Глава 59, в которой все постепенно привыкают к новой жизни. Опять (1/1)
-- Не надо делать из еды культа, - усмехнулась Туу.Но в присутствии Муми-мамы данное высказывание серьезно отдавало ересью. Да, в общем, и Фил умела приготовить кое-что из ничего. К тому же обе считали, что Туу-тикке надо откармливать. И Туу капитулировала. Тем более что даже диетическая еда в их исполнении ничуть не напоминала унылые трапезы в санатории, и уж тем более, боже упаси, в больнице. Иногда Фил чувствовала себя Гердой, попавшей в волшебный садик. Разве что забора вокруг него не было, и все же нечто держало ее на одном месте покрепче колдовства. Странное это было место, очень странное. Когда-то, по-видимому, тут пытались жить коммуной несколько человек, посадили плодовые деревья, распахали общий огород, вырубив в лесу поляну, но постепенно все ушли, кроме Туу. Кое-где еще догнивали остовы летних домишек. Деревенька рядом была тоже немноголюдной, и не один дом в ней стоял заколоченным. Кроме лавки, служившей одновременно почтовым отделением, ничего в ней и не было. Так, пятнышко на карте, будто муха присела. Зато была река, разливавшаяся красивым озером, и живописная дорога к нему среди холмов, земляника в лесу на месте бывшей распашки, и возмутительно наглые грибы, лезущие отовсюду... В саду у Туу-тикке цвели удивительные, собранные со всех концов света, цветы, летали непуганые птицы, без стеснения скакавшие среди посуды по обеденному столу, из зарослей крапивы вдруг вырывался бок невообразимой раскраски то ли тыквы, то ли кабачка, на упругих лиловых стеблях зрели устрашающей формы стручки... Муми-мама возилась со всем этим великолепием с каким-то упоением, граничащим с одержимостью. -- А они съедобные? - с сомнением спросила Фил, глядя на миску собранных ею стручков.-- Не помню, - беспечно отозвалась из гамака Туу-тикке. - Кажется, да. А может быть, это те, что шаманы использовали для своих ритуалов... -- Шутишь? - подозрительно уточнила Фил. Туу загадочно промолчала. -- Ну ладно, - кивнула Фил. - Потушу их с луком.Стручки оказались вкусными. Обедали они в саду за столом, застеленным чистой оберточной бумагой, выцыганенной в лавке. Приборов не хватало, вилок было всего две. О салфетках вообще не стоило и заикаться, да и выбор посуды был так себе, но еда от этого менее вкусной не становилась. Более того, Фил казалось, что никогда она с таким аппетитом не обедала, как здесь, из мятой алюминиевой миски, под кустом жасмина. -- Может, нам все-таки придумать какие-нибудь занавески? - когда дело дошло до компота из смородины, спросила Фил. - А то когда вечером раздеваешься, неуютно... Забора нет...-- Да кому тут на нас любоваться, - отмахнулась Туу. - Я тут вообще голышом обычно хожу, и никто не в претензии. -- И все-таки я немного волнуюсь. -- Окна можно затянуть той же бумагой, - предложила Муми-мама. - К тому же, она сама по себе свертывается в рулон. Очень удобно. Хотя между ними тремя время от времени и вспыхивали бурные ссоры, но так же быстро прогорали, и в целом это было довольно безоблачное существование. Туу-тикке гуляла и рыбачила, до слез расстраиваясь из-за своего бессилия и по-детски хвалясь успехами, когда ей удавалось, например, подняться в горку без одышки. Фил вела хозяйство, а все оставшееся время старалась провести на реке, Муми-мама занималась садом и потихоньку зарисовывала самые необычные цветы. Она говорила, что ей хочется поделиться их красотой с Муми-троллем, а фотоаппарата у них, конечно же, не было. -- Сделай гербарий, - предложила Туу.-- О-о, ну это никак не подходит! Во-первых, жутко жалко сорвать хоть один, а во-вторых, эти сушеные мумии и близко не передадут той роскоши... - Муми-мама любовалась карминового цвета тяжелым цветком с вычурным венчиком. А вот Фил срезать цветы не жалела, и из своих походов на реку возвращалась с охапками полевых цветов. Оставшуюся часть дня она разбирала их прямо на обеденном столе, составляя комбинации для молочных бутылок и ведер. -- Главное, не покушайся на мой ночной горшок, - хмыкнула Туу-тикке, оценивая результат. - Он мне прям таки позарез нужен.