Глава 3 (1/1)

Разумеется, они вымокли до нитки. Книга немного спасла их макушки, но в остальном получасовая прогулка привела к тому, что на пороге квартиры они оставили неприличных размеров лужу. Пришлось немного постоять, обтекая, прежде чем Уилл счел, что можно заходить.

Его комната оказалась в самом конце коридора, и всё ее убранство составляла кровать, маленькая тумба, платяной шкаф и стул, не было даже стола. Вещей самого Картера оказалось и того меньше – в шкафу были заняты только две вешалки, зато на небольшом чемоданчике в углу горкой громоздился всяческий реквизит и гиммики – от нескольких колод карт и большого комка цветастых платков до старомодного цилиндра с пришитой к нему вручную фиолетовой лентой.Несмотря на скудность обстановки, в комнатке было тепло, уютно светила лампа в желтом абажуре над потолком, подсвечивая обои в нежный цветочек, а главное – сухо.Уилсон с блаженным стоном опустился на стул, едва переступив порог и разувшись, и проникновенно признался:– Спасибо. Для меня никто столько добра не делал, сколько ты.– Плохо же, должно быть, вы жили, мистер Хиггсбери. И с плохими людьми, – отозвался Уильям, хмурясь и деловито набивая мятыми газетами их насквозь промокшую обувь – чтобы успела просохнуть до завтра и не деформировалась.– Наверное, – Уилсон неловко зацепил одной босой ногой за другую. – Да я просто до сих пор не могу поверить, что мне так повезло. Что нашелся кто-то, кто просто так взял и приютил меня с моей протекшей крышей и диким взглядом. У меня же дикий взгляд, да?– Кто такие мы будем, если не станем помогать людям, таким же, как мы? – ответил Уильям словами своей матери и, выпрямившись, позвал. – Пойдемте. Только не шумите – кухня общая, а все, должно быть, уже легли спать.По коридору босыми ногами они старались ступать бесшумно. Уилсон снял и повесил на просушку свой жилет, и они остались в одних брюках и рубашках – почти одинаковых, немного желтоватых, только у Уилла от частых стирок, а у Уилсона просто от долгой носки, рубашка его, кажется, не видела порошка и мыла давно.– Добрые люди всегда самые бедные, – прошептал Уилсон, когда они пришли на кухню.Уильям вспыхнул, это было видно даже в неверном свете свечи, которую они взяли с собой, чтобы никому не помешать электрическим светом. Он возмутился, тоже шепотом, снимая кастрюлю с выделенной ему полки в холодильнике и ставя ее на плиту:– Я не бедный! Просто моя семья осталась в другом городе, и мне слишком стыдно просить у них помощи, ведь я так их заверял, что меня ждет блестящая карьера… – он вздохнул, помешивая в супе половником. – Правда, старший брат в курсе моего бедственного положения и время от времени присылает небольшие суммы, хотя я много раз убеждал его не делать этого. Но я клятвенно прошу его не говорить матери – расстроится, станет строчить письма с уговорами вернуться домой…

В супе оказалась всего одна косточка, да и та практически без мяса. Поколебавшись, Уилл положил ее в тарелку Уилсона, у которого всё время, пока суп грелся, глаза блестели голодно, и он то и дело вытягивал шею поближе к кастрюле, шумно втягивая носом аппетитный запах. И когда тарелка оказалась перед ним, отчетливо раздалось урчание в животе, на которое Уилл тактично не обратил внимания. Отрезав им обоим хлеба и усевшись за стол, он добавил шепотом, но очень уверенно:– Ничего, я еще добьюсь успеха, обязательно!– Добьешься! – отозвался вдруг с жаром Уилсон в полный голос, и тут же перешел на громкий шепот, порывисто схватив обомлевшего Уилла за руку. – Точно добьешься! А я тебе помогу, в благодарность и… и просто. Просто хочу помочь. Всё-таки я ученый, а любая достаточно развитая технология ничем не отличается от магии.Закончив свою маленькую речь, он с жадностью набросился на суп, проглотив всё в мгновение ока, словно не ел несколько дней, обгрыз косточку дочиста, а затем утерся рукавом под жалостливым взглядом Уилла, едва успевшего притронуться к своей порции. Кажется, он не совершил никакой страшной ошибки, и этот человек не убьет его ночью, расплачиваясь за доброту. В любом случае, бросить его в том доме он бы всё равно не смог.– У вас нет работы? – задумчиво произнес он между ложками супа. – Я даю представление послезавтра. Конечно, все уважающие себя иллюзионисты выступают в паре с прекрасными ассистентками в блестящих платьях. Правда, уважающие себя иллюзионисты выступают не в сомнительных барах на окраине. Но ассистент мне бы тоже не помешал. Некоторые фокусы можно выполнить только вдвоем. Да и… Да и на сцене вместе не так страшно.Неловко рассмеявшись, он понес мыть тарелки. Теплая вода, стекающая по рукам, приятно оттеняла воспоминания о ледяном ливне, всё еще барабанящем по окнам, а бормотание Уилсона за спиной уже показалось Уиллу каким-то родным.– Ассистент. У неудачливого фокусника. А почему бы и нет. Это гораздо, гораздо лучше, чем быть одному и сходить с ума… Спасибо, Уильям. Что веришь в меня, – последние слова прозвучали совсем близко, а потом вдруг Уилл почувствовал, как невысокое тело прижалось к его спине, а две руки крепко обняли поперек тела.

