15 Sweet memories (2/2)

- Называй меня так. Анди. Называй, мне очень-очень нравится, — прошептал Андре, и мысли Кюрша понеслись куда-то совсем не туда. Что-то такое он услышал в этом сладком шепоте Ольбриха. Что-то такое недопустимое между двумя друзьями, но весьма приятное.

- Анди, — послушно сказал Ханси, заглянув Андре в глаза, которые в свете лампочки несколько нездорово поблескивали. Но помимо этого, Кюрш вновь увидел в них эту непонятную искорку. Может, ему мерещилось. – Анди Ольбрих.Ольбрих улыбнулся, а затем с довольным видом закрыл глаза. Несколько мгновений Ханс неподвижно лежал, как всегда, полностью запутавшись в происходящем и в собственных чувствах, а затем, покачав головой, выключил лампочку, стоящую на тумбочке.- Я могу тебе спеть, — предложил Кюрш минуты через две, не сумев выдержать молчание, которое его просто убивало своей неопределенностью.- Спой. Ту же песню, — тихо отозвался Андре, и прижался щекой к груди Ханси. У того по телу неожиданно побежали мурашки, да и побежали куда-то вниз, так что, Кюрш с ужасом осознал что прикосновения Ольбриха вызывают в нем возбуждение. Нет, стоп-стоп, так ведь нельзя. Силой отогнав от себя ненужные мысли, Ханси начал петь.- Stars shining bright above you…***Ханси проснулся совершенно резко и неожиданно, думая только о том, что он, черт возьми, совсем забыл про колледж и проспал его. Однако, не успев даже свалиться с кровати, Кюрш тут же успокоился: сегодня же суббота, и будет только две пары истории, которые он и так собирался прогулять. Облегченно вздохнув, Ханси медленно повернулся на бок, и посмотрел на мирно посапывающего Андре, лежащего лицом к нему.Сонно вспоминая, как он вчера усыпил Андре, спев эту идиотскую песню, Ханси, аккуратно притронулся ладонью ко лбу парня (притрагиваться губами он сегодня не рисковал). Температура явно снизилась, и даже, скорее всего, нормализовалась, что не могло не радовать. Однако, на улицу Кюрш все равно не стал бы рисковать идти: Андре, кажется, мог разболеться от любого невинного чиха в его сторону.Еще немного полежав в постели, слушая мерное дыхание Ольбриха, Ханси неспешно поднялся на ноги, и на цыпочках прошествовал в ванную. Приведя себя там в порядок, Кюрш так же, стараясь не воспроизводить лишнего шума, спустился вниз, и принялся убирать с дивана, на котором он должен был спать, постельные принадлежности, при этом рассеянно размышляя о том, чем же они все-таки сегодня с Андре займутся.?Он наверняка будет рваться на улицу. Даже такой больной и вялый, все равно будет рваться?, — отчего-то вдруг решил Ханси, и совсем скоро понял, что не ошибся.Андре проснулся через полчаса и, видимо, не обнаружив Ханси в своей кровати, спустился к нему вниз. Сам же Ханси тем временем с очень даже умным видом читал газету, которую нашел на журнальном столике. Вернее, пытался читать, потому что либо спросонья, либо просто из-за отсутствия интереса, нихрена не понимал. Но зато, о, эру, он понял, что ненавидит политику.- Доброе утро, — буквально промурчал Андре, – так сладок был его голос – заставив Ханси вскинуть голову.- Доброе утро, Ан, — он хотел сказать ?Анди?, но почему-то не решился. Тогда, среди ночи, он мог свободно называть Ольбриха Анди (он даже хотел сделать что-то большее, чем просто назвать его так), но сейчас, в девять утра, вся решительность и непоколебимость Ханси куда-то испарились. – Как ты себя чувствуешь?- Мне лучше, — кивнул Андре, присаживаясь на диван рядом с Ханси. – Спасибо тебе.- Ох, тебе не за что меня благодарить, — Кюрш отмахнулся газетой, а затем, подумав, и вовсе отложил ее подальше. – И, по правде говоря… Мне понравилось заботиться о тебе.- Ну, я же сказал, что ты будешь отличным отцом, — Андре усмехнулся, а Ханси едва заметно вздрогнул. Черт, он был уверен, что про этот момент Ольбрих забудет!- Мне кажется, что еще рано думать об отцовстве: мне же только восемнадцать, — неуверенно сказал Ханси. – Но спасибо. Может, в далеком будущем, когда у меня появятся дети (?Черт, какие дети? У меня появятся дети?! Дети, чтоб их, ну…?), я вспомню твои слова.Андре явно заметил некоторое неудовольствие на лице Ханси, но вместо упрека (как обычно упрекала Кюрша его тетка, которая сама за свою жизнь воспитала только одного сына, впоследствии ставшего алкоголиком), Ольбрих лучезарно улыбнулся, а Кюрша невольно обрадовала его улыбка.- Ты прав, я рано заговорил об этом. И, прости… Просто я имел ввиду, что ты очень заботливый, как какой-нибудь папочка. Я не знаю, почему у меня такие ассоциации. В общем, прости, вот.- Не извиняйся. А просто для меня это немного странно – когда меня сравнивают с отцом, — пожав плечами, Ханси тоже улыбнулся.

