Глава 56, в которой прощаются с прошлым (1/1)

Поздняя электричка была почти совсем пустой. Пролетающие за окном леса и поля сливались в монотонную темноту, лишь изредка разрываемую отдельными огоньками окон. Снурре сидел, бессмысленно разглядывая свое отражение в черноте окна, погрузившись в некое подобие транса, окунувшись в незваные воспоминания. Это было уже перед самым концом. Им почти удалось вытеснить полицию за пределы кампуса. Все началось внезапно, так, как оно обычно и бывает, никто толком не планировал, что да как. Зрело долго, а полыхнуло, как порох. Сначала эта реформа образования, потом отчисления неуспевающих студентов, кому-то не дали стипендию, кому-то сократили программу обучения... Студенты собрались спонтанно, решили пойти к деканату со своими требованиями, охрана не пропустила, вызвала полицию... Они с товарищами тут вообще были ни при чем, если честно. Студентов — по крайней мере, тех, кто хоть сколько-нибудь бы еще уделял внимание учебе, - между ними, считай, и не было. Ну да, у снорка Лундина, конечно, еще был студак, но разве за последний год он хоть раз сходил на пары? Впрочем, это было не так уж важно. Они торчали в общежитии и обсуждали организацию марксистского кружка на факультете почвоведения, Снусмумрику было скучновато, он сидел на подоконнике, пил пиво и подначивал Сигне, которая, как всегда, была слишком, слишком серьезной. Почему она всегда так переживает из-за партийных дел, вот и сейчас, речь о каком-то дурацком никому не нужном кружке, а она вся аж в струнку вытянулась... Снусмумрик посмотрел в окно и первым заметил замятню у деканата. -- Ого, а там что-то происходит!Всего ночь спустя они уже держали оборону вместе со студентами по забору кампуса, деканат почти был готов к переговорам, а градус веселья внутри все нарастал. Снусмумрик внес свой идеологический вклад в это действо, намалевав свой любимый лозунг – ?Запрещается запрещать!? – и вывесив его из окон кампуса, и переключился на подсобные работы. Сигне, как всегда, упрекнула его в недостаточной воинственности, но бойцов, в общем, и без него хватало. Зато она, конечно, была в первых рядах! Пришлось все-таки идти за ней, потому как Сигне, когда увлекалась, перестала вообще замечать, с кем она лезет в драку, и кто-то же должен был ее оттаскивать. Она, конечно же, страшно ругалась. А еще забывала есть и спать. Зато, правда, если удавалось все-таки ее вытащить, и любила яростно. Сумасшедшая валькирия, метр с кепкой, копна белых волос и веснушки на носу... Умер бы от нежности, но она ненавидит нежность. Полиция внезапно отступила. Неужто все-таки пойдут на наши условия?! Или это просто временная передышка? Только успели расслабиться, как началось. Отряд в противогазах забросал их гранатами со слезоточивым газом. Удушливый газ проникал во все щели, но даже он Сигне не остановил. Она замотала рот и нос мокрой тряпкой и рванула вперед, прямо туда, где полиция в противогазах паковала блюющих и задыхающихся студентов.Что оставалось, кроме как бежать за ней?! Он еще успел подхватить одну дымовую шашку и швырнуть ее обратно, за ряд полицейских, прежде, чем дыхнуть самому. Мокрая повязка на лицо не спасла вообще, глаза сразу же заволокло, он уже ничего не видел, пытался отойти назад, но тут совсем перехватило дыхание, он упал на землю, рядом с кем-то еще, пробовал ползти, задыхаясь, уже в полной панике, не зная, куда деваться... -- Какого черта ты туда полез? - вот первые слова, которые он услышал, придя в себя в больничке.Его подобрала ?Скорая?, уже посиневшего, надела маску с кислородом, сделала укол, отвезла в больницу. Повезло. Другим повезло куда меньше — их собрала полиция.