Часть 6. Осколки. (1/1)

Can you hear the silence?Can you see the dark?Can you fix the broken?Can you feel… can you feel my heart?Bring Me The Horizon — Can You Feel My Heart?

POV Стаса. Свинцовое небо тяжело нависало прямо над верхушками блестящих крон деревьев, легонько покачивающихся на ветру, словно огромные маятники. Ветер, налетая сильными, но короткими порывами, заставлял их синхронно наклоняться то в одну, то в другую сторону. Блестящий асфальт нещадно бил дождь, и большие лужи под его ударами покрывались густой рябью. Чуть только ветер дунул в лицо, подхватывая холодные капли, всё поплыло перед глазами. Я прикрыл их слипшимися ресницами и опустил голову. Мокрые пряди волос соскользнули с висков, пройдясь по щекам, и повисли, качнувшись, подобно тем деревьям. По моей спине в миллионный раз прокатились мурашки. Правда, сейчас они чувствовались не так ощутимо, как несколько часов назад, когда я только начал замерзать. Всё это время я находился на балконе, сидя в плетеном кресле и поджав под себя колени. Со вчерашней ночи, воспоминания о которой ни на секунду не покидали меня, отец вернулся домой лишь однажды и снова ушел. За это ему огромная благодарность. Я мало чего помнил из того, что было после моего бегства. Разве только то, как со всех ног бросился бежать по темным незнакомым переулкам, не разбирая дороги, спотыкаясь и давясь нервными слезами, которые градом катились по щекам и заставляли окружающее пространство плыть перед глазами, ровно, как и сейчас. Не знаю, с чем можно было сравнить это состояние. Я даже не мог понять, почему рыдаю, так как обычно из меня невозможно вытащить на поверхность большинство негативных эмоций, не говоря уже о слезах. Медленно выпрямив колени и с немалым усилием поднявшись, я ступил затёкшими ногами на холодный пол. Неприятная колющая боль прошлась от ступней до бёдер, а вслед за тем уступила место незначительной дрожи. Не поднимая головы, я нащупал ручку и отворил дверь, ведущую в зал. Господи, как же тепло! Воздух в комнате казался безумно горячим, и в то же время нежным, обволакивающим. Он будто коснулся кончиков моих влажных пальцев, груди, шеи, обдавая их крайне приятным жаром. Я, мигом захлопнув дверь, приник спиной к ближайшей стене и откинулся назад, съезжая вниз и чувствуя гладкую поверхность лопатками и позвоночником. Я до сих пор не мог окончательно поверить в действительность произошедшего события. Нет, это не со мной, это просто кошмарный сон… Идеал Игоря, предложение Влада, то, что произошло ночью. Всё слишком быстро. Моя более-менее размеренная жизнь не может разрушиться в одночасье. Хотя… Я прижал ладони к вискам, сделал глубокий хриплый выдох и неохотно раскрыл глаза. Мои руки вдруг ослабли и против воли медленно опустились к щекам, путаясь во влажных волосах. Я дотронулся до собственной шеи и замер, ощутив сухую боль, какой обычно сопровождаются недавно полученные синяки. Пальцы вновь сами собой двинулись поперек ключиц и чуть ниже, насколько позволял вырез футболки. Следы и мелкие царапины, успевшие затянуться тонкой корочкой, были настолько ясными, что я хорошо представлял, как они наливаются тусклыми бордовыми и фиолетовыми цветами, сравнимыми, наверное, только с оттенками перезрелого винограда. Проводя по ним снова и снова, я достаточно быстро погружался в отчаяние, которое готовилось вырваться в виде громкого крика или удара кулаком о стену, однако мне каким-то образом удавалось сохранять спокойствие и лишь нервно покусывать нижнюю губу. Несколько часов назад состояние было иным. Внутри всё переворачивалось, трепетало, напрягалось с каждым судорожным глотком воздуха, находя отдушину в коротком, ежеминутно повторяющимся «Чёрт!» и неясном всхлипе. Я решительно желал как можно сильнее замерзнуть, сидя на балконе всю ночь напролет. И мне бы это удалось, будь на улице зима или осень, но время года предоставляло только дождливую прохладную летнюю ночь. Сейчас, находясь в теплой комнате и пребывая в относительном спокойствии, я мысленно посмеивался над собственной глупостью. Мерзнуть, таким образом пытаясь заглушить внутренние страдания ощущениями? Ещё бы руки себе порезал для полного, так сказать, притупления моральной боли и замены её на физическую. О том, что было со мной ещё раньше, а именно по возвращении домой, я не то, чтобы не хотел — не мог