11. Like A Brother (1/2)

Я сказал тебе занять своё место, и у нас всё было слажено,И они хотели избить тебя,Но для начала им пришлось пройти через меня. — Почему ты всегда рисуешь что-то на руках? – я затянулся и уставился на Нико, который после моих слов как-то нервно принялся водить пальцами по рисунку, сделанному чёрной ручкой.

Мы сидели всё на тех же старых качелях. Нос Моиланена совсем пришёл в норму, и даже моя спина беспокоила меня с привлекательной редкостью, поэтому мы смогли позволить себе эту маленькую вылазку. Мы оба незаметно для родителей пили обезболивающее, которое также беспалевно мне передал Йоонас, и на этом наши проблемы пока закончились. Всё так долго было тихо, что я даже начал искать повсюду подвох… Поэтому больше не мог оставить Нико одного. Мики представлял вполне реальную угрозу для нас обоих, но для него – по большей части из-за меня. А значит я должен был быть настороже.

Старые деревья в парке защищали нас от мелкого противного дождя, но ничего не могло спасти от пронизывающего вечернего холода. Порой зуб на зуб не попадал, однако мы оба, проведя чёртову неделю взаперти каждый в своём доме, рады были лишний час посидеть даже под проливным дождём, лишь бы не видеть надоевших стен.

— Успокаивает, — Нико всё же натянул рукава обратно и посмотрел на небо. Несколько капель упало ему на нос, и он поморщился. – Всегда хотел сделать татуировку, но не всегда хотел расстраивать маму. У неё сейчас и так поводов выше крыши. Порой мне кажется, что она думает, будто я от неё реально татуировки прячу. — А она против них?

— Нет, но… Я у неё один. Не хочется сейчас устраивать всё это… — он кисло улыбнулся. – Раньше нужно было её согласие, сейчас уже нет, но… И я пока передумал. — Тебе не было восемнадцати?

— Да, только в начале этого года стукнуло. Я усмехнулся и бросил сигарету в куда-то в мокрые кусты. Мне через несколько месяцев должно было стукнуть двадцать лет. Совсем уже взрослый придурок, а веду себя как инфантильный долбоёб… — Я сделал эту, — я повел плечом и стянул часть свитера, чтобы показать лабиринт, — когда мне едва перевалило за шестнадцать. — Как остальные отнеслись? – с любопытством отозвался Нико. Он видел эту татуировку и не раз, я знал, но прямо со мной о ней никогда не разговаривал. — Ребята поохали и сказали, что круто, мама заключила, что моя фантазия закончилась, отец выдал отработку на две недели в гараже, — я рассмеялся.

— А почему вы репетируете именно у Йоонаса?

— У него просторней. Родители почти всегда в разъездах, помещение свободное. У меня дом небольшой, да и гараж тоже. Из всего, что есть личного – только небольшая постройка под мотоцикл. — Ты катаешься?

— Да… Раньше, — я уставился себе под ноги. Несколько лет назад именно на мотокроссе я и встретил Мики, а через пару лет пьяный в говно влетел в ограждение на гонках. Они бросили меня там, и мотоцикл забрали – его Мики привёз через пару дней. Внушил мне, что иначе бы меня сцапала полиция. Я почему-то поверил.

— Я всегда мечтал научиться… — Но? — Не было железного коня, — он рассмеялся.

— Если поставим его на ноги – я тебя научу, — улыбнулся я в ответ. — Да брось, ты уже стольким вещам меня вызвался учить. — Драться я тебя всё равно заставлю.

— А вот это звучит неприятно, — он действительно поморщился. — Как есть… Либо ты, либо тебя, — я нехотя встал на ноги. – Я позвоню Йоонасу, наверное. Уже совсем темнеет. — Да, конечно, — Нико тоже суетливо подскочил и замер рядом со мной. Не за моей спиной, а плечом к плечу. Мы оба напряжённо всматривались в дорогу. — Тихо как-то. — Это и пугает, — вздохнул он.

— Ладно, пойдём, я всё равно хочу, чтобы ты побыстрее оказался дома. Даже не достав телефон из кармана, я покрепче взял Нико за руку и направился вместе с ним к выходу из чащобы старых деревьев. Едва мы вышли к тротуару, как мимо нас лениво проехала машина, заставившая нас вздрогнуть. Тревога оказалась ложной, и мы поспешили в одном направлении. Не переговариваясь и прижимаясь поближе к домам.

