Часть XI (1/1)

Возвращаться домой было приятно. Пусть Яо не хотел этого, но, ощутив знакомую атмосферу собственных городов, он осознал, что успел соскучиться по родной земле. Жизнь здесь протекала совсем не так, как в Риме. Время будто замедлялось в Китае, и ничего не менялось в течение сотен лет. Только по возвращении Яо обратил на это внимание, и мысль, что так не может продолжаться вечно прочно укрепилась в его сознании. Однако внушить это всему народу на деле оказалось сложнее.* * *Китай вошёл в императорский зал смело, держа гордую осанку, с абсолютно невозмутимым видом. Его ожидала почти вся имперская элита: приближённые императора, многочисленные советники, родовитые феодалы и военачальники. Ван не спеша пересёк зал и поклонился, больше ориентируясь на каменное изображение дракона за его спиной, нежели на самого императора. Он давно не разговаривал со старым другом; дух не появлялся долгое время.— Я вернулся, мой господин, — в поклоне сказал Китай.По залу пробежал небольшой гул: кто-то цокал, кто-то усмехался его словам, кто-то возмущённо охал и переглядывался.— Ты даже не соизволил извиниться за свою наглость, — напомнил император.Не произнеся и слова, Яо выпрямился и обвёл взглядом всех присутствующих. Если до того момента его сердце от волнения готово было пробить грудную клетку, то после слов императора Китай ощутил настоящий покой. Время его бездумного подчинения окончено, и он это чётко осознал.— Я не считаю себя в чём-то виноватым. В отличие от вас всех, я осознал неизбежность и необходимость контактов с другими странами. Помимо меня, в мире полно других великих государств; не исключено, что среди них полно тех, кто гораздо сильнее меня. Если не контактировать с остальным миром, то может настать момент, когда на нас решит напасть страна, но мы ничего не будем о ней знать. Вас устраивает текущее положение дел, а меня нет. Тот мир, вне китайских границ, постоянно развивается, и я не хочу отставать. Я хочу сказать, что впредь я буду свободно передвигаться по своей территории. Пожалуйста, не ждите от меня абсолютного подчинения...

Яо говорил не спеша, и чем больше слышал император, тем сильнее вытягивалось его лицо. В какой-то момент в зале повисла тишина, а Яо почему-то стало смешно. Он сдержал улыбку и ожидал реакции на свои слова, но спустя пару минут решил, что это уже не имеет значения.— Прошу прощения, мне больше нечего сказать, поэтому позвольте откланяться, — он ещё раз поклонился и направился к выходу. Его никто не остановил.Позже император согласился дать ему больше свободы, но потребовал полного подчинения по всем важным вопросам. Теперь Яо постоянно путешествовал по своим территориям, следил за порядком, общался с народом. Ему стало тяжело находиться в уединении. В доме Рима всегда было шумно и живо: носилась ребятня, слуги вели хозяйство, а остальные жители дома занимались своими делами. К этой атмосфере, оказалось, можно очень легко и быстро привыкнуть. Яо теперьнуждался в общении, он стремился к семейному теплу и часто заглядывал к некоторым крестьянским семьям. Дни, таким образом, пролетали незаметно, они не растягивались до бесконечности, как раньше.