вспомнить. Воспоминания попали в тот самый сосуд с чувствами и эмоциями, который я обычно представлял внутри себя, и перемешались с ними настолько сильно, что восстановить полную картину было уже невозможно. Я помню только, с какой силой дёрнулось, вспыхнуло сознание, когда дверца в машину отворилась; как я, даже того не осознавая, вырвался из цепких пальцев Игоря и помчался в неизвестном направлении, еле перебирая ногами из-за сковавшей всё тело дрожи. Только сейчас, когда мой разум частично отделался от эмоций, наступило осознание того, что всё могло бы закончиться куда хуже, не будь поблизости того человека, что ворвался в салон. «Всё хорошо, всё обошлось. Отделался легким испугом», — несколько раз повторилась успокаивающая мысль в моей голове. Я озвучил её легким шепотом, почти одними губами, и душу вдруг окутало долгожданным умиротворением, будто воображаемые тиски боли и страха разжались, освобождая плененное до сих пор сердце. Всё сейчас только в моих руках, как я не понимал этого раньше? Идиот, чуть не повелся на «шантаж» Влада. Должен признать, что он, в свою очередь, неплохо играет на эмоциях. Никто и ничто не заставит меня раскрыться раньше, чем захочу этого я сам. Воодушевление теперь поселилось в моем измученном сознании. Я сумел справиться с собой и здраво оценить сложившуюся ситуацию, а это — первый и важнейший шаг на пути к решению проблемы.Поднявшись с пола и расправив плечи, я с улыбкой на покусанных губах посмотрел в окно. Тусклый свет ожившего солнца, видневшегося сквозь рваные остатки туч, ударил в глаза. Зажмурившись, я сразу же отвернулся, вслепую добрался до дивана и упал на подушки. Дикая усталость, спровоцированная бессонными ночами, не дала даже почувствовать то, как быстро забвение стало охватывать меня, обращая мысли в ничто. ***

Вечер того же дня совсем не походил на дождливое хмурое утро. От луж не осталось и следа, лишь в воздухе чуть уловимо ощущался приятный запах сырости. Ясное, практически однотонное небо медленно затягивалось темно-фиолетовыми красками сверху и желтоватыми, сопровождающими гаснущее солнце, снизу. Столь заметный контраст тотчас же напомнил мне перемены в личном состоянии. Я не контролировал быстроту шагов и двигался стремительно, за короткое время преодолевая достаточно большие расстояния, которые удавалось отмерять благодаря музыке, всю дорогу не замолкающей в наушниках. Песни я подбирал легкие, ритмичные. Благодаря им тяготящие мысли не успевали формироваться, воспоминания обходили стороной, а я сам отвлекался на то, что происходит вокруг. Созерцание длинной главной улицы, по которой я шел, не сворачивая, утоляло визуальную жажду, присущую мне, как человеку творческому. Множество самых разных людей шло навстречу, сновало рядом, обгоняло, заставляло меня самого ускорять шаг или прижиматься к краю тротуара. Сколько же я находил черт лица, силуэтов, характеров и эмоций в этой, казалось бы, раздражающей толпе! И все были абсолютно разные, ни капли не похожие друг на друга. Мне не знакомо такое распространенное понятие, как «серая масса». И, тем не менее, я не считаю, что каждый из нас особенный. Разный, своеобразный — это да, а вот особенными в моем понимании бывают только те люди, к которым я испытываю глубокие или очень яркие чувства. Подумать только, как много жизней вокруг. Что самое обидное — понимать это я начинаю только тогда, когда рядом большое скопление людей, а в остальное время меня не покидает чувство отстраненности, реже — тяжелого одиночества. Я зачастую ощущаю себя одним единственным во всей огромной вселенной, в то время как в эту же секунду, в это же мгновение делают вдох миллиарды по всему миру. Возможно, кто-то сейчас, подобно мне, идет по улице, погруженный в свои раздумья. Не исключено даже, что мы слушаем одну и ту же композицию. Раздосадованный тем, что мысли оттолкнули музыку, как обычно, заняв её место, я ловким нажатием маленькой клавиши сделал звук погромче и завернул в большой проем между домами, облепившими улицу с обеих сторон. Маленький уютный двор, где мне довелось оказаться, наверное, уже в тысячный раз, окружали автомобили — единственное, что я запомнил, прежде чем совершил ещё один поворот и открыл дверь подъезда. Очутившись в светлом коридорчике, я вынул наушники из ушей. Послышались тихие отголоски другой музыки. Пара лестничных пролетов, и