Глава третья (1/1)

68.03. года Красного Паука (68.03.648-го от Драккенхоума) —?Может прекратишь уже шугаться? —?Али искоса поглядел на напарника и чуть натянул поводья. Его верблюд замедлил шаг, вслед за ним верблюд Басира тоже зашагал медленнее. —?Но как же… —?Говорю тебе, их всех разогнали. Двое могли наблюдать странную картину: великая экваториальная пустыня была припорошена тонким слоем снега, который крупными хлопьями падал с неба. Такого здесь ещё никогда не случалось?— сезон тьмы в пустыне был сезоном дождей. Люди были готовы к наводнениям, но не к заморозкам. Удручённый зрелищем, Басир никак не мог прекратить оглядываться по сторонам: за каждым барханом ему чудились голубые сполохи, в каждом дуновении ветра?— боевой клич. —?А разве они потом не соберутся снова? —?Соберутся конечно… —?авторитетно пробасил Али, прагматичный до мозга костей и потому избавленный от лишних волнений. —?Но их мало. Их всегда было мало. Как их в этот раз нахлобучили, так и теперь нахлобучат. Длинный чёрный мешок, перекинутый перед ним через седло, не подавал признаков жизни. Это немного тревожило. Но только немного. —?Ну, вообще да… —?нерешительно начал Басир. —?Опасности-то, считай что и нет. Мы и везём-то какого-то выродка, а не полноценного мага, так ведь? —?Именно,?— важно кивнул Али. —?Да они там все выродки. Три поколения брат сестру ебёт, вот и получается. Зато мы типа все такие ?чистые?, пф! Ещё одной такой семейке кранты. —?Но разве не слышал ты,?— Басир ещё раз оглянулся: ему было жизненно необходимо лишний раз доказать себе, что бояться действительно нечего. —?О проклятии? Типа на того, кто убьёт последнего члена семьи, любой семьи, падёт проклятие? —?С точки зрения дебила?— безусловно,?— Али давно заготовил эту фразу и был рад наконец её использовать. —?Только никакое это не проклятье, а просто гуманизм одного древнего падишаха. А быдло гуманизма не понимает, вот и застращали проклятием. Окончательно уверовав в свою безопасность, Басир замолчал. Вскоре верблюды остановились: по мнению Али место подходило. —?И вообще:?— сказал он, спихивая мешок с седла на песок,?— если никто ничего не видел, значит, ничего не было. Али спрыгнул на песок. Против своего обыкновения он не вздёрнул пленницу на колени, а аккуратно поставил. Развязал мешок, завязанный над макушкой, и аккуратно опустил. Даже разрезал верёвки на запястьях. В конце-концов: это ему поручили эту грязную работёнку, и именно он, Али, имел право решать, как её делать. И он решил проявить к пленнице немного уважения. —?Извини, что мы тебя так растрясли, но ты же сама понимаешь: важных особ вроде тебя нельзя убивать в городе. Не оборачиваясь к нему, девушка спокойно сидела на коленях, сложив руки. Иссиня-чёрные кудри были такими длинными и пышными, что полускрытое ими тело казалось ещё более хрупким. Басир остался в седле, молча наблюдая то за этой картиной, то за окружающей местностью. Сколько ни учил его Али, он всё никак не мог понять, почему ?грязных дел мастер??— официальный титул. —?Проклятие, Басир, падёт не на убийцу последнего в роду, а на того, кто прольёт благородную кровь в городе, или в виду города. Вот как раз об этом аль-Изандер позаботился. Басир попытался скрыть дрожь: одно только упоминание загадочного правителя Академии вызывало тревогу. Пленница тихо усмехнулась. Али достал кинжал. —?Сделано это было для того, эфенди,?— он положил руку ей на голову,?— чтобы в Великой Пустыне царил мир, который вы так стремитесь нарушить. Мы, эльнесс, вообще не любим насилия. В его голове это звучало лучше. Особенно?— последняя реплика. Не довершив речи, Али поднёс нож к горлу пленницы. —?