Он попытался ответить, но не смог, только сипел, сидя на кровати и упираясь руками в бортик. -- Держи свои шмотки, и пошли отсюда быстро! Полиция рыщет! - Сигне швырнула в него вещами. Лундин помог ему одеться, Сигне высунулась в коридор, махнула им рукой, и Лундин на себе буквально бегом протащил его к черному ходу, Сигне прыгнула за руль, и вот они уже несутся по городу...-- Кончай уже кашлять!-- Не могу, - кашель не давал спать, не давал дышать, не давал говорить. Он не мог ни поесть, ни попить спокойно, каждый вдох воздуха давался с трудом. - Мне надо в больницу, Сигне, - не выдержал он. -- Какого черта ты такой слабак! Всего-то разок понюхал газа! Нам сейчас совсем некстати с тобой возиться!Сигне в раздражении встала с их матраса в углу огромного склада, и ушла куда-то за стеллажи. Хотелось бы думать, что она пошла за помощью, но это было совсем не обязательно. Могла и просто уйти. На пару дней. А встать и идти следом сил нет. Снусмумрик закрыл глаза. Их еще жгло, да и Сигне тоже ходила с покрасневшим отекшим лицом, и глазки у нее были, как помидорчики. Только ей, кажется, это совсем не мешало. Хотя не могло не мешать, и раньше он бы сам заставил ее пойти к врачу, но сейчас... Его снова скрутило кашлем. Наверное, я умру. Лофгрен, мрачный гафса с тяжелым взглядом глубоко посаженных глаз, довез его до приемной Красного креста и бросил там одного. -- Времени нет, сам понимаешь. Сейчас надо быть там, - он кивнул в строну города.-- Понимаю. Очередь в приемнике затянулась до утра. Так как он был без документов, его отправили на санобработку и обрили налысо. В палате было человек сорок. Врач пришел только к полудню следующего дня, но зато потом ему сразу сделали укол, и дышать стало легче. Правда, не то чтобы надолго, до следующего укола. Ночью его даже перевели куда-то еще, народу там было поменьше, и на него надели кислородную маску. Несколько дней он думал, что умрет, а потом врач сказал, что это всего-навсего был приступ бронхиальной астмы. Из-за газа. И что нельзя курить. И велел пить таблетки. Он ушел, как только смог. Один. Без денег. Пришлось идти пешком через весь город, гадать, остался ли еще кто-то на старом месте, и где Сигне, и увидит ли он ее вообще хотя бы еще один раз... На старом месте никого не оказалось. Снусмумрик переночевал на опустевшем складе. Под утро снова немного покашлял, но уже не так страшно, как в первые дни. В общем, совсем немного. Очень хотелось курить, и от голода даже стало дурно, но как-то перемогся. Зашел в Армию спасения, там покормили, дали теплую куртку. Он спросил у них насчет лекарств, и одна из таблеток нашлась в их аптеке, дали с собой пару пачек. Снусмумрик сидел в городском парке, и раздумывал, что ему делать. Можно пойти в студгородок, поспрашивать насчет своих. Можно отправиться на юг, ведь уже холодает. А можно, конечно, вообще пойти в Муми-дален. Не был там, наверное, уже лет пять или даже больше. Интересно, как там Муми-тролль? Что-то он поделывает? Да там ли они вообще? Может, Муми-тролли так и не вернулись домой... Дом все так же пуст, и лишь иногда туда заносит таких неприкаянных, как я.Покурить бы. А куртка неплохая досталась. Надо бы Сигне к ним затащить, ходит непойми в чем, опять будет мерзнуть и болеть всю зиму, и ведь даже не уговоришь отлежаться! Снусмумрик вздохнул и пошел в студгородок. -- О, какой ты смешной! Уши торчат. - Сигне провела по чуть начавшей пробиваться щетине. - Хорошо, что жив.