передо мной предстала та самая квартира, откуда доносился панк-рок, из которого я вырос года четыре назад. Дима был меломаном, а потому не всегда разделял мою страсть к музыке определённых направлений и жанров. Я сам любил рок во всех его вариациях, позитивное регги и обволакивающий эмбиент. Три раза нажав на звонок, я отошел от железной двери и смахнул челку с глаз. Музыка сразу же затихла, со стороны квартиры донёсся шорох, после которого входная дверь распахнулась, представляя моему взору улыбающегося друга. Дима бегло пожал мою руку и потянул её на себя, затаскивая меня в коридор. — Давай в зал, там твой сюрприз, — улыбнувшись шире, проговорил он и направился в сторону кухни. — Дим, какой к черту сюрприз, с меня уже хватит… — устало выдохнул я, проходя в названную им комнату. В зале царила привычная обстановка: наполовину задернутые шторы почти не пропускали холодного вечернего света, расправленный диван был усеян однотонными подушками всевозможных форм и размеров, на стеклянном двухъярусном столе находились остатки карточного домика, а остальные карты устилали ближайшее пространство редким черно-белым ковром. Я не сразу заметил небольшую женскую фигуру, сидящую напротив балконной двери прямо на полу. Девушка наклонила голову и пригладила ладонью волосы на затылке. Они доходили почти до середины шеи и были очень светлыми, почти белыми, в то время как корни имели черный цвет. Тусклая серая футболка с огромным вырезом держалась только на одном маленьком аккуратном плече, худенькие руки расположились по обеим сторонам от тела, длинные пальцы поглаживали густой ворс ковра. Даже созерцая девушку сзади, я чувствовал — есть в ней нечто очень мне знакомое. Некоторое время я просто стоял, не понимая, в чем дело, и не отрывал взгляда от её спины, шеи и волос. — Так зачем Дима меня сюда позвал, не знаешь? — решившись, спросил я, мысленно проклиная свой дрогнувший в начале фразы голос. Девушка встрепенулась и повернула голову. Сколько радостных эмоций накрыло меня в тот момент, когда я узнал эти милые, почти детские черты лица и сияющие голубые глаза. Улыбка выросла на наших губах одновременно. — Стас! — Наташка вскочила и, мгновенно очутившись рядом, заключила меня в объятия. Она обхватила руками мой торс, прижалась щекой к ключице и сомкнула руки сзади. — Какими судьбами? Вы же должны были гораздо позже приехать, — лепетал я, прижимая хрупкое тельце к себе. — Кирилл настоял, — ответила Наташка с нескрываемой обидой в голосе. — Не важно, в общем. Как ты? Как группа? До нас дошли слухи, что вы тут неплохо устроились и собираетесь выпускать альбом. Кирилл, собственно, поэтому и бесился, рвался сюда. — У меня всё своим чередом, — я поджал губы, вспоминая недавние происшествия. — Группа достаточно хорошо, однако частые разлады уже опротивели настолько, что творчество не доставляет никакого удовольствия. Зато мы недавно дали неплохой концерт. Альбом ещё не скоро, но Кирилл не зря беспокоится, — я коварно ухмыльнулся. Наташка медленно, очевидно нехотя разомкнула объятия и отстранилась. Она окинула меня долгим любопытным взглядом, что вслед за тем поспешил сделать я сам. Девушка сильно изменилась с нашей последней встречи. При всем при том цвет её волос произвел на меня самое значительное впечатление. Наташка вечно красилась, что называется, во все цвета радуги, но я запомнил её коротко стриженной рыжеволосой девочкой с кучей «железок» на лице: в брови, в носу, в щеках, у губ и много где ещё. Сейчас она выглядела гораздо нежнее. Белый цвет заметно освежал её маловыразительное лицо, из видимого пирсинга осталась только маленькая серая точечка над губой. — Почти не изменился, — усмехнулась девушка, дернув меня за самый длинный кончик челки. На её щеках показались небольшие углубления от старых проколов. — А вот ты достаточно сильно преобразилась, — я перехватил её запястье и ненавязчиво отвел его в сторону, подальше от волос. — Как съездили-то? Что с концертами? Чем вообще занимались? Где жили? Ты не звонила почти. — Прости, — Наташка опустила руки и виновато потупила взгляд. — Думаю, вечера не хватит, чтобы всё рассказать. К тому же, мне гораздо интереснее узнать, чем занимался здесь ты в моё отсутствие. Надя вчера всю ночь рыдала мне в трубку и убивалась из-за того, что вы поссорились. Жаловалась, что ты даже не звонишь и не пытаешься