Так странно было идти и понимать, что в случае чего Нико не даст дёру от меня. Теперь я знал, чувствовал кожей, что он вернётся. Я был уверен, что он, как и я, не понимал, откуда взялась эта нить, обвязавшая нас обоих и притянувшая друг к другу. Единственное сравнение для наших внезапных приятельских или даже почти родственных отношений я смог подобрать весьма сомнительное. Мне почему-то представлялись два последних выживших человека на острове. Оба в одной ситуации. Неважно, что было до, невозможно представить, что будет после, но лишь сейчас извращённая жажда продлевать близость затмевает всё. Словно последний источник противоядия от безумия тебе становится нужен этот человек по другую сторону богом покинутой земли. Ты не знаешь его, и это спасает тебя от истощения. Ты узнаёшь себя в нём, и это даёт тебе надежду на то, что ты не одинок.

Мы бежали по тёмной улице, насквозь промокшей и сырой, как по нашему личному маленькому острову. Он сжимал мою ладонь, а другой рукой придерживал капюшон. Я же молился только об одном – довести его обратно целым и невредимым.

Едва показались окна его дома, как Нико притормозил и замедлил шаг. В кармане металлическим звоном отозвались ключи.

— Может… — перебивая шум дождя, ставший ещё громче без укрытия крон старых деревьев. – Может быть, ты не будешь звонить Йоонасу?

— Почему?

— Я знаю, что в прошлый раз был не очень гостеприимен, — он остановился, едва мы дошли до крыльца. – Но сейчас… Ты мог бы остаться?

Прозвучало и как утверждение, и как вопрос. Я смотрел в зелёные глаза, кажущиеся тёмными из-за нависших над Оулу туч. Клянусь, я хотел вернуться домой и лениво растянуться на диване и сыграть ещё пару партий на плойке. Последнее время было не до репетиций.

В комнате матери Нико горел свет. Но он упорно смотрел на меня – ему хотелось, чтобы я остался. — В принципе… Почему бы и нет, погода всё равно дерьмо, — не в тему закончил я.

Нико несмело улыбнулся. Сжал мою руку, а потом, будто бы опомнившись, тут же выпустил её и поспешил открывать дверь. Он суетился возле меня беспрестанно, едва мы зашли внутрь и поднялись в его комнату. Мой свитер здорово напитался уличной влагой и Нико гостеприимно предложил отправить его в сушку.

— Если ты не против, я дам тебе что-нибудь из своего, — тихо сказал он. – Можешь выбрать сам… Я… Я пока разогрею ужин. Вон там в шкафу футболки и прочее.

Я согласился с его идеей и стянул с себя свитер, радуясь наконец, что избавился от этого пробирающего до нутра ощущения сырости. Нико осторожно его сложил и ушёл, прикрыв за собой дверь. Я проводил его взглядом и подошёл к шкафу, попутно осматривая комнату и ёжась от остатков ощущения прохлады улицы. В доме Моиланенов было достаточно тепло, однако зябкость ещё долго блуждала под кожей. В комнате Нико как и раньше царил порядок. Всё было придирчиво расставлено по местам, а в шкафу – разложено по полочкам. Это заставило меня ухмыльнуться – он даже футболки разложил по цветам: тёмные лежали в одной стопке, светлые – в другой. В другом отделе были развешаны выглаженные рубашки и несколько школьных костюмов. Во всех остальных отделениях одежда была сложена с такой же прилежностью. Я мог поспорить, что этим занималась вовсе не его мама.

Я не стал мучиться выбором, поэтому взял самую верхнюю футболку, чтобы не устраивать беспорядка, и закрыл шкаф. Несмотря на то, что Моиланен был ниже меня, размер его футболки мне подошёл, поэтому села она хорошо, но сильнее всего меня порадовала приятная мягкая ткань. Мало кто заморачивается по поводу хлопка. Приятно встретить человека, который, как и я, старается в пределах возможного избегать чёртовой синтетики.

Спустившись вниз, я застал Нико на кухне. Он всё также суетливо носился между плитой, холодильником и столом, чем меня позабавил. Вспоминая пофигизм Порко с его ?что найдёте, то ваше, жрите, только потом не жалуйтесь, что срок годности не посмотрели?, я был прямо впечатлён.