Картер замер от неожиданности. Он очень давно ни с кем не обнимался, и вообще-то это довольно неприлично, но этот человек только что утер рот рукавом... И гнать его от себя ему совсем не хотелось. Ощущать тепло чужого тела, разговаривать с кем-то не в попытке сторговаться на более низкую цену за что-нибудь… Ему этого по-настоящему не хватало. Поэтому он неловко накрыл руки Уилсона своей мокрой рукой и слабо пошутил:– Я в себя-то не особо верю…– Я в тебя верю! – в голосе Хиггсбери снова послышался непреклонный жар, и Уилл не мог понять, что именно чувствует по этому поводу. – То, что ты меня нашел в том доме – это было чудо. И ты обязательно станешь самым великим фокусником в мире. Будешь… создавать иллюзии, совсем как настоящие. И вынимать из шляпы не только кролика, но вообще что захочешь. И тебе даже не нужна будет для этого шляпа. Станешь, кем захочешь, все-все о тебе узнают…Он стиснул уилловы пальцы в своих, а потом отпустил их и, взяв свою тарелку, стал медленно отмывать ее. Уилсон всё говорил и прижимался щекой к его плечу. Они стояли так непозволительно долго, пока наконец он не поставил тарелку в сушку и не отстранился. Щеки у него горели. Уилл смотрел на него сквозь очки округлившимися от удивления глазами и понимал, что собственное лицо тоже начал заливать румянец.– ...спасибо. Мне такого еще никто не говорил. И на самом деле, мне помогли найти вас. Кстати, – он улыбнулся и достал со своей полки хилую морковку. – Надо бы его отблагодарить.Уильям был очень милым сейчас, на этой полутемной кухне, юный, босой, с разрумянившимися щеками... и теперь, когда он без обуви, стало особенно заметно, что брюки ему коротковаты, и как беззащитно торчат косточки на лодыжках…

– Ты очень… звезды и атомы, что за мысли лезут мне в голову? – Уилсон широко улыбнулся и поскреб щетину на подбородке. – Мне точно нужно срочно поспать. Идем. Ты говорил, у хозяйки можно добыть одеяло?Уилл моргнул удивленно и кивнул. В принципе, к этой странной манере разговаривать с самим собой можно привыкнуть…– Подождите меня в комнате, я видел свет из-под ее двери, так что, надеюсь, она не разозлится позднему визиту.На пороге комнаты он появился, едва видимый за своей ношей, когда Уилсон уже скормил кролику его вознаграждение, предварительно устроив ему небольшой допрос и суровую игру в гляделки. Кролик оставался нем, как ему и положено, зато кучка постельных принадлежностей на длинных ногах пропыхтела:– Помогите же мне... Уф. Хозяйка оказалась так добра, что дала даже матрас и не станет брать с нас двойную плату за двух жильцов. Это нам очень на руку, знаете ли… Тут всё, простынь и теплое одеяло, подушки только нет, – добавил он так виновато, будто это его, Уильяма Картера, личная вина.

Уилсон, казалось, этого не услышал вовсе, он во все глаза глядел на это богатство, помогая Уиллу всё разложить, и бормотал:– Настоящий матрас. И одеяло. Звезды и атомы, когда я в последний раз спал под одеялом?

Опустившись на четвереньки, Хиггсбери расстелил матрас на полу у кровати. Свободного пола в комнате при этом почти не осталось, и Уилл вдруг почувствовал себя будто в детстве, когда отпрашивался у родителей в гости к другу с ночевкой, и они стаскивали матрасы на пол, организовывая один большой мягкий плацдарм, и всю ночь напролет читали книги и разговаривали обо всем на свете.

