Часть 5. Заблуждение. (1/1)

How much was wrong.You're a mistake.You're a mistake, a disease on my soul!Memphis May Fire — The Deceived.

— Наконец-таки. Mein Lieber (нем. Мой дорогой), где ты пропадаешь? Я звонила тебе около тридцати раз! Ты опять занимаешься своей музыкой, ведь так? — лепетала она, осматривая меня с ног до головы. — Мам… — я тяжело вздохнул, проходя в коридор и закрывая за собой дверь. — Если желание отчитывать меня и размусоливать эту тему является причиной твоего визита, то я сейчас не в настроении, правда. — Игорь, я должна поговорить с тобой как раз на эту самую тему. Сколько можно твердить, что твоя музыка не доведет до добра! — мать всплеснула руками. — Я, кажется, уже не один раз говорил, что эта самая музыка — всё для меня. И ещё я говорил, что не брошу ею заниматься. Мы это уже обсуждали, — я сжал руку в кулак, чувствуя, что начинаю заводиться. — Игорь, одумайся! Куда это тебя приведет? Кем ты будешь потом? — она сама, кажется, подобно мне, старалась сдерживаться, однако голос всё же повышала. — Посмотри, во что ты превратился! — Я же предупреждал, что в любом случае собираюсь поступать в медицинский, — судорожно выдыхая, я испытующе глянул на женщину. — Почему бы тебе не продолжить наше дело? Это лучше, чем начинать всё с нуля, лучше, чем твоя проклятая хирургия, уж точно. Всё. Это была последняя капля. Если раньше я хоть как-то пытался сдерживаться, то теперь чувства накрыли с головой. Повысив голос, я «ударил» в ответ: — А почему бы вам не оставить меня в покое и не дать заниматься тем, чем я хочу?! — Да мы тебя от ошибок уберечь пытаемся, как ты не понимаешь! Вон, даже квартиру тебе отдельную приобрели, чтобы сыночек ни в чем не нуждался, — она махнула рукой, указывая на помещение. — Что тебе ещё нужно для счастья? Для того чтобы ты, наконец, послушал нас? — О да, вы всю жизнь только и делаете, что подкупаете меня, — я почувствовал странное удовлетворение от того, что высказал истинную правду. — Квартиру можете оставить себе, раз уж на то пошло, — развернувшись, я рывком открыл дверь. — За вещами зайду позже. Из-за глубочайшего моря эмоций, что я испытывал в тот момент, все девять этажей мгновенно пронеслись перед глазами. Не знаю, зачем я бежал вниз по лестнице, так и не дождавшись лифта. Мне, наверное, пора бы уже привыкнуть к подобным разговорам с родителями, но я продолжаю вести себя как ребенок, и в прямом, и в переносном смысле пытаясь спастись бегством от нежелательных тем. Да, черт возьми, я прекрасно и без их бесконечных упреков понимал, что есть что и к каким результатам это может привести. Но жажда делать всё по-своему не отпускала и не давала прислушаться к их, возможно, верным советам. Я был чудовищно зол на родителей за то, что они всегда плевать на меня хотели, а только теперь вспомнили о том, что у них есть ребёнок. В большей степени по их вине я превратился в то, чем являюсь сейчас. Выйдя из подъезда, я сделал глубокий вдох. Холодный, заметно усилившийся дождь сразу же остудил не самые приятные чувства, на этот раз оказавшись как нельзя кстати. Я достал из заднего кармана джинсов телефон и ужаснулся числу пропущенных вызовов. Большинство из них, конечно же, было от матери. Проигнорировав уведомления, я с грустью обнаружил, что на часах нет даже четырех. Исходя из того, что на репетицию мне нужно было аж к семи, данная новость была неприятной. Единственное, что в сложившейся ситуации несказанно радовало, так это то, что в другом кармане я обнаружил приличное количество денег, а значит хорошо провести время и поесть мне всё-таки удастся. А переночевать можно и в студии. Всё равно платим за аренду поровну. ***

На репетицию я пришел в довольно приподнятом настроении. Небольшое кафе, где я хорошо провел время, оказалось излюбленным местом компании хорошо знакомых мне рокеров. Вопреки всем ожиданиям день пролетел не зря. — Здорова, Игорь, — поприветствовал меня доброжелательный Никита, уже сидящий за барабанами. — Ага, привет, привет, — Антон, явно чем-то недовольный, поднялся с кресла и пошел за своей гитарой. — Вечер добрый, — я зевнул и, потянувшись, проследовал на своё любимое место — в угол комнаты, к большой колонке, на которую грифом опиралась любовь всей моей жизни. А именно — бас-гитара, которую я практически всегда оставлял в студии, чтобы лишний раз не таскать туда и обратно. — Костя сегодня не придет. У него там какие-то свои причины, — пробубнил