Ужинали мы молча. То ли оба понимали, что на этот раз в доме помимо нас есть ещё и его мама, то ли грань неловкости всё ещё была так широка. В гостях у Йоонаса всегда было проще. Мы вели себя, как варвары, да, но при этом всё равно понимали, что нужно беречь место, в которое нас пригласили. В цветастой кухне Моиланенов я всё ещё ощущал себя как-то странно. Когда мы вернулись в комнату, я опустился в кресло и уставился на Нико, который принялся бездумно поправлять вещи на столе, сложенные, впрочем, и так в идеальном порядке.

— Если что, я могу уехать в любой момент, — заметил я. Мне не хотелось его напрягать.

— Почему? – Нико отвлёкся и быстро повернулся ко мне. — Не знаю, просто так сказал, — я улыбнулся. — Я не хочу, чтобы ты уезжал, — вздохнул он. – Я так давно ни с кем толком не разговаривал, что просто боюсь тебя перенапрячь. Интернетом сильно себя не спасёшь. — Расскажи мне что-нибудь, — я сполз с кресла на пушистый ковёр и посмотрел на него снизу вверх. – Что угодно.

Нико несколько секунд помялся, но потом опустился рядом со мной. Несмело улыбнулся, подсев поближе, и обнял свои колени. Я же вальяжно раскинулся, сев по-турецки и упираясь локтями в коленки. Нико мучительно искал тему. — Почему ты живёшь с мамой?

— Они с отцом разошлись. Уже давно. У него есть другая семья и другие дети. Мы почти не общаемся, — Нико пожал плечами, смотря куда-то под кровать.

— Так всё плохо? — Нет, он иногда звонит, но… В последнее время мне кажется, что в этом нет смысла. Мама рассказывала, что семья у него была и раньше. Другая. Он в неё и вернулся, когда ушёл от нас. Мама решила, что с неё пока хватит и больше я никого не видел. Даже если она и встречается с кем-то, то домой старается не приводить, — он хмыкнул. – Не знаю почему. Я привык без отца, только с ней. Не вижу смысла скучать о том, чего никогда не знал. — Прости за этот вопрос, — я действительно смутился. — Да нет, брось, всё в порядке, — Нико и правда немного расслабился. – Мне, наверное, и самому требовалось когда-то сказать это вслух. Думаю, что когда я уеду, она почувствует себя свободнее. А твои родители вместе?

— Да, — я кивнул. – А старшая сестра уехала учиться в Хельсинки. На их попечении я сейчас единственный так называемый ребёнок.

— Мне кажется, я начинаю понимать вашу тягу к созданию братства, — Нико усмехнулся. – Олли и Томми тоже рассказывали, что у них есть сёстры. — Да уж, — я рассмеялся. – Этого никто и не скрывал. Брат есть только у Йоонаса, но с ним… Странная ситуация. Его больше нет, чем он есть, на самом-то деле. Так что Йоонас по старшему брату тоскует осознанно. — Хорошо, что вы смогли придумать этому замену. — Мы не пытались никого заменить… Ну, все кроме Йоонаса, наверное. Некоторые вещи делаются неосознанно. Такие как эта – тоже. Мы сами так и не поняли, когда это действительно случилось. Мы рассчитывали стать группой, а стали семьёй. Я сильнее всего это почувствовал, когда они меня не вышвырнули после всего, что узнали. — Я бы тоже тебя не вышвырнул, — тихо сказал Нико. — Мне никогда не понять, почему ты смог меня простить, — я был честен и смотрел в его глаза. – Я даже боюсь верить в это, если честно. — Мне просто хотелось тебе верить, вот и всё. Мне больше было некому. Если бы я не поверил тебе, то кому? Никто мне больше ничего не обещал, только ты. Не такой уж большой выбор, в самом-то деле. Хуже всё равно бы не было.

— Да, ты прав… Не скажу, что его слова меня обрадовали. Может быть, я действительно рассчитывал услышать что-то иное, о том, что я не казался ему монстром или ублюдком, но правда горькая, какая она есть, оказалась тяжелее. Он поверил мне от безысходности. Просто потому что ничего другого в его жизни не менялось. Он решил, что хуже уже не будет. Да, не ошибся, но сердце моё болезненно сжалось. — Там мой свитер наверное уже просох, — спустя пару минут молчания, сказал я. — Я обидел тебя. Он не спрашивал. Смотрел в мои глаза и утверждал прямо. — Нет, вовсе нет, — я постарался улыбнуться. Действительно же не обидел. Просто напомнил, какое я мелочное создание. – Домой всё же пора. Я поднялся на ноги и полез за телефоном в карман. Нико тоже подскочил. Нервно заправил растрёпанные волосы за ухо. Он мялся и что-то хотел сказать, пока я набирал номер Йоонаса, и я медлил, давая ему время.