Посмотри на это солнце… Брат берёг её, как зеницу ока, и далеко не только потому, что любил. Любил, надо сказать, по-братски, и грязные разговоры на этот счёт пресекал на корню. Когда ты ведёшь род от самих Старых Богов, нельзя разбавлять кровь, а со всеми проблемами на этом пути легко справляется магия. Инцест был обычным делом, но только не в её случае. Искушение испепелить мешок и верёвки, завопить дикой кошкой и броситься на людей эмира было настолько велико, что девушка едва сдерживалась. Но секрет, который так тщательно хранился, нужно было сохранить ещё немного, иначе ей не дали бы поднять голову. Берегли её ещё и потому, что она родилась с потенциалом Тав, то есть вообще без каких-либо способностей к магии. Даже у обычного человека потенциал выше, а она родилась полным нулём, полной бездарностью, ?затуплённой?. Всю свою жизнь их отец подозревал в этом диверсию, но найти виновника так и не смог. Впрочем, не только жалость заставляла брата беречь её. Едва рука Али начала движение, что-то резко остановило её. Опустив глаза, он увидел, что девушка схватилась за нож, хотя люди в её положении обычно хватали Али за руку. Ему достаточно было дёрнуть посильнее, чтобы завершить дело, но любопытство пересилило. Он пригляделся поближе и увидел, что сочащаяся из-под пальцев кровь горит слабым голубым огнём. Это увидел и Басир. —?Погоди-ка, нам же… Поборники морали выставляли её как доказательство: сколько верёвочке не виться, а конец один, и как бы ты не исхитрялся, инцест в конце-концов до добра не доводит. Притворявшиеся поборниками морали враги её отца вставали с первыми рядом и использовали несчастную как оружие против него. Повод для травли был настолько прекрасный, что даже про обязательную для всего её рода падучую думать забыли. Родичи и прислуга избегали встречаться с ней, неспособные подобрать нужных слов; отец был мрачен, и, хоть и любил её, тоже сторонился. Он планировал вырастить из неё если не мага, то хотя бы хорошего управленца, но всё было без толку: дни и ночи напролёт его дочь отдавала неистовым молитвам и ритуалам, пытаясь заслужить милость Старых Богов. Она себя ненавидела. Жители Саошьянта перешёптывались и похихикивали, домочадцы сторонились её. Брат пытался остановить, но уговоры не действовали, а насилие?— тем более, ведь уже к девяти годам не осталось муки, которая могла бы её остановить: агония стала нормой. Отчаяние?— норма; исступление?— норма; голод?— норма; жажда?— норма; ожоги?— норма; кровь по всей комнате?— норма; свисающие со спины, словно платье, лоскуты кожи?— норма; семейный знахарь взмыленный носится по дому, страшно матерясь?— норма. Но как бы она ни старалась, не выходило ничего?— даже заставить крохотную песчинку оторваться от земли. ?Сказали, что она затуплённая, ??— хотел сказать Басир, но не успел. С нехорошим звуком разрезаемой плоти, таким громким в этой тихой пустыне, пленница вырвала нож из руки Али и швырнула его куда-то вперёд. Что делать в подобных случаях, грязных дел мастер знал: бежать. Он уже успел развернуться, когда объятый голубым огнём кулак врезался в его спину. Грохнуло, тело Али пронзила короткая бело-голубая вспышка. Вслед за ней вылетели почерневшие осколки позвоночника и пепел. Берегли её ещё и потому, что в один прекрасный (действительно прекрасный) день она из обузы превратилась в туз в рукаве. Ей было восемнадцать. Отчаявшись окончательно, она решилась на ритуальное самоубийство, надеясь хотя бы в смерти заслужить милость Виртуальных. Наученный горьким опытом, брат был бдителен, и едва почуяв неладное, кинулся её спасать. Застал сестру, когда та уже занесла жертвенный нож над грудью. В порыве ярости она крикнула ?отстань!?, и в ту же секунду невидимая волна отбросила брата обратно за дверь, оставив без волос и бровей. От истощения и изумления она упала в обморок, а едва очнувшись, позволила уложить себя спать. Проведённая на следующий же день проверка показала уровень Йод. Талант решили скрыть до лучших времён. Обучение она проходила на дому, таясь ото всех кроме самых близких. В другой ситуации из этого сделали бы праздник, но ситуация в Саошьянте становилась всё сложнее. Всё меньше и меньше люди терпели магов Старого Пути, а сами эти маги вообще никогда терпением не славились. Тому было много причин, и все они сплетались в змеиный клубок, за которым смутно виднелась какая-то третья сила. Верблюд под Басиром начал дёргаться. Сам он оцепенел от ужаса: его ум понимал, что с магом один на один не справиться, что надо взнуздать верблюда и скакать обратно в Саошьянт, но трясущиеся руки не повиновались. Медленно выпрямившись, девушка посмотрела на него. Под смуглой кожей, испещрённой сплошным узором шрамированных сигилов, обозначились тугие жилы, исхудавшее тело напряглось. Басиру рассказывали, что любой могущественный волшебник создаёт вокруг себя эмоциональную ауру, которая действует на всех, как огонь на мотыльков. Это оказалось правдой: он чувствовал, как бешеный гнев, который даже лучший из дипломатов не смог бы сдержать, упёрся в стенки всего её существа, не находя выхода, тихо клокоча, вздувая вены, и заставляя узоры шрамов загораться голубым огнём, шипеть кипящей кровью и источать запах грозы и жареного мяса. Девушка подняла руку, указывая на Басира раскрытой ладонью: —?Гнев Виртуальных на тебя,?— процедила она. Басир оглох от грома, ослеп от вспышки, и больше уже ничего и никогда не видел и не слышал. Вскоре конфликт вылился в открытое противостояние. Мотивировалось это тем, что адепты Старых Богов просто опасны, и это было, положа руку на сердце, чистой правдой. Но если в Саошьянте ещё заботились о хотя бы каких-то приличиях, то в остальных блуждающих полисах всем всё было ясно: Старобожие мешало распространению Новобожия, которое в свою очередь, оказывало самый благотворный эффект на торговлю. То была религия-химера, в которой не люди были подчинены богам, а наоборот, и всё было подчинено тому, чтобы рабочие работали и не пикали, торговцы грызли друг-другу глотки, а деньги текли в правильные руки. Капитал, как известно, не может стоять на месте: он либо растёт, либо падает, и чтобы не обеднеть и не упасть на дно ты должен получать всё больше и больше. Старобожие было тому помехой. Чем бы ни прикрывались её враги, всем было ясно, что дело тут только в деньгах. Начало происходить страшное: один за другим старейшины кланов начали прогибаться под золотого тельца, и вместо хохочущих от переизбытка сил полубогов она стала всё чаще замечать запуганных стариков. Каждый из них мог бы испепелить небольшой отряд, но верных Старому Пути было гораздо меньше. Почему-то старейшины решили, что это может их остановить. Вскоре её пышущий здоровьем отец скончался от инфаркта. Расследование ни к чему не привело. Тогда её брат решился на какое-то опасное исследование, в которое отказывался её посвящать. На самом деле он оставил ей гораздо больше: он работал над чем-то, что по его словам должно было стать прорывом если не для всей Ауриги, то уж для их народа точно. Деталями он не делился, как бы она ни старалась, а потом ?трагически погиб во время очередного эксперимента? и теперь до его наследства надо было добраться. ?Сестра,?— говорил он,?— правда лежит в тени. Когда она выйдет на свет, я расскажу тебе всё?. Знал ли он, что его убьют? Был ли он как тот Жертвенный Царь из пророчеств вон Утгерна? Мог ли он иметь ввиду, что его тайна такова, что поведать её он сможет и из могилы? Брат оставил ей гораздо больше, чем ещё одну тайну, а его смерть разрушила больше, чем просто ещё одно исследование. С ним пресёкся и их род, ведь она осталась единственной, в чьих жилах ещё течёт огненная кровь Красных Магов, которая пропадёт, если её разбавить. Но это не значило, что битва проиграна. Битва никогда не проиграна, пока ты жива. Соорудив из остатков верёвок и мешка простое чёрное рубище, девушка оглядела унылый темнеющий пейзаж. Она была в ярости, и это её спасало; она была в отчаянии, и это давало ей сил; её ввергли в пепел, обесчестили, бросили посреди пустыни, как падаль, и это воодушевляло. Именно из пепла родился великий бог-птица Энека. Сориентироваться было трудно, но девушка была уверена, что прямо по направлению её взгляда находится Саошьянт. В наступающей темноте янтарные глаза светились, словно угли. Заставив гнев, бушевавший в груди всегда, несколько успокоится, Зор бинт-Аббас аль-Рубит хищно улыбнулась и тихо повторила девиз своего рода: —?То, что меня не убивает, делает меня сильнее.