Глава 36, не совсем оправдавшая мучения, с которыми она рождалась. (2/2)

Муми-маманезаметно устроилась на стуле в уголке, а Фил осталась стоять, за спиной у Снусмумрика, опершись на стену, почти в дверях.-- Нет. Но я не один. Есть еще Монссон, которому ухо вчера чуть не оторвали, и Валлин, которому тоже изрядно достается... - отозвался со своего места Снусмумрик.

-- Никто не мешает им тоже написать заявление и подать в свой участок.

-- Только кто там у них его примет.

-- Пусть пойдут и попробуют.

Снусмумрик хмыкнул.

-- Ребята на УДО. Кто их слушать станет. Про Полссона тут каждая собака всё знает, да только никто ничего делать не собирается.

Форсберг раздраженно сопнул носом.

-- Как ты думаешь, много у меня заявлений на Полссона лежит за все эти годы, а? Ни одного! И твоего, кстати, я пока тоже не вижу. И с какой стати я должен что-то делать с уважаемым инструктором? По наитию? Все вы бодрые ныть и жаловаться, но как дело доходит до бумаг, так сразу в кусты: ?Давайте как-нибудь без меня, а чо я, а может оно само как-нибудь...?-- Может быть, люди просто боятся? - предположил Линд.

-- Конечно, трусят! - фыркнул Форсберг. - И предпочитают не связываться. Синяки заживут, а диплом останется.

-- Возможно, надо предоставить какую-то защиту заявителю? Ведь ситуация, когда жалобу спустят вниз, и тот же Полссон будет писать по ней объяснительную, а потом отомстит, не исключена?

-- Ну, на комбинате тоже не особо заинтересованы в скандалах, если уж было заявление, на рожон лезть не станут...

-- Не очень надежные гарантии для заявителя. Тем более, на УДО, то есть в ситуации особой уязвимости.

-- Да, удошники, они такие ранимые все. Ангелочки просто. В тюрьму просто так не сажают. Та еще публика.

-- Так они отбыли свое наказание, разве нет?

-- Это не значит, что человек изменился. К сожалению. Кого-то тюрьма отрезвляет, а кого-то только хуже делает. На переобучение мы, конечно, стараемся посылать только тех, кто действительно заинтересован в получении профессии, это шанс, вот для того же Юханссона с его тремя классами... Что скажешь? Сам же захотел, разве нет? Или отозвать тебя?

-- Нет, не надо. Не надо отзывать. Мне работа очень нужна. Необходима. Я должен закончить.

-- Так что, будешь дальше учиться?

-- Да. Буду.

-- А вчера что говорил? ?Спасибо, что забрали с комбината, там опасно...?

-- Просто я вчера... был очень напуган.

-- А теперь что, Полссон уже не такой и страшный?Снусмумрик закрыл глаза. ?...Так что же, Валлин, хочешь, чтобы я тебя научил?... Так что, учить тебя, а?..? - всплыло в голове.-- Мне нужно закончить, коммандер Форсберг. Не отзывайте меня. Пожалуйста.-- Так заявление будешь писать?...

Повисло молчание.

-- Вот так они все, - хлопнул себя по колену ладоньюФорсберг. - Сначала прибегают с воплями, что их убивают, а потом: мне надо доучиться, не буду я ничего писать, дайте, я останусь. Гопота, шелупонь, что с них взять. И что прикажете делать?!

Фил уже несколько раз хотела что-то сказать, открывала было рот, но не решалась. Тогда она просто подошла к Снурре, сидевшему, опустив плечи и голову, сзади, и положила ему ладонь на спину, погладила по плечу.-- Хотя бы не обвинять в трусости того, кого жгли сварочной горелкой. – Линд немного подобрался и разразился целой речью. – Не знаю, каково это, но за себя бы в такой ситуации не поручился. Возможно, все остальные здесь герои, и их таким не испугать. Но я бы не спешил осуждать. Я бы вообще не спешил судить того, кто оказался в подобных обстоятельствах. Насколько я понял, фру Викстрём потеряла работу, и вряд ли в обозримом будущем найдет новую, с учетом не самой востребованной специальности и состояния здоровья. Парень на УДО, с тремя классами, физически не слишком крепкий, без опыта работы, вряд ли может рассчитывать на хорошее место. Семья в долгах, и есть серьезный риск потерять дом, а это значит сползание в нищету, жизнь на пособие в социальном жилье... В такой ситуации будешь терпеть все, что угодно, ради работы и шанса выкарабкаться из ямы.-- ?Ты все пела? Это дело! Так поди-ка, попляши!? - рявкнул Форсберг. - Кто раньше мешал учиться и работать, а не шляться по свету, бездельничать, пьянствовать и бунтовать?! А потом, он у нас не из терпеливых, знаете ли, - фыркнул Форсберг. - Да еще и мутит что-то.

-- Никаких правонарушений я не совершаю, - все так же тихо сказал Снусмумрик. Он нашел ладонь Фил и сжал ее.

