Просьба (1/1)
Божественный Одасто приходил вместе с последними лучами заката каждый второй месяц на растущую луну. Только солнечный диск скрывался за горизонтом, как в дверь тихо стучали. Ифан знал, кто ждал его за дверью, но все равно медлил открывать. Где-то в глубине души боялся, что когда-нибудь все прекратится. Однажды за дверью окажется кто-то другой. Но всё же, он раз за разом открывал. Одасто проходил в дом, кутаясь в плотный плащ. С последней их встречи Одасто осунулся ещё сильнее — запавшие глаза на бледном лице превращали его в жутковатую восковую маску. Ифан осторожно коснулся пальцами его щеки, и Одасто подался на эту робкую ласку, прикрыв глаза. Они стояли так минуты или часы, пока Одасто не открыл глаза, улыбнувшись устало. Тогда они шли к столу. Нехитрый ужин — хлеб с сыром да сладкое осеннее вино — затянулся далеко за полночь. Ифан рассказывал о восстановлении леса, о тренировках эльфийских отрядах, о проблемах с провизией, которые возникли, когда к ним стали стекаться бежавший от войны эльфы. Одасто хмурился, кивал, что-то тихо спрашивал, уточняя. Когда слова кончились, Ифан притянул Одасто к себе. Обнял крепко, надежно, боясь отпустить. Привычно уткнулся носом в его шею, вдыхая такой знакомый запах, пускай и слабее, чем был прежде, скрытый теперь благовониями и ритуальными маслами — сухие травы и жухлая листва, горькая полынь и совсем слабо — сладкой друденой. Так пах лес тёплой осенью. Так пахла пустыня ночью. Так пах дом.
Ифан поцеловал его шею, щёку, а добравшись до губ, углубил поцелуй. Одасто, прильнув к нему всем телом, отвечал страстно, жадно, истосковавшиеся по близости не меньше самого Ифана. Тот старался быть аккуратным, не спешить, но пальцы всё равно путались в шнуровке на поясе чужих штанов, и Одасто остановил его, начав раздеваться самостоятельно. А потом взял Ифана за руку и повёл в сторону кровати. Та была слишком узкой, слишком жёсткой, одеяла из грубой шерсти обычно неприятно кололи кожу, но на это было совершенно наплевать, когда Одасто лежал перед ним. Когда Ифан мог касаться его бледной кожи, целовать его губы, слушать его тихие стоны, чувствовать как пальцы Одасто до крови впиваются в предплечья Ифана на особо сильных толчках. В такие моменты весь мир для Ифана сужался до чёрных как непроглядная ночь глаз напротив, чужих искусанных губ да гибкого сильного тела под ним.
Потом они лежали под колючими одеялами, разнеженные, прижавшись друг другу. Ифан привычно перебирал волосы Одасто, слушая шум дождя за окном.
— Когда мы шли за Божественностью, — неожиданно заговорил Одасто. Так тихо, что погрузившийся в томное спокойствие Ифан не сразу услышал. — Тир-Ценделиус постоянно нашептывал мне, гнал вперёд. “Отними Исток у любого, кто подвернется под руку”, “брось друзей пока они не предали”. “Божественность должна достаться нам”. Наши легенды о нём, конечно, не добрые сказки, но я не думал, что он будет таким… жадным.Ифан замер, буквально забыв дышать, вслушиваясь в этот лихорадочный шёпот.
— Ты же помнишь каково это, вытянуть Исток? Как на миг тебя переполняет сила и кажется, что ты можешь свернуть горы? Как потом наступает опустошённость, и как хочется потом вернуть это чувство наполненности силой? Божественность во сто крат хуже.
Одасто приподнялся на локтях, повернувшись к Ифану. Провёл ладонью по его щеке, нежно поцеловал в губы, и этот поцелуй казался Ифану горьким как полынная настойка.— Я знаю, — прошептал Одасто ему в губы. — Почему ты отказался остаться со мной. Почему ты захотел вернуться к эльфам. Но мне нужен рядом кто-то, кто не побоится сказать, что я не прав. Кто не побоится остановить меня, если я поддамся божественности. Ты мне нужен.Ифна сказал тогда, что хочет хоть сколько-нибудь загладить вину. Высадить леса, что по его вине сгинули в тумане смерти. Восстановить поселения эльфов, обучить юных рекрутов всему что знал сам. Ифан не сказал, что ушёл потому что до одури боялся увидеть как тот, кого он любил, превращается в тирана (снова).
Но годы шли, молодые деревья тихо шелестели тонкими гибкими ветвями и у Ифана не оставалось больше отговорок, чтобы отказать Одасто вновь.
Потому Ифан просто целует Одасто в ответ томно и долго, пока легкие не начинают гореть от недостатка воздуха. И тогда Ифан отвечает:— Я вернусь.