Глава первая. Фуга смерти. (1/1)

— Джеймс, пойми, я так больше не могу… — ее слова прервались, по раскрасневшимся щекам бежали слезы, делая лицо дурнее. Взгляд женщины был неподвижен, она не моргала. Остекленевшие глаза казались Джеймсу глазами фарфоровой куклы, и от такого сравнения по спине пробежал холодок. Мужчина желал бы сейчас схватить супругу за хрупкие плечи и хорошенько встряхнуть, но страх сковал его, оплетая скользкими змеями его тело и подбираясь к горлу. Косой дождь отстукивал канонаду по стеклу распахнутого окна. Капли разбивались на осколки и падали на лицо женщины, смешиваясь со слезами. Джеймс не сразу заметил свой револьвер, зажатый в дрожащих тонких руках.— Элизабет, будь добра, отдай мне оружие, — он старался говорить спокойно, но его пробирал озноб. Тонкие губы растянула напряженная улыбка, напоминающая гримасу боли. Мужчина протянул раскрытую ладонь, внимательно глядя на жену. Женщина сделала шаг назад и отрицательно покачала головой, отчего рыжие волосы разметались по плечам, приходя в еще больший беспорядок. Ее глаза были все такими же неподвижными.— Как же ты не понимаешь, что это конец? — шептала она. Джеймс нахмурился, чуть опуская руку. Он почти не слышал ее, рассчитывая расстояние между ними и обдумывая, как самостоятельно выхватить револьвер из руки супруги, чтобы спасти ей жизнь. Мужчина постарался сделать шаг вперед, но девушка быстро подняла на него оружие.— Не смей! — воздух, пропитанный озоном, разрезал громкий и звонкий крик. Джеймс остановился и снова посмотрел в стеклянные глаза Элизабет, примирительно подняв руки вверх. Майкл видел, как дрожали его пальцы.— Конец чему, Лиззи? — его вопрос потонул в раскате грома, но девушка услышала. С ее губ сорвался нервный смешок. Сквозь барабанную дробь дождя и завывания ветра мужчина услышал, как щелкнул затвор, и Джеймс с досадой и ужасом осознал, что до этого он смело мог бы реализовать задуманное.

— Неужели ты не видишь, Джеймс? Не видишь, что происходит вокруг? Это конец! — Джеймс похолодел, чувствуя, как вся его армейская выдержка улетучивается. Он медленно опустился на колени, складывая дрожащие ладони в молитвенном жесте.— Прошу. Умоляю. Лиззи, послушай меня. То, что ты собираешься сделать, — не выход. Мы справимся. Все будет хорошо. Война закончится. Прекратятся все ужасы. Я представляю, как тебе тяжело. Я знаю твой страх, но скоро все закончится. Осталось совсем немного, — он улыбнулся, видя, как взгляд женщины наполнился надеждой и сомнением, а руки, которыми она крепко держала револьвер, медленно опустились.— Ты всегда был слишком наивен, Джеймс Майкл, — прошептала Элизабет, вскинув оружие и приставив его к виску.— Нет!— Я люблю тебя.Звук выстрела слился с очередным раскатом грома.***— Джеймс! Джеймс Майкл! Проснись! Ради всего святого! — Дарен, откинув полог, тряс своего генерала за плечо. Когда ночную и такую в последнее время хрупкую тишину разрезал крик Джеймса, майор не на шутку испугался, хотя прекрасно понимал, что кошмарыв такое неспокойное время так же естественны, как и шрамы. Мужчина распахнул глаза и недоуменно посмотрел на товарища. В свете огня свечей голубые глаза отдавали синевой, где плескалась взволнованность. Ашба, увидев, что мужчина проснулся, опустился на кровать и поставил ночник, с которого капал горячими слезами воск, на прикроватную тумбочку.