-- Ну это мы еще выясним. Глаз с тебя не спустим. То, что ты стал жертвой в одном месте, еще не значит, что ты не пакостишь в другом.

-- Вы же сами сказали вчера...

-- Пока, Юханссон. Пока я тебя не арестую. Потому что доказательств у меня нет, а за подозрения не сажают. Но подозрения — есть.

-- Потому что я — юксаре?

-- Потому что ты судимый бродяга, и потому что вечно вокруг тебя какая-то мутная заваруха. То ты с Блумквистом салочки устраиваешь, то тебя в краже подозревают, то трактор с учкомбината уведешь... Так и пишите! - Форсберг обернулся к Линду. - Вы, конечно, все это представите, как пример дискриминации и угнетения, и выставите нас тут всех негодяями и держимордами, ваше право. Одно хочу сказать, коней попридержите хоть немного. С этим Полссоном и впрямь разобраться пора, только вот этот ваш блохастый юксаре и вся его уголовная братия мне тут не помощники. Даже как наживка не подойдет, боюсь, сбежит. Защитить мы его там защитим, больше его не тронут. Без заявления его я обойдусь. А уж сдаст он экзамен или нет.. это уж как учился. Просто так, нахаляву, как жертваполицейского произвола –ничего не получит.–Форсберг посопел, снял очки, протер их носовым платком, вынутым из-за обшлага кителя. Нацепил обратно на нос. –Вы к нам, господин Линд, надолго?

-- Как пойдет, на несколько дней я тут явно задержусь.

-- Угу. Будет время, зайдите в участок. Допустим, послезавтра часам к пяти. Или даже завтра домой ко мне, может это и удобнее будет... Попозже только. Телефон мой у фру Викстрём есть, позвоните предварительно. И не верьте всей лапше, которую вам тут эта семейка на уши вешать будет... Тофт, пойдем, подвезу тебя. Фру Янссон... Фру Викстрём, - Форсберг встал, слегка поклонился дамам.

-- Так писать мне заявление или нет? - спросил вдогонку Снусмумрик.

-- Твое дело, - бросил Форсберг на ходу.

-- Что он от меня хочет-то, а?! - взорвался Снусмумрик, когда дверь за Форсбергом закрылась.-- А что ты сделал? - спросила Фил.

-- Ничего! Ни-че-го! Ты-то мне почему не веришь!

-- Потому что ты мне врешь, Снурре, врешь и не договариваешь!

Муми-мама и Линд вернулись, проводив полицейских.

-- День был долгий, мои дорогие, давайте, вы выясните это завтра. Лучше покажем господину Линду, где что, сделаем перевязку и ляжем спать. Утро вечера мудренее.-- Да не надо, Муми-мама. Завтра сделаем, - отмахнулся Снусмумрик. - Сегодня уже все при последнем издыхании.

-- Нет, Снурре, сегодня, больше суток прошло! - вскинулась Филифьонка.

-- Она права, Мумрик, - кивнула Муми-мама, - есть дела, которыене терпят отлагательства.

-- Я сам.

-- Начинается, Муми-мама! - Фелис подняла на нее отчаянный взгляд.

Муми-мама подошла к сидящему Снусмумрику и молча его обняла.

-- Бедный мой мальчик, ты очень устал, я знаю, ты боишься, мой хороший, потерпи, пожалуйста, не вырывайся, мы осторожно, хорошо? Мы тебе не сделаем больнее, ты просто уже совсем замучился, тебя сегодня загоняли, испугал Форсберг, накричал на тебя, унизил, ты злишься, тебе страшно, больно, ты устал, у тебя совсем нет сил, но мы не сделаем тебе хуже, ладно? Потерпи еще немного, все от тебячего-то хотят, всем что-то нужно, еще чуть-чуть, и мы тебя оставим в покое, хорошо?Филифьонка пока, фырча, собрала и принесла все, что нужно для перевязки.

-- Может, лучше в ванне? - наконец, сказал Снусмумрик, отмякая. - Повязку отмачивать придется, здесь воды нальем...-- Идите и впрямь в ванну, - вздохнула Муми-мама, - и обтереться тебе не помешает.

Филифьонка принесла в ванну табурет, застелила его клеенкой и полотенцем. Надела фартук, развела в тазике мыльную стружку в воде. Выбрала губку. Пошла за бутылкой — добавить к мыльному раствору немного самогона. Когда она вернулась, Снусмумрик уже смотал с ноги бинт, обрезал присохшую часть и поливал прилипшую повязку из лейки душа.

-- Может, мне вообще попробовать под душ залезть?-- А лангетка?

-- В пакет замотать как-нибудь. Или вообще снять пока.

-- Завтра попробуем.

-- Давай, я сам...

-- Сядь, ради всего святого.Филифьонка слегка отжала губку и провела ему по спине. Он вздрогнул.

-- Больно, Снурре? Горячо?-- Нет. Нормально.

-- Что у тебя голос такой?.. Руку подними, - она помогла ему удержать на весу руку в лангетке, провела губкой по боку. - Какой ты опять тощий стал...

