16 twilight of the hearts (1/2)

Не теряя времени зря, Ханси осторожно перешагнул через могилу и, усевшись на колени рядом с Андре, подтянул его к себе. Земля была еще влажной от ночного дождя, и вскоре Кюрш ощутил, как намокли его джинсы в области колен. Но встревожило Ханси не это, а то, что на этой земле сидит, чтоб его, больной Андре! Тоже блин, додумался. Как можно ласковее обняв Ольбриха, Кюрш медленно пересадил его себе на колени, а затем, посмотрев прямо в заплаканные глаза друга, шепнул:- Расскажи мне все.И Андре рассказал. Сквозь рвущийся из его груди плач, он рассказал о том, как когда-то давно познакомился с Ральфом Кауфером, о том, как близко они сдружились в очень короткий срок, о том, как он был с ним счастлив. Потом, успокоившись, охрипшим голосом Ольбрих поведал о том, как Ральф заболел, как об этом узнал сам Андре; о том, как он посетил своего умирающего друга и о том, как не смог прийти на похороны.Ханси молчал на протяжении всего рассказа, и в конце Андре задал только один вопрос:- Скажи мне, Ханси… я виноват перед ним?- Виноват в чем? В том, что испытал вполне объяснимый человеческий – заметь, даже не детский, а человеческий! — страх увидеть мертвое тело своего близкого человека? Ты не виновен ни в чем, Ан, – мягко ответил Кюрш. – Ты не имеешь даже права считать себя виноватым. Но зато ты имеешь право радоваться тому, что был счастлив с Ральфом, и что делал счастливым и его. Жалеть нужно не о смерти, а о жизни.