И это была еще одна проблема. Туалет. Организован он у Туу-тикке был самым ужасным и примитивным образом: это была даже не яма в земле, а просто внушительная бадья, размещенная в специальной тесной пристроечке, после использования которой следовало присыпать результат скошенной травой, опилками или листвой (в зависимости от сезона), а потом закрыть крышкой. И бадья грозила переполнится. А днем, когда дивная смесь нагревалась на жаре, открывать крышку было чревато. Фил обычно углублялась в лесок с лопатой и рулоном бумаги, но не то, чтобы это ее устраивало.-- А что ты делаешь с туалетом, когда он наполнится? - решилась задать неприличный вопрос Фил.-- Оставляю на зиму, а по весне, когда приду, рою яму и выношу. -- М-м. А если до зимы? -- Пока мне не удавалось за сезон наполнить священный сосуд доверху, - хмыкнула Туу. -- Но, кажется, скоро мы это сделаем. -- Тогда пора начинать рыть яму. -- А где? И... оно очень тяжелое, и... пахучее, и я не уверена, что смогу... -- Да ладно, как нибудь, - махнула рукой Туу. - А яму лучше вырыть вон там. Так что среди дел Фил прибавилось теперь еще и рытье ямы. Впрочем, с этим она не торопилась. -- Ты слишком много переживаешь из-за разных дурацких вещей, - Фил с Туу рано утром шли на реку, Фил намеревалась полоскать там белье, а Туу-тикке рыбачить. – Стирка. Или, допустим, тот же душ. Туалет. Чистота, порядок. Приличия. Ну что, скажи на милость, случится, если ты придешь с пятном на рубахе в деревенскую лавку?-- Мне будет стыдно. -- Вот. Это — в твоей голове. Стыд это всего лишь навсего страх осуждения. Какое тебе дело, осудят тебя или нет всякие чужие люди? -- Хм. Ну не знаю. Если лавочница будет хорошо ко мне относиться, она даст мне скидку, или отпустит в долг... -- Поверь, она будет лучше к тебе относиться, если тебя будет в чем уличить. -- Она будет плохо обо мне говорить! -- А у тебя что от этого, жопа чешется? Или что? Погода стояла сухая и жаркая, лишь изредка по ночам проносились бурные грозы, да такие, что Фил казалось, что их домик вот-вот развалится. Она не спала и представляла, как они спасаются из-под развалин, и на машине прорываются сквозь бурю, и она решительно и сурово сжимает руль... тут Фил на лоб с потолка падала капля, она фыркала, ерошила шерсть и бежала досыпать в машину. Машина вообще стала ее убежищем. Ее передвижным персональным домиком. Наконец-то они по-настоящему сроднились. Фил тщательно всю ее отмыла, разобрала багажник, промыла и высушила коврики, до полной прозрачности оттерла все стекла, отполировала блестящие части... Свой день она начинала с того, что бежала к стоящей под деревьями машине и тщательно собирала с нее весь нападавший за ночь сор. Со стороны дороги Фил закрыла ее собственноручно выполненным маскировочным шитом из веток.Машина ее утешала. Машина была посольством дома в чужих владениях. А еще салон внутри весь пропах Снурре, табаком, немного — дизелем, тут даже валялась его косынка, и Фил иногда забиралась на его сидение и скатывала приставшие к подголовнику волосы в комочек, а потом совала его себе куда-то в самый уголок кармана. -- Ну что, Фил там опять обиделась, засела в своей железной коробченке и нюхает шарфик Снурре? - поинтересовалась Туу, не понимавшая таких проявлений привязанности. Она присела рядом с Муми-мамой, осторожно, одной из двух имевшихся в хозяйстве вилок рыхлящей почву вокруг какого-то экзотического цветка.-- Ей так легче, - Муми-мама поправила сползающую на нос соломенную шляпу, испачкавшись землей, и Туу-тикке осторожно стерла ей грязь, послюнив жесткий палец. -- Нет, в жару здесь, конечно, хорошо. - Фил постепенно потеряла счет дням. Жизнь была размеренной и какой-то убаюкивающей, а после того, как они с Муми-мамой привели домик в порядок, так и довольно-таки праздной. - Но что делать, когда дожди зарядят?-- Когда зарядят, тогда и подумаем, - отозвалась Туу-тикке. - Я вообще здесь живу только летом. Осенью ухожу на юг, потом в Муми-дол... Кстати, мне там пособие какое-то начислить должны, - вдруг вспомнила она. -- Тебе пенсию назначили? - оживилась Фил. С деньгам у них было туго. -- Что-то вроде. Кажется. -- А где мы это сможем узнать? Ты где зарегистрирована? У тебя есть счет в банке?..Туу-тикке аж перекосило от омерзения, так что Фил на секунду испугалась, что у нее инсульт. На следующий день Фил всё-таки потащила упирающуюся Туу-тикке в деревню, на почту, посылать запрос в соц.