Несколько лет пролетели как пара дней. За это время Рим ни разу не напомнил о себе. Письма писать было бесполезно: Рим их не любил и наверняка не ответил бы, поэтому Яо оставалось только ждать. Зато пришло письмо от Парфии. Ван был на юге своей страны, поэтому получил письмо позже, чем должен был. Фраат писал о новых воинах, которые захлестнули земли его и многих других стран.«Силы есть, значит, пойду до конца. Я ещё слишком молод, чтобы так просто сдаться. Как только всё утихнет, обещаю приехать, чтобы повидаться. Мы уже слишком давно не виделись» — писал он.Листок был измят и запачкан грязью: очевидно, писал он его почти на поле боя. Это означало, что скорой встречи не будет. Китай ответил, что ждёт его с нетерпением, что ему не хватает их разговоров обо всём на свете, и напомнил, что тот должен быть осторожнее. Как ни странно, Парфия даже не упомянул о Риме; Яо это расстроило. Он надеялся узнать хоть что-то о римлянине. Однако никакой информации не было.Но уже очень скоро после отправки письма на западе его земель начали гулять слухи об ужасных воинах на средиземноморье. Будто земли те стали погружаться в хаос, и империи стали ослабевать. Вану слабо в это верилось. Он просто не мог представить Тита выбившемся из сил. Он всегда будет силён, всегда смел до безрассудства, всегда полон сил и планов. Он не просто страна; он выше, он совсем на другом уровне. По крайней мере, Китаю нравилось так думать.Спустя какое-то время Яо стал изнемогать от нетерпения увидеть того, кто стал ему до безумия дорог. Он начал приходить к массивному дереву, возле которого они с Римом когда-то прощались, в надежде увидеть его на горизонте. Тогда-то Тит и объявился.Первые минуты Яо даже не узнавал его. Почему-то Рим шёл пешком, а не ехал верхом на коне. Он здорово похудел и ссохся, руки были покрыты многочисленными шрамами и синяками, под глазами, некогда светящимися жизнью, залегли тени. Осознав, что это тот самый Тит, который запал ему в сердце, Китай сдавленно охнул. Рванувшись к нему навстречу, чтобы сжать его в объятиях, Яо взмолился от страха. Было жутко осознавать, что Рим также уязвим как и все, что он тоже может сломаться в один момент, и его больше ничего не спасёт. Тит не хромал, у него не было одышки, но выглядел он измождённым. Он улыбнулся Яо и крепко прижал к себе, так крепко и тепло, будто не был уверен в возможности сделать это снова.— Ты пришёл, — только выдохнул Китай.— Прости, что пропал, — шепнул Тит.Ван внимательно всмотрелся в его лицо, и его сердце сжалось. Рим будто постарел в одночасье: щёки впали, в уголках глаз появились морщинки, взгляд потускнел. Яо защипало в носу от жалости. Было больно видеть воина в таком состоянии.— Тит, — выдавил он из себя и накрыл губы Рима своими. Он расцеловывал его лицо и губы, аРим лишь тихо посмеивался.— Со мной всё в порядке. Я просто выгляжу хуже, чем есть на самом деле. Но я не отказался бы посидеть немного. Пойдём, — сказал он и потянул Яо за собой.—Что случилось? Что происходит в твоих землях? Почему ты в таком состоянии? — не унимался Китай, поспевая за римлянином. Тот удобно уселся под деревом и устало прикрыл глаза. Уже вечерело, разгорался алый закат — самое время для отдыха. Риму хотелось вздремнуть, но он не мог себе этого позволить, поскольку пришёл не за этим.— Сядь, Яо, так удобнее, — не открывая глаз, сказал он китайцу. Тот смиренно сел рядом с ним и ждал ответов. Рим неохотно приоткрыл глаза и взглянул на него.— Что уж таить, сил у меня всё меньше. Столько всего навалилось, я не был готов. Почему-то давать отпор врагам всё сложнее. Но я буду стоять до конца, — Тит скрипнул зубами и судорожно вздохнул. — Я не имею права сдаваться. Я должен всех защитить. Я просчитался. Никогда не думал, что буду упиваться сожалениями. Но мне жаль, до невозможности жаль, что я не смог выкинуть его из головы.Китай слушал его и не мог понять, о чём говорит Рим. В душу заползли сомнения и нерадостные подозрения.— Я лишь хотел, чтобы он принял меня, чтобы посчитал равным. Да хотя бы обратил внимание. Но всё без толку. Я не хотел с ним воевать, но иначе я не мог с ним связываться: он не хотел. А я всё лез, провоцировал его, но так и не увидел в его глазах ничего, кроме безразличия. Какой же я идиот.У Яо кольнуло сердце. Почему-то слушать всё это было трудно и неприятно. Появилось навязчивое ощущение, что он и не должен был никогда слышать этих слов. Всё должно было остаться неизвестным ему.— Я надеялся на дружбу, но он был против даже этого. С тобой мне становилось легче, мне действительно было с тобой хорошо. Я будто забывался. А Германия всегда считал меня придурком. Наверное, так и есть. Но я был счастлив с ним биться. В битве от него просто невозможно отвести взгляда. Только тогда мы могли нормально поговорить.

Яо уткнулся лбом в его плечо. Внутри что-то треснуло, сжалось и замерло от боли. Сердце будто онемело. Китай понимал, о чём говорил Рим, но понимал ли это сам Тит, было не ясно.

