Война (1/1)

Харви Буллок всегда был хреновым полицейским. Его никогда не интересовали понятия ?служебный долг? или ?закон?, потому что он с малых лет усёк, что в Готэме данные причудливые слова не имели никакого веса, а поэтому, запихнув внутренний голос справедливости в дальний ящик, Харви старался поддерживать с криминальными авторитетами дружбу, а ловил только мелких воришек, убийц, не умеющих заметать следы и других таких же неудачников в ремесле, предпочитая избегать любых точек соприкосновения с преступниками высшего ранга. Даже когда на горизонте вспыхнул, точно сигнальный костёр, Джеймс Гордон, наглядно показавший детективу, что и в безнадёжном Готэме можно восстановить порядок, после его нежданного отъезда Буллок оставил попытки продолжить начатую Гордоном борьбу, сказав лишь сухое: ?Это Готэм, его уже не спасти, Джимми?. Мужчина чувствовал постыдную слабость и трусость, но он слишком дорожил душевным спокойствием, чтобы позволить себе любимому вылезти из вонючего хлева, выбирая наблюдать за абсолютным триумфом Готэмских клоунов и крушащимся, словно карточная пирамида, городом, постепенно теряя последние капли человечности. Всё это длилось до одного единственного момента. Двери нового пристанища бравых служителей закона распахнулись, погружая помещение в ужасную тишину громким ударом об стены. Люди притихли, страшась подняться со стула и выглянуть из кабинок, дабы поприветствовать незваного гостя. Харви же и вовсе забился в угол, думая, что к ним пришёл кто-то из Валесок, и даже если бы это был Нигма, который частенько захаживал в участок, пытаясь подтолкнуть полицию к действию, Буллок всё равно бы сидел на жопе ровно, дожидаясь, пока Загадочник войдёт к нему сам.—?Эй, братва, выдохните и вылезайте из берлог. Я не кусаюсь,?— жёсткий баритон Джеймса Гордона эхом облетел весь офис, лёгким пёрышком касаясь барабанных перепонок коллег. Вся орава разом вытянула головы, смотря на Джимми глазами, полными удивления, радости, злорадства и надежды.—?А где Харви? —?продолжал Гордон, идя в направлении кабинета и пожимая протянутые руки. Буллок невольно скрипнул зубами, осознавая, что сейчас, когда его тайные мечты о возвращении Джима в Готэм стали реальностью, он не испытывал радости, лишь скользкий, ледяными щупальцами опутывающий его гнилую душу стыд, и мужчине очень не хотелось, чтобы Гордон увидел в нём жалкую овцу, пританцовывавшую под дудочку Судьбы.—?Харви, приём,?— звонкое щёлканье длинных пальцев Гордона привело детектива в чувство, и он по-бульдожьи помотал головой, так что подёрнутые серебристой сединой волосы захлыстали по щекам. Глаза Буллока пробежались по извечно серьёзному лицу бывшего напарника, отмечая появившиеся вокруг губ первые морщинки.—?Зачем пожаловал, Гордон? —?вместо приветствия грубо выпалил мужчина, резко вставая, так что стул отъехал на метра 3, противно взвизгнув колёсиками. Джеймс и глазом не моргнул, только поправил новенький пиджак, следя за манипуляциями товарища. Харви приблизился к Джиму вплотную, практически утыкаясь грудью в стоящего неподвижно Гордона, повторяя вопрос более агрессивно:—?Зачем ты припёрся, трус? Испугался какого-то клоуна, позорно сбежал, а теперь смеешь появляться здесь как ни в чём не бывало? —?Джим усмехнулся уголком губ, глядя прямо на напирающего Буллока, не выказывая ни единой эмоции.—?Я оказался слабаком, базара нет,?