Антон. — А вот этому, — он подбородком указал на стойку для микрофона. — Я так и не смог дозвониться. — Прискорбно, — выразил своё мнение я, забрасывая бас-гитару на плечо. — Кстати, если что, я здесь сегодня ночую. — Чего так? — барабанщик бросил на меня заинтересованный взгляд. — Опять с родителями проблемы? — Угадал, — я провел по струнам своей красавицы, отчего те издали глухой звук. Никита понимающе кивнул, в то время как притихший Антон копался в проводах. — Только пусть он громкость убавит, — я прекрасно понял, к кому обращается гитарист. — Мне хватило предыдущих репетиций. Все вы, басисты, такие — любите выпендриваться, — продолжал бормотать он. — Доминируем, властвуем… — я замолк, услышав голос Никиты. — Три часа спорим, — барабанщик зевнул, потирая тарелку, на которой уже образовалась небольшая трещина. — Скорее решайте все вопросы и начнем. Скоро начать не получилось. Антон долго настраивал гитару, привычное звучание которой ему сегодня вдруг не понравилось. После этого он долго ковырялся с самим звуком и необходимыми примочками, хаотично разбросанными вокруг. А вот после того, как гитарист разобрался со своей аппаратурой, мы разошлись не на шутку. Было такое ощущение, что каждый из нас долгое время не брался за инструменты, так как атмосфера была просто необыкновенной. Мы играли почти с такой же экспрессией, с которой выступали на концертах. Композиции были совершенно разные, начиная непосредственно с наших песен и заканчивая творениями других музыкантов. Некоторые из них я даже исполнял сольно. Наслаждались мы так почти пять часов. Голова привычно гудела, а в висках до сих пор слышались отзвуки родного инструмента, сопровождаемые сумасшедшим ритмом барабанов и то мелодичным, то резким пением электрогитары. — До скорого. Было классно, — Никита показал большой палец, улыбнулся на прощание и, поправив лямку рюкзака, вышел из помещения. Я, так и не успев попрощаться в ответ, только собрался присесть на диван, как на плечо мне легла рука Антона. — М-м? — отозвался я, поворачиваясь к гитаристу лицом. — Поговорить с тобой хочу, — он сдвинул широкие темные брови. — Как ты объяснишь свою выходку на концерте? — парень отпустил моё плечо, слегка тряхнув его. Я сначала не понял, что конкретно гитарист имеет в виду, а затем вспомнил, как подошел к нему сзади во время выступления и поцеловал в шею. — Ты рассчитываешь на то, что я сейчас стану перед тобой оправдываться? — я скривил губы в самой противной усмешке, которую только мог себе позволить. — Ещё раз такое повторится… — Антон опешил. — И что? — на этот раз я усмехнулся вслух. — Что тогда? — Ах, ты… — проговорил он сквозь зубы. В такие моменты больные идеи не заставляют себя долго ждать. Я приблизился к гитаристу и толкнул его к стене, находившейся на относительно небольшом расстоянии. Темные глаза Антона округлились, мне даже показалось, что на мгновение в них мелькнул страх. Взявшись за его плечи, я прижал их к белой шершавой стене и, почти касаясь губами уха юноши, прошептал: — Ну, так кто я? — Да чтоб тебя! — воскликнул парень, оттолкнув меня с такой силой, что я еле устоял на ногах. Антон, находясь вне себя от ярости, вылетел за дверь, громко хлопнув ею. В тот же момент закрылось распахнутое настежь окно. Больше не в состоянии сдерживать коварную улыбку, я упал на диван и закинул ноги на стол. О, как же меня забавляет его неуравновешенность и трепетное отношение к себе любимому. Мне нравится Антон. Он не тряпка и всегда может постоять за себя, если, конечно, совладает с эмоциями. Я действительно люблю таких экспансивных и горячих людей. А ещё больше люблю их доставать. Наслаждаясь желанной тишиной, я содрогнулся от звука внезапно открывшейся двери. Сжимая в руке мобильник, в помещение вошел гитарист. Его лицо выражало крайнюю степень безысходности, обиды и злости одновременно. — Поздравляю, ты ночуешь здесь не один, — парень ринулся к окну и уставился на ночной пейзаж, очевидно, таким образом снимая напряжение. — С чего это вдруг? — от услышанного я чуть не поперхнулся. — Все мои, кроме отца, на отдыхе, а он сам уехал по срочным делам, — раздраженным голосом повествовал Антон. — А ключей у меня нихрена нет! — он махнул рукой, чуть не задев при этом подоконник. Не зная, что ответить, я промолчал. Так мы просидели около получаса, ударившись каждый в свои размышления. Потом гитарист, по выражению лица которого было понятно, что буря эмоций благополучно