Часть VII (1/1)

После случая в переулке парфянского города Яо незамедлительно отправился в Китай, в спешке уладив все дела. Его переполняла не столько обида, сколько возмущение. Конечно, Рим ему в любви и верности не клялся, а значит, мог делать что угодно. Однако рамки приличия должны быть везде, Яо был в этом убеждён. Титу не следовало бросать его посреди улицы, когда сам его туда вывел. Ужасное невежество!Долгое время Рим не подавал никаких признаков своего существования. Он не появлялся так долго, что вся ярость Вана выветрилась и оставила после себя только любопытство.Можно было сказать, что всё вернулось на круги своя. Яо снова начал рисовать, продолжил тренировки и, казалось, совсем забыл о неугомонном римлянине. Он часто получал письма от Парфии с рассказами о жизни тех краёв и с удовольствием отвечал. Фраат не умел красочно описывать, не владел красиво выстроенным слогом. Для него, воина до мозга костей, это было крайне сложно. Но в его последних письмах всё чаще мелькали фразы о том, что он хочет увидеть Яо и приглашает его к себе. И Китай был готов дать голову на отсечение, что это был его способ сказать «Я скучаю». Яо тоже скучал, одному было тоскливо.Раннее утро Китай решил посвятить медитации и тренировке. День обещал быть светлым, но не ясным. Всё небо было затянуто тонким слоем облаков, будто дымкой. Свет, пробивавшися сквозь него, был тусклым, но в этом состояло и благо. Жара в тот день не свирепствовала.

Яо любил медитировать прямо посреди своей тренировочной площадки. Он садился на землю, скрестив ноги и положив на них руки, обращённый всегда на север, откуда постоянно веет прохладой и свежестью. И это был не столько ветер, сколько аура, энергетика. Яо она нравилась: всегда отрезвлявшая, очищавшая голову от ненужных мыслей.

Медитация медленно переходила в тренировку. Ван начинал с плавных движений — они сохраняли равновесие духа, отрабатывали правильное дыхание, обостряли внимание. По крайней мере, так когда-то говорил его старый учитель. Сам же Яо не особо понимал смысл этих движений, они просто его успокаивали. Ван больше любил активную атаку с быстрыми, точными, а главное, сильными ударами. Особенно тогда, когда он был моложе, часто грешил этим. Увлекался атакой, сбивал своё дыхание, не рассчитывал силы и травмировался по собственной вине. А потом получал от учителя по полной за свою нетерпимость.

Как-то раз тот в наказание заставил его перетаскать на ближайшую высокую гору девяносто небольших плоских камешков. За один раз Яо имел право отнести только один камень, а в конце ещё и должен был построить из камней устойчивую башенку. Яо пришлось проходить так весь день и ночь, а башенка получилась только с сотого раза, когда Ван был уже готов сдаться в бессилии. После этого случая он проспал пару дней и впредь старался быть благоразумней.Рим объявился в свойственной ему манере, без предупреждения. Налегке, без доспехов он двигался гораздо тише и легче. Решив этим воспользоваться, он остановился неподалеку от Китая и со спины наблюдал за ним, пока тот медленно двигался с закрытыми глазами. Сразу смекнув, что эти движения должны относится к боевым техникам, Тит искренне удивился: каким образом эта медлительность могла помочь в бою? У Яо даже руки в кулаки не сжаты!— Так интересно, ару? — неожиданно заговорил Китай, не открывая глаз. Рим невольно вздрогнул.— Как ты меня услышал? — удивился гость.— Почувствовал, — ровно ответил Ван, остановился, вздохнул глубоко и непринуждённо обернулся к Титу.Повисло неловкое молчание. Яо начинать разговор первым не спешил, а Рим всё ещё приходил в себя от неожиданности. Он был уверен, что Китай не узнает о его присутствии. Набрав в грудь воздуха, он подозрительно сощурил глаза и, приближаясь к Яо, спросил:— Разве всем этим можно одолеть врага? Тебя же побьют в два счёта.— Это всего лишь основы, ару. В бою всё по-другому.— Серьёзно, если это основы, тогда я за тебя беспокоюсь! Ты сам по себе небольшой, тебе нужно что-то помощнее! — усмехнулся Рим с таким потрясённым и наивным взглядом, что Китай прыснул от подступившего смеха.