— проговорил детектив, не предпринимая ни одной попытки отодвинуться. — Я уехал, и у тебя, Харви, была уникальная возможность проявить себя, встать на защиту города или хотя бы возобновить то, что не закончил дурак Гордон. Ты мог затащить в тюрьму того самого никчёмного клоуна, но ты отсиживаешься тут, стуча зубами, будто тварь дрожащая, пока Готэм рушится, испуская последние вздохи, а Нигма звонит мне, отчаянно моля о помощи. Мы оба трусы, но знаешь, в чём разница? Я признаю это, и приехал исправить ошибку, а ты так и остался страусом, засунувшим голову глубоко в песок,?— в кабинете наступила тишина, прерываемая тяжёлым дыханием Харви и размеренным Джима. Все полицейские прильнули к стеклу, предвкушая смачную драку, но… её не последовало. Вздохнув, мужчина снова опустился в любезно придвинутое Джеймсом кресло и, нервно помассировав переносицу, сказал:—?Хорошо, мистер охуенность, есть ли в твоей заумной голове план действий?***Дьявольский певец:Добрый вечер, Брюси. Всё хорошо?Дьявольский певец:Да, Брюси, я в курсе. Ты рад?Дьявольский певец:Что именно, милый?Дьявольский певец: *смеющийся смайлик*Кажется, моему черноволосому солнцу пора спать. Ты устал с этой своей учёбой.Брюс Уэйн:Споёшь мне песенку?Дьявольский певец:Хорошо… Ты пока ложись.Парень счастливо заулыбался, запрыгивая с разбега в постель и укрываясь одеялом с головой, дабы вошедший проведать его Альфред не отругал за сидение с телефоном перед сном. Неважно, что Брюсу уже исполнилось 17 лет, мистер Пенниуорт всё также внимательно следил за режимом сна подопечного. Как только за дворецким захлопнулась дверь, проказник откинул мягкое облако и надел наушники, включая долгожданное голосовое сообщение. Раздались начальные аккорды незнакомой Брюсу мелодии, а затем ими завладел бархатный, невыносимо красивый голос Джеремайи.Помнишь ли ты противостояние на разоренном поле сражения,Белые сломанные крылья, бьющиеся в небесах,Предвестники войны с их раскрытой сущностью,И наши шансы, проплывающие мимо?Голос звучал, любовно лаская каждую строчку, перекатывая их, точно сладкий леденец, пахнущий цедрой апельсина, терпко и с ноткой горечи.Если бы я мог исцелить свою память,Я бы вспомнил нас с тобой на том поле…Джереми пропел это тихо, на одном коротком вздохе, ловя последний глоток воздуха перед тем, как, собрав все чувства в единый поток лавы, растекающейся по венам, запеть припев.Когда я думал, что сражаюсь в этой войне один,Ты оказывался рядом, со мной, в первых рядах.Когда я думал, что сражаюсь бесцельно,Ты давал мне причины пытаться…Брюс знал, что младший Валеска поёт эту песню, думая вовсе не о нём, но это совершенно не помешало черноволосому начать задыхаться от вихря эмоций, завертевшегося в его сердце от неповторимого пения Джереми.Переверни страницу, мне нужно видеть что-то новое?—Теперь моя наивность разодрана в клочья.Мы не можем оставаться на этом угнетённом пейзаже,Как бешеные псы войны.Я исцелю свою память,Я вспомню нас с тобой на том поле.Когда я думал, что сражаюсь в этой войне один,Мы были одним целым, наши судьбы сплетались в одну.Когда я думал, что мы сражаемся бесцельно,Ты давал мне причины, зачем это нужно…Голос Джереми перешёл на интимный, едва различимый шепот, пропитанный странной, можно даже сказать, гремучей смесью чувств разного окраса: слепящая боль, всепоглощающая нежность, жаркое вожделение и сладостная горечь.Когда все прячут свои настоящие лица?—Эмоции превращаются в белую мглу,И тогда для того, чтобы прекратить падение,есть лишь собственные ломкие кости…Когда любовь в письмах исчезает,Это как движение в замедленной съемке,И мы уже опоздали, если вообще куда-нибудь доберемся…Теперь мы увязли в этой гонке вооружений?