Какое-то время оба молчали, и каждый стеснялся и не решался заговорить первым. В итоге инициативу на себя взял Кюрш:- Мы будем сегодня сидеть дома?- Нет, почему? – тут же удивился Андре.- Ты болеешь, — серьезно сказал Ханси, а Ольбрих нахмурился.- Я же сказал, что мне лучше.

- И что с того? То, что у тебя нет температуры, вовсе не означает, что тебе лучше, и…- Ханси, — перебил друга Андре. – Я позвал тебя к себе не для того, чтобы мы сидели в этом мрачном доме, и наблюдали за течением моей болезни. Блин, да я уже неделю строю план, куда и когда мы сходим, а теперь ты говоришь, что я должен сидеть дома. Вот уж нет!?Как же я был прав?, — подумал Ханси и тяжело вздохнул.- Что ж, я не в праве тебя обламывать, — бессильно развел руками Кюрш. – Я не буду настаивать на том, чтобы мы сидели дома, но тогда мы заключим условия.- Хорошо. Какие?- Если во время нашей прогулки ты почувствуешь слабость, недомогание или что-то в этом роде, то сразу говоришь мне, и мы идем обратно домой.- Ох… Ладно. Договорились. — Андре закатил глаза. — Наверное, так будет правильно.Вот, что Ханси определенно нравилось в Андре, так это то, что с ним было легко договориться. В отличие от того же Дамиана.***Они неспешно шли по улице, старательно обходя лужи, коих после дождя образовалось немалое количество. Вновь похолодало, и Андре поеживался, засунув руки глубоко в карманы куртки Ханси. Кюрш дал Ольбриху эту куртку еще вчера в общежитии, а сегодня настоял на том, чтобы он надел ее на прогулку. Куртка была теплой, но она была немного велика Андре, да и к тому же, он, нося ее, почему-то чувствовал себя немного неудобно.?Сначала футболку у Ханси отнял, теперь вот куртку. Что он обо мне подумает?! Или уже думает…? — тяжело вздохнув, Андре оглянулся на Ханси, который шел рядом и с детским восторгом смотрел по сторонам. Ольбрих уже знал, что Кюрша почему-то приводит в трепет все новое для него и необычное, и Дюссельдорф, в котором, видимо, Ханси редко бывал, в том числе.Шли они по узковатой, почти пустующей улице. Справа от них возвышалось жилое здание, а слева вдоль дороги проходил длинный пруд с кристально чистой водой. По его краям росли высокие деревья, с которых то и дело опадала желтая листва, а в самом пруде плавали птицы. Присмотревшись, Андре заметил еще и большого черного лебедя, которого раньше, несмотря на то, что много раз ходил здесь, почему-то не замечал. Лебедь был так изящен и прекрасен, что Ольбрих невольно загляделся, и, естественно, вскоре запнулся об какой-то камень. Ханси резво подхватил Андре, и прижал к себе, не позволяя упасть.- Ну чего ты? Совсем что ли под ноги не смотришь? – тихо спросил Кюрш и отпустил Ольбриха. Тот,выпрямившись, виновато посмотрел на Ханси.- Прости, я засмотрелся, — пробормотал Андре.- Я тоже. Но я еще умею одновременно смотреть под ноги, — Ханси улыбнулся, и у Андре внутри все сразу потеплело. Почему-то Ольбрих сейчас подумал о том, что его мама всегда начинала злиться и кричать, когда сын спотыкался и падал (в лучших случаях она успевала его схватить), но у Ханси, видимо, даже и в мыслях такого не было.

Почему так? Почему какие-то люди совершенно спокойно относятся к некоторым повседневным вещам, как, например, споткнуться и упасть посреди улицы, разбить тарелку, случайно вылить все воду из стакана на кровать; а некоторые, как его мама, начинают психовать и орать, будто сейчас от этого наступит конец света?- А я пока не научился, — тоже улыбнувшись, Андре подошел к краю пруда, чтобы поближе рассмотреть лебедя. Он действительно был очень красивый и грациозный,перья его чуть поблескивали на немного выглянувшем сквозь тучи солнце. Гордая, изящная птица. Идеальная и благородная. Ольбрих часто видел белых лебедей, но почему-то они не так завораживали его, как этот черный. Казалось, он будто бы был каким-то другим. Чужим? Да, возможно. Таким же чужим, каким Андре всегда чувствует себя в обществе незнакомых людей.