службу. Единственным положительным результатом этого мероприятия было то, что Туу сперла там перо и флакончик красной туши, и торжественно вручила их Муми-маме для ее зарисовок. После бездарно потраченного на глупые препирательства утра Фил не захотелось готовить, и она в раздражении ушла купаться. И чего она, спрашивается, добилась?! Променяла одного поганого юксаре на другого, такого же зловредного! А главное, она совершенно плюет на все мои усилия! И не бросишь ведь их теперь. Кто будет стирать, носить воду из колодца, ходить в магазин?!Нет, я могу или быть одна, или бесконечно кого-то обслуживать, наплевав на себя. И уж лучше тогда быть одной. Но как сразу противно заныло в груди! Фил вдруг до слез загрустила по Снурре. Так захотелось увидеть его прямо сейчас! Она вздохнула и повернула к почте. Надеюсь, они там еще не хватились туши. Субботнее утро на Еловой началось чересчур рано, с попыток разбудить и поставить на ноги Эка. Будильник в его комнате звонил, звонил и звонил, звонил и звонил... Вилле, ругаясь, поднялся и вошел к нему, попытался растолкать, не преуспел и позвал Снурре. Вдвоем, с большим трудом и применением спецсредств типа холодной воды, нашатыря и выкручивания мочки уха, Эка удалось разбудить, добиться более или менее внятных ответов на животрепещущие вопросы (первым делом, конечно, решили, что он все-таки успел вчера где-то накидаться), и стащить под руки в душ. Там Колин более или менее взбодрился, и, залив в себя две чашки кофе, смог самостоятельно одеться. На машине почти до самого участка его довез Вилле, который водить умел, но прав лишился, а Снусмумрик, невнятно жалуясь на свою горькую судьбину, отправился досыпать. Поэтому когда снова послышался настойчивый звон, Снурре совсем взбеленился. Обалдели они там все что ли! Не дают поспать в законный выходной! Он спрятал голову под подушкой. Однако будильнику взяться неоткуда. Эк ушел, а Вилле никогда не ставит будильник. Тогда что? Телефон. Ну и пусть звонят. Совсем охренели! Суббота! Утро!Телефон. Короткие частые звонки. Межгород! Фил! Что-то случилось! Снурре скатился по лестнице, таща за собой зацепившееся одеяло. -- Фил! - схватил он трубку.-- Фух! Я уж думала, никого дома нет... Как ты догадался?Слышно было плохо, но сквозь треск помех все-таки прорывался живой голос.-- Снурре, я звоню сказать, что мы нашли Туу-тикке, и у нас все в порядке...-- Ты как?! Фил... - он забеспокоился. - У тебя всё нормально? -- У меня-то отлично, - ответила Фил, но Снурре показалось, что как-то слишком поспешно, - а вот у Туу был инфаркт, и мы теперь... -- Муми-мама с тобой?-- Да, мы тут все втроем живем в деревне под Мальмё, у Туу... Ты как?-- Скучаю очень! Слушай, я тут комнату сдал Эку, ничего?-- Хорошо! А нога? Нога как? Ты на перевязку сходил?-- Да отлично всё с ней, приросло, как родное! У тебя таблеток хватает? Ты вещи не взяла теплые! -- Тут жара, мы купаемся каждый день, а вы на море ходите? -- Нет, не успеваем... -- Все, у меня деньги кончаются... -- Деньги! Деньги у тебя есть? -- Муми-троллю передай, что у нас всё в порядке! Снурре, еще позвоню потом, я... Связь оборвалась. Как я мог не спросить, где она вообще?! Поговорили совсем по-дурацки! Ну я дебил! Он ударил себя телефонной трубкой по лбу и опустился на табуретку рядом с телефоном, всё еще держа ее в руках. -- Что там случилось? - перегнулся через перила встрепанный Вилле.-- Фил звонила. А я, дурак, не спросил у нее адрес. У Туу-тикке инфаркт был. Нашли они ее все-таки. Теперь втроем сидят в какой-то жопе мира. И домой не собираются, видимо... - Снусмумрик осторожно положил трубку на телефон. -- Ну, это в целом хорошие новости, - зевнул Вилле. - Пойдем, позавтракаем, что ли, уже одиннадцать... Эк мучительно зевал всю дорогу, потом уже в участке чуть не вывихнул челюсть во время летучки, и даже когда Форсберг не сулящим ничего хорошего тоном позвал его к себе на ковер, продолжал украдкой зевать. -- Что, бурная ночка была? - осведомился Форсберг. - Никак ты выпил?!