-- Ничего, отъемся к зиме.

-- Голову немного наклони, - она протерла ему шею. - Завтра, если так же тепло будет, в сад выйдем, я тебе голову помою. Волосы слиплись совсем. - она провела ему губкой по груди. Он откинулся, уперся в нее затылком, потом закинул голову назад, ловя взгляд. Фелис наклонилась ниже, поцеловала его в лоб. Мазнула пеной по носу. Вручила губку. – На, держи, теперь сам.

Она вышла и вернулась с бутылкой желтого раствора.

-- Ставь ногу на бортик, давай теперь фурациллином пропитаем, и снимем, сколько отойдет. А оставшееся уже там, в комнате, тут света не хватает.-- Надо лампочку посильнее вкрутить.

-- Грязь видна станет.

Филифьонка помогла ему вытереться и натянуть пижаму, закатала брючину повыше.

-- Ну а теперь пойдем тебя мучить. Отдирать всю эту гадость. Мне кажется, оно не должно быть все такое красное и отекшее... Может, Эклунду показать?-- Да не, оно всегда так, и день сегодня жаркий был, все прело, вон, видишь, гноя сколько... Сейчас откроем, промоем, посушим, мазью замажем, нормально...

-- Больно, наверное...

-- Нет, приятно! Жить можно. Ножницы возьми, вот тут подрезать придется.

-- Ой, слушай, это врач должен делать!

-- Ну конечно, давай еще тыщу крон отдадим за херню всякую.

Снусмумрик, конечно, еще хорохорился, но под конец перевязки выдохся, и пришлось позвать Линда, чтобы помог ему дойти до спальни. Наконец, Снурре рухнул в постель лицом вниз, и так и замер. Филифьонка натянула на него угол одеяла, распахнула окно и пошла сама мыться и прибирать ванну. Закончив, она долго смотрела на себя в зеркало в слабом свете лампочки-сороковаттки, а потом вздохнула и все-таки достала из подарочной коробки легкий комплект голубого шелка, ночную рубашку и пеньюар. Пусть сегодня все-таки будет что-то хорошее. Хотя может быть оставить на другой день, получше, поспокойнее? А кто знает, будет ли у них такой день! Снурре даже не заметит, он, наверное, уже вообще спит, совсем замучился. Ну, завтра заметит, утром. Да уж, с утра у тебя такая рожа, что ее никакими кружевами не спасешь, глазки-щелочки, нос опухший...

Фелис фыркнула и все-таки нырнула в голубой шелк и кружево, накинула пеньюар и пошла наверх.А можно было бы продать, комплект с ценником был!За окном надрывался соловей. Снусмумрик подмял под себя подушку и стряхнул слишком жаркое одеяло, вдохнул накатывающий из леса студеной волной сладкий летний воздух. Какая ночь-то, а, в такую бы по лесу побродить! Как там сейчас хорошо... Лесной свежий воздух боролся с запахом нового матраса. Он перевернулся на спину, прикрыл глаза рукой. Фил ушла, а свет не погасила! Где она, интересно знать, жрет, что ли, втихую... Или вообще решила на диване остаться? Надо тут какой-нибудь малый свет организовать, лампа эта еще с прошлого года раздражает, слишком яркая. Он согнул ногу в колене, раскинулся, прикрыл глаза, и стал задремывать.

-- Ой, я свет забыла выключить.-- Угу.

-- Я тебе вещи принесла, наутро, из твоей комнаты.

-- М-м.

-- На стул повешу. Наденешь утром. Тут белье чистое, майка, штаны домашние...

Снусмумрик застонал, повернулся на бок, открыл глаза. Фил как раз закончила развешивать на стуле белье и снимала пеньюар.

-- Ты чего из-под одеяла вылез, жарко, что ли?-- Какая ты... красивая... вдруг. - выдохнул он.

Зарумянившаяся Филифьонка села на постель прямо с пеньюаром в руках.

-- Красивый, правда? Это еще из моего приданого остался... Мне его когда-то мама подарила, для будущей свадьбы... Шелк. Кружево такое сложное...-- Прикоснуться страшно. Кажется, раз, и ты в воздухе растворишься, - он завозился и встал на колени сбоку от нее, кончиками пальцев провел по шее, дотронулся до кружевного края, скользнул вдоль него, приподнял...Загрубевшие пальцы цепляли шелк, и он отнял руку, коснулся губами ее шеи за ухом, прижался лицом.

Фелис поймала его кисть, поднесла к губам, прижала.

-- Бедные твои руки... Они у тебя такие красивые... Дай, свет выключу...

-- Не надо... Оставь. Дай хоть на себя посмотреть наконец...

-- У нас штор нет.

Снусмумрик застонал и снова рухнул на спину.

-- Ну давай, выключай, и спать будем. Все равно не выйдет ничего, уж больно день был тяжелый... Погоди. - он перевернулся на бок, подпер голову здоровой рукой. -Постой так. Дай я тебя хоть... запомню как следует. Такой.