наладить отношения. Я немного замялся, вспомнив о девушке. Погрязшему в своих проблемах, мне, признаться, было не до неё. — Вообще, она сама виновата. Её не устраивают наши отношения. — О… — протянула Наташка. — Хотя, в этом она вся, — девушка улыбнулась, демонстрируя гнутое полукольцо над белыми зубками. — Так ты мне всё-таки расскажешь, что вы делали в США и как ваша группа поживает? — я почувствовал глупое желание дернуть подругу за сережку до того, как она перестанет улыбаться. — Постараюсь. Вообще, никто не изменился особо, так что рассказать нечего. Я, после того, как уйду от Димы, должна встретиться с ними. Собираемся пойти на репетицию к Кириллу, как в старые добрые времена. Ещё не всю аппаратуру перевезли, но, думаю, в его доме ещё что-то осталось. — Приехали и сразу репетировать? — я скрестил руки на груди. — Мы хотим выпустить новый EP. Решили немного сменить жанр, потому не рискуем выпускать полноценный альбом. Правда, для большинства песен нам требуется бас-гитара, а Тома неделю назад попала в аварию, — девушка удрученно вздохнула и подняла глаза. — Кирилла это всё равно не останавливает, он, как ты уже знаешь, продолжает нас гонять и ищет путевого басиста. Мне кажется, это как-то связано с вами и вашими успехами. — Кирилл то, Кирилл это… — я сдержанно всплеснул руками, чтобы не задеть плечо Наташки. — Вам ещё не надоело во всём потакать ему? — я нахмурил брови и отвел взгляд. — Стас, он же лидер группы. На нём держится практически всё. Даже наша поездка в США состоялась как раз по инициативе Кирилла, — лицо девушки сделалось очень серьезным, Наташка сжала губы. — Я понимаю, что он та ещё скотина, но мы многим обязаны этому человеку. — Да, понимаю, извини, — проговорил я без тени сарказма в голосе. — Кстати, — серьезность девушки пропала, словно её и не было, а лицо приобрело обыкновенное выражение. — Ты собираешься, в конце концов, снять свой капюшон или нет? Мне надоело одной хранить эту тайну. От её слов мне сразу же стало не по себе. Я чуть опустил голову. Подруга в очередной раз бросила на меня изучающий взгляд и скрестила руки на груди. Сглотнув, я, не найдя более подходящего оправдания, ответил: — Пока не вижу в этом особой необходимости. Наташка, как-то странно прищурившись, приоткрыла губы, очевидно, собираясь что-то сказать, но после обернулась на подавшего голос Диму. — Опять о своих группах, — с тяжелым вздохом произнес парень, поморщившись. — Не надоело ещё?Дима не знал, в какой именно группе я играю. На все его расспросы я отвечал тем, что скоро он сам обо всём узнает. Друг привык к моим странностям, а потому не возмущался. — Дим, тебе не понять, — Наташка легонько потрепала друга по коротким светлым волосам. Парень довольно заулыбался, и на его щеках образовались забавные ямочки. Друзья быстро отвлекли меня от посторонних мыслей. Всё-таки, что бы я ни говорил, как холодно бы не относился к окружающим, моя благодарность некоторым из них не знает границ. От людей всегда лечат только люди. Наташка и Дима окончательно помогли перестать думать о насущных проблемах. Их привычные, даже родные голоса согревали, образы заставляли испытывать радость. Я с интересом наблюдал за тем, как мой приятель реагирует на присутствие девушки. Когда она обращалась к нему, парень тотчас же терялся, а на его лице расцветала кривая смущенная улыбка. Когда же Наташка затрагивала тему своих мимолетных отношений с американцами, Дима нервно сглатывал — его кадык подрагивал. Юноша часто отводил глаза то на окно, то на противоположную стену, а временами дарил мне самому беглые испуганные взгляды. Он часто поднимался с дивана, сбивчивыми шагами измерял комнату или вовсе оставлял нас с Наташкой одних, а сам в это время отправлялся разговаривать по телефону. Я не намеревался разобрать его слов, однако, прислушиваясь к голосу, осознавал, что разговаривал он без особого желания на крайне скучные и неинтересные ему темы. Иногда в это время из кухни тянуло грубым запахом табачного дыма. Наташкины рассказы о поездке в основном состояли из описания тех или иных мест, в которых довелось побывать её коллективу. Про творчество она упоминала редко, ссылаясь на то, что ей порядком надоели бесконечные репетиции и выступления. Также девушка время от времени прижималась к моему плечу щекой и тихим голосом проговаривала нечто вроде: «А я