Но не в обществе Ханси.Кюрш подошел к Ольбриху, и, какое-то время понаблюдав вместе с ним за лебедем, вытащил из кармана булку.- Откуда она у тебя? – поразился Андре, вскинув брови.- Ну, я на всякий случай захватил у тебя из дома, — с виноватым видом ответил Ханси и усмехнулся.- О, Ханси…- А что такого?! Я испугался, что могу проголодаться. Или ты можешь проголодаться.- Мы можем зайти в кафе, — улыбаясь, Андре покачал головой.- Но булку все равно неплохо бы иметь про запас, почему нет? – пожав плечами, Ханси оторвал небольшой кусочек булки, и бросил его в воду.- Ну… Ах, может быть и неплохо, — сдался Ольбрих и тоже оторвал кусочек.Пока парни кормили лебедей и уток хлебом, то не заметили, как к ним под ноги стали понемногу подлетать голуби. Обнаружилось появление этих птиц только тогда, когда один из голубей, осмелев, взлетел и, усевшись Ханси на руку, принялся невозмутимо клевать булку.- Эй, что ты себе позволяешь?! – засмеялся Кюрш и тряхнул рукой, но голубь только возмущенно взмахнул крыльями и продолжил трапезу. Вскоре к нему присоединился еще один.- Похоже, они тебя любят, — хихикнул Андре, синтересом наблюдая за птицами. Еще через несколько мгновений на вторую руку Кюрша уселся третий голубь, не преминув задеть парня крылом по лицу.- Это наглость, самая настоящая наглость и охренение! — хмыкнул Ханси, и вновь тряхнул руками, но птицы будто даже не почувствовали этого.- Беззаконие, беспредел и полная анархия, — добавил Ольбрих, и, оторвав от булки кусочек, положил его в руку и вытянул вперед. На нее тут же скромно пристроился голубь и стал клевать кусочек, заставляя Андре смеяться от того, как клюв птицы щекотал его ладонь.?Последний раз я вот кормил голубей лет в одиннадцать, когда папа взял меня с собой и своим сыном на прогулку? — вспомнилось Андре. Только в тот раз он ужасно боялся этих глупых птиц, и не сразу решился покормить их. Но когда все же решился, то никак не мог оторваться от этого занятия. Глупые птицы оказались еще и забавными, за ними было очень весело наблюдать: голуби дрались за место возле еды, яростно хлопали крыльями и клевали друг друга, а в итоге хлеб выпал из руки Андре, и его подхватил крошечный воробей, оставив голубей с носом. Ольбрих еще помнил, как громко и звонко тогда хохотал мелкий двухлетний Роланд – сводный брат Андре, второй сын его отца.Интересно, а как там он сейчас поживает? Последний раз Андре видел Роланда года четыре назад, и то потому, что случайно встретил отца со всей его новой семьей на улице. Кстати, насчет этой семьи: судя по всему, новая жена папы Андре – ее вроде бы зовут Хенни – не желала, чтобы ее муж Деннис Дресслер общался со своим первым сыном и бывшей женой, и уж тем более была против, чтобы с ними общался ее маленький и драгоценный сынишка Роланд. Это было даже грустно. Андре ведь ничего не сделал их семье. Вернее, он просто… мешал.Везде мешает.Своей маме мешает, своему папе мешает. Это нечестно. И еще обиднее Андре было от того, что раньше он порой мечтал о младшем брате, а после нескольких прогулок с двухлетним Роландом понял, что его мечту даже можно было назвать исполненной. Но не тут-то было: Хенни, узнав об этих прогулках, быстро обломала радость Ольбриха, заявив мальчику, что она вообще не хочет видеть, чтобы он общался с кем-то из членов ее семьи.

Именно поэтому Андре стал все реже видеться с отцом. Крайний раз он встретил с ним в магазине, примерно полгода назад, и тогда Деннис очень торопился. Он успел только рассказать, что у них все отлично, что Роланд уже ходит в школу, и что его маленькая сестра Кирстен вовсю занимается рисованием. До Андре как-то смутно доходили все эти вести.

Другая, совершенно чужая и счастливая жизнь, которая никак его не касается. В этой жизни ему, Андре, места нет, и никогда не будет. Это было печально. Печально осознавать, что у него помимо матери и ее строгих правил, есть отец, живущий так, как вздумается ему, есть брат и сестра, но никто из них в нем не нуждался. ***Покормив птиц, парни направились дальше по дороге, и вскоре, перейдя по небольшому мостику, перекинутому через пруд, на другую сторону улицы, они направились куда-то вглубь домов. Ханси заметил, что Андре сталкаким-то притихшим и задумчивым, и это немного настораживало Кюрша. О чем таком может думать Ольбрих? Наверняка о своем прошлом, да только почему он не рассказываетоб этом ему, Ханси?- М-м, Андре? – позвал друга Кюрш.- Да? – рассеянно отозвался Ольбрих, не поднимая взгляда от земли.- Куда мы идем?- Скоро увидишь.- Все еще интригуешь. Что ж, тогда о чем ты задумался? – поинтересовался Ханси, почти не рассчитывая получить ответ.- О своей семье, — спокойно ответил Андре. – Я тебе, наверное, не говорил, что у меня есть сводные брат и сестра – Роланд и Кирстен Дресслер.- Это дети…- Да-да, дети моего папы. А я просто задумался о том, что они вроде есть… Но вроде их нет.Ханси вопросительно уставился на Андре, а тот тяжело вздохнул.- Последний раз я видел Роланда, когда ему было четыре, а сейчас ему уже восемь. Кирстен я не видел вовсе.- Но почему так? Разве отец не водит вас всех куда-нибудь вместе? – удивился Ханси.- Нет. Его жена запрещает водиться ему и их детям с нашей семьей. Как будто мы проклятые какие-то… — Андре горько усмехнулся.- Что за чушь! – возмутился Ханси, нахмурившись. – Он твой отец, и имеет полное право видеться с тобой, а заодно и позволять тебе увидеть своего брата и сестру.