-- Привет. -- Где пропадал? -- В больничке. -- А-а. -- Не спросишь, что со мной было? Как я себя чувствую? - не выдержал все-таки Снусмумрик. -- А зачем? Чувствуешь ты себя наверняка погано, судя по виду, ну а то, что ты выжил, я тоже вижу... Может, лучше узнаешь, какие у нас новости? Внезапно он со всей ясностью понял, что ей действительно все равно. По-настоящему плевать. Даже не так, Сигне действительно не приходит в голову поинтересоваться, что с ним происходит. Здесь — и хорошо. Нет рядом — ну и ладно. Ушел навсегда — что ж, значит, так. Нет, не то чтобы она к нему плохо относилась, совсем нет, ей нравится, когда он рядом, удобно и привычно. Но если его не будет, она не заплачет. Она вообще не плачет, только злится, если что-то не так. -- Тебе нужна новая зимняя куртка. В Армии на Мариенхеме есть сейчас хорошие, надо зайти, померить. -- Времени нет, Сунне. -- Ладно. Схожу, возьму тебе на глаз. Где встретимся? -- Подходи в кампус к пяти. Мы там будем у социологов. -- Понятно. Курносый нос, синие глаза, волосы как солома, такие же жесткие, груди, как резиновые мячики и вся она — жадная, жесткая, горячая, такая яростная, когда он любит ее, и когти, настоящие когти, ведь она — чистокровная юксаре, и у него вся спина вечно расцарапана... Зачем мне оставаться с ней, что это такое, почему уже второй год мутит и крутит голову от ее взгляда и запаха, что за злое волшебство, и приходится идти следом, как привязанному, и терпеть вот это всё, её сосредоточенное безразличие, и бесшабашную жестокость, и глядеть, глядеть в эти раскосые, светлые, страшные глаза, и тонуть в них. И вечно она смеется, вечно глумится над тем, что я такой мягкий, и слабый, и буду делать все, что она скажет, и вообще, зачем я нужен ей, такой...Ведь не для того же, чтобы нести в пакте куртку от Армии спасения, и коробку с печеньем оттуда же, останавливаясь, чтобы вдохнуть стынущего осеннего воздуха и задавить снова рвущий грудь кашель.Снусмумрик остановился, и нащупал в кармане пачку таблеток, вытащил пластинку, зубами выдавил одну прямо в рот, проглотил, не запивая. Через четверть часа стало полегче. И все-таки я уйду, уйду от нее, от этого всего, уйду на юг, к солнцу, вернусь к Муми-троллям, плевать мне на все, надоело, сколько можно. -- Хорошая куртка, - сказала она. - С размером угадал.Самая щедрая похвала, что он слышал за все это время, наверное. Неужто она и впрямь забеспокоилась? -- Нужен твой совет. Пойдем, мы там новые лозунги сочиняем. Ты пригодишься.Ого! Да она и впрямь вся испереживалась. -- Что скажешь, Сунне? Надо еще что-нибудь, новенькое...-- Хм. ?Они купили твое счастье. Укради его!?-- Ну... Сложновато-то как-то! Неоднозначно.-- А мне нравится!-- Ладно, оставим. Еще?-- Поесть есть что-нибудь?-- Только пиво. -- Ладно, давайте пиво... Я печенья принес. Расскажите хоть, что тут у нас происходит?..И вот уже все пью пиво, и, хохоча, перебивая друг друга рассказывают о том, что случилось за последние две недели, и Сигне рядом, прижимается к плечу, хватает за руку, вскакивает, чтобы лучше показать, как именно она свернула с копыт здоровенного университетского охранника, гнусно обманутого ее безобидной внешностью... А потом Сигне уводит его на чердак, и там, среди завалов какого-то невообразимого хлама, принимает в себя, и даже ни разу не делает больно. Не разодрала когтями спину, не выкручивала мочку уха, не прокусила губу, она почти ласкова... -- Что с тобой?-- А что со мной? -- Ты сегодня меня не терзала. -- Потому что ты и так больной. -- Когда тебя волновало, что мне плохо... -- Меня и сейчас не волнуют твои нюни.-- Так-то ты меня любишь. -- Х-ха! С чего ты взял, глупый юксаре, что я тебя люблю?! И правда, с чего?