Захохотав в голос, он зажал себе рот рукой, чтобы прекратить и, развернувшись, пошёл в обратную от гостя сторону. Не доходя до края площадки, Яо остановился и, обернувшись, поманил римлянина пальцем. Вид у того был всё ещё непонимающим, но Ван сумел подавить смешок.— Предлагаю спарринг, ару! — уверенно огласил Китай. — Врукопашную.Глаза Тита поползли на лоб от удивления.— Яо, ты уверен, что стоит? Всё-таки я могу ненароком тебя…— Трусишь? – с вызовом перебил его Ван.Как он и ожидал, этот вызов подействовал на Рима как нужно, задев того за живое. Тит раздражённо улыбнулся и встал напротив Яо, готовый биться.

— Ну, ладно. Не жалуйся только потом, — непринуждённо сказал он.— Сначала бойцы приветствуют друг друга, кланяясь, — строго сказал Китай, призывая своего соперника встать прямо.Поклонившись друг другу, оба медлили. Прикинув последствия, Рим без особого энтузиазма шагнул вперёд, попытавшись взять Яо в захват. Но прежде чем он сумел что-либо сообразить, Ван чуть пригнулся и чётким ударом ладони в солнечное сплетение оттолкнул его от себя.— Дерись в полную силу. Кого ты тут жалеешь, ару? — серьёзно сказал Китай.Держась за грудь, Тит перевёл дыхание и потрясённо посмотрел на противника. Он и правда поддался, просто боялся навредить Яо. Обманулся его хрупкостью, сам виноват.— Хорошо, я готов! — Рим самоуверенно размял спину и тряхнул головой.Следующий подход оказался для римлянина ненамного удачней. Собираясь нанести удар, он не успел отреагировать на то, что Ван присел и попытался сшибить его с ног сильным пинком в голень. Однако Тит крепко стоял на ногах, и на него это не подействовало. Болезненно шикнув, он бросился на Яо, но тот ловко ушёл от его рук, одарив несколькими ударами в грудь, а после направил его голову на встречу со своим коленом. Удар вышел такой, что из глаз искры посыпались: пришёлся он на переносицу. Однако обошлось без крови. Рим взвыл от боли, держась за нос. Его это уже начинало злить.— Чёрт! Ты! Ты проворный, но от меня не уйдёшь! — пообещал он.— Нападай, — пожал плечами Яо.Рим стал действовать быстрее. Нанёс сильный удар, от которого Ван не успел увернуться, встретив его блоком из рук. Но и тут всё пошло не так. Схватив руку Тита, Китай сумел заехать тому ногой в челюсть и пнуть в грудь. Потеряв равновесие, Рим свалился на землю и почувствовал на своей шее крепкий захват, а после увидел и зависший над головой кулак.— Я проиграл, — просипел Тит, улыбаясь.Китай сидел на нём верхом, чтобы не дать ему подняться, и, похоже, не собирался слезать. Лишь спустя пару минут, после немой просьбы побежденного, он удосужился убрать руку с его шеи и опустить кулак. Рим глубоко вздохнул и потёр ушибленную макушку. Его внимание быстро переключилось на Яо, который, похоже, забыл, что сидит на другом человеке. Но Рим был бы не Римом, если бы просто попросил Вана слезть. Он ласково провёл ладонями по бёдрам Китая и, почти мурлыкнув, тихо сказал:— Знаешь, это стоило моего проигрыша.Яо молниеносно побагровел и вскочил на ноги, мимоходом залепив наглецу по лбу.— Ты вообще когда-нибудь можешь вести себя нормально?! — гневно сверкая глазами, бушевал китаец.В ответ он услышал лишь смех. Рима всё это ужасно забавляло. Он встал с земли, отряхивая белую ткань тоги (все же только тоги. Туники у древних греков были), беззаботно взлохматил и без того торчащие волосы.— Ты был великолепен, Яо. Я поражён, и я в восхищении. Если у тебя такая армия, то тебе нет равных в этом мире. Я сильно тебя недооценил. Да тебе даже Германия уступил бы, а ведь он единственный, кому иногда получается меня одолеть…Был, по крайней мере, — от всей этой похвалы Ван зарделся ещё сильнее, но своего смущения старался не показывать.— Дело не в этом. Дерись мы в одном стиле, исход был бы другим. Ты силён в борьбе, а я в ушу. Если бы ты мне успел хотя бы просто заломить руку, я бы проиграл.— Однако схватить тебя для меня почти невозможно, — подытожил Тит. — У тебя поразительна гибкость и растяжка. Ты, наверное, даже в старости, через тысячи лет, будешь так гнуться, что не вся молодёжь сможет повторить, — хохотнул он.— Ты так говоришь, как будто я дольше всех на свете буду жить. В вечной жизни я не вижу для себя ничего привлекательного. Столько потерь пережить, так лучше умереть, — промямлил Яо, распустив свои растрепавшиеся волосы, чтобы заново завязать в тугой хвост, который бы не мешался.Пока он раскрытой пятернёй пытался худо-бедно расчесать тёмное роскошество, Рим принялся задумчиво ходить вокруг, разглядывая окружающую красоту.