Андре молча сглотнул и около минуты неподвижно сидел в этой тишине. Жутковатой тишине. Ханси огляделся по сторонам на другие могилы, и ему невольно представилось, как он и Андре выглядят со стороны: два парня сидят на земле посреди могильных плит, да еще и один обнимает другого. Это было странно, как минимум, и Кюршу очень не хотелось, чтобы их кто-то видел. Ему стало совсем неудобно и он поежился.- Ты прав. — Наконец согласился Андре и печально поглядел на Ханси. – Но Ралли был очень хорошим другом. Отличным и замечательным. Мне так не хватает его.?А мне не хватает своего папы? — хотел сказать Ханси, но понял, что это было бы не совсем к месту. Андре и так страдает, зачем его перегружать? Поэтому вслух Кюрш сказал:- Я тебя понимаю. Нам всегда будет не хватать тех, кого с нами нет… Но покуда ты хранишь о них теплые воспоминания, покуда для них есть место в твоем сердце, — Ханси осторожно коснулся груди Андре, глядя ему в глаза. – До тех пор они живы. И они с нами.Ольбрих буквально впился жадным взглядом в глаза Кюрша, словно ища в них поддержку и защиту, а Ханси от этого взгляда вновь стало как-то не по себе, и даже перехватило дыхание. Будто какая-то искра опять прошла между ними. Но тут Андре медленно повернулся обратно к могиле, прервав зрительный контакт, и к Ханси вернулась способность нормально дышать.Зашевелившись, Ольбрих достал из своего рюкзака альбом, подаренный Эвальдом, и принялся аккуратно листать его. Затем, так же, не говоря ни слова, он остановился на нужной ему странице и вытащил черно-белую фотографию с изображенными на ней двумя мальчуганами. Ханси сразу признал в одном из них маленького Андре – ему тут было лет восемь-девять, и уже тогда его от других отличали прекрасные светлые кудри. Малыш Ан с довольной улыбкой обнимал игрушечный поезд, сидя на полу возле таких же игрушечных рельсов. А вот, вторым мальчиком наверняка был Ральф. Ханси был в этом уверен. Мальчик стоял возле Андре, покровительственно положив руку ему на плечо и тоже улыбаясь. У Ралли волосы были темными, неаккуратно постриженными и сумасшедше взлохмаченными. Одежда на Кауфере была беднее, чем у Ольбриха, но судя по этой фотографии, никому из мальчишек не было до этого дела. Они просто были счастливы. Несмотря на их статус, положение, состояние… хотя, впрочем, разве детей волнуют эти вещи? Нет, конечно, нет. Не всех. Если бы и не всех взрослых это волновало…После внимательного разглядывания, Андре аккуратно приставил фотографию к могильной плите, а затем засыпал снизу землей, чтобы не унесло ветром. Ханси подумал, что это все скорее похоже на какой-то ритуал. Но действенный ритуал… Быть может, Ральф сейчас здесь. Может он видит их. И, может, он, как и Ханси хочет, чтобы Андре не грустил.А может, здесь сейчас есть и его отец. Может, они с Ральфом здесь вместе.Или они все это время были с ними. И будут.***Возвращались домой медленно. Андре после кладбища как-то нетвердо стоял на ногах, и вскоре Ханси, кажется, даже выяснил, в чем причина: лоб у Ольбриха вновь был горячим, как и ночью. Подхватив друга под руку, чтобы тот вдруг не упал, Кюрш тяжело вздохнул. Ему так хотелось, чтобы вся их прогулка прошла хорошо, а вместо этого получилось что-то уж совсем… Хотя, впрочем, может теперь, после того, как Андре обо всем выговорился, он почувствует себя лучше и ему станет легче вспоминать о своем прошлом. Ханси очень надеялся на это.Подойдя к дому, парни остановились, чтобы Андре смог найти ключи, которые уже и забыл куда засунул. Ханси тем временем оглядывался по сторонам, и неожиданно наткнулся на подозрительный взгляд какой-то соседки из дома слева. Это была бабуля лет шестидесяти, и почему-то средь бела дня ее заинтересовали именно два парня, которых она просто испепеляла своим взглядом. Кюрш мысленно предположил, что она, вероятно, уже держит их за воров и наркоманов, так что ее странный взгляд был вполне объясним.Наконец, когда парни зашли внутрь дома, первое, что сделал Кюрш – это помог Ольбриху снять верхнюю одежду и обувь, и тут же буквально потащил парня на руках в комнату. Андре что-то мямлил в знак протеста, но Ханси, естественно, даже не желал его слушать.- Все, лежи и согревайся, — твердо сказал Ханси, уложив Андре на кровать и укрыв одеялом. – И вообще, ты нарушил обещание: я же попросил тебя сказать, когда тебе станет плохо.- Я хотел сказать… — пробормотал Ольбрих, подтянув колени к подбородку.- Но все-таки не сказал. И я даже не удивлен, — покачав головой, Кюрш ушел за лекарством.***Остаток дня они провели не очень-то весело: Андре, выпив лекарств, заснул, а Ханси, спустившись в гостиную, включил телевизор, по которому шла какая-то ахинея, и одновременно с этим попытался читать первую попавшуюся в домашней библиотеке книгу – ей оказался роман Уилки Коллинза ?Лунный камень?. В какое-то мгновение Кюрша поразила мысль о том, что в любой момент может прийти мама Андре, и тогда всем будет полный конец, но потом Ханси быстро успокоил себя тем, что Рената вообще должна была приехать в понедельник или вторник, когда сегодня была только суббота.В итоге, не выдержав бормотания ведущей новостей, и так не поняв ни строчки из прочитанного, Ханси выключил телевизор и поспешил в комнату Андре. Ольбрих, как оказалось, не спал, а неподвижно сидел на кровати, обняв подушку и отвернувшись к окну. Тихонько подойдя поближе, Кюрш присел на край кровати и тоже посмотрел в окно. На улице уже стемнело, но прекрасную и пустую улицу освещали оранжевые фонари. Из-за ветра взлетали и кружились в странном танце опавшие листья, и Ханси как зачарованный наблюдал за ними.- Дурацкое время года. Дурацкие холода, — неожиданно пробормотал Андре со злостью.Ханси повернулся к другу и с удивлением воззрился на него.- Почему дурацкие?- Потому холод – это ужасно. Ненавижу его.- Но кто-то любит, — заметил Ханси. – Я, например, легче переношу холод, чем жару.- А зачем бросаться из крайности в крайность? Почему не может быть просто тепло. В тепле хорошо и уютно.- Потому что наша жизнь нестабильна, и в ней мало что может держаться на уровне золотой середины.