— Но всё это уже не важно. В ближайшее время всё решится. Я выстою, и всё будет хорошо. Иначе кто будет заботиться о моих Романо и Феличиано? Я не могу подвести своих внуков.— У тебя уже есть внуки? — встрепенулся в шоке Китай. Это даже не сыновья, у Рима были внуки, и это было страшно. Яо прикрыл рот рукой, чтобы не всхлипнуть, на глазах у него навернулись слёзы. Дети – предвестники родительской кончины.— Да, они моя гордость, — довольно улыбнулся Рим, не глядя на Яо. — Они совсем малютки, я должен защитить их. Они похожи, но всё-таки совершенно разные. Романо с характером: если ему что-то не нравится, он молчать не будет. С ним Антонио любит иногда нянчиться, Романо нравится с ним играть. Хотя последнее время они делают это реже. Антонио сильно повзрослел с началом войны, так же как и остальные дети. А вот Феличиано тихий. Он будто ангелок. Никогда не капризничает, быстро учится и бросается обнимать меня, когда я возвращаюсь домой, — Тит отдался мыслям о внуках. — Хотя бы ради них я должен выстоять. Страшно представить, что с ними без меня будет. Кому они могут достаться.Китай сидел рядом с Римом, положив голову ему на плечо, и прикрыл глаза. Ещё никогда он не чувствовал себя настолько разбитым и униженным. Тот, кому он всёэто время мечтал сказать слова настоящей любви, думал совсем о другом. По сути, просто игрался им, за его счёт старался забыть другого. Рим старался ненавидеть, но это была не ненависть, хотя, похоже, он сам боялся признать это. Сердце римлянина изначально было занято, а Яо рассчитывал быть его частью. Какие же западные люди странные.

Китай вдруг осознал, что ничего и не могло быть. Два противоположных мира никогда не сойдутся: не тот случай, когда противоположности притягиваются. А Рим, похоже, искренне не понимал, что эти откровения для Яо словно лезвием по сердцу. Западный человек мыслит совсем иначе, нежели восточный.— Спасибо тебе за всё, Яо. У меня никогда не было друга. Ты мне дорог даже больше чем друг. Я просто хотел, чтобы ты это знал. Надеюсь, ты поймёшь меня, — тихо сказал Рим и горько улыбнулся небу.«Нет, не пойму! Не хочу понимать!» — хотелось Вану крикнуть изо всех сил, но он лишь слабо кивнул. Ком в горле не давал произнести и слова.Рим крепко сжал ладонь Яо, переплетая пальцы. Он никак не решался перевести взгляд с сумрачного неба на сидевшего рядом китайца. Ван ведь ничего не сказал, не начал возмущаться, значит, он понял. От осознания того, что Китай, несмотря ни на что, рядом у Тита потеплело на душе. А у Яо сердце сковало льдом. Слова Рима будто сбросили его в ледяное озеро, из которого даже шанса нет выбраться.

Стало холодно-холодно, и Яо, поёжившись, теснее прижался к Титу. Чья израненная рука была все такой же горячей, какой ее и запомнил Китай со времени путешествия на запад. От Рима всё так же веяло жаром. Но воин уже не казался таким родным, как раньше. Душа тянулась к нему, как и прежде, но сердце оставалось молчаливым: не было того прежнего отклика на любую мысль о Риме и, тем более, его близость.Тит приподнял сцепленные руки, чтобы рукав ханьфу Яо сполз ниже, обнажая запястье.— Ты всё ещё носишь его, — с улыбкой сказал Рим. На запястье Вана поблёскивал тот самый браслет из хрустальных бусинок, который Тит вручил ему на второй день знакомства. Прошло так много времени, но совсем незаметно, будто одна секунда.Яо ничего не ответил. Лишь кивнул, попытавшись выдавить из себя слабую улыбку. Получилось, однако, лишь выражение крайней муки, и Яо оставил попытки.— Пусть он будет напоминанием обо мне и моей стране. Ты ведь так и не выбрал ничего на память, — Тит покрутил руку, играя бликами на бусинах.— Ты уйдёшь, да? — едва слышно спросил Китай.— Да, уйду, — было в его словах что-то обречённое. Китай зажмурил глаза, стараясь унять тягучую боль в сердце. Отпускать горячую ладонь Рима не хотелось. Несмотря на всю боль, что он ему причинил, Яо никак не мог на него по-настоящему разозлиться. Он любил его по-прежнему и готов был преданно ждать его возвращения. Хотя он вполне понимал, что это нелогично, но Ван был почти готов оправдать римлянина, будто тот просто не понимал, что творит. И от этого Китай ощущал себя ещё более жалким.— Я должен идти, — тихо сообщил Тит. — Пора приложить последние усилия для победы.Воин отпустил руку Яо и медленно поднялся на ноги. Он был полон решимости, как обычно, уверенный в себе и своём бессмертии. А Китай смотрел на него снизу вверх и готов был вцепиться в него, чтобы не отпускать. Тоже встав, Яо хотел было что-нибудь сказать, но не мог найти слов. Что можно сказать любимому человеку, отпуская его на смерть? Предчувствия были очень нехорошими. Горько и страшно, так страшно от мысли о войне, что собственные переживания казались совершенно незначительными. Но надежда на благополучный конец была и жила ещё очень долго время.