- Иметь-то он имеет это право, да не пользуется им, потому что, кажется, боится расстроить или разозлить свою жену. Его можно понять, но… — Андре вздохнул и замолчал.- Но тебе все равно хочется с ними увидеться, — остановившись на месте, закончил Ханси.- Хочется. Ни Роланд, ни Кирстин, ни даже я, не виноваты, что у родителей какие-то разборки с моей мамой. А мой папа… мне просто хочется с ним общаться. Общаться, как с отцом,а не посторонним человеком. Понимаешь, Ханси, он не такой, как моя мама, он просто полная ей противоположность! Я порой жалею, что он ушел из нашей семьи, а меня оставил с ней, — печально сказал Ольбрих.- Не надо об этом жалеть, — тихо сказал Кюрш и покачал головой. – Возможно, в семье отца тебе было бы еще хуже. Новая жена тебя бы невзлюбила, отец уделял бы все внимание другим своим детям, а не тебе. А тут ты у своей мамы один, и какой бы строгой она не была, она тебя любит. Если бы не любила, то ей было бы все равно, с кем ты общаешься, почему поздно приходишь домой и все такое.Но ведь ей же не все равно, Ан.- Да, я понимаю. Просто мне с ней… нелегко. И ей нелегко со мной. — Почти шепотом ответил Андре, а затем, немного постояв в молчании, резко развернулся и пошел куда-то по дороге, ведущей к скромному двухэтажному зданию. Ханси тут же сорвался и поспешил за другом.Когда они подошли к входу в это здание, Андре неожиданно встал как вкопанный, а затем, что-то пробормотав себе под нос, неуверенно вошел внутрь. В коридоре на вахте сидела молодая девушка, и, жуя жвачку, увлеченно читала какой-то журнал. Однако заметив двух новоприбывших парней, которые, не обратив на девушку внимания, пошли к лестнице на второй этаж, та вскочила с места и окликнула их.- Эй, молодые люди, постойте-ка! Это частная собственность, и вам нельзя…- Можно нам, — твердо сказал Андре, даже не поворачиваясь к ней. – Меня зовут Андре Ольбрих, и я имею полное право находиться здесь. И мой друг тоже.Пока они поднимались по лестницу, Ханси неотрывно глядел на Андре и почему-то при этом чувствовал гордость и восхищение. О, Эру, Андре меняется с каждым днем. Еще неделю назад он вряд ли бы смог так уверенно ответить кому-то, даже, черт возьми, преподавателю в колледже. А сейчас… Сейчас Кюрш гордился, просто ужасно сильно гордился и радовался за своего друга.Ханси уже даже не пытался поинтересоваться у Андре, зачем они вообще пришли сюда, потому что был уверен, что ответа не получит, но вскоре ответ пришел сам. Когда они прошли до конца коридора, Ольбрих открыл дверь и медленно вошел внутрь. Кюрш вошел следом, и, осмотревшись, удивился.Они были в фотостудии.Это окончательно завело Ханси в тупик, но он не подал виду, а лишь с вежливым интересом продолжал оглядывать помещение. Вдруг что-то зашуршало, и из-за стола, стоящего в дальнем углу, вышел мужчина. Он был уже немолод, его волосы местами поседели, а на лице была трехдневная щетина. Однако глаза его прямо-таки светились энергией и позитивом, а когда он присмотрелся к вошедшим, то прямо-таки озарился улыбкой до ушей.- Боже мой, какие люди! Андре, милый мой, Ольбрих, неужели это ты, мелочь? – воскликнул мужчина и протянул к Андре руки. Тот несколько мгновений молчал, а потом неожиданно рассмеялся.- Эвальд… Ох, привет, Эвальд! – радостно проговорил Андре и крепко обнял мужчину. Они обнимались долго, как показалось Ханси, а когда, наконец, отошли друг от друга, Кюрш заметил, что глаза у Ольбриха блестят, словно от слез.- Какими судьбами ты здесь, малыш? – добродушно поинтересовался Эвальд, уперев руки в бока. – Мне казалось, что ты и дорогу сюда забыл.- Нет, ты чего! – притворно возмутился Андре. Улыбка ни на секунду не сходила с его лица. – На самом деле, это долго объяснять…- Ничего, у меня времени полно, — махнул рукой мужчина. – Только скажи хотя бы для начала, кого же ты с собой привел.- Это Ханси Кюрш, мой однокурсник, — Ольбрих посмотрел на Ханси, а затем твердо добавил: — И лучший друг.- Лучший друг, говоришь… — окинув Кюрша заинтересованным взглядом, Эвальд кивнул. – Я рад, что ты нашел себе лучшего друга.- Ханси, это Эвальд Хафнер, — представил мужчину Андре. – Он фотограф.- Ну… Это я понял, — сказал Ханси и, вежливо улыбнувшись, пожал Эвальду руку. — Вот только…?Вот только я все равно не понимаю, что мы здесь делаем и, причем тут какой-то фотограф? — хотел сказать Кюрш, но неожиданно осекся, пораженный мыслью.- Подождите-ка, — выпалил Ханси и уставился на Эвальда. – Если вы – фотограф, то, вероятно, это вы могли фотографировать Андре для всех тех журналов, про которые он мне говорил?- Ты удивительно догадлив, Ханси, — хихикнул Андре, а затем медленно подошел к противоположной стене, на которой висели черно-белые фотографии, и принялся рассматривать их. Немного нахмурившись, Ханси встал рядом с Ольбрихом и тоже посмотрел на фотографии.Фотографии были явно старые, но не помятые, а лишь местами поцарапанные. И Кюрш почти сразу понял, кто на них был.***Чуть позже они уже сидели за столом в студии, и пили чай с печеньем, которым их угостил Эвальд. Он об очень многом говорил с Андре, и, в основном, разговоры эти были о прошлой жизни Ольбриха, о его родителях, о теперешней учебе в колледже, и о планах на будущее.Жуя печенье, Ханси с интересом слушал. За эти полчаса (или больше), он узнал, что фотомоделью Андре сделал его отец: сначала он просто любил фотографировать сына, а затем понял, что Андре очень даже любит корчить рожи и смешно позировать перед камерой, и решил устраивать ему профессиональные фотосессии. Правда, Деннис не имел для этих фотосессий необходимого оборудования, и тогда ему пришла в голову мысль привлечь своего друга, который занимался тем, что фотографировал все подряд для какого-то малоизвестного городского журнала. Другом этим был, разумеется, сам Эвальд Хафнер.