всё-таки скучала по вам», после чего тянула свои маленькие ладошки к Диме. Рассказывая о себе, я был чрезвычайно сдержан, чем сильно обижал свою собеседницу. Всю завершающую часть разговора она пыталась расшевелить меня и выпытать как можно больше подробностей, но я не поддавался и сохранял первоначальную холодность. Из подъезда Димы мы с Наташкой вышли только когда сгустились враждебные сумерки. Длинные ломаные тени укрыли всё пространство вокруг. Несколько фонарей во дворе неожиданно вспыхнули розоватым светом, а после начали принимать серебряный оттенок. Они осветили почти пустую детскую площадку и раскидистые высокие деревья, что беспорядочно располагались по краям асфальтированных дорожек, пересекающих двор. Частично свет пал на подъезды и рядом стоящие лавочки. К одной из них подошла небольшая компания молодых людей, при виде которых Наташка повернулась ко мне и, бегло обняв за шею, сказала: — А вот и мои, — проследив за направлением моего изумленного взгляда, она улыбнулась. — Увидимся, Стас, — девушка махнула рукой, развернулась, не дожидаясь ответной реакции, и бросилась к своей группе. Я опустился на ближайшую лавочку, по привычке сев на самый тёмный, не освещённый край, и стал всматриваться в участников Наташкиного коллектива. Дарк Сайды были не в полном составе. Их пребывало всего трое, не считая моей подруги. Самый внушительный из них, барабанщик Кирилл, стоял напротив лавочки, скрестив руки на груди и высоко подняв голову. Казалось, он всем своим видом пытался показать собственную значимость, однако голова его была повернута не в сторону коллег, сидящих напротив. Парень безразлично смотрел в одну точку, на его чуть заостренное и ясное лицо падал свет. Черные волосы Кирилла были закинуты назад, открывая большие тоннели в ушах, длинную шею и кусочек ключицы, возле которой была выгравирована какая-то надпись. Барабанщик медленно вложил руки в карманы серой толстовки и обратился к парню, сидящему на лавочке. Тот пожал плечами, немного поморщился и откинулся на спинку. Его имя было Алекс. Он — гитарист, нередко принимающий на себя роль вокалиста, прибывший к Дарк Сайдам из США и оставшийся здесь по неизвестным мне причинам. Алекс всегда славился своей сдержанностью, холодностью и загадочностью. Даже в его внешнем облике находилось что-то неясное и таинственное. Тёмные волосы и ещё более темные глаза, красиво сочетающиеся с очень светлой кожей, задумчивое выражение лица, плотно сжатые губы, которые он покусывал время от времени, напряженная поза — всё делало юношу весьма подозрительным. Одежда парня была столь же сдержанной: черный кардиган был аккуратно застёгнут, из-под него виднелась белая рубашка с острым воротником, однотонные темные джинсы контрастировали с порванными в некоторых местах, украшенными металлическими вставками, джинсами Кирилла. На спинке лавочки устроилась вокалистка Мария — довольно приятная и застенчивая девушка, обычно показывающаяся на концертах в готических платьях и корсетах. Она сидела, поставив оба локтя на колени, перебирала длинные черные локоны. У неё были мелкие черты лица и огромные глаза, которые девушка всегда опускала, как только к ней обращались. Заметив Наташку, Мария распрямилась, проворно застегнула несколько пуговиц короткого жакета и приподнялась, собираясь слезть с лавочки. Надменный Кирилл, к моему удивлению, незамедлительно подал ей руку. От дальнейшего созерцания молодых людей меня отвлек телефонный звонок. Я встрепенулся, достал мобильный из кармана олимпийки, даже не глядя, коснулся нижней части экрана большим пальцем и прислонил аппарат к уху. — Неужели! — я услышал оживленный голос Никиты. — Куда ты пропал? — Обстоятельства вынудили, — зная, что барабанщик не станет требовать уточнений, я ограничился лишь этой репликой. — Мы тебя потеряли уже, — Никита шумно выдохнул. — Ладно, Стас, я сейчас занят, поэтому не могу говорить. Думал просто, что ты снова не ответишь. Наши через полчаса в студии будут, так что приходи, если сможешь. В этом случае передай им, что меня не будет. Удачи. — Хорошо. И тебе. Положив телефон обратно в карман, я накинул капюшон на голову и поднялся с лавочки. Ничего практически не изменилось. Лишь тени стали резче, воздух свежее, фонарный свет ярче, а у меня оставалось, по меньшей мере, полчаса до прохождения очередного морального испытания.