Рим обернулся к Яо с улыбкой и протянул руку, приглашая в объятия. Китай на онемевших ногах шагнул к нему и просто уткнулся носом ему в шею, вдыхая родной запах.— Мне пора. Береги себя и не чахни в одиночестве. У тебя красивая улыбка, дари её другим, — напоследок прошептал Рим на ухо Яо. Он отступил назад, чтобы внимательно оглядеть китайца, запоминая. Кивнув в знак прощания, он направился в сторону, откуда пришёл.

Китай какое-то время безмолвно смотрел ему в спину и крикнул, когда уже было слишком поздно:— Тит, постой, я дам тебе коня!

Китай бросился за ним, но резко остановился, когда увидел поднятую в знак отказа руку уходящего воина. Яо судорожно вздохнул и остался наблюдать за удаляющимся гостем до тех пор, пока тот совсем не скрылся из виду. Ван так ждал этой встречи и думал, что после неё он непременно будет самым счастливым на свете, что все проблемы в одночасье окажутся сущим пустяком. Эта встреча должна была стать началом нового этапа, когда бы он открыл свои чувства. Яо был уверен в их взаимности. Этот этап должен был стать началом самой счастливой и безоблачной жизни. Но судьба будто посмеялась над ним. Он стоял разбитым и смотрел вдаль, не в силах пошевелиться. Усталость неподъёмным грузом свалилась на его плечи, силы выветрились, и в теле осталась лишь странная тяжесть. Почувствовав, как его голова начинает гудеть, Китай всё-таки нашёл в себе силы направиться к дому.Утопая в собственных мыслях, он шёл так медленно, что, когда он зашёл в императорский дом, уже стояла звенящая тишина ночи. Слуги разошлись по своим спальням, и весь дом погрузился в сон. Обнаружив в своей комнате поднос с ужином, Яо понял, что совершенно не может находиться в своей комнате. От одного запаха еды мутило. Да и спать тоже не хотелось, несмотря на всю усталость. Да и тот рой мыслей, что метался у него в голове, не дал бы ему так просто уснуть. Яо направился в единственное место, где он мог найти хоть какое-то подобие покоя.

В императорский зал вёл длинный коридор, и Китай не спеша шёл в нужном направлении, ничего не замечая вокруг, пока что-то не мелькнуло сбоку от него. Ван остановился и, обернувшись, обнаружил зеркало и своё отражение в нём. Длинные тёмные волосы были подвязаны сзади; тонкие и неизменно молодые черты лица, будто фарфоровая в лунном свете кожа и тёмные глаза. Такая обманчивая красота. Было забавно видеть всё ту же внешнюю прелесть в то время, когда кровили и болели душа и сердце. Совсем один в зеркальном отражении, как и до встречи с Римом.

Почувствовав, что ком снова подступает к горлу, Китай поспешил в императорский зал. Последние метры он почти бежал, будто во всём доме кончился кислород, и только там он смог вдоволь надышаться. Оказавшись в нужной комнате, он прошёл до её середины и обессилено опустился на колени. Яо прикрыл глаза и судорожно выдохнул, стараясь справиться с подступившими к глазам слезами.— Что мне делать? — тихо спросил он после долгих минут в абсолютной тишине.— Жить дальше, — ответ не заставил долго себя ждать.— Как?— Как тебе угодно…— Я не жалею, что я его встретил.— Это ожидаемо.— Но это очень больно, — Китай, наконец, открыл глаза и прищурился из-за непривычного золотого свечения, наполнявшего всю комнату. Дракон расположился вокруг него, почти полностью спрятав Яо в кольце своего тела.— Ты злишься на меня? — нерешительно спросил Китай у древнего дракона.— Нет. Юные всегда ошибаются. И ошибки у них всегда одни и те же, — фыркнул дух.— Не так уж я и юн, — усмехнулся невесело Ван.— Для меня был юн даже Шумер.— Надеюсь, я не буду таким стариком для других стран, как ты, — подколол Яо, за что получил ощутимый толчок хвостом в спину.— Кем он был для тебя? — дракон вернул разговор в прежнее русло. — Или чем?— Ветром. Порывистым ветром, что возникает внезапно, залетает в дом, проносится, смахивая всё на своём пути, и оставляет после себя лишь разбросанные бумаги и принесённые с улицы травинки. Вроде был, оставил заметные следы, но исчез так жевнезапно, как и возник. И Тит такой. Тоже ветер.