присутствия. Но, когда Ягами немного опустил глаза и заметил её, в самые пьянящие его мысли неожиданно закралась суровая реальность. Аканэ Осаки — пришелец из космоса, это факт, по крайней мере, причин сомневаться в этом у отличника не было. Она сказала, будто бы он оказался здесь не просто так, и что он вообще из другого мира. Не то чтобы Лайта сильно потрясла эта новость, сегодня он почти ничего особенного в ней не видел, но теперь он решительно не знал, как ему общаться с этой девушкой.

Подобное он уже испытывал пару лет назад, вскоре после знакомства с Мисой. Лайт вновь погрузился в воспоминания. Им обоим было по четырнадцать, и это был второй класс средней школы, он хорошо помнил, что это была середина осени, но обедать на школьном дворе всё ещё было неописуемым удовольствием, по крайней мере до того момента, пока она не подбегала и не садилась рядом. Миса тогда даже не была такой болтливой, хотя, стоило ей разойтись, и у Лайта пропадал аппетит. Но почему-то ему всё чаще тогда казалось, что дело не в том, что она какая-то противная девчонка, а просто слишком другая, чтобы нравиться ему. Лайт помнил, что всё время она говорила странные вещи, про которые ему было неинтересно слушать, как, собственно, и все уроки в школе, он встал, отряхнулся от пыли, слегка развернулся, дабы не развеялась последняя легенда о его аристократической вежливости, попрощаться. Помнил, как она тоже поднялась, бесшумно, быстро, почти невесомо, как лёгкая, светлая, чистая улыбка скользнула по её губам, как во мгновение ока у него в животе что-то забурлило, как Миса подошла к нему под яблоней...

– ...ты в порядке, Ягами-кун?Вопрос раздался столь внезапно, что Лайт даже вздрогнул в надежде, что Аканэ этого не заметила. Если она и заметила, но совершенно не изменилась в лице, всё ещё лукаво глядела на него с бледноватого, гладкого, красивого лица, чуть заметно улыбаясь, и выражение менялось лёгким колыханием взгляда или сменой красок на лице...

– Д-да! – поспешно соврал Лайт, вдруг разглядев нечто очень интересное у себя на ботинках. – А-а что?..

– Нет, всё нормально, – безмятежно прожурчала Аканэ и вновь упёрлась взглядом в спины стоящих впереди. Надо сказать, тот факт, что кто-то умел сохранять невозмутимость искуснее его несколько напрягала Лайта, но останешься тут невозмутимым, подумал он, и на душе у него стало спокойнее. – Между прочим, – вдруг произнесла Осаки вполголоса, вновь заставив Ягами вздрогнуть, – кажется, ты уже к нам попривык.– Спасибо, что заметила, – попытался съязвить отличник, но нашёл, что получилось не совсем то, чего он хотел. Аканэ коротко хихикнула, и опять её мягкое лицо перестало что-либо выражать. – Знаешь, – неуверенно произнёс юноша, пятой точкой чувствуя, что пожалеет об этом, но задним числом предполагая, что ещё больше пожалеет, если промолчит, – касательно твоего рассказа, у меня такое чувство, что я не просто начинаю в него верить. Я... я тебе верю.

– Обратное было бы странным, – отметила Осаки.

Скрепя сердце, Лайт был вынужден согласиться. По многим признакам было ясно, что и Кабеякава, и замкнутое пространство, и исчезнувшая Хошино, – не могли быть просто сном, так что оставалось лишь поверить в то, что Аканэ пришелец или, по крайней мере, каким-то образом с ними связана. Это было если не очевидно, то во всяком случае с трудом поддавалось сомнению, но кое во что Лайт ни за что бы не поверил никогда. Аканэ, возможно, и не рассчитывала, что он её услышит, но, уходя из кафе, где была назначена их встреча, он услышал, как она сказала ему в спину: ?Но рождён ты был не в этом мире? Зашибись, пронеслось в голове у Ягами, если хоть на какую-то долю процента это правда. Хотя, очень может быть, что такая версия казалась ему нереальной, потому что он слишком мало знает, но даже в этом неприятном случае Лайт близко не представлял, как можно переместиться из одной реальности в другую и не заметить этого.

– Команда SOS наконец выходит на международный уровень! – вещала тем временем Харухи, бурно жестикулируя так, что Кёну приходилось судорожно лавировать между её непрерывно движущимися руками.

А Эдвард подумал, что, наверное, не зря судьба чинила им козни и так долго мешала добыть документы для волшебников, которые в этом мире были незапланированными гостями и существовать как граждане начали только со вчерашнего дня. Судьба всё ж таки не дура и не могла допустить, чтобы такие как Харухи плодились и размножались, а уж тем более распространялись даже за пределами континента, ибо жалко ей этих бедных иностранцев, ещё не знающих всего ужаса радости Харухи Судзумии. И, в благоговении застыв перед величественным, белоснежным воздушным судном, Эдвард почувствовал, что Кён думает о том же.И, в последний раз вздохнув на русской земле, вся процессия двинулась внутрь, предвкушая массу впечатлений.

– Вперёд, в Англию!