И вот, проведя самую первую в жизни Андре профессиональную фотосессию, где мальчик только и делал, что дурачился и выкручивал специально принесенным игрушкам лапы и головы, Эвальд решил опубликовать несколько фотографий в журнале. И там понеслось-покатилось: сначала эти фотографии заметило какое-то рекламное агентство, затем оно связалось с Хафнером, и вот, спустя совсем немного времени, маленький Андре уже красовался на рекламной брошюре какой-то фирмы по изготовлению детского питания.А Ханси так же довелось посмотреть фотографии с тех фотосессий. Они были просто ужасно милыми, и, наверное, если бы Кюрш был девушкой, то без конца пищал бы от умиления. Однако вместо этого он молча улыбался, разглядывая маленького улыбающегося мальчика с забавными кудряшками. Он смотрел на него и узнавал Андре. Узнавал этот игривый блеск в глазах, эту шаловливую улыбку. Несмотря на то, что фотографии были сделаны пятнадцать лет назад, Ханси знал, что этот веселый мальчишка все еще здесь.Ну, а возвращаясь к истории этого веселого мальчишки, Ханси узнал еще многие вещи. Например, даже когда отец ушел из семьи, он все равно продолжал заниматься своим четырехлетним сыном и водить его фотографироваться к Эвальду. Но со временем Деннис стал слишком занят, и заботы о так называемой ?профессии? Андре перешли к его матери. Она отнеслась к этому очень даже серьезно, и только благодаря ее стараниям, ?карьера? сына продлилась еще на девять лет.И вот, когда Андре было уже тринадцать, ему поступило предложение о фотосессии для рекламы какого-то магазина одежды для детей, но вопреки всем ожиданиям мальчик отказался в ней участвовать. Он заявил матери, что не желает больше фотографироваться, потому что в классе над ним из-за этого подшучивают – и это как минимум. И сколько бы Рената не уговаривала сына, он не пожелал возвращаться.С тех пор он все реже виделся с Эвальдом, который стал ему словно вторым отцом, а годам к пятнадцати их общение и вовсе прекратилось. У Хафнера тогда умерла жена, и он долгое время не желал ни разговаривать с кем-то, ни работать, а особенно, учитывая, что работа у него пошла вниз по наклонной.И вот, сегодня они встретились.Когда все трое допили чай, Андре стал было подниматься из-за стола.- Спасибо тебе, Эвальд, — искренне поблагодарил Ольбрих. – Мне не хватало тебя. Спасибо, что напоил чаем… и что вообще не выгнал.- Да разве я мог бы тебя выгнать, сынок? – засмеялся Эвальд. – И вообще, куда это ты собрался? Думаешь, я уже тебя так и отпустил?- Но… — открыл было рот Андре, но Хафнер поднял руки, требуя молчания. Затем, поднявшись на ноги, он неспешно подошел к той стене, на которой висели фотографии маленького Ольбриха.- В том далеком 1969 году, когда твой отец впервые привел тебя сюда, я подумал ?Черт, этот мальчишка такой красивый и обаятельный, ему бы только и прыгать перед камерой. Он будет просто замечательным ребенком-моделью?. И, знаешь, я не ошибся. Столько лет ты радовал меня и других своими фотографиями, а потом… Я так и не смог понять, почему ты забросил это дело. Твоя мама сказала, что сделал ты это из-за неодобрения со стороны одноклассников, но я не поверил. Если бы тебе действительно это нравилось, то тебе бы ничего не помешало. В чем же тогда было дело? Ответь мне, Андре.Ольбрих тяжело вздохнул и опустил голову. Ханси подумал, что он не решится ответить, однако, ошибся.- Верно, мне было наплевать на одноклассников, — тихо сказал он, глядя в пол. — Но мне не было наплевать на мою маму. Маму, которая не уставала мне напоминать, какой я урод. О нет, она никогда не говорила об этом прямо, но она всегда намекала. Она могла сказать, что какой-нибудь мой одноклассник получился на общей фотографии класса лучше меня, могла облить грязью моего отца – что у него нос огромный, что глаза косые или еще что-то в этом духе, а потом невзначай сказать, что я на него похож. Это продолжалось практически изо дня в день, и… Я правда стал считать себя уродом.Андре поднял голову. В глазах его блестели слезы, и он даже не пытался этого скрыть.- Так зачем уроду фотографироваться? Да еще и для рекламы, которую увидит столько людей… Я решил уйти, чтобы никого не пугать и не ужасать. Вот и все.Слушая это, Ханси нахмурился. Сколько он уже услышал плохого про Ренату Ольбрих? Даже не сосчитать…Подхватив Андре под руку, Ханси подвел его к зеркалу. Ольбрих вновь уткнулся взглядом в пол.- Посмотри на себя, — приказал Кюрш.Андре промолчал.- Да, посмотри на себя, сынок, — негромко сказал Эвальд, и встал с другой стороны от Андре. Тот, вздохнув, все-таки поднял голову.- Что ты видишь? – спросил Ханси, через зеркало глядя на Андре.- Урода, — выдавил Ольбрих.- Но нас тут трое, — заметил Хафнер. – И кто же именно урод?- Тот, который посередине. Я.- Почему ты так решил? Ан, посмотри на себя не глазами своей матери, а своими глазами, — сказал Ханси.- Я… все равно вижу урода.- Опиши его, — предложил Эвальд.- Это страшный зареванный мальчик, дрищ, с идиотскими большими глазами, с огромным кривым носом. И с дурацкой формой лица.