-- Нет, коммандер, не пил я. Снотворное принял, - Эк не сдержал зевка. - И все никак отойти от него не могу. -- Идиот. Вроде взрослый мужик, а ведешь себя, как сопляк. -- Вы простите, я сяду, - Эк подвинул себе стул. - Ведет прямо. Простите. Форсберг раздраженно сопнул носом, но Эк сидел, опустив голову, и вроде как намеренным хамством его поведение все-таки не было. -- Что ж ты такое заглотил?-- Да у фру Виктрём остался какой-то пузырек, ну я и принял из него две таблетки. Еле проснулся. -- Это зачем две-то сразу? -- Да... думал, одна не возьмет. Где я, а где филифьонка... -- Не возьмет после ваших вчерашних подвигов? -- Каких таких подвигов? - постарался искренне изумиться Эк, но зевота все портила. -- Вроде как вы там рабочий класс спасали от полицейского произвола, а? -- Да ну... ничего такого... -- Нечего мне тут рассказывать! - рявкнул Форсберг. - Как вы додумались-то только! Ты ведь должен был соображать, не маленький! Хоть бы Нильссона дома оставил! -- Я... Тофт заложил, да?..-- Да весь Норфьярден на ушах вчера стоял! Приезжают — а там пусто!Эк усмехнулся. -- Так и нечего Блумквистам жопы-то лизать. У них, вон, охрана есть, пусть сами разбираются... Чо им полиция, холопы, что ли, бить, кого укажут...-- Чо, чо, через плечо! Как раз таки нельзя позволять Блумквистам самим мочить неугодных, а потом глаза на это закрывать! Если что не так, полиция должна решать, а не Блумквисты! Коммандер Акселссон клялся, что он все разрулит, а тут такая лажа вышла! -- Ну так пацан цел, о чем речь вообще... -- А вот не знаю, что там Габбе сейчас в полиции расскажет, - снова засопел Форсберг. - Всё от его совести зависит. -- Да вроде он не до конца гнилой-то, - буркнул Эк. -- А тебе почем знать?! Ты ж вчера нигде не был! Сны смотрел на Еловой! -- Ну я не говорил... -- Ладно. Проспись. Потом расскажешь всё, как было. Но вообще... Какого хрена, Эк?! -- От вашего комбината одна срань! - вопил коммандер Акселссон, начальник полицейского участка Норфьярдена, на Полссона. Тот брезгливо отодвинул трубку от уха. - Крыс у себя развели!-- Может, все-таки соблаговолите объяснить, в чем конкретно дело? - поинтересовался Полссон. -- Нильссон ваш! Крыса! -- Вот как? - Полссон уселся поудобнее. - Слушаю очень внимательно... Габбе разбудил Бергквист. Он зашел к нему в комнату и потряс за плечо. Габбе распахнул глаза. Оказывается, он все-таки успел задремать под утро. -- Вас хотят допросить в полиции, - сообщил Бергквист.-- Да. Ясно. Сейчас. - Габбе сел на постели. От недосыпа трясло. И не только от недосыпа. -- Карин готовит вам завтрак. -- Спасибо. -- Я помогу одеться.-- Не стоит, Бергквист. Не утруждайтесь. Тем не менее, Бергквист не ушел. Габбе, ежась под его взглядом, потянулся к развешанному с вечера на спинке белью. -- Не желаете чистую смену одежды? - поинтересовался Бергквист.Габбе заставил себя посмотреть ему в глаза. -- Смотря чего мне это будет стоить, - отчеканил он.-- ...итак, вам никто не причинил вреда. - Допрос шел в присутствии инспекторши по делам несовершеннолетних.-- Совершенно верно, - кивнул Габбе. - Я публично попросил прощения за свое неподобающее поведение, и вопрос был исчерпан. А потом Алекс помог мне выйти. И мы поехали в Умео. -- Зачем, если вам не причинили вреда? -- Колено разболелось. Но это прошлая травма. -- Которую вам нанесли незнакомцы две недели назад. -- Именно. -- Но ведь, - следователь подался вперед, - вы же не собирались общаться с пролетариатом Норфьядена и окрестностей? -- М-м, ну да... В мои планы это не входило. Я хочу обратно в больницу! -- Так значит, вас привезли туда против воли и удерживали насильно? Габбе помолчал. Усмехнулся. -- Нет. Те, кто приехал за мной в больницу, представились людьми моего отца. И сказали, что действуют по его приказу. Они были смутно мне знакомы, так что...-- Имена?-- Имен я их не знаю. Так что я пошел с ними сам. И оставался там совершено добровольно. -- Даже когда увидели Даниэлссона? -- Я так понял, что это воля моего отца. Так что да. Даже тогда. -- А вы очень преданный сын. Так поверить каким-то не назвавшим себя незнакомцам... -- Да. Преданный, - снова усмехнулся Габбе, и сцепил пальцы рук, лежащих на столе. Его снова начало трясти. -- Хватит, - сказала инспекторша. - Хватит переливать из пустого в порожнее. Мальчику надо к врачу. -- Наша деточка устала? -- Ваша ирония неуместна. Подросток нуждается в помощи. -- Последний вопрос, - следователь окликнул уходящего Габбе, - говорят, к инспектору вас привезли на машине господина Берга, завуча вечерней школы. Как вы с ним-то встретились?