57. О любви (1/1)

— Так… глупо вышло.— Тебе не светит, — Морхильд фыркнул с лёгкой улыбкой. — Во-первых, он вроде ?по девочкам?, а во-вторых, у него там какая-то очень запутанная, но весьма печальная история была с одной девушкой… подробностей не знаю, извини уж.Аксонер кивнул. В последнее время он всё чаще стал замечать за собой неожиданно появляющиеся романтические чувства. И ладно бы просто романтические – так к кому! К этому вечно печальному клирику. Райо, мать вашу, де Верано…Почему с этой темой он полез именно к Морхильду, криомант не знал. Вероятнее всего, конечно, то, что в отступнике чувствовалось нечто родное – ну, тёмное такое и зловещее, не более того.

— Ну… Что ж, настало время страдать от неразделённой любви! — довольно жизнерадостно заявил Аксонер, и тут же осёкся: в дверном проёме появился этой самой неразделённой любви объект. — Ну… Или просто страдать.— Бойцы ночного дожора? — вяло поинтересовался епископ, заваривая чай. — Несчастную любовь заедаете?Морхильд негромко рассмеялся, заставив и без того смущённого криоманта ещё сильнее покраснеть и сжаться. Клирик потянулся к самой верхней полке, но в силу невысокого роста дотянуться не смог, только недовольно вздохнул. Аксонер отреагировал почти мгновенно: материализовав рядом с полкой ледяную ладонь, он аккуратно взял пачку печенья и вручил её вздрогнувшему епископу.— Спасибо, — растерянно произнёс Райо, обернувшись. Ледяная рука исчезла, словно её и не было, а криомант отвернулся, не желая встречаться с клириком взглядом.

— Поздно уже, — заметил Морхильд и, утащив у Райо печенюшку, быстро свалил из кухни. Аксонер даже проклясть его не успел.— Забавные вы, — слегка повеселев, хмыкнул клирик. — Что там про неразделённую любовь?Аксонер вздрогнул, и кружка с горячим чаем тут же покрылась инеем: так всегда происходило, стоило криоманту переволноваться слишком сильно. Чай постепенно начал заледеневать.Прекрасно.— Да… ничего, — Аксонер заставил иней исчезнуть, а чай – вновь стать горячим. — Но… Вообще… Я спросить хотел… ну, если это не будет слишком бестактно.— А. Понял, — епископ помрачнел и уставился на изображение кленового листочка на своей кружке. Криомант, растерявшись, решился наконец взглянуть на него. — Я… потерял тогда то, что мне было очень дорого. Всегда ненавидел расстояние, разделяющее город и ту деревню… В тот день я вернулся намного раньше обычного, — он горько усмехнулся. — А через несколько часов отец Энох сообщил, что… в общем, сказал о нападении. Я не дослушал его, сразу с места сорвался, а когда приехал… опоздал я. Выжили немногие. В числе выживших её не было...Епископ замолчал, и в оглушающей пустой тишине Аксонеру показалось, что у них обоих даже сердца не бьются. Первым звуком, нарушившим покой, стал ветер, тяжело взвывший за окном и заставивший криоманта слегка вздрогнуть. Райо, впрочем, даже не дёрнулся.— Кошмары до сих пор снятся, — почти равнодушно буркнул он. В голосе не было ни единой нотки, хоть как-то указывающей на его состояние, но во взгляде слишком чётко была видна горечь. Только в этот момент Аксонер заметил, что клирик не просто устал за сегодняшний день – он вообще всё это время выглядел чертовски уставшим и вялым.— Сколько ты не спал?Райо пожал плечами и поднял голову, почти сразу же встретившись с растерянно-недовольным взглядом криоманта.— Тогда иди спать, — Аксонер скрестил руки на груди и сурово уставился на клирика, удивлённо усмехнувшегося. — Прямо сейчас.— Мучитель ты, — спокойно заявил Райо, допивая чай. — Предлагаешь мне потом в ужасе просыпаться и несколько дней видеть перед собой тот ?прекрасный пейзаж? разрушенной деревни?— Ничего страшного, — протянул криомант, — я рядом буду, вскочишь – успокою и уложу спать обратно.Епископ рассмеялся.— Знаешь, — произнёс он, улыбнувшись, — мне помнится, кто-то рассказывал, что в подобных ситуациях тот, кто охраняет сон другого, — он замялся, слегка смутившись, — как правило, в него влюблён. Не пойми неправильно, но…— Да-да, вот прям сейчас тебя поиметь собирался, — энергично закивал Аксонер, — угу, вот больше делать мне нечего, да…— Ну, тогда идём?— Ага.Теперь криоманту оставалось лишь надеяться на то, что Райо действительно ничего не понял.