- Дурацкая жизнь, — Андре мотнул головой.- Ну-ну, давай без этого, — Ханси нахмурился. – Почему она дурацкая, Ан?- Потому что я все потерял, — с отчаянием прошептал Ольбрих. – Все. В моей душе холод, сплошная зима.- Но в последнее время ты что-то и обрел, — возразил Кюрш. – Жизнь заключается в том, что ты что-то теряешь, но потом что-то получаешь взамен. Без грусти от потери ты не познаешь радости от обретения чего-то. Вот представь: было бы у тебя много-много друзей, подруг, все бы уважали и любили тебя, но смог бы ты это почувствовать? Я сомневаюсь. Все это ты принимал бы как должное, а потому, и не испытывал счастья. Однако у тебя нет толп друзей, есть только я, Томен и Маркус. Но разве ты не испытываешь счастья, общаясь с нами?- Я?.. испытываю. Да, наверное, испытываю. Но… — Андре судорожно вздохнул. – Но почему все так? Может, мне хочется иметь толпы друзей, может, мне хочется быть в центре их внимания! А вместо этого…- Вместо этого ты получил троих друзей-олухов, которые совсем тебя не понимают и не уделяют внимания, да? – холодно спросил Ханси, чувствуя, как все внутри него закипает. Почему, черт возьми, Андре начинает себя вести, как идиот? Это еще что такое?!- Нет! Я не это хотел сказать. Я имел ввиду, что у меня так мало друзей…- Начинают всегда с малого, Ан, — вновь перебил друга Кюрш. – Но только я не понимаю твоего стремления к этой толпе друзей. Обычно всей этой куче будет плевать на тебя в трудный момент, и только лучший друг придет на помощь. Это ты понимаешь?- Понимаю. А ты понимаешь, как мне все надоело? Ханси, меня с детства шпыняли, как кусок дерьма, меня всегда унижали и делали козлом отпущения, я был объектом насмешек, а мой единственный лучший друг сдох от лейкоза! – в глазах Ольбриха появились слезы. – Думаешь от того, что у меня теперь появится два-три друга, что-то изменится? Меня прекратят шпынять и унижать?! Нетушки! Никому это не нужно, никому! Вот почему я хочу, чтобы у меня было много друзей. Я хочу выбраться из этой ямы для изгоев. Хочу быть нормальным.- Андре, мне нужно, чтобы тебя не унижали. Мне есть дело до тебя, — Ханси подался немного вперед к другу. – И, подожди-ка, — нормальным? Что в твоем понимании нормальность? Быть как все? Ты хочешь присоединиться к этой серой массе тупых баранов, чтобы вместе с ними унижать других изгоев? Я не понимаю тебя.- Я… Ох, Ханси, ну почему ты не можешь понять? Я просто хочу, чтобы все эти издевки прекратились. Ты никогда не был на моем месте. А если бы был, то тоже хотел бы.- Хотел бы, но не таким путем, каким хочешь ты. Лучше пусть они и дальше издеваются, но я ни за что не стал бы одним из них,— Кюрш покачал головой. — Ты никогда не задумывался, почему тебя отделили от остальных? Что ты им сделал? Может, дело в том, что ты просто не такой, как они? Ты не думал, что ты лучше их?- Я не лучше. — Отрезал Ольбрих, вытирая слезы.- Если убеждать себя в этом и жить, основываясь на предубеждениях и стереотипах, то да – ты не лучше их. Но я сомневаюсь, что ты такой. Или… по крайней мере, я уже хотя бы надеюсь, что ты не такой, — Ханси постепенно охватывала ледяная ярость, и он принялся медленно сжимать и разжимать кулаки, чтобы сдержать ее. Он и сам уже не совсем понимал, почему это происходит, но знал одно: если Андре сейчас же не прекратит выставлять себя таким жалким и слабым, то Ханси точно что-то сделает.- Я и сам не знаю. Но я знаю, что не хочу, чтобы меня били и унижали.- Не хочешь – останови это. Я могу тебе помочь.- И что из этого получится?- Мы не узнаем, пока не попробуем.- Пробовать – страшно. Они будут гнобить меня еще сильнее.- Ах, может и так. Когда ты пытаешься убрать кучу говна, наваленную собакой посреди комнаты, то эта куча начинает вонять еще сильнее, но в итоге ты ее убираешь и живешь счастливо. Жестокая истина жизни, — фыркнув, Ханси поднялся на ноги и бесстрастно поглядел на Андре. Непонятнаяярость все еще поглощала Кюрша, и он, стараясь не сорваться на крик, медленно произнес: – Я не хочу тебя обидеть, Ан, но еще сегодня утром я ни за что не сказал бы, что ты можешь быть сопливым мальчиком, который жалеет только себя и игнорирует окружающих его людей. Даже тех, которые искренне хотят ему помочь.