-- Случайно. Совершенно случайно, - обернулся Габбе. - Мы с Алексом ловили попутку. И нам просто повезло. В Норфьярден никто ехать не хотел, а тут господа Берг и Линд возвращались из гостей. -- Удивительная удача, - хмыкнул следователь. -- Иначе и не скажешь, - согласился Габбе и похромал вперед. -- А, вот еще... Габбе остановился уже в дверях. -- С ухом-то что? -- А-а, это... - Габбе коснулся горячей и отекшей ушной раковины. - Случайно обжегся. -- Ясно. Ну ладно. До свидания. -- Всего доброго. - Габбе вышел. В коридоре полицейского участка уже ждал Алекс. Он приобнял Габбе, хлопнул его по спине, благодарно кивнул инспекторше. Бергквист так же ждал в коридоре, сложив руки на животе, и демонстрируя полную невозмутимость. -- Куда теперь? - Габбе переводил взгляд с одного на другого. - Мне бы к врачу попасть. Справка нужна для комбината, что я на занятия ходить не могу...-- Конечно. Мы отвезем вас в травмпункт, - кивнул Бергквист. -- Я с вами, - встрял Алекс. -- Простите, но вы не сможете поехать в нашей машине, - чопорно возразил Бергквист. -- Ничего страшного, - сказал Габбе. - Видите ли, я тоже не смогу ехать в вашей машине. -- Отчего же? - поинтересовался Бергквист, задрав бровь. -- От отвращения! - крикнул, срываясь, Габбе. -- Тш-ш... - Алекс погладил его по спине, и Габбе уткнулся ему в плечо. -- На моей поедем, - кивнула инспекторша. Перед получением первой зарплаты Снурре разволновался не на шутку. -- Просто делай как все, - посоветовал ему Вилле, устав объяснять, что такое ведомость. - Подходишь к окошку, получаешь деньги, расписываешься напротив своей фамилии. Ничего сложного, Снурре. Ничего сложного.-- А как мне узнать, насколько меня оштрафовали? -- Идти в бухгалтерию за расчетным листком. Но оно тебе надо? -- Должен же я знать! -- Ну как хочешь. -- Сходи со мной, а?.. -- Ты и сам прекрасно справишься. Деньги казались Снусмумрику жутко враждебной стихией. Он ожидал от них самых неожиданных неприятностей, но пока просто страдал от духоты, стоя в бесконечной очереди в кассу в тесных коридорах управления. Наконец подошла его очередь, он сунул голову в окошко, поставил закорючку привязанной за веревочку ручкой туда, куда ткнула пальцем с грубым желтым ногтем кассирша, и, утирая пот, отошел от кассы с пачкой честно заработанных бумажек. Он встал в уголке и пересчитал получку. Ну надо же! Никогда столько денег сразу в руках не держал. Это я заработал! Я! По-настоящему заработал! Он вышел на улицу, закурил. У ворот столпились жены работяг, выглядывая своих кормильцев. Ну правильно, надо успеть отобрать, а то вон уже и бочка с пивом подкатила, и продавец протирает кружки... -- Пивка что ли выпить? - к нему подошел Алекс Блум. - Может, угощу?-- Не-а. Нехорошо как-то. У меня там Эк дома мается в завязке, а я с выхлопом приду. - Снурре пожал Алексу руку. - Чего там Габбе? Алекс вздохнул. -- Мы договорились с инспекторшей в суд на эмансипацию подавать. Габбе заявление написал. Не хочет больше дома оставаться.-- А где жить? В общаге, что ли? -- Ну да, а что? -- Ты, что ли, его содержать намереваешься? -- Ну да. -- Да ну. Он просто не понимает, во что ввязывается. Да и ты, видимо, не до конца отдупляешь. - Снурре выбросил бычок. - Ладно, пойду я. К жене хочу съездить на выходные. -- А где она? -- У тетки, ухаживает за ней. Инфаркт у нее случился. -- Ну, счастливо. Спасибо за всё, вообще. -- На здоровье. -- Нет, я пойду в суд. И остановить вы меня не сможете. - Габбе сидел на кровати в выделенной ему комнате. Ни спускаться в подвал, ни подниматься по лестнице на второй этаж он не мог, и ему выделили комнату в крыле для прислуги. По крайней мере, там была нормальная кровать и окно. - Отец использовал меня втемную. И он мог хотя бы сам придти и объяснить... Но вообще нет. Не надо. - Габбе поднял голову и посмотрел Бергквисту в глаза. -- Я и не стану с ним разговаривать. Я и сам не стану с ним разговаривать!