Он молчал. Дышал часто, шумно. Но молчал.

Когда я уже готов был нажать на трубку, чтобы начать вызов, он вдруг положил ладонь поверх экрана и заговорил сбивчиво и быстро. — Я… Не уезжай. Я не хотел тебя обидеть. Ты мне действительно дорог. Стал дорог. Ты спросил, почему я поверил тогда, но не почему я верю сейчас. Поверил я… Потому что выхода не было. Верю, потому что вижу, какой ты на самом деле. Таких больше нет. Я знаю. Мы стояли друг напротив друга также как делали это много раз раньше, когда я догонял его на этих тёмных улицах. Он смотрел в мои глаза без всякого страха. В глаза своего бывшего врага. Его ладонь по-прежнему лежала на моём телефоне. Моё сердце же пропустило пару ударов из-за его слов. Я не ответил прямо, нет. Я стиснул его в объятиях в резком порыве и уткнулся лицом в его растрёпанные волосы, пахнущие сладким фруктовым шампунем. Нико обхватил меня обеими руками и прижался ближе в ответ. — Спасибо, — выдохнул я.

*** Этим вечером я негромко играл для Нико на хорошеньком Фендере Скваере, который он коротко звал Пулей. Пуля, по его словам, досталась ему ещё четыре года назад на Рождество. Мама всячески старалась поощрять его тягу к музыке и делала всё, чтобы он мог ею заниматься. Нико освоил гитару вполне быстро, но тяги к ней так и не заимел, поэтому покупку электронной решил отложить на долгие годы. В гостиной стояло белое фортепиано, которое в этой семье считалось своеобразной семейной реликвией. На нём-то Нико и сочинял свои первые мелодии и иногда играл в утешении сердца матери её любимые композиции. Я не стал его упрашивать сделать это для меня – часы показывали десять, и мне казалось, что это был совершенно не тот случай, когда можно было устраивать концерты. Я даже не представлял, какой именно у него голос. Зато наконец увидел всё его музыкальное оборудование – микрофон для записи, синтезатор, аккуратно выставленный на своё место у стены. Наушники я видел и раньше, да и с программой звукозаписи, которая стояла у Нико на ноутбуке, был знаком не понаслышке.

— Ты так серьёзно этим увлечён, — я бережно держал Пулю, прижимая её локтем к ноге. Пальцы волей-неволей поглаживали приятный лакированный корпус.

— Мне нравится музыка, — Нико улыбнулся. Он сидел у стены и всё то время, пока я играл, смотрел на меня. Мне же казалось, что он просто боится за свою гитару, поэтому я не противился, хотя пальцы то и дело норовили попасть между струн, словно я впервые держал в руках инструмент. – Знаешь, раньше музыкальное образование считалось обязательным, особенно для всяких привилегированных семей.

— Относишь себя к их числу?

— К общей массе быдла как-то не хочется, — он хмыкнул. – Но и зазнаваться не стремлюсь. Мне кажется, что музыка сознание в порядок приводит. Сначала ты просто наигрываешь Pink Floyd на клавишах, а потом пальцы уносят тебя куда-то в неведанные дали, и ты уже передаёшь каждому касанию свой личный настрой. Это как дневник, только его не надо писать и он не будет томиться в тишине.

— Никогда не думал о подобном, — я частенько странно ощущал себя рядом с ним, но это не делало меня далёким от его размышлений. Наоборот, мне они нравились.

Нико пожал плечами и поднялся на ноги. Нервно попытался пригладить волосы, а потом наконец заговорил. — О чём-то я всё-таки жалею, даже когда осознаю, что могу многое. Я был тогда у Йоонаса, смотрел на вас и это прям запало мне в душу. Вы так любите друг друга. Вам так… Хорошо вместе. Я наверное всегда хотел вот таких друзей. С которыми и в огонь, и в воду. — Теперь они у тебя есть, — я смотрел на него снизу вверх.

— Да, но… — Что?