Комната была наполнена тусклым светом одинокой свечи. Теперь морщины Джеймса казались еще глубже, резкими мазками рассекая красивое лицо и напоминая шрамы. По стенам ползли уродливые дрожащие тени. Дарен отогнал тьму от своего генерала, но кошмары притаились в разных углах, готовые накинуться сразу же, как только иссякнет единственный источник света. Сейчас Джеймс казался таким слабым и хрупким, словно все невзгоды, которые ему пришлось пережить: потеря жены, гражданская война — всё это скопилось в уродливую тучу и рухнуло на плечи мужчины, придавливая его своим весом. Дарен невольно вспомнил, как именно этот человек учил его держать оружие, защищаться, и теперь этот человек лежит здесь, перед ним, тяжело дыша, а его черты искажены, словно от боли.— Что… что случилось? —Джеймс поморщился от неприятного чувства, которое наступает при пробуждении после кошмаров, и шумно сглотнул, облизав пересохшие губы. В ушах громко стучала кровь, а сердце готово было вырваться из груди. Мужчина провел дрожащей рукой по лбу, смахивая крупные капли холодного пота. Рубашка неприятно прилипала к телу, было невыносимо душно, поэтому генерал с досадой откинул одеяло, которое с тихим шорохом упало сугробом на пол. Ашба не обратил на это ни малейшего внимания, его взволнованный взгляд был прикован к тяжело дышавшему мужчине. Джеймс медленно поднялся, садясь на кровать, которая отозвалась тихим стоном.— Ты кричал во сне. Кошмар? — спросил Дарен, хотя и сам прекрасно это понимал. Джеймс молча кивнул, снова откидываясь на подушки и закрывая лицо ладонями. Дарен слышал шумное дыхание генерала, разрывающее тишину ночи, но не смел что-то сказать. За окном шел дождь. — Я думал, что тебе не снятся кошмары.— Они снятся всем, — Джеймс убрал от лица руки, и его печальный взор, все еще затуманенный воспоминаниями, обратился к майору. — Разве тебе они не снятся?Ашба неопределенно пожал плечами и закусил губу. Он смотрел прямо перед собой, туда, где на землю опустилась ночь, пожирая дома и деревья. Из-затяжелых свинцовых туч не было видно луны, которая могла подарить хоть немного света хмурым кривым постройкам. Казалось, что их трактир оторван от реальности и находится за гранью тысячи миров. Джеймс видел, что майор не хочет говорить правду, но и врать не собирается. Генерал уже протянул руку в слепом желании подбодрить своего друга, но Дарен чуть опустил голову.— Раньше снились, — коротко бросил он, а после тяжело вздохнул, неопределенно передернув плечами.— А теперь? Неужели тебе ничего не снится? — Ашба чувствовал, как генерал сел и теперь находился непозволительно близко к майору, что его еще не восстановившееся дыхание заставляло шевелиться смоляные волосы. Дарен поджал губы и нехотя посмотрел на генерала. Джеймс с печалью наблюдал за товарищем.

— Генерал, что с тобой? — шепот, надрывный и такой тяжелый. Дышать невозможно. Жарко, глаза щиплет от дыма. Пожар? Что горит? А люди? Они спасены? А он улыбается. Почему он не помогает? Почему он так стоит и… улыбается? Он улыбается этому хаосу вокруг? Его глаза теперь не источают света, не источают тепла. А них поселилось уродливое злорадство. Превосходство. Гордыня.Крик женщины. Она умоляет найти ее детей. Она не просит о помощи для себя. Она лишь хочет, чтобы ее дети не сгорели заживо.— Пошли со мной, Дарен. Не бойся. Я дам тебе все, что ты только пожелаешь, —хриплый голос окутывает, но от него исходит только колючий холод. Это не Джеймс. Это кто-то другой поселился в нем.Он протягивает руку. Она обнажена. Пальцы такие неестественно длинные, похожиена паучьи лапы. А кожа бела как снег.Тонкие губы растягиваются в улыбке. Светлые волосы с серебрившейся проседью спадают на глаза. Глаза. Они чужие. Там живет кто-то другой.