-- Вы собираетесь отказаться от своей семьи, мастер Габриэль. -- Именно это я и намерен сделать! -- Это опрометчивый шаг. Тем более сейчас, в момент своей особой уязвимости... -- За которую я должен поблагодарить отца! Он даже лечение мне не оплатил! -- То есть вы должны были понять, что означает поддержка семьи... -- Бергквист! Это бессмысленный разговор, и я настоятельно прошу вас его прекратить! -- Тогда собирайте вещи, мастер Габриэль. Вы отправляетесь к тете Стелле. Габбе поднялся с кровати. -- Я готов, - сказал он. - Ведь тут ничего моего нет, так?! А все действительно мои вещи пропали по пути из госпиталя ?Красного креста?.Габриэль сидел на заднем сидении машины, когда Бергквист принес какой-то сверток. -- Здесь ваши инструменты и методическое пособие из учебного комбината.-- Спасибо, Бергквист. -- Всего доброго, мастер Габриэль. -- Прощайте. -- И что, тебе не дали с собой даже пижамы?! - поинтересовалась тетя Стелла, зайдя проведать Габбе на ночь.--Увы. -- О боже. Хотя бы прикройся, - она отвела глаза. -- Я вообще-то в белье, тетя. И вы могли бы постучать. Странно, что имея взрослого сына, вы так шокированы. - Габбе лег и залез под одеяло. -- Как долго... Эмиль скоро вернется, Габриэль. -- Это замечательно. -- Надеюсь, ты к этому времени... -- Как только будет решение суда. Впрочем, я готов завтра же уйти. Извините, что не сегодня, но, боюсь, в общежитие меня уже не пустят. Хотя ночь достаточно теплая, чтобы переночевать и на улице... -- Габриэль! Не доводи до абсурда! Я всего лишь имела в виду, что Эмилю будет нужен покой. -- Прежде всего ему будут нужны лекарства, тетушка. Надеюсь, на этот раз вы их сразу купите. -- Прежде всего ему нужно, чтобы его оставили в покое! Габбе откинулся на подушку. -- Как и мне, тетушка, как и мне. Вы позволите пожелать вам спокойной ночи?Стелла Блумквист вышла, хлопнув дверью. На следующий день Габбе ждал Алекса у дверей общежития на лавочке. -- Обгоришь, - Алекс провел ему по чуть отросшим волосам. - Красный уже весь! Как ты сюда добрался?-- Пешком. От тети Стеллы. Меня выселили туда, после того, как папаше пришла повестка в суд. Пытались заставить забрать заявление. Я отказался, и меня отправили в ссылку. Тетушка тут же поинтересовалась, когда я избавлю ее от своего общества. А у тебя как? -- А я получку получил, - вздохнул Алекс, - как раз собирался переодеться и к тебе ехать. Ну что, паспорт у тебя при себе? Пойдем в общагу устраиваться? -- Пойдем! Габбе испуганно оглядывал спартанскую обстановку комнаты на шесть коек. Впрочем, занято из них было только четыре. -- Как только номер на двоих освободится, переедем, - пообещал Алекс, заходя в комнату с ворохом постельного белья и полотенец, - Я попросил коменданта сразу сказать.Габбе молча кивнул. -- Вот тут будешь спать. Это моя койка. А я сюда переберусь...-- Давай я на свободную, - глухо сказал Габбе. -- Нет, тебе так удобнее будет. Сейчас застелим, и пойдем, поедим чего-нибудь. На кухне пятничный вечер был в разгаре, и Габбе чуть совсем не стало дурно и от обстановки, и от публики. Но Алекс уверенно маневрировал среди этих жутких рыл, перешучивался с кем-то, грел, толкаясь у плиты, суп, одалживал миску и ложку... Габбе хлебал из миски, низко опустив голову и иногда оглядываясь при особо громких звуках. Алекс что-то ему рассказывал, но он не мог сосредоточиться на том, что тот говорит. -- Прости, Алекс, я прослушал.-- Ничего. Доедай спокойно. Потом пойдем на улицу, покурим. -- Я вроде бросил. -- О, молодец. Это правильно. Кто-то прибавил звук у радио, и Габбе окончательно приуныл. Прямо скажем, к такой музычке он не привык. -- Завтра пойдем, шмоток тебе прикупим. Хотя бы самое необходимое.-- Мне Эмиль кое-что покупал. Надо будет съездить, вытащить из тайника. И там еще шоколадки были, - Габбе чуть улыбнулся. -- Это дело, - согласился Алекс. - Хорошо спрятал-то? -- Надеюсь. -- Когда тебе к врачу? -- В понедельник. Алекс пошел покурить, и Габбе остался один в комнате общежития. Его скрутило тоской — такое все вокруг было тоскливо-убогое, обшарпанное, жалкое... И что теперь — всю жизнь вот так?! В нищете, в грязи, в страхе?! Промелькнула малодушная мысль, что еще не поздно забрать заявление, попросить прощения у отца... Нет. Ни за что. Вместе они с Алексом вырвутся. Если, конечно, и Алекс его не бросит. А ведь он бросит, никуда не денется. Уедет в сентябре учиться. И