Снусмумрик очнулся, тряхнул головой. Вот ведь, вспомнится же всякая дрянь ни с того, ни с сего. Чуть было свою станцию не проехал. Вот было бы весело... Он вышел в тамбур электрички, прислонился к дверям. Потянулся за пачкой сигарет. Осталась всего одна, надо бы на утро приберечь. Доберусь до дома, можно будет трубку курнуть... Надо бросать вообще, взять себя в руки, и бросить, вон, даже Габбе бросил, сучонок, а я чем хуже?! Ведь почти полгода не курил же. Столько денег уходит, да и вообще, поганая привычка, врачи запрещают, да и обидно, что эта дрянь меня сильнее. Надо бросить. Надо бросить... Он прижался лицом к стеклу и смотрел на пробегающие мимо темные деревья. Фил, наверное, волнуется. Надо было ей с вокзала позвонить. Можно со станции. Да она, наверное, уже спать легла. И правильно сделала. Встает ведь рано, вместе со мной. Хотя и не должна. Кашу сварила сегодня, и чего я ее есть не стал, гад... Её же ранят такие вещи. Это тебе не Сигне. Попробовал бы ты не съесть кашу, которую она бы тебе предложила! Да она бы эту кастрюлю тебе на башку надела. Прямо горячей. Если бы, конечно, Сигне вдруг ни с того ни с сего решилась бы хоть чем-нибудь с тобой поделиться... Снусмумрик все-таки вытряхнул из пачки последнюю сигарету. Воспоминание о Сигне обожгло вдруг мучительной ненавистью, и это было обидно и плохо. Потому как ненависть — эта та же любовь, только с другим знаком. К Фелис он ничего подобного не испытывает. Может, в этом всё дело? Хороший секс, легко сказать. Откуда тут взяться хорошему сексу, когда это всегда немного война? При мысли о Фил он испытал смесь нежности, досады и стыда. От того, что Фил оказалась такой хрупкой, накатывала попеременно то мучительная нежность, то злость. Как теперь оставить её?! Кто-нибудь предупреждал его, что она будет так в нём нуждаться?! Да какого черта?! Она же взрослый человек, в конце-то концов! Хотелось драться или хотя бы просто заорать от этой адской смеси ярости и жалости. Вместо этого он просто вышел на платформу и побрел к остановке автобуса. Под единственным фонарем стояла какая-то машина, на которую Снурре сначала даже не обратил внимания. Пока не понял, что это за машина. И сколько тут Фил уже, интересно, его ждет?! А зачем она его тут ждет незнамо сколько времени, разве он просил?! Что я, не могу сам до дома добраться?! Или она опять боится, что я сбежал?! От ее заботы хрен скроешься. Он распахнул пассажирскую дверь. Задремавшая было Фил встрепенулась. -- Ты что дверь не закрываешь?! - Снусмумрик плюхнулся на переднее сидение. - Мало ли кто тут ходит. Давно меня ждешь? - смягчаясь, добавил он. -- Что ты такой сердитый? - Фил посмотрела на часы. - Больше часа, наверное... Больше часа. Ага. Как же. Часа два как минимум. Снусмумрик вздохнул. -- Да так... Пообщался с папашей, называется. Лучше б не ездил.-- Поругались? -- Почти. -- Там термос на заднем сидении, ты же голодный, наверное... -- Да что тут ехать-то до дома. -- Плиту уже погасили, а газ кончился. Не хочется снова растапливать, всех будить... -- Ладно. - Снусмумрик потянулся за термосом.-- Муми-мама решила уезжать в субботу. А Хольму пришло приглашение на кинофестиваль, Нэлли звонила. Так что он тоже уедет раньше времени, но еще не решил точно, когда именно... -- М-м. - Зачем она всё это сразу ему вываливает, а?! Нельзя просто молча доехать до дома?! -- Суп не слишком горячий? Снусмумрик поймал заискивающий взгляд Филифьонки, и ему стало неприятно. -- Не слишком. В самый раз. Как кошачий нос, - постарался он ответить как можно мягче, и улыбнулся. - Спасибо. Не обращай внимания, я из-за родни расстроился. Фил молча вздохнула. Вся неделя прошла в какой-то дурной суете. Шумно собирался уезжать домой Хольм, Фил ездила ему за билетами, потом менять билеты, потом провожать его на вокзал, Муми-мама напоследок решила наготовить всего побольше, чтобы Фил было полегче первое время, помимо этого они вдвоем затащили Снусмумрика к доктору Эклунду, и тот сказал, что пора делать пересадку кожного лоскута, и сам взялся договориться с университетской клиникой, где в хирургии работал какой-то его бывший однокурсник, и клника согласилась взять на операцию с большой скидкой — если ее будет делать ординатор. Вилле одолжил денег на