—Невольная зависимость,Мы растеряли все ценности, о которых говорили нам матери…Так покажи мне свое настоящее лицо,Нарисуй линию горизонта,Потому что мне всего лишь нужно твое имя,Чтобы назвать причины, почему я сражался…Брюс Уэйн ещё долго лежал, слушая волшебный голос младшего Валески и медленно проваливаясь в царство Морфея, печально думая о том, что никогда в жизни ему не споют песню так проникновенно, что колени подгибаются от глубины чувств, и захватывающе прекрасным бархатным голосом, окутывающим каждую клетку существа. Потому что мальчик влюбился в того, чьё сердце, увы, принадлежало другому.***Джеремайя устало откинулся на спинку рабочего кресла, с силой надавив холодными пальцами на глазные яблоки. Он не спал уже четвёртый день, постоянно находясь в непрерывной работе, что-то чертя, записывая, отмеривая и не отходя от телефона, давая указания Экко, переговаривая с кем-то, пока Йенни и Джером занимались основным делом?— Готэмом. У Джереми страшно болела голова, он напрочь лишился аппетита, но спать не ложился, не желая новой порции кошмаров. Тут ещё мальчик… Когда Джереми решился спеть песню Уэйну, он думал, что так сможет облегчить боль в душе, но… она раскалилась сильнее, зато хотя бы малюсенькая её часть утекла вслед за мелодией.—?Очень красиво,?— младший Валеска встрепенулся на голос за его спиной, с улыбкой поворачиваясь к говорившему.?— Можно задать тебе вопрос?—?Разумеется, Белоснежка,?— ответил Валеска, смотря, как Микки прислонился к столу, нависая над ним, нахмурив брови. Его руки были судорожно скрещены на груди, намекая на то, что Милкович тщательно подавлял желание обнять Джереми.—?Песня была адресована Джерому,?— ярко-зелёные глаза прошлись по лицу парня, силясь предугадать следующую фразу.?— Почему ты так его любишь? Он же…, — Милкович осёкся, замечая, что Валеска сощурился, как тогда, в день их первой встречи, всё же отваживаясь продолжить.?— Урод, причём моральный и физический. Он сломал тебе жизнь, сделав себе подобным, но ты любишь его так, как он этого не заслуживает. Почему? —?по комнате прокатился звонкий смех, сменившийся серьёзным:—?Хочешь узнать ответ? Взгляни в зеркало,?— лёгким рывком Джерри подтолкнул Милковича к огромному зеркалу, висящему на противоположной стене. Микки рассматривал в отражении лицо Джеремайи, молча ожидая продолжения.—?Наши истории похожи, Белоснежка. Мы оба любим тех, чьё уродство страшнее самого кошмарного чудовища, но для нас оно превратилось в прекрасное совершенство,?— черноволосый фыркнул на такое громкое заявление, но понимал, что в этих словах кроется истина.—?А что насчёт Йена? —?вдруг шепнул Милкович, любуясь расцветшей на прекрасных алых губах, словно бутон красной розы, нежной улыбкой, осветившей кабинет пурпурным сиянием. — У Вас ведь тоже далеко не братские отношения,?— младший Валеска склонил голову в положительном жесте, поражаясь, с какой невозмутимостью Микки говорил об этом.—?Йенни?— стержень, держащий в своих тёплых руках наши сердца. Мы связаны с ним нерушимыми нитями, и только он способен при желании разорвать их. Йен для меня нечто большее, чем просто любовь всей жизни. И это нельзя описать словами, нужно ощущать. Испытывать чувство полного единения, как будто мы?— это две половинки одной души. Знаю, ты скажешь, что это неудивительно, потому что близнецы, но это не совсем так. Он?— лучшее, что подарила нам жизнь,?— Микки слушал его слова, в которых было столько восхищения, радости, счастья и любви, что он был готов поклясться, что никто и никогда никого не любил так, как Джеремайя Валеска старших братьев. —?Также, как и подарок Джерома. Он не сломал мою жизнь, а наполнил её новым смыслом, открыв глаза на реальный мир и дав шанс исправить ошибки прошлого. И я благодарен ему за это.