я останусь здесь гнить один. Габбе лег и уткнулся носом в подушку. И всё бы ничего, но в общаге он совершенно не мог спать. Вечером, когда наконец гасили свет, Габбе долго лежал в темноте и не мог расслабиться, предвкушая следующий день. Уже светало, когда он наконец ненадолго засыпал — чтобы проснуться от грохота, когда первые траулеры начинали сливать улов в рыбохранилище. Габбе поднимался, гасил будильник Алекса, и медленно шел на кухню. Ставил чайник. Алекс научил его варить кашу, и, когда завтрак был готов, Габбе шел будить брата. Они ели вместе на полупустой кухне, и это было самое лучшее время в течение дня. Потом Алекс сажал его на автобус, и шел на работу. Дальше надо было выждать момент, и войти на комбинат перед самым построением, чтобы никто не успел прикопаться. Водить он, конечно же, не мог, и все время проводил в мастерской у Сундберга. И все было бы ничего, мастер его хвалил и учил дельным вещам, если бы не проклятый шнырь Монссон, из-за своей сломанной руки ошивающийся там же. Как же он Габбе доставал! Сил никаких не было уже терпеть его подколки, нытье, крысятничество, байки из тюремной жизни и попрошайничество. Лень и нечистоплотность. Гадский снифф стал для Габбе просто таки воплощением всех пороков. И жутко злило, что невозможно ничего сделать с такой жалкой дрянью. Стыдно же Алекса просить с ним разобраться? Алекс с ребятами из ДРСУ появился в первый же день, встретить после занятий. Там уже собралась группка гопоты, поздравить Габбе с возвращением — но вместо него нарвалась на суровых мужиков-строителей с шанцевым инструментом. Побоище было знатное, и особо терзать Габбе перестали. Хотя, конечно, по мелочам все равно докапывались, то невзначай толкнут на землю, то подколят какой-нибудь тюремной загадочкой и ржут... Дебилы. Твари. Уголовников Габбе возненавидел от всей души. Беда была в том, что каждый день встречать Габбе после занятий Алекс не мог — его рабочий день заканчивался позже. И начиналось одно и то же мучение. На лавке автобусной остановки сидели, курили и поджидали его те, кому больше нечем было скоротать вечерок. И поганец Монссон обычно среди прочих. И начиналось. Нет, всерьез его больше не били. Боялись все-таки Алекса с приятелями. И, в общем-то, он все это даже проходил. Просто с другой стороны. И теперь мучился не только от унижения, чувства своего бессилия, но и от отвращения к себе. До жалоб и просьб не трогать он еще не опустился, но героя, решительно противостоящего толпе черни, из него тоже не вышло. Габбе просто молча ждал, пока придет автобус. Самые упертые могли и увязаться вместе с ним до автовокзала, но в Иварсбод уже точно никто не ехал. Билет дороговат. На автовокзале толпа ребятни облепила тележку с сахарной ватой. Сладкий запах смешивался в воздухе с выхлопом автобусов, вонью общественного сортира и табачным дымом, радио бодро завывало ?you are pushing too hard?. Инструктор Нильссон поставил Юхана на спинку лавки и объяснял ему, как разобраться в расписании автобусов, время от времени поглядывая, всё ли гладко у лотка с сахарной ватой, где Лиса и Каспер ждали своей очереди вместе с близнецами и мелкими. Юхан тоже очень сильно интересовался сахарной ватой, его просто разрывало между насущным любопытством к карте, где разноцветным линиями были обозначены маршруты автобусов, и манящими запахами от лотка. -- Запомнил номера? Ладно, беги, - Нильссон ссадил Юхана со спинки, под неодобрительным взглядом пожилой фру протер спинку рукавом и подтолкнул Юхана к прочим детям. - А то без тебя всё съедят.Нильссон сел на лавку и задумчиво закурил. Пожилая фру демонстративно уткнулась в платочек. Подъехал местный автобус, из него вывалилась еще не слишком густая толпа пассажиров — рабочий день на консервном еще не закончился. -- Пойдем-ка, покурим с нами, фрёкен Блумквист!-- Иди к черту, - вылезать из автобуса с тростью и так было той еще задачкой. -- А ну помоги пожилой даме спуститься, что стоишь, Монссон! Снифф выскочил из другой двери, растолкав пассажиров, и подбежал к задней, протягивая здоровую руку и перекрывая проход. Сзади в салоне пассажиры начали браниться, кто-то толкнул замершего на ступени Габбе в спину, но не сильно, а так, подбадривающе. Нильссон со вздохом встал, оглянулся на свой выводок — они как раз получили первый моток ваты, Лиса держала его на высоко поднятой руке и, грозя пальцем, что-то выговаривала мелким, а Юхан, щурясь, стоял у нее за спиной и явно задумывал что-то нехорошее. -- Каспер, не зевай! - велел Нильссон, подошел к автобусу, поднял Монссона за шкирку и отшвырнул в сторону. От пинка снифф успел увернуться.