10 - Чудовищная радость (1/1)

В столовой пустовало место рядом с Ульяной, Леной и Славей, чему Семён не смог не улыбнуться.– М? – конечно же, Монике было интересно.– Да так, забавные воспоминания, даже приятные.Девушка задумалась, после чего наконец выдала догадку.– Ты поругался с Ульяной, она… вылила на тебя… суп. И побежала. – Три кивка. – Ты догнал её и… головой об стол?Семён скорчил лицо с оскорблённым видом, даже губы поджал, но долго не выдержал и улыбнулся.– Я настолько чудовище, что могу такому искренне радоваться?Моника пожала плечами.– Видимо, я сама настолько чудовище, что думаю, что такому МОЖНО искренне радоваться.– Хм… Вот здесь мы, чудовища, и подходим к спору с нормальными людьми – можно ли от насилия, убийств и прочих ?страшных вещей? получать радость, а особенно такую, чтобы можно было вызвать патронуса.Японка улыбнулась.– И сейчас ты скажешь, что у Волан-де-Морта, исходя из нашей логики, мог быть патронус.– Ага, радужный ёжик…*– Что?– Так, хэдканон… – Вожатый смущённо отмахнулся.Прикрыв глаза, Моника улыбнулась.– Это было бы чудесно. Я тоже думаю – возможно, но я никогда себе не представляла, что бы могло выйти. Итак, – она вернулась к теме, кивнув на Ульяну, – что вспомнил-то?И прижала кулачки к груди, так что стоило побеспокоиться о здоровье Моники: с минуты на минуту она рисковала умереть от любопытства.– Мы действительно мило ругались, потом во время погони в стиле ?Том и Джерри? неплохо так разносили столовую, а потом – или убирались, или я сбегал, но в любом случае мы не обижались, а резвились как дети. – Лицо японки приняло недовольное выражение. – Что – недостаточно серьёзный мужчина для тебя? – усмехнувшись, Вожатый подбоченился – совсем как Алиса.Моника покачала головой.– Нет. Подумала о том, когда же ты свернул не туда – что вместо друзей увидел в пионерах манекенов для пыток и казней. – Семён нахмурился и грустно кивнул. – Да и ты ли виноват в том, что просто не догадался о тайном великом замысле, а если бы и догадался – кто имеет право навязывать чужим людям, как им жить?Голос чуть не сорвался, а на плечах будто чувствовалась тяжесть ненастоящего, пластикового мира, готового победить, раздавить.*Парень же, почувствовав поддержку, позволил себе улыбнуться и взял девушку за руку.– Обычно этим занимаются религии, но, в чём парадокс, в Советском Союзе религию с этим её подходом как раз гнали в шею. – Он пожал плечами. – Впрочем, какая теперь разница? Я скажу так: видимо, я не зря здесь завис и теперь, на бонусном уровне, борюсь за главный приз.Моника ухмыльнулась и подалась вперёд, чтобы прошептать, приблизившись максимально к уху.– Мне считать это признанием в любви?– Как минимум пока – нет.Девушка пожала плечами.– Я учту это. – Она мило улыбнулась. – А теперь просвети меня, чем на этот раз здесь кормят. И, по возможности, накорми голодную пионерку.Уже с подносом в руках Семён всё ещё думал, как бы описать блюда.– Это суп из свёклы… Я не знаю, как…– В Японии есть свёкла*, – спокойно ответила Моника, и парень с облегчением выдохнул. – Я даже опознала курицу и своеобразную картошку фри. А что это? – она указала на стакан.Семён улыбнулся. Слава глобализации – дядя Рональд Макдональд избавил от непонимания хотя бы частично.– Это фрукты и ягоды, сваренные с сахаром. Называется компот. Это и питьё, и десерт одновременно.Наконец устроившись за отдельным столиком, неподалёку от Ольги Дмитриевны, японка крепко задумалась: а могут ли вегетарианки есть имитацию мяса птицы.– У меня снова моральная дилемма.– Ради этой еды никто не умер и никто не загрязнял окружающую среду, – с улыбкой заявил Семён. – Так что это уже вопрос не твоих отношений с миром, а твоих отношений с самой собой.И отправил немного мяса в рот.– Ты прямо змей-искуситель! – Она подняла курицу на вилке на уровень глаз и начал всматриваться, будто ждала ответа именно от неё.– Боюсь, пациент скорее мёртв, чем жив*, – с усмешкой констатировал Семён.Моника хмыкнула.– Будто с моими пациентами бывает иначе.И тут же выпустила вилку, раскрыла рот и задрожала.– Что ты сказала?– М-машинально. – дрожащим голосом отозвалась девушка. – Сама не знаю… Мне страшно.Вопросы морали были отложены до лучших времён, потому двое сосредоточенно ели в тишине.