лечение, Муми-мама и Фил долго совещались по этому поводу, и наконец согласились. Самому Снусмумрику было на всё, честно говоря, полностью плевать, он пребывал в мрачном унынии, много курил, отмалчивался, и вяло возражал, что нафиг надо, само всё неплохо заживает. Фил вела длинные переговоры с Оливией, а потом сама ездила к Нюбергу, объясняться, и на работе без особых проблем согласились принять больничный на два рабочих дня: вечером в четверг надо было лечь в клинику, в пятницу — операция, в понедельник — выписка, во вторник — вернуться на работу. Снусмумрик молча со всем соглашался до того самого момента, когда они приехали в больницу и миновали приемный покой. Скандал вспыхнул прямо в хирургическом отделении, буквально на ровном месте: сосед по двухместной палате наотрез отказывался лежать с юксаре. Фил металась между старшей сестрой, врачом, с которым договаривался Эклунд, и негодяем-соседом. Снусмумрик индифферентно сидел в коридоре и сторожил сумку с вещами, игнорируя потуги Фил вести трехсторонние переговоры. С видимым безразличием он согласился на общую палату вместо оплаченной двухместной — но тут уже возмутилась вся общая палата. Взбаламученные инициатором скандала, они тоже не горели желанием делить палату с юксаре. -- Всё, Фил, пойдем домой.-- О нет, Снурре! Мы сейчас просто доплатим за одноместную, и всё, - Фил судорожно считала оставшиеся в кошельке деньги. -- Фил. Я иду домой. - Снурре подхватил сумку и пошел по больничному коридору к выходу. - Жду тебя у машины. Она опустилась на танкетку у стены в полном изнеможении и заплакала. Сил уже никаких просто нет. И денег тоже нет. Врач поймал Снусмумрика в коридоре и в чем-то пытался его убедить, тот отвечал весьма раздраженно. Фелис с трудом заставила себя подняться и подойти, принялась извиняться перед врачом...-- Какого черта ты еще извиняешься! - заорал Снурре наконец, теряя от этого последнее терпение, - эти хреновы фашисты о нас ноги вытирают, а ты еще извиняться будешь! - он сильно дернул ее за руку и поволок за собой.На его вопли в коридор вышел какой-то крупный хемуль в пижаме, и строго поинтересовался, что здесь, собственно, происходит, и почему в лечебном учреждении стоит такой шум. Ну тут ему Снусмумрик и высказал всё накопившееся. В кратких очень выражениях. Так, что к отделению уже бежал охранник, вызванный постовой сестрой. Как ни странно, хемуль оными краткими выражениями не смутился, и из экспрессивной речи Снусмумрика смог выделить суть. -- Так в чем проблема? - спросил хемуль. - Давайте мы с вами местами поменяемся. Хемуль лежал в одноместной палате.Тут Снусмумрик выдал вторую часть своей речи, где по-прежнему кратко и точно обрисовал свое материальное положение, препятствующее доплате за одноместную палату, и отношение к особенностям страховой медицины в частности и государственной системы в целом. Охранник уже стал примериваться, как бы его лучше повязать, но рядом маячила и мешалась заламывающая руки Фил. -- К тому же, он страшно храпит, - добавил врач, имея в виду ненавистника юксаре, заварившего всю кашу.Эта несвоевременная ремарка чуть было не стала началом большой драки, но и тут благодетелю удалось вмешаться и решить всё миром. В итоге крайне недовольный ненавистник юксаре отправился в одноместную палату, а Снурре таки оказался на больничной койке в двухместной палате в компании хемуля-благодетеля. Фил врач увел делать укол от поднявшегося давления. У нее под конец аж кровь пошла из носа от всех этих треволнений. Она вернулась в палату, когда немного подуспокоившегося Снусмумрика забрал анестезиолог — осмотреть и снять кардиограмму перед завтрашним наркозом. Фил извинилась перед соседом, разобрала вещи, разложила в тумбочке, повесила на стул пижаму, вздыхая, убрала в шкаф брошенные на пол шляпу и ботинки. -- Хотите конфету? - хемуль предложил ей шоколадную конфету в яркой обертке.