-- И здесь вы, - скривился Нильссон, подхватил Габбе и поставил на землю, - какого черта вы тут отираетесь, шпана, ну? - он обернулся, выискивая курсантские рожи и отстегивая с пояса дубинку. -- Атас! - крикнул кто-то, - Нильссон! -- Садись, - велел Нильссон Габбе и огляделся. Курсанты уже спешно драпали. Гоняться за ними по жаре в планы Нильссона не входило, и он вернул дубинку на место. В это время от лотка с ватой раздался ор — Юхан таки осуществил свой коварный план. Он вышиб у Лисы моток ваты, поднял его с земли и теперь быстро жрал единолично на ходу, отрывая и выкидывая только самые сильно испачкавшиеся куски, успевая одновременно убегать от Каспера. Носились они кругами. Мир удалось восстановить, отодрав Юхана за ухо (вату он при этом из рук не выпустил и есть не перестал), и купив еще один моток на всех ради справедливости. -- Всю неделю будешь теперь посуду мыть, - рявкнул Вигго на Юхана, - иначе жрать не получишь!-- За всех? - с набитым ртом поинтересовался Юхан. -- А то. -- И кастрюли? -- И кастрюли. Юхан вздохнул и облизнулся, запихнув в рот последний клок. -- Все равно вкусно было, - пробормотал он, и осторожно потрогал начавшее распухать ухо.Нильссон сел на лавку, поймал Юхана и зажал к себе лицом между колен. -- Что я тебе говорил насчет воровства? -- Я не воровал! - искренне возмутился Юхан. - Я же не тайком! -- Это верно. То, что ты сделал, вообще называется грабеж. Воровство с применением силы. И наказывается еще строже. Лису обидел, младших обидел... Не стыдно тебе? -- Стыдно, - вздохнул Юхан. - Но вкусно. У них еще две остались! -- Ну а почему тебе одному должна была целая достаться, а? - Нильссон достал из кармана носовой платок. Вся морда у Юхана была в сахаре и грязи. - Одному — целая, а на шестерых — две? Это разве по справедливости? -- Мир несправедливый, ты сам говорил. -- Справедливости в мире ровно столько, сколько мы в него вложим. И чтобы я больше такого не видел, Юхан. Мне прямо противно стало от твоего поступка, и я очень рассердился. Ухо покажи. Блин, до крови рванул... Сильно больно?-- Ага. -- Но не до слез?-- Не-а. -- Ну ладно. Прости. Видишь, это от злости. Не делай так больше, хорошо? Сбегай, платок намочи, я хоть тебя вытру, - Нильссон вздохнул. Юхан взял платок и побежал в сортир. Габбе смотрел на эту сцену во все глаза. -- Чего уставился? - довольно добродушно поинтересовался Нильссон.-- Простите, - Габбе опустил глаза в пол. -- Руки покажи. Это они? - Нильссон указал на свежий след от сигареты у локтя. Габбе молчал. -- И что, каждый день так? -- Иногда Алекс встречает. Но он работает до шести. И далеко. -- Угу. -- Папа, а ты хочешь ваты? - Лиса подбежала и забралась к нему на колени.-- Давай, кусну. Фу, гадость какая сладкая! -- Ничего не гадость, - Лиса угнездилась, обхватила отца за шею. Вернулся Юхан с мокрым платком, и видно было, что он попытался умыться и сам, но больше размазал грязь. -- Иди, иди сюда, - поманил его Нильссон. - На, Лиса, купи лимонада на всех. -- Пусть Каспер сходит, - Лиса не хотела слезать. -- Ну тогда домой поедем, а то что мать там одна. Сейчас только, курсанта на автобус посадим. Когда твой, на Иварсбод? - Нильссон обернулся к Габбе. -- Да они, наверное, уже не вернутся, - тихо сказал Габбе. - Минут через пятнадцать. Что вы будете ждать... -- Да ладно! -- А можно я куплю? - вылез Юхан. -- Только поди, дай я тебе кровь вытру. И попроси прощения у Лисы, что ты ее ударил! -- Прости, что ли... - буркнул Юхан. - Тебе какой, красный? -- Я не буду, - Лиса всё еще сердилась. -- А ты не будешь красный или не будешь зеленый? - спросил её Нильссон. -- Красный... - Нильссон кивнул Юхану, и тот побежал к ларьку. Теперь Габбе дожидался в мастерской, когда Нильссон закончит, и ехал с ним вместе на машине забирать детей из детсада, а потом на автовокзал. И жизнь стала чуточку лучше.