—?Но ты по-прежнему терзаешь себя за то, в чём не виноват,?— тихо возразил Микки, оборачиваясь лицом к младшему Валеске и накрывая его холодные ладони своими.?— Йенни мне рассказывал о твоих панических атаках, и мне страшно, к чему это может привести. Отпусти прошлое, Джереми. Просто живи будущим, наслаждаясь им в полной мере, как я, ?—Валеска одарил парня сияющей улыбкой, привычно потрепав по чёрной маковке и грустно прошептав:—?Увы, теперь это от меня не зависит, Микки,?— он тяжело плюхнулся в кресло, а Милкович, решив сменить тему, спросил, пристально разглядывая непонятные чертежи:—?Над чем работаешь? —?черноволосый впервые в жизни познал глубину бесконечного океана боли, соединённой с пламенем любви, которую он прочувствовал в каждой строчке грёбанной песни, спетой Джереми в надежде, что боль испарится. Любовь и жизнь Валесок?— это вечная безумная война, и Микки с удовольствием вступил в их ряды, идя нога в ногу вместе с падшими ангелами. Губы младшего Валески изогнулись в лукавой усмешке, а лаймовые глаза загадочно вспыхнули.—?Над большим сюрпризом для моей любимой семьи. Скоро узнаешь.***Йен и Джером сидели в машине, изредка посматривая на двери офиса полиции, поджидая, когда их любимая игрушка в лице Джеймса Гордона поедет домой, чтобы проследить его нынешнее гнёздышко, а завтра с чистой совестью начать новый этап игры. Средний Валеска неосознанно грыз ноготь, пока рука брата не стукнула его по бедру, отвлекая от тяжких раздумий. Хотя и сам Йенни чувствовал себя встревоженно.—?Позвони Белоснежке, а? —?не выдержал наконец Джером, получая в ответ короткий кивок в сторону их мишени.?— Да слежу я, слежу,?— Йен улыбнулся, взъерошив короткий ёжик на голове братика и набирая Микки.—?Йен, подожди секунду, я перезвоню,?— раздался на другом конце яростный шёпот, заставивший братьев настороженно нахмуриться. Спустя минуту Микки перезвонил, говоря уже нормальным тоном:—?Привет, дебилы. Как слежка?—?Всё проходит по плану,?— кисло отозвался средний Валеска.?— Что значило твоё ?Перезвоню?? С кем ты там чавкался? —?в трубке послышался смех.—?Придержи коней, Пенни. Я только что уложил уснувшего Барни в постель,?— Йен удивлённо вскинул брови.?— Всё-таки усталость взяла своё,?— словно прочитав повисший в воздухе вопрос старшего Валески, Милкович добавил. —?Пока всё тихо,?— оба старших выдохнули.

—?Что ж, Микки, тогда отбой,?— и вдруг они услышали приглушённый звук.?— Что это, Микки?—?Просто заткните хлебальники и слушайте. Пенни, тебя это особенно касается,?— Джером открыл рот от раздражённого рыка Милковича, тем не менее внимательно вслушиваясь в звучащее едва ощутимое пение. Его глаза постепенно расширялись по мере того, как до него доходил смысл слов, вылетавших из уст луны его жизни, проникая в сердце и заставляя его разваливаться на миллион холодных алмазов и вновь собираться по крошечке, становясь целым и захваченным в тёплые объятия его маленького, глупенького Майи. В салоне наступила тишина, нарушаемая лишь свистящим дыханием братьев.—?Подслушивать не хорошо,?— произнёс Йенни, обнимая притихшего брата и замечая движение дверцы.—?Лекции придержи при себе, Солнышко,?— весело ответили старшему Валеске.?— Удачи и возвращайтесь поскорее,?— Микки бросил трубку, а Джером усмехнулся, заводя машину.—?Не думал, что когда-нибудь сделаю это, но момент настал. Я скажу ?Спасибо? Белоснежке.