Было очень уютно – и тогда, и сейчас, пока Уилсон смешно пыхтел, неуклюже заправляя одеяло в пододеяльник, а на тумбочке в изголовье сидел догрызающий свою морковку кролик, а рядом с ним книга – хотя, кажется, ее бросили где-то у входа…– ...ты чудо, Уилл.

Сидящий на корточках на матрасе Уилсон смотрел на него в упор, и Уилл практически видел, как тот прикусывает свой язык.– Что… – запнувшись, Уилл несколько секунд смотрел на него точно так же, а потом выпалил наконец то, о чем хотел, но стеснялся спросить весь вечер. – Вы что, всю жизнь в лесу прожили? Манеры у вас, конечно...Он покачал головой, выражая свое неодобрение, хотя на самом деле, его не слишком-то задевала манера речи Уилсона. К тому же, все эти его странности вполне можно списать на усталость. ...хотя, надо признать, никто никогда не называл его чудом – так ведь только влюбленные друг к другу обращаются? – а по сокращенному имени его зовет только мама, и то, только когда не сердится на него.И это… приятно. У Уилсона снова пунцовые щеки, а ты, Уилл, сидишь напротив него на стуле и прокручиваешь в уме то, как он назвал тебя чудом. Ну и кто из вас после этого больший сумасшедший?– Ну, зачем-то же топор мне был нужен. Полагаю, я... нарубил дров, – неловко отшутившись, Хиггсбери взялся за пуговицы на рубашке, пряча взгляд. – Слушай. Я это тебе уже говорил, и манеры у меня не очень, и, наверное, надо на ?вы?, но, понимаешь… ты единственный человек, которого я… кхм. В общем, еще раз спасибо, – оставшись в одних кальсонах и нательной рубашке, он залез под одеяло, укрывшись так, что наружу остались торчать только лохматые черные волосы.– Надеюсь, завтра я получу рассказ о ваших... дровах?

Уильям пересадил кролика в цилиндр, чтобы не убежал, погасил свет и, раздевшись, улегся на постель, неловко переступив через своего нежданного соседа. Добавил смущенно:– Можно и не на ?вы?. Это не обязательно, – с минуту они лежали в темноте молча, и потом Уилл протянул вниз свою подушку. – Возьмите, на полу без подушки совсем жестко, завтра будет болеть шея. Уж я-то знаю.– Ты слишком добр ко мне. Я долго спал на досках, да и... ммм, вообще, кажется, на голой земле было дело, так что почти привык.

Голос Хиггсбери неожиданно прозвучал как-то напряженно, он вздрогнул и схватил Уильяма за руку. Подушка мягко шлепнулась ему на живот.– Что такое? – Уилл уже снял очки и сощурился, пытаясь в темноте разглядеть его лицо. – Мистер Хиггсбери?– Н-ничего, – проговорил Уилсон с заметным трудом. – Ничего, мне показалось, по окну к потолку потянулись длинные такие тени... Только показалось. Я... не люблю темноты, – сделав над собой усилие, он разжал пальцы. – Доброй ночи, Уилл.Спустя час дождь кончился, гроза отошла в сторону моря, и стало совсем темно и очень страшно. Уилсон так и не сумел уснуть. Дрожа всем телом, несмотря на одеяло, он заполз на кровать к Уиллу и прижался к теплому боку. Кровать совсем узкая, но они оба такие тощие, что Уилсон с нее не упал, хотя ему и потребовалось прижаться совсем тесно. Так тесно, что он разбудил этим Уильяма. Тот завозился, забормотал невнятно, не открывая глаз:– Кто здесь? А, это вы, мистер… ммм… Руки у вас совсем холодные, завтра я лягу на пол, всё равно у меня ноги в щиток упираются, неудобно, – перевернувшись к Уилсону лицом, он обнял его одной рукой, прижимая к себе за спину. – Спите.Прежде чем уснуть обратно, Уилл каким-то машинальным движением, хотя никогда в жизни этого не делал, чмокнул Хиггсбери в лоб, как ребенка. Это сработало, страх потихоньку отступил, но спускаться обратно на пол Уилсону показалось как-то глупо. Да и не хотелось совершенно.

Рядом с Уиллом очень тепло и уютно, постепенно их тихое дыхание выровнялось, зазвучало в унисон, ладони потеплели, и в конце концов глаза Уилсона закрылись сами собой, и он провалился в сон.