Ольбрих молча уставился на Кюрша, словно не веря своим ушам. В его глазах блестели слезы.Стараясь не поддаваться жалости, Ханси вырвал из рук Андре свою подушку и пошел к двери. Задержавшись в дверном проеме на пару секунд, Кюрш сказал:- Просто подумай над моими словами. Мне очень хотелось бы пожалеть тебя, но чем больше жалости я буду к тебе высказывать, тем более жалким и слабым ты станешь. Если тебе хочется внимания, то привлекай его к себе другими способами. Ты это можешь… но не хочешь. Или боишься. Но свой страх сможешь победить только ты сам, а не кто-то другой. – Ханси тяжело вздохнул. — Ну, а я… я все еще твой лучший друг и готов выслушать в любую минуту. Спокойной ночи.Закрыв за собой дверь, Кюрш смог перевести дух. От всего сказанного у него закружилась голова, и он боялся, что не выдержит и побежит назад извиняться перед Андре.Он не должен был ему все это говорить. Не должен. Это было грубо, жестоко и совсем не по-дружески. Однако Ханси просто коробило от того, каким слабым показал себя Андре. Нет, слабости, конечно, есть у всех, но давить на жалость так, как это делал Ольбрих… Так нельзя. Он не должен быть таким.?Малыш Андре просто хотел выговориться тебе о том, как его достала эта жизнь изгоя, а вместо поддержи ты почти что послал его? — хихикнул непрошенный голосок. У Ханси сжалось сердце и он уже почти повернул назад, но тут же подумал:?Но ведь если бы я его пожалел, то стало ли бы ему легче? Сделал бы ли он для себя какие-то выводы? Нет и нет. Все осталось бы прежним. Но теперь что-то может измениться. Что-то должно измениться, и я лишь надеюсь, что не в худшую сторону?. Укладываясь на диване, Ханси показалось, что он услышал плач со второго этажа, и в этот момент Кюрш понял, что ненавидит себя. Но пути назад точно не было. Он преподнес Андре, своему милому и любимому Андре жесткий урок. Имеют ли друзья право так делать? Нет, вряд ли.Возможно, Ан его не простит. Возможно, они больше не будут друзьями.У Кюрша от этих мыслей сердце сжало словно тисками.Но Андре не глупый, и он должен понять. Должен получить пользу от этого урока.***Андре сидел в каком-то ступоре, пытаясь осознать смысл услышанного.Это сказал его друг.Его лучший друг!Тот, кому он доверял. На кого положился. Которому верил.Из глаз снова непроизвольно потекли слезы, которых Андре не мог сдержать. Слова Ханси как сотни маленьких иголок впились в сердце, да еще и крутились в нем туда-сюда, причиняя ужасную боль.?Сопливый мальчик, который жалеет только себя и игнорирует окружающих?.Господи, да что же это такое?Лучший друг.Но если он прав??Он не может быть прав. Точно не может? — подумал Андре, и, прислонившись лбом к окну, громко разрыдался. – ?Так не бывает?.От сильного ветра опавшие листья взлетели вверх, аж до второго этажа, и неслышно ударились об окно. Андре вздрогнул и неожиданно замолчал. Ему вспомнилось кое-что, и почему-то именно сейчас.За ним зачем-то погнались какие-то старшеклассники, улюлюкая и хохоча на всю улицу, а маленький Андре с испугом убегал от них, куда глаза глядят. Он успел забежать за угол дома, но на повороте споткнулся и упал, проехавшись своими тощими коленками по асфальту. Старшеклассники, видимо, потеряли к нему интерес, поскольку смех их стих где-то вдали, ну а Андре ничего не оставалось, как, увидев свои разбитые в кровь коленки, расплакаться.Ему тогда тоже все надоело.?Хватит плакать и жалеть себя, Андре? — послышался знакомый голос. Ольбрих поднял голову и увидел своего лучшего друга. Своего самого понимающего и общительного собеседника, мальчика, с которым всегда было весело и интересно.Он хмурился, но протягивал руку, чтобы Андре смог встать.?Это тебе никак не поможет? — продолжал Ральф, когда Андре поднялся. – ?Давай лучше вместе запишемся в какую-нибудь секцию, научимся драться, и когда вырастем, набьем им всем морду!?.?Моя мама не одобрит этого? — с сомнением сказал Ан, вытирая слезы и стараясь не смотреть на свои расцарапанные и дрожащие коленки. Его пугал вид крови, но сейчас он старался побороть свой страх. Зачем? Ральф сильный, и я не должен выглядеть рядом с ним слабым. Потому что тогда я буду недостоин быть его другом.?Я скажу, чтобы моя мама поговорила с твоей, и тогда она одобрит!? — уперся Ральф. – ?А если не одобрит, то пусть сама учит тебя защищаться, потому что тебе это необходимо?.?Да, наверное, ты прав? — кивнул Андре. Страх уже почти прошел, слезы высохли, и теперь мальчик даже немного недоумевал, из-за чего, собственно расплакался.?А старшеклассников не нужно бояться, потому что они-то понимают, что младшим не надо вредить. Они просто хотят поразвлечься, и ты исполняешь их желание? — добавил Ральф и подмигнул. – ?Но не грусти, Ан, все хорошо будет. Мы же с тобой вместе, и нам никто не страшен, да??.?Да!? — радостно отозвался Ольбрих, и, воодушевившись, принялся немного подпрыгивать на месте, игнорируя боль в коленках. — ?Все бойтесь отважных рыцарей Круглого Стола – сира Ральфа и сира Андре!?.?Так точно!? — усмехнулся Кауфер и взлохматил кудрявые и явно давно не стриженые волосы Андре. – ?Лучше всегда будь таким же веселым и радостным, Ан. Так ты похож на настоящего рыцаря, а, насколько мне известно по книгам, рыцари не жалеют себя, а стараются только на благо мирным людям. Ты понимаешь? Обещаешь быть настоящим рыцарем??.- Обещаю, Ральфи… — прошептал Андре, слепо глядя в окно. Листья все так же кружились в сумасшедшем танце, как и мысли Ольбриха, и ни те, ни другие никак не могли улечься. Полный каламбур.?Я жалкий?.?Такой жалкий, что даже Ханси решил от меня уйти?.?Но ты обещал быть настоящим рыцарем, Ан!?.Стекло приятно охлаждало разгоряченную щеку Андре. Парень ощущал жар по всему телу и одновременно с этим, его пробивала сильная дрожь, но Ольбрих словно даже не замечал собственного состояния. Он был потерян, так потерян от всех этих навалившихся воспоминаний и мыслей, от всех этих слов, сказанных им самим и услышанных от Ханси, что невольно возникало чувство того, что он просто не переживет эту ночь. Не хотелось спать, не хотелось что-то делать, хотелось просто исчезнуть отсюда, из этого дома, из этого тела; хотелось просто стать воздухом и испариться к чертям.Ужасно разболелась голова.Он правда жалкий. Ханси прав.