Зверь.Ашба вздрогнул иприкрыл глаза, переводя сбившееся дыхание. Прикрыл, чтобы потом распахнуть их и поднять на своего генерала. Он не мог выдержать этот горький взгляд серо-голубых глаз, думая о том, что они наверняка еще красивее, когда Джеймс счастлив. Но увидит ли он когда-нибудь счастливого генерала? Вряд ли. Но сейчас на самом дне, где место только самым потаенным и нежным воспоминаниям, плескалась еще неостывшая боль. Дарен внимательно разглядывал яремную впадинку и острые ключицы. Даже теперь, при таком слабом свете, можно было разглядеть, что на правойкрасуется шрам нежно-розового цвета. Сколько таких шрамов по всему телу? Насколько они глубоки? А как насчет тех, что нельзя увидеть? Ашба облизал губы, а после поджал их в досадливом жесте.— А теперь… я рад, если мне вообще не снятся сны, — Джеймс шумно вздохнул. Мужчина приоткрыл рот, чтобы еще что-то спросить, но Дарен резко поднялся, подходя к своей кровати. Генерал чувствовал себя виноватым, что поднял эту тему. Ему казалось, что его вопрос был схож с оскорблением или издевкой.Наступила тягостная тишина. Джеймс внимательно смотрел в спину майора, который накинул на плечи сюртук, медленно и тщательно застегивая его на все пуговицы.— Дарен, если тебя задели мои слова… — начал генерал, но майор прервал его:— Нам пора выезжать. Хотелось бы добраться до места как можно быстрее, а путь неблизкий, — генерал лишь понимающе кивнул, поднимаясь с постели. Как только он оказался на ногах, голова закружилась, а в глазах потемнело, но это наваждение длилось не больше секунды, и Ашба ничего не заметил. В ушах стоял звон, который начинал утихать, и мужчина не придал этому особого значения, но его широкая ладонь накрыла серебрившийся крестик. Дарен, который уже был полностью одет, повернулся к генералу и, заметив его религиозный жест, чуть поморщился, словно от зубной боли.— Скажу хозяину, чтобы готовил лошадей, — слова слетели быстро, быстрым шелестом разбиваясь о стены. Джеймс лишь коротко кивнул. Его взгляд был прикован к револьверу, который лежал рядом с подушкой. Его дуло заковало в своем отражении танцующий огонек свечи, а щечка чернела на белых простынях. Джеймс вздрогнул. Ему казалось, что тишину комнаты снова разорвал выстрел. Дарен видел, что генерал полностью погружен в свои безрадостные мысли, поэтому он бесшумно вышел, прикрывая за собой дверь.

— Я так скучаю по тебе, Элизабет… — длинные изящные пальцы осторожно коснулись барабана в опаске, что металл револьвера нагрелся до высоких температур и теперь грозил обжечь. На безымянном пальце левой руки золотое кольцо, которое было таким чужим среди уродливо грубых серебряных перстней, блеснуло, привлекая внимание.Джеймс заворожено смотрел на него, а после глубоко вздохнул, понимая, что сейчас нет месту слабости и сентиментальности. Но он не мог заставить себя подавить чувства, не мог просто так вычеркнуть из своей жизни то, чего уже больше никогда не будет. Надо было идти вперед, двигаться к цели, но… к какой именно? Все, чем он занимался всю свою сознательную жизнь, — это безропотно выполнял приказы.— Лошади готовы, мы можем ехать, — Дарен даже не заглянул в комнату — только немного приоткрыл дверь. — Наши вещи заберут, так что спускайся.— Да, я почти готов, — мужчина быстро вскочил и натянул сюртук, который плотно застегнул на все петли и пуговицы. Генерал старался не смотреть на револьвер.Голова раскалывалась, хотелось схватить оружие и пустить себе пулю в висок, но Джеймс старался не обращать внимания на боль, лишь изредка морщился, когда очередная волна сковывала железным обручем.