-- Ой, спасибо, - Фил снова заплакала. Но конфету взяла. - Вы нас так выручили, я вам ужасно, ужасно благодарна! -- Да не стоит. Кем вы ему приходитесь? Вернувшийся Снурре застал ее во всю пьющей чай с соседом. -- Ну, вижу, ты уже оправилась, - мрачно сказал он, и рухнул на койку, поворачиваясь к стене. На следующий день, Фил, конечно же, с утра была на боевом посту, но, к их обоюдному счастью, изрядно нервничавшего Снурре уже успели забрать в оперблок. Так что ей пришлось долго гулять по университетскому городку, ожидая окончания операции. Она зашла в отделение только для того, чтобы узнать, что всё прошло успешно, и что Снурре пока побудет в реанимации. Фил отправилась обратно, купила по дороге булочку и мороженое, и довольно долго сидела на берегу прудика, кормя уток. Было время как следует подумать. Все эти дни были такими насыщенными, что прошли, как в тумане, а тут вдруг время замерло. Фил крошила булку, бросала кусочки вальяжным раскормленным уткам, и невидяще смотрела перед собой. Вчерашний скандал, кажется, выжег последние нервные клетки. Она чувствовала себя неповоротливой и какой-то дебелой, совершенно отупевшей, и не испытывающей больше ничего — ни тревоги, ни радости, ни любви, ни злости. Только одна сплошная матовая усталость. Немного оглушенная жарой и зависшей тишиной маленького, укрытого между опустевшими на лето университетскими зданиями садика, Фил сидела и тихо радовалась, что Снурре пока в реанимации и еще час, а может, и два, и даже три не надо идти к нему, и как-то разговаривать, подбадривать, утешать... Кажется, у меня в жизни уже больше ничего и не осталось, кроме Снурре и его бесконечных проблем. Как же я устала. Как же я от него устала. Она поймала себя на том, что с неприязнью вспоминает его голос. Особенно вчера, когда он так зло ей сказал, ?ты уже оправилась?. Конечно, он злился совсем не на меня, лениво и как-то равнодушно подумала Фил. Но какая разница. Булка кончилась, остатки мороженого полностью растаяли. Она встала, отряхнула юбку и пошла обратно к зданию университетской хирургической клиники. В коридорах стояла гулкая прохладная тишина, она все так же равнодушно ждала, сидя у большого, во всю стену окна у дверей реанимации, пока его наконец не выкатили оттуда на каталке, бледного, с полузакрытыми глазами, со следами маски вокруг носа и губ. Тут Фил почувствовала хоть что-то похожее на жалость, особенно, когда она подошла к каталке, и Снурре стиснул ее ладонь. Пальцы у него были горячими и слабыми.Его переложили на койку, и она просидела до вечера, поила, давала утку, помогла повернуться на бок, не задевая больную ногу, что-то говорила ему утешительное, но чем дальше, тем больше думала только о том, чтобы по пути домой заехать искупаться в море. Только там она и ожила, на обратном пути, плавая в полном одиночестве и темноте, внезапно не испытывая ни страха, ни тревоги, наедине с морем, и звездным небом над головой, и тихой ночью, наполненной таинственной и равнодушной к ней жизнью. По пути Фил, очень плохо видевшая в темноте, поскользнулась на камнях, упала и разбила коленку, но даже это не испортило ее настроения. -- Как всё прошло? - спросила ее Муми-мама.-- Отлично искупалась, правда, вот, коленку разбила, - бодро сказала Фил, вытирая мокрые волосы. - Где у нас перекись? А. Операция. Операция — замечательно. Сказали, всё хорошо получилось. Снурре под вечер уже в себя пришел, даже шутить пытался. Его сосед по палате — такой лапочка, обещал о нем позаботится ночью, вызывать сестру, когда понадобится, Снурре тяжеловато отходит от наркоза, еще пока сам встать не может, анестезиолог ему запретил подниматься до утра... Муми-мама, вздохнув, сказала, что она поговорила с Муми-троллем, и, пожалуй, останется до понедельника. Пока Снурре не вернется домой. Фил ее от души обняла. -- Спасибо!