***Первое, что ощутил Джеймс, когда обрёл способность чувствовать, был холод сковавших его запястья наручников. Затем в мутном мозгу забрезжило понимание, что его пригвоздили к какому-то стулу без малейшей возможности пошевелиться. С трудом разлепив склеенные ресницы, Гордон окинул взором помещение, оценивая сложившуюся ситуацию. Он находился в каком-то баре, заброшенном и задрипанном, где давно не было ни одной живой души. Шорох маленькой пилочки для ногтей привлёк внимание мужчины, и он устремил глаза прямо, уставившись на сидящего перед ним бледного двойника Джерома, задумчиво подпиливавшего ноготочки розовой пилочкой.—?Очнулся, Джимми? —?дёрнул уголками губ незнакомец, не поднимая головы.?— Мы с тобой хорошо знакомы,?— мужчина помотал головой, вызвав дьявольскую ухмылку.?— Ну же, Гордон, не будь дураком,?— Джеймс заметил за спиной мужчины движение и приглушённо выдохнул, признавая в обнявшем сидевшего Джерома Валеску. Сглотнув, Джим прохрипел, не узнавая собственный голос:—?Джеремайя? Что с тобой стало? —?в ответ лишь весёлый смешок.—?Всё верно,?— послышался голос с другой стороны, вынуждая Гордона обернуться, вглядываясь в непроглядную темноту.?— Но вот мы с Вами не знакомы, детектив. Не порядок,?— размытый силуэт внезапно оказался совсем близко, присев на корточки, с любопытством наблюдая за реакцией мужчины с наглым прищуром. Джим молчал, пялясь в ответ в зелёный омут и видя танцующее в бездне адское пламя.—?Три всадника апокалипсиса? А где четвёртый? —?прошипел детектив, плеская сарказмом во все стороны, следя за тем, как Джером обошёл вокруг них, подбрасывая в воздух маленький ножик, а Джеремайя грациозно порхнул к выходу, на ходу ласково проведя рукой по рыжей копне новоявленного Валески, и открыл двери, пропуская троих новых гостей. —?И да, приятно знать вожака сумасшедшего табора. Йен, кажется,?— рыжеволосый рассмеялся, коротко кивая.?— Чего ж ты ждёшь? Если хочешь убить меня?— давай.—?Воу, не так быстро, Джимми. Мои любимки ещё не наигрались,?— средний Валеска, вставший за спиной старшего, противно захихикал, вызвав у мужчины стойкое желание проблеваться.?— Кстати, о четвёртом всаднике. Майя, сюда,?— Гордон воззрился на идущего за Джереми парнишку в чёрном костюме и в карнавальной маске, предчувствуя, что предстоящее видение ему очень не понравится. Неподалеку за всем этим приглядывала Экко и незнакомый Джиму мужик гоповатого вида, держащий пистолет наготове.—?Уверен, этого ты никак не ожидал, Джимми,?— прошептали ему на ухо вечно смеющиеся губы, обдавая горячим дыханием покрывшуюся испариной кожу на шее. Белые пальцы Джереми мимолётно коснулись красивой маски, аккуратно снимая её с темноволосой головы парня и отходя от него, нежно кладя руки на плечи. Джеймса трудно было напугать подобными фокусами, он в этом был твёрдо уверен, но братья Валески умудрялись из раза в раз вгонять Гордона в лабиринт собственной слабости и человечности, упорно тыкая его лицом в то, что страх и желание оставаться в зоне комфорта обращало людей в кукол, которыми играли, подвешивая на верёвочку, такие как Готэмские клоуны, знающие психологию жертв лучше, чем кто-либо. Вот и сейчас колючий ужас охватил Гордона, его взбудораженное сознание кипело, грозясь расплавиться в огненную жижу, тело непроизвольно дрожало, прошиваемое то жаром, то холодом, а глаза смотрели на знакомое милое личико, теперь не выражавшее никаких тёплых эмоций при виде детектива, только сдержанная отстранённость и скучающее равнодушие, теряя догорающие в призрачном закате крохотные лучики веры в справедливость. Проглотив комок, смачивая пересохшее горло густой слюной, Джеймс Гордон всё-таки нашёл в себе силы произнести одно единственное слово, иголками впившиеся в честное сердце детектива.—?Брюс?