— Это твои друзья.

— Нико… — Нет, ты не пойми меня неправильно. Я благодарен. Просто я не могу вот так войти в компанию и начать вести себя также, словно я уже дома. Мне надо привыкнуть, понять, прикипеть, наверное. Да и им тоже. Они классные парни, но вряд ли готовы распыляться душою на каждого встречного. — Ты ни кто попало.

— Для тебя. — Да и для них тоже, пойми! – я поднялся на ноги вслед за ним. — Йоэль, — выдохнул он. – Они меня не знают ровно также, как я не знаю их. У вас с ними есть что-то общее, и горе, и радость, а у меня – нет. Только с… тобой, — шёпотом закончил он. Я подошёл к нему поближе и впервые осознанно, не спонтанно сделал это. Мои пальцы потянулись к нему, но Нико не отпрянул, и я провёл их кончиками по его волосам. Осторожно, словно боясь спугнуть его, как пташку. Он посмотрел на меня. Немного удивлённо, с долей испуга, но в то же время – он даже не вздрогнул и не дёрнулся.

— Я не подведу тебя.

Он промолчал, всё ещё внимательно глядя на меня. Его волосы были такими мягкими, что я еле заставил себя убрать ладонь в сторону.

— Надеюсь, что это лишь начало истории. — Я боюсь, что она плохо закончится, — прохрипел он. – Мне сложно осознать всё то, что я получил, потому что раньше у меня всё отнимали. Всё.

Он обхватил себя руками и уставился на меня. Ссутулился. Через белую рубашку я видел его худую спину. Где-то глубоко внутри его глаз всё ещё жил вопрос ?Почему??. Вопрос, который я был вынужден оставить без ответа. Я смотрел на него, такого беззащитного, вспоминая, как он бежал от нас каждый раз. Его столько раз окликивали именно для того, чтобы потешиться с его страха. С его паники. Он ведь действительно убегал каждый раз. Срывался с места, где бы ни был – с выпечкой и стаканом кофе возле кафетерия или купленными скетчбуками, мелочами… Или даже когда прятался от дождя. Мы находили его и гнали по промозглому городу. Выбивали всё из рук, смеялись, кружили, как стая голодных шакалов. Я ведь тоже делал это. Мои руки, ноги, весь я – всё это навсегда испачкано и никогда не будет отмыто. Сколько раз я прикладывал его затылком об асфальт? Пинал? Бил своими какого-то чёрта сильными руками, перехватывая его запястья и смеясь? Чему я радовался? Что он не может дать сдачи? Эти мысли никогда не покинут меня. Как и воспоминания.

Нико заметил мой потухший взгляд. Пожал плечами, как бы извиняясь за то, что всё ещё помнит о том, что я был частью этой падали. ?Прости, Йоэль, что твоё лицо всё ещё снится мне в кошмарах и что я, несмотря на веру, всё ещё боюсь, когда ты ходишь позади меня?, — это я читал в его глазах. — Мне кажется, что Мики нас точно не оставит. Что будет, если он тронется, Йоэль? – спросил Нико. – Что будет, если он решит, что ему больше ничего не помешает? Я не хочу выпускать тебя отсюда, потому что хотя бы это место всё ещё безопасное. Я боюсь за тебя. Вдруг ему придёт в голову явиться к тебе? Тебя ведь он знает лучше, чем меня. Он знает, где ты бываешь. Я так боюсь, что однажды ты не ответишь на моё сообщение, — эти слова лились из него сплошным поток и я внезапно почувствовал, как горит моя кожа. Он боялся не меня, а за меня!

— Нико… — растерянно прошептал я.

— Ты подставил себя под удар из-за меня, — он покачал головой. – Не уходи. Сегодня. Прошу.

С тех пор как я отступил, повинуясь какому-то внутреннему осознанию, упавшему на меня подобно тонне мокрого снега, моя жизнь начала непредсказуемо меняться. Но только эти слова заставили меня осознать – насколько именно. Я смотрел на Нико и понимал, что я действительно не хотел уходить. Совсем. Мне до боли в сердце нужно было остаться, чтобы видеть его глаза, чтобы также знать, что он в безопасности, а не нервно обновлять мессенджер, когда моё сообщение оставалось непрочитанным дольше получаса.

Я остался. Только других откровений он себе больше не позволил. Его щёки слегка алели, когда он протянул мне провод от наушников, и я тактично ничего не сказал больше по этому поводу.