- Ох, даже к форме лица придрался… Однако, конечно же ты преувеличиваешь, Ан. В чем проявляется это уродство? - спросил Ханси, неотрывно глядя на отражение Андре.- Я уже сказал...- Нет. То, о чем ты сказал — не уродство. Андре, уродство — это если бы у тебя вместо двух рук было три, вместо двух глаз - один... Ты понимаешь?

- Я понимаю, но...- Нет, ты не понимаешь! — горячо возразил Ханси. — Ты напрочь вбил себе в голову то, что говорила тебе мама, но услышать и понять других ты не хочешь. Более того, ты не хочешь понять самого себя. Вот посмотри на меня.

Прикусив нижнюю губу, Андре через отражение посмотрел на Ханси.- Что ты видишь? — поинтересовался Кюрш.- Тебя я вижу, — буркнул Ан.- А конкретнее? Какой я?- Ты... Ты красивый.- Да? А еще конкретнее? Что во мне красивого?- У тебя приятное лицо. Прямой нос и глаза нормальной формы... И еще щеки, как у хомячка.Ханси с трудом удержался от смеха. Почему и мама, и Андре не уставали ему напоминать об этом?- Так, пускай. Ну, то есть, меня уродом ты не считаешь?- Нет, конечно! — Ольбрих удивленно поднял брови.- Тогда теперь посмотри на меня, — предложил Эвальд.- Ты тоже не урод, Эв, — вздохнул Андре. — И я не понимаю, к чему вы...- Не урод? Почему? У меня вон смотри какие уши огромные. А лоб? Таких массивных лбов еще поискать...- Да-да, и у меня тоже! — подхватил Ханс. — У меня тоже лоб большой...- Прекратите! — прикрикнул Андре, заставив Ханси и Эвальда замолчать. — Вы оба не уроды.- Это говорит Андре или его мама? - уточнил Кюрш.- Андре.- Тогда почему Андре не может точно так же сказать о себе?- Потому что я не собираюсь никому врать.- Но ты уже это делаешь, — подведя Андре вплотную к зеркалу, Ханси всмотрелся в отражение друга. Господи, как красивые люди так умудряются не видеть в себе этой красоты?- Андре, вот честно, без лести и какой-нибудь там дружеской солидарности, я хочу сказать, что ты просто идиот, если считаешь себя уродом, — Ханси покачал головой и продолжил: — Даже до нашего знакомства знаешь, кого я увидел в тебе?- Ур…- Молодого и красивого юношу, похожего на принца из сказок, — искренне сказал Кюрш. – Стройного, хорошо одетого. Парня, с чудесными светлыми кудряшками, большими очаровательными глазами и лучезарной улыбкой. И я тебе не вру. А если ты мне не веришь, то… то тогда не надо называть меня своим лучшим другом. Потому что лучшие друзья всегда должны быть честны.Андре замолчал, неотрывно глядя на Ханси через зеркало. Кюршу на какое-то мгновение показалось, что они тут вообще одни, и никакого Эвальда нет. Но вскоре мужчина подал голос:- Твой друг прав, малыш. Ты правда похож на принца, и если я где-нибудь найду твои фотографии, где тебя нарядили в королевскую одежду, то ты в этом убедишься, — Эвальд негромко засмеялся и похлопал Андре по плечу. – Никогда больше не говори таких глупостей, которые наговорил сейчас, понял? А сейчас, давай, иди, фотографировать вас буду.- Что?! – в один голос закричали Ханси и очнувшийся от своих мыслей Андре.- Что слышали, дурачье, — усмехнулся Эвальд и пошел устанавливать фотоаппарат на стойку.