— Думаешь , смерть во время мятежной молодости на пике великой славы лучше? — со странным восторгом поинтересовался Тит, остановившись.— Нет. Так умирают глупцы, — отрезал Ван.Рим пожал плечами и, улыбнувшись, перевёл взгляд на Яо. Тот всё так же управлялся с волосами, уже собирая их в хвост. В этот-то момент взгляд Тита зацепился за сверкнувшее на руке Китая украшение, которое до этого, видимо, закрывали рукава. Это был тот самый браслет, который он подарил Яо ещё в Парфии на следующий день после знакомства. Он и не думал, что тот его оставит, а не выбросит куда подальше. Переполненный восторгом и удивлением, Рим метнулся к Яо и взял его за руку, рассматривая браслет поближе.— Ты оставил его себе! — поразился он.Но Китай рывком высвободил свою руку и расправил рукава, пряча украшение. Который раз за столько короткий промежуток времени Ван был готов провалиться сквозь землю от смущения. Всё-таки никто не способен был так искусно вгонять его в краску, как этот несносный римлянин. Судорожно подбирая слова для ответа, Китай неосознанно попятился, пытаясь усмирить участившееся сердцебиение и дыхание. Видя его немую панику, Тит, лучезарно улыбаясь, притянул Яо за плечи к себе и успокаивающе погладил по голове.— Да ладно тебе. Ты не представляешь, как я рад, — сказал он.Китай, упершись руками в его грудь, хотел было высвободиться из объятий, но отчего-то передумал. Рим был тёплым, безумно приятным. Хотелось, наоборот, прижаться к нему теснее, и Ван сам не понимал почему. Возможно, ему впервые захотелось быть с кем-то, жить с осознанием, что кто-то о нем помнит и что он кому-то нужен.

В жизни Яо не было никого. Он был лишён семьи, друзей. Он никогда не любил и не был любим. Исчезни он в один момент, о нём бы никто не вспомнил. Вся его жизнь была абсолютным одиночеством. Изолированный, он знал только своих людей. Но осознание того, что жизнь может быть другой, начало приходить к нему не так давно. И всё же обнять Тита в ответ он так и не решился, но позволил себе на мгновение закрыть глаза. Попытавшись мягко отстраниться, Китай поднял голову и понял, насколько Рим к нему близок. Ощутив на щеке тёплое дыхание, он взглянул ему в глаза. Бездна карих глаз таила столь многое, что Ван не решился бы описывать, что он там увидел. Просто потому, что непоколебимой уверенности не было. Противоречивые глаза, как и его энергетика. Тит убрал прядь волос с лица Яо и, придерживая его голову, поцеловал. Китай напрягся всем телом, не зная, что делать, но после отпустил себя и неуверенно ответил на осторожную ласку.

Все мысли в один момент растворились, а тело стало ватным. Спиной он ощущал широкую ладонь Рима, который в этот момент казался особенно большим. Для воина он оказался очень ласковым. Он теснее прижал к себе Яо, но не напирал, не принуждал делать того, чего бы Китаю не хотелось. Его губы были приятными, лишающими воли. И в нём всё было идеально; он будто греческий бог, спустившийся с небес на землю. В тот момент он казался Вану именно таким.

Но, нехотя оторвавшись от его губ, Яо вернулся на землю. Перед ним был всё тот же наглый римлянин с вечно растрёпанными волосами и щетиной, он не похож на Аполлона и не подобен божеству. Но что-то всё равно изменилось: весь его образ казался особенным, не идеальным, но неповторимым. Тогда Китаю впервые захотелось, чтобы он остался подольше.