56. Жертва (1/1)

Исхадиаль любит спорить.А ещё он всегда стоит на своём до последнего.— Я же сказал, что мы идём туда только ради того, чтобы посмотреть, как будет сражаться Некропатолог, — повторяет Морхильд устало, борясь с желанием связать гладиатора и подвесить на один из шипов на площадке центральной обсерватории. — Он – четвёртый, от большего количества смысла – ноль, да и ты сам должен знать, как устроены логова…— Но я тоже хочу! — возмущается Исхадиаль, размахивая руками.Ваэллион медленно свирепеет, с трудом удерживая себя от ругани и обязательно последующей за этим всеобщей драки. Трисгиль, даже не смотря на гладиатора, усмехается.— Тогда... Тогда я вызываю тебя на дуэль! — внезапно восклицает гладиатор, и амазонка смотрит на него с удивлением.— С ума сошёл? — интересуется она осторожно, вспоминая последние бои со жнецом. — Тебе не только зад подпалят, идиот несчастный…— А я не ему, — широко улыбается Исхадиаль. — Я вызываю на дуэль Трисгиля.Пилигрим открывает глаза и внимательно смотрит на гладиатора. От этого ледяного взгляда, пронизывающего до костей, Исхадиалю становится не по себе, но он не привык сдаваться.

— А что не так? — интересуется Некропатолог шепотом.— Он не дуэлянт, — тихо отвечает Морхильд, взглядом указывая на Трисгиля. — Он обычно сражается либо в команде, либо вообще просто наблюдает.Жнец понимающе кивает.Молчание затягивается, а уверенность гладиатора медленно начинает исчезать. И в самый последний момент, когда Исхадиаль уже открывает рот, пытаясь сказать, что пошутил, Трисгиль кивает.— Заметь, — говорит негромко, — это была не моя идея.Затерянный храм приветствует ?сильверов? оглушающей тишиной. Ваэллион идёт самой последней, ей здесь неспокойно, а грядущий бой совсем не радует. Морхильд косится на гладиатора с недоверием, на Трисгиля – с опаской. Жнец молчит – ему просто интересно, чем же всё закончится.Ваэллион располагается на мосту, усевшись рядом с отступником. Некропатолог просто отходит в сторону. Магический таймер над храмом загорается ярким синим светом.Трисгиль стоит на месте, пока гладиатор, продумывая тактику, несётся прямо на него. Ваэллион сжимает правую руку в кулак, подавляя желание спрыгнуть на землю прямо перед выскочкой и устроить ему такое, что неделю сидеть не сможет.Исхадиаль добирается до пилигрима быстро, ему хватает нескольких секунд. Он делает взмах мечом, выпад, несколько ударов, очередной взмах… Пилигрим уворачивается и отбивается нехотя, вяло, а затем Исхадиаль, неловко рубанув по воздуху, случайно срезает прядь волос Трисгиля. Тот на несколько секунд застывает, как будто ещё не осознав, что произошло, но, глянув вбок и заметив ?потерю?, резко вырывается вперёд, и гладиатору приходится отскочить.— Упс, — говорит Морхильд задумчиво. — Я не могу даже уследить за нашим пингвинчиком…— Пингвинчиком? — повторяет Ваэллион, хихикая. Некропатолог улыбается. — Впрочем, я тоже… странно. Никогда не видела его… ну, чтобы он так носился…

Трисгиль двигается быстро и резко. Он помнит все движения, когда-то до мастерства отточенные – частично в одиночку, частично с напарником. Кинжал в руке лежит слишком идеально, пальцы сжимаются на рукоятке с выгравированным полумесяцем, и по левой руке разливается тепло и невидимый для многих свет.Исхадиаль скользит по земле, а после, остановившись, падает на спину. Дышит тяжело, а в небо смотрит неверяще. Как так-то?— Значит, я не ошибся, — улыбается Некропатолог, спрыгивая с моста. Трисгиль смотрит на жнеца недовольно и устало. Поход в логово медленно накрывается огромным куполом, причём не медным, а вполне себе свинцовым. — Это тебя я тогда видел в Колизее.— Я слишком часто бываю там, чтобы меня можно было не видеть, — снисходительно улыбается пилигрим, убирая кинжал.— Не так, — хмыкает жнец, оказавшись примерно в метре от Трисгиля. Тот удивлённо приподнимает брови и слегка наклоняет голову вбок. — Это тебя я видел в одиночных рейтинговых боях три года назад.Исхадиаль косится на ассасинов с лёгким недоумением.— Эй-эй, а ты ничего не путаешь? — Морхильд тоже спрыгивает вниз, подходя ближе.— Так Трисгиль же в массовых боях только участвовал…— Или мы чего-то не знаем, — ядовито вставляет гладиатор, за что тут же ловит носом кунай. А Трисгиль даже не оборачивается, только, удостоверившись, что попал, убирает руку в карман и переводит взгляд на довольного жнеца.И улыбается. Спокойно так, мягко, почти счастливо.Левой рукой выхватывает из-за спины кинжал и остриём указывает прямо на жнеца. Тот без единого слова окружает себя пламенем и бросается вперёд, обнажая катары с несколькими дополнительными лезвиями. Впрочем, никакого результата это не приносит: пилигрим с лёгкостью отбивает все атаки, даже не двигаясь с места. Все попытки обойти его сзади заканчиваются неудачей, и в итоге Некропатолог отскакивает, скрывая катары под рукавами тёмного свитера.— Я был дуэлянтом, — говорит пилигрим спокойно, закрепляя кинжал на поясе. — Сражался в одиночных и парных рейтинговых боях, но два года назад прекратил. Причину, если позволите, оставлю при себе.Он рассматривает отсечённую прядь волос с какой-то странной горечью, и Ваэллион не знает, что сказать. Трисгиль устало вздыхает и переводит взгляд на гладиатора.— А ты… В общем, сделаешь так ещё раз, — говорит, вертя в руках неровно обрезанной прядью, — и до совершеннолетия точно не доживёшь.И в голосе его ни капли злости нет, лишь спокойная угроза.Как будто обещать кого-то убить – это обычное дело.— Трисгиль…— Я не слабый беззащитный мальчишка, — усмехается пилигрим, переводя взгляд на Ваэллион. — Я не люблю шутить с чужими жизнями и сражаться из-за никому не нужного упрямства. Я не хочу, чтобы кто-то… — он медлит, подбирая слова, и ещё крепче сжимает кинжал, — чтобы кто-то погиб из-за того, что я не сумел справиться с яростью.

— А что, были случаи? — вклинивается Морхильд.— Был. Один.Гладиатор, поднявшись и отряхнувшись, убирает меч и, с недоверием смотря на пилигрима, отходит подальше, к Ваэллион. Та отвешивает ему несильный подзатыльник и начинает испепелять взглядом.— Ты кого-то убил? Кого же? — Некропатолог улыбается уголками губ. Отступник уже открывает рот, чтобы сказать пару нелестных слов об уместности такого вопроса, но Трисгиль неожиданно кивает.— Почти убил, — уточняет сдавленным голосом. — Не важно, кого.И только Ваэллион, единственная из присутствующих посвящённая в его прошлое, знает, по глазам и нервной дрожи рук видит, как же сильно ему хотелось сказать, кто именно стал его жертвой. Но признаться в этом слишком тяжело, хотя молчать во много раз тяжелее.Ведь его жертва – он сам.