И вот, парни уже стоят перед камерой столбом, понятия не имея, как можно позировать. Конечно, Андре, например, понятие-то имел, но явно стеснялся, а Ханси вообще впал в ступор, потому что его и так нечасто фотографировали, а тут вот так сразу, да еще и в профессиональной фотостудии…Однако после того, как Эвальд пару раз прикрикнул на парней, сказав, чтобы они прекратили вести себя как четырнадцатилетние девы из монастыря, а встали как-нибудь по нормальному, то Андре вроде немного расслабился, и совсем скоро он уже с сумасшедшим видом скакал вокруг Ханси, заставляя того почти непрерывно смеяться и корчить рожи в камеру. Потом Эвальд куда-то исчез и через минут пять вернулся, таща с собой большую игрушку-медведя. Парни какое-то время играли им, как в перетягивание каната, только перетягивание медведя, а потом, успокоившись, оба уселись на пол, посадив медведя посередине.Прислонившись своей головой к голове медведя, Ханси мельком посмотрел на Андре. Тот без конца улыбался, глядя на фотоаппарат.Он счастлив. Сейчас он чертовски счастлив, и это не могло не радовать Кюрша.Повернув голову, Андре посмотрел на Ханси и быстро, едва заметно, подмигнул. Затем сверкнула вспышка.***- Не забывай про меня, — попросил Эвальд, когда Ханси и Андре уже стояли на выходе. – Заходи, если будет возможность, и бери Ханси тоже. Ханси улыбнулся. Что ж, он не понравился маме Андре, но зато понравился Эвальду. А Эвальд понравился ему. Кюрш считал, что Хафнер был отличным мужиком, и было бы вообще супер, если бы именно он был отцом Андре. Добрый, заботливый, веселый и понимающий. И не строгий ничуть. С таким родителем Ольбрих точно бы давно уже раскрыл свою истинную сущность, вместо того, чтобы прятать ее под оболочкой страха и неуверенности.- Не забуду, Эв, — пообещал Андре и обнял Эвальда. – Я попробую как-нибудь притащить мою маму сюда. ?А если бы мама Андре вышла замуж за Эвальда, то было бы просто замечательно? — подумал Кюрш и улыбнулся своим мыслям. Такой поворот событий был бы уместен в любовном романе, но ведь и в жизни вполне могут быть разные ситуации. Почему нет?- Ну, а ты, Ханс, — серьезно обратился к Кюршу Хафнер,— Ты заботься о принце Ольбрихе. У тебя это неплохо получается.- Спасибо, Эвальд, — кивнул Ханси и от души пожал мужчине руку. – Я буду его мамочкой. И папочкой… Ну, короче нормально все будет. Я был очень рад с вами познакомиться.- О, а уж я-то как рад, — усмехнулся Хафнер. – Редко где встретишь веселых юношей с головой на плечах.Ханси был явно польщен.- Не надо так говорить, будто меня здесь нет, — хмыкнул Андре и улыбнулся. – Ну, мы…- Стойте! – вдруг сказал Эвальд и убежал куда-то. Ханси с Андре успели лишь недоуменно переглянуться, как мужчина уже возвращался назад, неся в руках какую-то книгу.- Вот… Чуть не забыл отдать тебе, Андре, — пропыхтел Хафнер, протягивая книгу Ольбриху. Тот осторожно взял ее и перед тем, как открыть, бросил внимательный взгляд на Эвальда.- Что это? – поинтересовался Андре.- Открой и посмотри.Вздохнув, Андре неспешно провел пальцами по твердой темно-синей обложке с золотыми узорами, а затем раскрыл ее. Ханси сразу же понял, что это никакая не книга.- Фотоальбом! – ахнул Ольбрих, глядя на собственную фотографию, сделанную много лет назад. На этой фотографии Андре, которому на вид было лет пять-шесть, красовался в атласно-кремовом костюме принца (или короля?), а на голове его была уж слишком большая для ребенка корона.