?Жалкий, слабый, тупой, бесполезный, отвратительный и ненужный!? — хором кричали Ральф, Ханси, мама, папа, Эвальд, Маркус, Томен, и вообще все-все, кого Андре знал.Схватившись за голову, Андре сполз на подушку. Слезы ни на секунду не прекращали течь из глаз. Ольбриху казалось, что он сейчас просто взорвется на мелкие-мелкие кусочки, но ничего подобного не происходило. Ольбрих как никогда чувствовал сейчас свое бессилие, и это убивало его еще сильнее и мучительнее.

Андре рыдал и ничего не понимал, ничего. Господи, пусть это закончится.Он забылся.***?Я все еще твой лучший друг?.Голос Ханси, прозвучавший откуда-то издалека, послужил словно толчком для Андре. Вздрогнув, Ольбрих попытался сесть, но не смог – все тело словно затекло, и пошевелиться было ужасно трудно. Потерев глаза, Андре осмотрел комнату: она, к сожалению, была совершенно пуста, в том смысле, что никакого Ханси в ней не было, но зато, вместо сумерек, сейчас в ней было светло благодаря солнцу, светящему из окна.

Андре бросил взгляд на часы: те показывали почти полпервого дня. Ольбрих снова трепыхнулся, не веря, что он все-таки пережил эту ночь. Он был уверен, что либо задохнется от плача, либо умрет от слишком высокой температуры, либо Ханси вообще придет ночью и убьет его. Да, такие мысли у Андре тоже проскакивали в воспаленном разуме.