Мы вновь слушали музыку. Нико изо всех сил старался не задремать и сохранять ясность взгляда, поэтому меня в сон начало клонить первого. Голова то и дело непроизвольно опускалась на колени, и через час я сдался, обняв их и прислонившись спиной к стене.

Он растолкал меня через пару минут. Я сонно уставился на него, заметив, что он снял с нас обоих наушники и поглаживает меня по плечу. — Пойдём, я постелю тебе.

— Можно я останусь здесь? – идти куда-то совсем не хотелось. — Конечно, — он кивнул.

Я благодарно улыбнулся и завалился на кровать, прям поверх одеяла. Раздеваться казалось совсем дурацкой идеей, да и в сон меня тянуло просто нещадно. — Доброй ночи, — посмеиваясь, шепнул Нико, поднявшись с кровати.

— А ты куда?

— Буду в комнате для гостей. Если что – это черед две двери напротив.

— Но... — я поуютнее уткнулся в подушку лицом и зевнул. – Почему не здесь? Я много места занял в прошлый раз? — Нет... — Тогда ложись. Альбом хоть дослушаем. Нико в ответ всё так же стоял на том же месте. Не мялся, не приценивался, а просто смотрел на меня. — Что? – сонно выдохнул я. — Я… Не знаю, что сказать. — Забей, ничего такого в этом нет, — я улыбнулся. — Я понял, что для вас это норма, — нервно усмехнувшись, ответил он. — Мы просто похуисты и не видим в этом ничего такого. Я же тебя не потрахаться приглашаю, боже мой, — заржал я. – Относись к этому проще, Нико, Как мы, да. — Постараюсь, — он всё же присел на край кровати, но опять замер. — Что?

— Может, ты всё же заберёшься под одеяло? Я сплю с открытым окном, а ночью холодно, — тихо закончил он.

Я снова зевнул и всё же стянул с себя джинсы и носки перед тем, как забраться под холодное одеяло. По телу пробежала дрожь, и я передёрнул плечами, но вскоре смог нормально устроиться. Нико, немного медля, всё же стащил джинсы и носки и осторожно сложил одежду. Только после того, как он пристроил их на полке, Нико вернулся к кровати и лёг рядом со мной под одеяло. Меня смешила его скованность – ей богу, почти после каждой пьянки мы спали всей гурьбой там, до куда нам удавалось дойти. Даже знали привычки друг друга: Йоонас вечно пытался, как и Нико впрочем, к кому-то прижаться, Олли порой пинался и ворочался во сне так, что с краю ему лежать было просто противопоказано, а Томми говорил во сне, причём частенько слал нахуй их обоих, если лежал между ними. До недавнего времени я верил, что сплю как обычный человек, пока Порко не признался, что я кричу во сне. Частенько. Не меньше десяти раз за всё это время я будил их своими криками, попутно ища на кровати пятый угол. Успокаивали они меня все вместе, и было из этой ситуации всего два выхода: либо в конце концов, обычно в объятиях Томми, я переставал орать и сучить ногами по кровати, либо они всё же меня будили, но я ничего не понимал и сидел, тупо таращась перед собой невидящим взглядом. После этого я засыпал, отвернувшись от всех, чуть ли не умоляя оставить меня одного.

Но не вспоминал об этом утром.

Мне было безумно стыдно за то, что я узнал, но Йоонас, как и Олли с Томми, в прочем, отнёсся к этому по-философски: ?Ты всё равно это контролировать не можешь, какой смысл стыдиться? Никто не знает, что творит во сне. Всё в порядке, бро. Только… Мы переживаем. Что с тобой происходит такое, что заставляет тебя так кричать?? Последний раз был совсем недавно, уже после того, как я ушёл из шайки Мики. Именно поэтому, засыпая с Нико, я больше всего боялся не осуждения на тему того, что два парня делят одну кровать, а того, что Моиланену, возможно, придётся пройти боевое крещение. Его привычка во сне укладываться ко мне поближе меня совсем не напрягала. Я знал по Йоонасу, что это обозначает. Одиночество. Чего-то в жизни не хватило людям, которые во сне, неосознанно, ищут тепло и, находя, не могут его отпустить. Нико же всё равно, словно просчитав исход, лёг как можно дальше от меня – совсем близко к краю.