-- Муми-тролль хотел завтра навестить его в больнице, и я бы тоже с ним съездила. С утра. -- Ой, как хорошо, тогда я завтра поеду попозже! И Вилле с собой возьму. Муми-мама снова вздохнула, и налила Фил холодного чая с ромашкой. Выходные прошли мирно. Только вот Фил всё это время старалась не оставаться со Снурре наедине, впрочем, сама не замечая этого. Просто как-то так получалось. В субботу в больнице вообще побывали все, кто только можно, в воскресенье она поехала к нему вместе с Муми-мамой, Снурре был уже вполне бодрым, и они все вместе ходили гулять по университету, сидели втроем у того же прудика, кормили уток, ели мороженое, и им было почти что весело. Снурре рассказывал какие-то забавные истории, и только один раз, проходя мимо здания притихшего на лето кампуса, как-то помрачнел. -- Тебе плохо? - тревожно спросила его насторожившаяся Фил.-- Да нет, - неохотно ответил он. - Хотя жарковато, да. -- Пойдем скорее обратно, - решила она. В понедельник с утра, после обхода, хирург сказал, сняв повязку, что пересаженный лоскут отлично прижился, и можно с чистым сердцем идти домой. -- Давно не видел, чтобы так быстро и хорошо все заживало. -- В том, чтобы быть юксаре, есть свои преимущества, - ухмыльнулся Снурре. -- Ну, надеюсь, вы не затаили на нас обиду. -- Да что вы, обычное дело, - вздохнул Снурре. Но всю дорогу до дома бухтел о бессмысленно потраченных деньгах. -- Ты не мог бы заткнуться, а?! - уже проезжая Норфьярден, не выдержала Фил. - Ворчишь, как старый дед! Всю дорогу бу-бу-бу, бу-бу-бу!-- Пожалуйста, - пожал плечами Снурре, и уставился в окно. -- Посидишь в машине, я на рынок забегу? Картошка кончилась. -- Я пока пива выпью, - Снурре вылез из машины. -- С чего бы это вдруг?!-- А что нет?! -- А тебе разве не запретили?-- Кто? -- Врачи. -- Пф! Врачи! Я один стакан, в конце-то концов. - Снурре спустился в бар, сел у стойки со стаканом пива. Огляделся. Вспомнил, как в прошлом году ему тут не хватило денег расплатиться, и Фил пришлось за него рассчитываться... Тьфу. Он допил свой стакан, купил пачку сигарет, и, прихрамывая, вышел наружу. Фил возвращалась с сумкой. -- Может, тебе тоже бутылочку взять? - спросил он, открывая ей багажник. - Холодненького? -- Раньше надо было поинтересоваться, - пропыхтела взмокшая Фил. - Жара страшенная! Поехали скорее домой. Вечером на море съездим? -- Хорошо бы. Даже притаившийся в вечной лесной тени дом на Еловой и то, казалось, оплывал от жары. После пива Снусмумрика резко разморило, он с трудом выбрался из машины и добрел до гамака, забрался в него, и сразу же задремал. -- Вот дурак, - прошептала Фил, и затащила сумки на кухню.В доме никого не было, даже Вилле вытащил в сад старую раскладушку из сарая, и устроился спать на ней. Муми-мама сидела в тени в шезлонге, с журналом. -- Я вас не встретила, мои милые, но что-то меня совсем разморило, - сонно сказала она.-- Вот и хорошо, что не стала вставать. Жуткая жара, - Фил села рядом с ней. - Мы заехали, купили картошки... Но вообще даже есть не хочется. Но надо в него что-нибудь впихнуть. Он пива выпил по дороге, представляешь?! -- Снурре? Ну... Думаю, это не катастрофа. -- Нет, конечно, - резковато ответила Фил, - только его так развезло, что я думала, придется на себе из машины тащить. Спит в гамаке. Нельзя же так, сразу после операции! -- Наверное, Снурре все-таки здорово переволновался. -- С виду не скажешь. Кажется, волновалась опять одна я. А он делал вид, что его это все вообще не касается. -- Ты устала, Фил. -- Ужасно устала. -- Хочешь тоже пива выпить? У меня есть пара бутылочек в погребе. -- Только если с тобой, Муми-мама. Муми-тролль заедет после работы? -- Да, дорогая. -- Как же я не хочу, чтобы ты уезжала!