закончилась, отошел от окна и направился в мою сторону, но остановился на полпути, будто не решаясь приблизиться. Я лишь делал вид, что не замечаю его, смотря в сторону наших инструментов. Парень всё же подошел к одному из кресел, разложив его, обратился ко мне: — Здесь хоть одеяла какие-нибудь имеются? — Поищи там, — я бросил взгляд на огромный шкаф, больше напоминающий кладовку. — Предусмотрительный Никита, по-моему, как-то оставлял там парочку одеял. Антон исчез из моего поля зрения, а я сам убрал ноги со стола и положил голову на мягкую ручку дивана. Сейчас мне показалось, что воздух в комнате стал намного холоднее. Вдобавок через открытые окна в помещение ворвался не менее холодный ветер. Вдруг на мои плечи опустилось теплое покрывало, а рядом упала небольшая подушка. — Спасибо, — я поднял голову и посмотрел на Антона, который бросил свои плед и подушку на раскладное кресло. — Ага, — сказал он на выдохе. — Тебе свет не нужен? А то у меня глаза жутко болят, — парень подошел к выключателю, явно уверенный в моем отказе. — Нет, — подтвердил я его ожидания. Вслед за этим яркий свет мгновенно погас, и его единственными источниками стали окна. Уличные фонари бросали теплый свет на стену напротив. Полупрозрачные шторы с витиеватыми рисунками делали его мягче и оставляли причудливые тени. Так странно, что в подобные моменты просыпается моя наблюдательность, и я начинаю зацикливаться на крайне несущественных мелочах. Как глупо. — Ну так… Этого больше не повторится? — подал неуверенный голос Антон. — Да забей ты, — я отмахнулся, наблюдая за тем, как гитарист садится в кресло и кутается в плед, даже не раздеваясь. — Не понимаю я тебя, — парень закинул голову назад. — Взять хотя бы то, что ты на спор способен… — так и не договорив, он хмыкнул. Ну вот, отлично. Я только собирался забыть об этом инциденте, а он издевается. — Далеко не всегда, — я прикусил губу, вновь вспоминая события прошедшего вечера. — В основном под градусом. — Кстати, заметил, что после твоего интервью на концерте появилось много темноволосых парней? — спросил Антон с ощутимой издевкой. — Нет. Я был слишком занят тобой, — парировал я, растянувшись на диване и обхватив подушку обеими руками. — Хотелось бы мне сейчас ударить тебя, но лень, — после большой паузы он продолжил. — Ещё я не понимаю этого твоего идеала. Лично мне главное, чтобы у девушки было симпатичное лицо, стройное тело, задница и сиськи. — Ха, тоже мне, сравнил. Ты-то парнями не интересуешься, — проговорил я, задумчиво расстегивая пуговицы на рубашке. — Идеала девушки у меня, к слову, тоже нет. — Фу, не понимаю, как можно хотеть и девушек, и парней одновременно, — даже не глядя было понятно, что он морщится. — Но кого-то же ты всё-таки предпочитаешь больше? — Да. Больше предпочитаю тех, кто не задает подобных вопросов. Всю ночь мы то молча изучали однотонные стены, то разговаривали на совершенно разные темы, по большей части пускаясь в бессмысленные споры. По неизвестным причинам мне не хотелось завершать диалог. Да и Антон, похоже, не особо к этому стремился. Сильный дождь, начавшийся за окном, лишь подталкивал к желанию не замолкать как можно дольше. Меня несколько пугало собственное моральное состояние, так как никогда подобных ситуаций не было. Тем более с гитаристом. Однако мы оба прекрасно знали, что наутро снова станем врагами, стоит только сомкнуть веки. Потому заснуть удалось лишь тогда, когда рассвет медленно разгонял тучи на сером безжизненном небе. Мне снился тот самый официант. Он лежал в темноте на мокром асфальте и что-то шептал. На его щеке ясно виднелся горящий след от моей пощечины. Его черная порванная рубашка сползла с гладкого бледного плеча, которое вмиг покрылось мурашками. Парень ударил кулаком по асфальту, из-за чего на его пальцах проступили багровые пятна. Он приложил руку к губам, пачкая их красным, и в эту же секунду на землю обрушился страшный ливень. А я просто стоял, дрожа от холода, и наблюдал за силуэтом, который практически скрыла сплошная стена дождя. Мои плечи заботливо обхватили чьи-то руки и утащили назад, в очень теплое светлое помещение. Я, не поворачиваясь, стоял возле порога и продолжал заворожено наблюдать за его поднявшейся фигурой, которая быстро приближалась, держа в руке какой-то блестящий предмет. И было невыносимо больно. Я даже чувствовал, как слеза срывается с моей щеки, когда он подходит к открытой двери и опирается на неё ладонью.