Парень медленно сел. Голова ужасно болела, перед глазами все плыло и немного подташнивало, но Андре чувствовал, что нельзя больше валяться в кровати, нужно что-то делать. Только что? Эта ночь не принесла ему никаких ясных ответов, только страдания, слезы и огромную кучу мыслей. Теперь предстояло из этой кучи выбрать что-то наиболее подходящее. Надо было попытаться.С трудом поднявшись с кровати, Андре первым делом распахнул окно. Свежий воздух резко ворвался в комнату, ветром пронесся по ней, заставляя все бумаги взлетать и мерно опускаться на пол. Но Ольбрих даже не обратил на них внимания. Жадно вдыхая влажный от прошедшего дождя воздух, несущий с собой запах гниющих листьев и мокрого асфальта, сладкий запах осени, Андре понемногу ощущал, как к нему возвращается способность адекватно мыслить и понимать, что происходит.Закончив наслаждаться воздухом, Ольбрих прикрыл окно и ушел в ванную, ни на секунду не прекращая думать.Я должен извиниться перед Ханси.Но за что? За то, что я такая мямля?Хотя, за это просто необходимо извиниться. Я его достал вчера, ужасно достал.Какой же я кретин слабовольный.Надо извиниться за то, что я давил на жалость и жалел себя.Что дальше? Вопрос еще не исчерпан.

Я все равно все еще боюсь что-то кардинально менять в своей жизни.Согласиться ли Ханси мне помогать? Мне, слабому и сопливому мальчику?О да, именно мальчику.Надо попросить у Ханси помощи. Я не справлюсь один.Неужели теперь придется все начинать с самого начала?Снова переживать все свои воспоминания.Я так запутался.Господи, я так запутался.Глаза защипало от нахлынувших слез.- Надо прекратить уже плакать и взять себя в руки, — твердо сказал Андре своему отражению в зеркале. Лицо у Ольбриха было белое, как мел, глаза распухли, словно он всю ночь беспробудно пил, а губы высохли и покрылись коркой. Умывшись, Андре отвернулся от зеркала, крепко стиснув зубы.

Он ненавидел свою слабость, но кроме этого, он также и ненавидел свою внешность.Разве можно представить более отвратительного человека, чем я? Почему Ханси вообще дружит со мной?Выйдя из ванной, Андре неспешно начал спускаться по лестнице. Черт. А если Ханси ушел? От этой мысли сердце у Ольбриха забилось быстрее, и вместе с тем Андре начал быстрее спускаться.В доме была совершенная тишина.Немного помедлив в коридоре, Андре проскользнул в гостиную и чуть не задохнулся от облегчения: Ханси преспокойно лежал себе на диване. И не спал, а молча наблюдал за Ольбрихом. Подойдя поближе, Андре остановился возле журнального столика, и хотел было сказать ?Доброе утро?, как вдруг Ханси хрипло выпалил:- Ты не спал что ли? Совсем свихнулся? – и тут же вскочил на ноги. Андре был немного ошарашен.- Я спал, — пробормотал он, опуская голову. Мда, не хватало только Ханси своей унылой рожей пугать.- Да, это, безусловно, заметно, — проворчал Ханси, и, на удивление бережно потрогав лоб Андре, усадил парня на диван.- Прости меня, — выпалили вдруг оба. Андре поднял глаза и растерянно посмотрел на Ханси, а тот, в свою очередь, опустил голову, и начал нервно скрести пальцами по своим коленкам.- Я не должен был всего этого тебе говорить, — тихо сказал Кюрш. – Я был слишком груб и… да что там говорить, друзья так не делают.