Когда мужчина спустился во двор, то поежился от пронизывающего холодного дождя, который бил по лицу, крупными каплями забегал за шиворот, от чего генерал ёжился и передёргивал плечами. Джеймс остановился на крыльце, накидывая на плечи плотный плащ, и огляделся. Дождь опустился на землю плотной пеленой, и невозможно было что-то разглядеть дальше вытянутой руки. Начинало светать. Дарен уже стоял рядом с лошадьми. Казалось, майор не замечал косохлеста, он пустым взглядом смотрел перед собой. Майкл поджал губы. Ему не хотелось сейчас контактировать и общаться со своим другом, при мысли, что он посмел сделать ему больно, генерал чувствовал, как щеки загораются румянцем, и Джеймс сделал шаг вперед, чтобы дождь отрезал его от теплого и уютного дома.— Я думал, что уже не дождусь тебя, — бросил майор, чуть вздрагивая и тем самым сбрасывая с себя оцепенение, как пыль. Джеймс неопределенно передернул плечами, невольно втягивая голову, пытаясь хоть немного спрятаться от ливня, и подошел к своему коню чалой масти, любовно проводя по его взмокшей гриве.— Прости, Рокко, понимаю, что в такую погоду и собаку не выгоняют, но у нас дела, — тихо заговорил мужчина, чуть приобнимая коня за шею. Жеребец фыркнул и отвернулся. Рядом раздался смешок. — Что?Дарен уже был в седле и перебирал поводья. Его тонкие губы растянулись в улыбке. Генерал смотрел на него хмуро, однако, не мог не признать, что от этой улыбки у него на душе стало легче. Глаза майора потеплели, их цвет поменялся с леденистого на нежно-синий. ?Как летнее небо поздним вечером?, — подумалось Джеймсу, и мужчина не мог удержать доброй усмешки, которую не был способен смыть даже грязный дождь.— Рокко… Каждый раз, когда ты говоришь про Рокко, то я представляю себе жирного кота, который лоснится от сметаны в объятьях какого-нибудь толстозадого маркиза, — поддразнил Дарен и любовно провел по пепельной шкуре своего жеребца ладонью, затянутой в кожаную перчатку. — То ли дело Монстр.Джеймс только улыбнулся, обнажая жемчуг зубов, и покачал головой. Генерал ловко запрыгнул на коня, беря в руки поводья. Даже в такую погоду на душе было легче и свободнее, но генерал чувствовал, что что-то гложет его товарища. Он медленно повернул голову, видя, как улыбка сползает с тонких губ, а глаза наполняются задумчивостью.— Ты хочешь что-то спросить?— генерал выпрямил спину, расправляя широкие плечи, и несильно пришпорил Рокко, направляя жеребца к покошенным воротам из прогнившего дерева. Спустя мгновение Дарен отправился следом, держась чуть позади Джеймса. Он всегда следовал за ним тенью. Сначала это было жестом уважения и почтения к более высокому чину, а после — обыкновенной привычкой.— Нет… то есть… — Дарен закусил губу, чуть хмуря брови, от чего на лбу образовалась глубокая морщинка. — Черт.— Спрашивай. Думаю, я смогу тебе ответить хотя бы на один вопрос. Ко всему прочему, насколько мне известно, то путь предстоит нам неблизкий, и было бы неплохо скрасить его разговорами, — мужчина обернулся, чуть улыбаясь. Не губами, а глазами. Ашба чуть смутился, чувствуя, как тепло и необъяснимо спокойно становится от взгляда этих серых глаз, наполненных вязкой тоской и отеческой заботой. Наверное, именно так выглядит вера, ради которой идут в бой, складывают голову и отдают жизни. За такими стоит идти даже на край света.— Ты религиозный человек. Неужели твоя вера в Бога так непоколебима даже после всего, что нам довелось увидеть? — Дарен видел, как напрягся мужчина, но слов уже было не вернуть. Джеймс молчал, бездумно глядя вперед. — Прости, я помню наш разговор в соборе, и…— Ты путаешь веру и религию, майор, — голос генерала звучал глухо, но Ашба предпочел думать, что это дождь и ветер уносят и разбивают его слова. Дарен нахмурился, уже готовясь пришпорить Монстра, чтобы догнатьДжеймса и идти с ним наравне, но неведомая сила удержала его. Может, это была та же сила, что и в соборе? Та сила, что не позволила прервать молитву, заставляя лишь стоять во тьме и внимать каждому слову?— И как же ты относишься к религии? Я видел, насколько сильна твоя вера. А что насчет религии?— Я ненавижу ее.— За что?— Они не отпевают самоубийц, — резко бросил Джеймс, после чего пришпорил коня, и тот помчался галопом в дождь.