-- Но мне пора. -- Так жаль! Муми-мама по дороге подошла к Снусмумрику, сняла у него с головы шляпу, стянула ботинки. Волосы у него промокли насквозь, на спине проступило пятно пота. Опять лихорадит, или это всё пиво? Бедный мальчик... И Фил тоже жаль. Ну, будем надеяться, они всё-таки справятся. Фил с Муми-мамой на двоих одолели одну бутылку пива, но и этого им хватило по жаре. Фил принесла из дома покрывало и подушки, так что они тоже устроились поспать в саду. Первым проснулся Вилле. Он поднял голову и потянул носом посвежевший воздух. Кажется, наконец-то тучи? Потягиваясь и зевая, он с трудом добрался до кухни, выпил всё, что осталось в кофейнике. Дом стоял притихший и опустевший, ветер гулял сквозь распахнутые окна. Вилле прошелся по саду, обнаружил Снусмумрика, спящего в гамаке, наткнулся на Муми-маму и Фил... В пустой пивной бутылке билась оса. -- Кажется, тут была оргия, а я все проспал, - задумчиво сказал Вилле себе под нос и потряс Фил за плечо.-- Что, уже вставать? - Фил села, встревоженно озираясь. - Сейчас утро? Вечер? -- Не утро и не вечер. Примерно часа четыре пополудни. Но тучи набежали. Кажется, надо всё убрать из сада. -- Неужели дождь наконец? - вздохнула Фил. Вилле протянул ей руку, она встала, и тоже побрела на кухню. -- У вас что-то случилось? - спросил её между делом Вилле, пока Фил пила чай и приходила в себя. -- Да нет... А что? Почему ты спрашиваешь? Всё хорошо... -- Да так. Значит, показалось. Они вдвоем разбудили Снурре и Муми-маму, и успели убрать из сада все вещи до дождя. К тому времени, когда счастливый Муми-тролль заехал за мамой, дождь уже полностью прекратился. В косом вечернем свете висящие на кончиках листьев капли переливались дивным светом, перекликались птицы в лесу, мокрая зелень курилась тонким паром. Муми-тролль вылез из машины, втянул воздух полной грудью. По шкуре у него пробежала волна мурашек. Как же хорошо! Настоящее лето! Даже окунувшийся в лужу хвост его не расстроил, он подтянул его к себе, отжал намокшую кисточку, сел обратно в машину, закатал брюки повыше и снял ботинки, чтобы не портить их по мокрой траве. Снусмумрик на правах больного полулежал на топчане на веранде и, покуривая трубку, благосклонно наблюдал, как Фил накрывает стол к ужину. -- Как себя чувствуешь? - поинтересовался у него Муми-тролль.-- Лучше всех, - Снусмумрик, не вставая, протянул ему руку. -- Фил, привет! - Муми-тролль пожал руку Снурре и сел рядышком с ним на стул. -- Привет-привет, - Фил выложила столовые приборы, - мой руки, будем ужинать сейчас... -- Да мы, наверное сразу домой, Нора пирог обещала испечь, и Мумик бабушку уже заждался... -- Да ладно тебе, лишних полчаса погоду не сделают. Мама только-только рыбные котлеты пожарила, - сказал Снусмумрик. -- Ну, от такого отказаться сложно. Муми-мама как раз вышла на веранду с большой тарелкой котлет. -- Пи-хо! - не выдержал Муми-тролль избытка чувств. -- Соскучился по котлеткам, милый? - Муми-мама поставила блюдо на стол и обняла сына. -- Не то слово... Конечно, Муми-тролль засиделся. Сложно встать из-за стола, даже когда уже съедена последняя котлетка, но еще остались кофе и оладьи, и не договорены еще все разговоры. Уже и лампу зажгли, и в открытые окна залетали беспечные мотыльки и бились в абажуре, и Нора звонила, интересовалась, всё ли у них в порядке, и куда они пропали, и всё равно, все вместе еще долго стояли у калитки, и не могли наговориться напоследок... -- Как мы будем без Муми-мамы? - Фил стояла на дороге и всё смотрела на угасающие вдалеке задние огни машины Муми-тролля.-- Пошли в дом, Фил, холодно что-то, - потянул ее Снурре. -- Пойдем. Завтра рано вставать.