- Если друзья не будут прямо говорить, о чем думают, то это очень хреновые друзья. – Выпалил Андре и, сглотнув, продолжил: — Ты не был груб, Ханси, ты был честен со мной, и за это я благодарен тебе. Но и я не буду скрывать: мне правда было очень обидно… и больно. Но теперь я понимаю, что так было лучше.- Андре, так не… — начал было Ханси, но Андре поднял руку, призывая к молчанию.- Я так много думал обо всем, Ханси, и знаешь, все-таки самой страшной изо всех мыслей была не та, где я боюсь, что меня снова будут унижать и бить, а та… где я боюсь потерять тебя.Повисло молчание. Андре вновь овладел страх. И на этот раз страх быть отвергнутым. Может, Ханси больше не хочет дружить с ним?!- Господи, Ханси, прости меня! – горячо заговорил Ольбрих, изо всех сил сдерживая слезы (?почему я постоянно плачу?!?). – Еще вчера я был слеп, слепее самых незрячих людей, потому что не видел, как дорог и важен ты для меня. Я не видел всей той чудовищно огромной поддержки, которую ты мне оказываешь на протяжении одного с половиной месяца. Ну, точнее, я замечал ее, но это было равносильно тому, как если бы я заметил только верхушку айсберга. Понимаешь?.. Я всю свою жизнь ненавидел эгоистов… — несколько раз Андре судорожно вздохнул, пытаясь избавиться от кома в горле, но это было бесполезно. — Я ненавидел их… И в итоге сам стал таким же. Жалким и слабым эгоистом.- Нет, Андре, — вновь попытался возразить Ханси, но Ольбрих не дал ему и слова вставить.- Постоянно ты помогаешь мне: спасаешь от насильников, спасаешь на контрольной…

- Но на контрольной ты помог мне первый!- …Тратишь свое личное время, чтобы провести его со мной, а я вместо благодарности ною тебе, жалуюсь и веду себя, как кретин! Я… я недостоин такого друга, как ты. Поэтому если ты захочешь, чтобы мы прекратили общаться… то я пойму. – Не выдержав, Андре все-таки расплакался, слабо уткнувшись Ханси в плечо. Кюрш неловко обнял друга.- Ох, Андре, какой же ты глупый, — через какое-то время тихо заговорил Ханси и несильно похлопал Андре по спине. – Конечно же, ты ведешь себя как кретин, но и я веду себя не лучше, ничуть, даже иногда хуже. Мы люди, и все мы – кретины, а тот, кто считает себя лучше всех – самый огромный кретин из всей этой кретинской кучи. Это раз.