Андре расплылся в улыбке, а затем перелистнул дальше.- Я так давно не видел эти фотографии… — прошептал он. Посмотрев еще пару, фотографий, Ольбрих поднял голову и посмотрел на Эвальда. – Ох, спасибо тебе огромное, Эв! Ты не представляешь, как я тебе благодарен. Просто… Просто понимаешь, однажды, когда мне было лет четырнадцать, папа пришел к нам в гости, а заодно и прихватил все мои детские фотографии со всех тех фотосессий, да и не только. Я не знаю, зачем они ему, но…- Я знаю, — прервал его Эвальд и торжествующе улыбнулся. – Он знал, что твоя мать их рано или поздно выкинет, а потому забрал себе, чтобы вклеить их в альбом и подарить тебе на восемнадцатилетие. Но потом ваше общение как-то сошло на нет,Деннис отдал фотографии мне, а я все-таки довел дело до конца. И мне показалось, что лучше не ждать до твоего дня рождения. Сейчас они тебе нужны сильнее. Смотри на них каждый раз, как будешь считать себя уродом, или чупакаброй, или еще кем-нибудь… Ну, ты меня понял. А ты, — Эвальд поглядел на Ханси. – Ты следи, чтобы он себя таковым не считал, понял?!Ханси энергично закивал и посмотрел на Андре, который склонился над фотоальбомом. На одну из фотографий упала слеза.***Когда парни шли по улице, Андре неотрывно смотрел в альбом, а Ханси выпала роль поводыря: подхватив Ольбриха под руку, он старался вести его нужной дорогой (хотя и понятия не имел, куда они направляются), обходя столбы и людей. Андре то и дело что-то бормотал себе под нос, или восклицал неясные для Ханси фразы, и в итоге Кюрш не выдержал и сказал:- Слушай, Ан, я, конечно, понимаю твою радость и все такое, но ты либо объясни мне, либо оторвись от альбома и пошли нормально… И куда мы идем вообще?Подняв голову, Андре смущенно посмотрел на Ханси и потупил взгляд.- Прости… — пробормотал он и убрал альбом в сумку. – Просто я правда так давно их не видел…- Может, лучше вернемся к тебе домой, и вместе посмотрим? – миролюбиво предложил Ханси.- Так и сделаем, но вернемся мы попозже.Кюрш только сейчас заметил, что они пришли на детскую площадку. Она была совершенно пуста и на это было несколько причин: первая – и качели, и горки, и скамейки были мокрыми от прошедшего ночью дождя, а потому, делать тут было нечего; и вторая – эта площадка явно была давным-давно заброшена. Забор, окружающий ее, был местами сломан,деревянные скамейки прогнили, а при одном взгляде на здешние качели сразу пропадало желание кататься на них. Андре замедлил шаг и, осмотревшись по сторонам, слабо улыбнулся.- А я гулял здесь в детстве, — тихо сказал он, сложив руки на груди. – С мамой, и с друзьями… И чаще всего все-таки с друзьями.Ханси молчал, пытаясь понять, специально они сюда пришли или нет. Судя по тому, что Андре был явно не удивлен, то специально. Но они просто шли по главной дороге, никуда с нее не сворачивая, и вот, она привела их сюда. Это было так странно.- Ханси, я тебе никогда не рассказывал, что у меня был один лучший друг? До тебя.- Нет, — отозвался Ханси, чувствуя какую-то непонятную злость. Почему-то до этого момента он был уверен, что у Андре не было лучших друзей, кроме него, Кюрша, а теперь, оказывается, есть... Вдруг Ханси почувствовал себя эгоистом и устыдился собственных мыслей.- Да, у меня был один. И я могу тебя с ним познакомить, — Андре посмотрел другу в глаза, и что-то в этом взгляде насторожило Ханси.

- Познакомить? – переспросил Кюрш. – Прямо сейчас?- Ну да, а зачем тянуть? – вздохнув, Андре пошел по дороге, которая вела в небольшой лесок. Ханси насторожился еще больше, но приставать с вопросами не смел. Сейчас должно было раскрыться что-то невероятное, он прямо задницей это чувствовал. Но это чувство его пугало.По этому лесу они шли в полном молчании минут десять, пока деревьев не стало меньше, и парни не вышли к какому-то высокому черному забору. Посмотрев за забор, Ханси увидел там какие-то невысокие ровные каменные плиты… господи, да это же кладбище! Кюрш вновь невольно подумал о фильмах ужасов. Блин, почему Андре привел его на кладбище? Ханси, конечно, сомневался, что Ольбрих принадлежит к какой-нибудь секте сатанистов и хочет его сейчас принести в жертву, и все такое, но от этого не становилось спокойнее.- М-м, Андре?.. – позвал друга Кюрш, но тот поднял руку, призывая к молчанию.- Подожди, тут недалеко, — тихо сказал Андре, и Ханси показалось, что он услышал грусть в его голосе. Послушно замолчав, Кюрш последовал за Ольбрихом, который прошел через небольшие ворота (судя по ним, это был не главный вход) и дальше двинулся по широкой дороге, справа и слева от которой стояли могильные плиты.

Идти и правда было недалеко – совсем скоро они свернули направо на дорогу поменьше, и, пройдя совсем немного, Андре остановился у одной из могил. Она была небольшой, и густо засажена алыми геранями, а краям очерчена черным гранитом. Присмотревшись к могильной плите, Ханси увидел надпись: ?Ральф Кауфер. 1966 – 1976. Жизнь сильнее смерти?.Андремедленно присел возле могилы, затем коснулся плиты рукой и судорожно вздохнул.- Что ж, Ханси, знакомься… Это мой лучший друг из прошлого. Ральф Кауфер. Самый веселый, добрый и общительный мальчик из четвертого класса, — прошептал Ольбрих, упираясь взглядом в землю.Ханси присел на корточки с другой стороны могилы.- Что с ним случилось? – осторожно поинтересовался Кюрш.- Ох. Он заболел, — ответил Андре, не поднимая глаз. – Жил простой мальчишка из Дюссельдорфа, и не тужил, как вдруг на него напал лейкоз.Кюрш едва заметно вздрогнул. Его пугали все эти неизлечимые болезни, а уж, если ими болели дети, то это пугало его еще сильнее.- А еще, был у этого мальчишки друг, который только-только начал радоваться тому, что в школе его больше не шпыняют и не унижают, — продолжал Андре, прикрыв глаза. – А у друга этого была мама, которой было плевать на чувства сына. И когда мальчишка заболел лейкозом, мама его друга даже не попыталась скрыть от сына горькой правды.Ханси тяжело вздохнул. Он уже примерно представлял, что произошло, и в душе его зашевелилась ненависть к Ренате Ольбрих.

А потом, прислонившись к могильной плите, Андре просто расплакался, сжавшись, как маленький беззащитный ребенок.