— Доброй ночи. — Сладких снов, — выдохнул я, чувствуя, как закрываются глаза. – Только не упади с кровати. — Да пошёл ты. Альбом мы так и не включили.

Кажется, я заснул первым, потому что больше не помнил ничего. Среди ночи, когда было совсем темно, я проснулся от звука грома и дождя за окном. Сверкало так, что вся комната освещалась белым светом, и почти сразу за этим раздавался дребезжащий звук раскатов. Я поморщился и покрепче обнял Нико, который, как я и думал, в итоге спал на моём плече.

— Что там? – тихо выдохнул он. — Гроза, — я повернулся, жалея, что тревожу его, но тело требовало смены позы.

— Угу, — именно по этому ответу я и понял, что он до сих пор спит. Улыбнувшись, я подтянул его к себе поближе, уберегая от падения с края кровати, и почувствовал, как он несмело завозился на месте. — Клади ногу, — смеясь, выдохнул я. – Нормально всё.

Он ещё секунду ничего не делал, а потом действительно положил правую коленку поверх моих ног и улыбнулся – я увидел это во время очередной вспышки.

*** Лето начинало набирать обороты даже несмотря на режим заключённых, в котором мы волей-неволей находились. Я почти нигде не перемещался пешком и совсем заскучал из-за этого. Родители Йоонаса забрали обоих своих детей в Германию и улетели на неопределённый срок. Олли предпочёл посвятить это время подготовке к вступительным контрольным следующего курса, а Томми от нечего делать сёрфил сети и присылал мне дурацкие видео в фэйсбуке. Всё остальное время он проводил со своей подружкой, и я мог поставить свою гитару на то, что местом их встречи была постель. Единственным ?светом? для меня во всех этих унылых буднях стал Нико, который всё же согласился, наконец, приехать ко мне.

Впрочем, я всё равно настоял на том, чтобы заехать за ним и вновь вернуться домой уже вместе. Нико не особо противился – его, как и меня, радовала мысль, что больше не придётся сидеть в одиночестве. Скука начинала тяготить очень сильно. Показывать свои ?владения? я начал вовсе не с интересных мест вокруг дома или самого здания, а со своего гаража, который стоял здесь уже давно. Он представлял собой своего рода сарай, на самом-то деле. У стены сиротливо стоял мой старенький и весьма потрёпанный Yamaha, на котором я успел когда-то исколесить город вдоль и поперёк. Несколько шкафов и полок с инструментами, старый диван, который мама ?списала? во время ремонта и кресло из моей комнаты, безнадёжно пострадавшее во время очередного бесилова с Йоонасом. Сюда мы его вынесли подальше от зоркого взгляда моей родительницы, в надежде, что она никогда не заглянет в это местечко, только просчитались с тем, что в мою комнату она всё же заходила. Вздыхала, замечая бардак, и явно что-то искала порой взглядом, но я честно улыбался и как можно скорее уводил её подальше. Впрочем, достаточное количество хлама жило и тут. — Здесь я пропадаю большую часть времени, — я щёлкнул выключателем, и всё внутри осветилось благодаря десяткам лампочек. Их я развешивал в своё время с особой любовью. Мне нравилось в этих стенах, по-своему уютно, особенно, когда снаружи шёл дождь или крупными хлопьями падал снег.

— Сам всё делал?

— Ага, и всякое дерьмо сюда таскал, — я рассмеялся и шлёпнулся на диван.

Нико ходил по гаражу, иногда задирая голову, и осматривался. Мне понравилось, что он смотрел по сторонам без капли отвращения или недовольства. Его душа не противилась здесь находиться, не осуждала меня за беспорядок, хотя я был почти что готов к этому – он ведь такой педантичный. — Всегда мечтал о чём-то подобном.

— Уверен? – я заглянул в нижний ящик и пошарился там в поисках пары бутылок пива. Одна нашлась сразу. Вторая – только у самой стены. Я не стал их вытаскивать, но знать, что они там уже было приятно. — Да. Как в подростковых сериалах. Я фыркнул и поднялся, едва не ударившись головой об угол стола, но Нико говорил без всякой усмешки. Он подошёл к Yamaha и задрал настил, которым я иногда прикрывал мотоцикл от своей совести.

— Нико, — окликнул я его, пока он совсем не обнажил это чудовище, которое ещё местами хранило, наверное, мою кровь от падения.

— Что?