Два – почему ты меня недостоин? Я что, повелитель мира? Может, сам Эру Илуватар, Бог-Творец? Нет, я всего лишь Ханси Кюрш, простой парнишка из Мербуша, и мир не сошелся на мне клином. Я пока ничего не добился в жизни, чтобы ты говорил, что недостоинменя. Мы с тобой совершенно равны, Ан. И с Томеном, и с Маркусом, и с Дамианом, и с Хансом-Петером… Мы все равны.И мы всего лишь букашки в этом огромном мире, поэтому никто никого по определению не может превозносить.И вот что. Буквально с первого дня нашего знакомства я увидел, что жизнь загнала тебя в угол, что ты растерян и на грани падения. Но также я увидел в тебе искорку. Ан, я встречал действительно слабых людей, которым нравится быть беспомощными. Эти люди гадкие, по поведению они похожи на крыс и червей. В них нет силы, и они живут лишь благодаря нытью, жалобам… и иногда хитрости. О да, некоторые из них отлично хитрят, и могут в любой момент подставить даже лучшего друга. Но знаешь, Андре, уже тогда я мог бы совершенно точно сказать, что ты не из таких. И никогда таким не будешь. Именно благодаря этой искре. Она как маленькая свечка согревает тебя и дает силы, и именно поэтому ты все равно не сдавался.Поэтому вчера, когда ты начал жаловаться, жалеть себя и плакаться о том, как ты всю жизнь страдал, мне стало жутко… вдруг эта искра в тебе потухла?! Ее было необходимо зажечь вновь. И отныне я буду зажигать ее каждый раз, когда она затухнет. Но мне бы хотелось, чтобы она превратилась в пламя, мощное и жаркое. И превратить искру в пламя сможешь только ты сам. А я… — Ханси слабо усмехнулся, медленно поглаживая Андре по спине. – А я буду подкидывать в это пламя хворост.Подняв голову, Андре заглянул Ханси в глаза, не в силах вымолвить ни слова, и лишь открывая и закрывая рот. В голове у него была куча идей по поводу того, что можно ответить, но ни одна из них не подходила. Ни одно слово не могло выразить облегчение, благодарность и душевный подъем, который сейчас испытывал Ольбрих.- Спасибо тебе, Ханси. Спасибо. Спасибо… — проговорил Андре, вытирая слезы со щек. – Я действительно был слеп, Ханси. Но я клянусь… клянусь, что отныне я буду все менять. Я не хочу быть эгоистом. Не хочу быть крысой! Я исправлюсь ради моих друзей, ради моих родителей, которые, может из-за моего эгоизма и относятся так ко мне. Ради бабушки, которая своим твердым характером и отличным даром убеждения не давала мне душевно сдохнуть, когда я был так близок к этому… и ради тебя, Ханси. Как бы странно это не прозвучало. А может, и не странно…- Хорошо прозвучало. Отлично. — Ольбрих заметил, что щеки Кюрша чуть порозовели. Ханси хлопнул друга по плечу: — А я ради тебя научусь играть на гитаре. И петь. Хотя это как получится… Но попытка не пытка, правда?- Правда. — Андре улыбнулся. – И из попытки может выйти вполне что-то стоящее.Оба замолчали. У Ольбриха было странное ощущение. Этот момент… Он был странный. Может из-за всех этих сказанных слов, а может, из-за всех этих неловких движений в виде объятий или поглаживаний Ханси спины Андре. Неважно. Это был такой момент, когда нужно было еще что-то сказать или сделать. Что-то определенно важное и… непонятно какое.- А как ты себя чувствуешь? – выпалил Ханси, не отводя глаз от глаз Андре. – У тебя очень нездоровый вид.- Порядок, — успокаивающе кивнул Андре, нервно переплетя пальцы рук. – Ночью было хуже.- Думаешь? – теплая ладонь Кюрша коснулась лба Ольбриха, и тот невольно вздрогнул. Ему было так приятно это прикосновение, и он против своей воли положил свою руку поверх руки Ханси.- Да, я уверен, — прошептал Андре. Он, не моргая, глядел Ханси в прекрасные глаза кофейного цвета, и ощущал, как какое-то совсем незнакомое чувство огромной волной накрывает его. Ему нравилось это чувство, оно было таким приятным и сладким… и пьянящим. Кюрш неспешно, словно боясь спугнуть птичку, придвинулся ближе к лицу Ольбриха, который в свою очередь невольно затаил дыхание. Голова закружилась, а сердце быстро и трепетно забилось у Андре в груди, и ему на какое-то мгновение показалось, что он сейчас задохнется, но потом это стало уже неважно.?Так нельзя?.Что-то случилось. Определенно.У Ханси в башке что-то определенно переклинило (или наоборот встало обратно на свое место), и он, отпрянув на несколько сантиметров, выпалил:- У тебя под глазами ужасные синяки, Ан! Тебе надо дать какое-нибудь лекарство… а еще не помешал бы сон, которого у тебя ночью точно не было.

Андре с вытаращенными глазами уставился на Ханси. Какие синяки, какое лекарство? Какой он идиот!Я тоже идиот, потому что считаю его идиотом.Без предупреждения вскочив с дивана, Андре быстрым шагом вышел из гостиной, и, схватив со стенки ключи от двери, выводящей на задний двор, поспешил туда. Выйдя на улицу, Ольбрих тут же прикрыл за собой дверь, надеясь, что Ханси не последует за ним. Глубоко вдохнув влажный воздух, Андре прошел вдаль двора, где под навесом находились широкие качели, рассчитанные на трех человек, и сев на них, закрыл глаза.Наверное, я схожу с ума.Или мы вместе с Ханси сходим с ума.

Так нельзя, так определенно нельзя.Мы ведь с ним друзья. Лучшие друзья.Андре начал неспешно раскачиваться. Мысли неслись галопом, так быстро сменяя друг друга, что Ольбрих не успевал следить за их ходом.

Это безумие, точно-точно.Я хотел, чтоб его губы коснулись моих, и…Где-то залаяла соседская собака. Андре всегда ее боялся, потому что она была огромной и злой, и даже лай ее был жутким, но сейчас ему было настолько наплевать на эту собаку, что если бы его попросили сунуть башку ей в пасть, то он бы сделал это без всяких возражений.

…И это бы был поцелуй. Мой первый поцелуй.С парнем!!!Андре осознал, что в этой жизни надо бояться не собак, а самого себя. Своих чувств, своих эмоций… Это правда было страшно.

Что вызвало в нем желание поцеловать Ханси? Что? ЧТО?Ну, очевидно же, что сам Ханси.Я гей что ли?Этот вопрос будто ударил Андре. Нет, господи, он не гей. Он не хотел быть геем.