мое каждое слово неправда, клянусь // линга, фемслэш (1/1)

К концу марта весенний паводок, наконец, сорвал последние отголоски мороза и отправил в нокаут подзатянувшуюся стужу. Лед тронулся по Москве-реке. Потекло с крыш. Теперь каждый раз спустя пару часов после восхода солнца все окна в квартире обзаводились мутными полосами, которые в свою очередь бледными полосами окрашивали комнаты крест-накрест.Лиля дернула плечом, отмахиваясь от собственной излишне богатой фантазии: такие мелочи отвлекали от главного – миссии на этот день. Рваная корка сосульки за стеклом, прямо напротив, уже как два дня подряд настойчиво мозолила глаза. Для достижения желаемого не хватало всего-то пары сантиметров роста или расположения форточки малость ближе к дряхлому подоконнику. Инги на этот раз рядом не было. Можно было, конечно, подтянуть к себе стул, но оборачиваться в комнату не хотелось. Равно как и прикасаться к чему-либо в доме. Стены квартиры с самого пробуждения сжимались и разжимались, пульсируя подобно аорте. Ничего нового. Иногда случается.Спустя час вырученный приз по нереальной в жизни закономерности ?старался – победил? лопался в ладони, локоть саднил, а пальцы на автомате выводили послание за посланием. Они были не слишком похожи на привычные, на те – что для Инги. Для нее Лиля рисовала дурацких человечков с мечами, щитами и лазерными пушками, изредка – корявые рожицы Маккри. Эти – бесконечные тирады от начала до конца выверенные ровно сантиметр в сантиметр, буква к букве, знак к знаку. Когда место заканчивается нужно просто подождать, пока стекло снова не подернет полупрозрачной пеленой.Глаза болели. Приставка, книги и сети на этоит день поставлены на паузу. Это не кажется такой уж недостижимой целью, если помнить о том, что Инга завалится после обеда. Однако все равно что-то свербело в затылке, прямо как она добытое: по каким-то ребяческим воспоминаниям и глупости, непозволительной ни одному взрослому.Что-то случалось и происходило по ее вине или в связи с ее виной, пока она отсиживалась уже который месяц в четырех стенах без возможности выхода вовне. Если раньше это не слишком тревожило, то теперь разум настойчиво требовал что-то предпринять.Инга говорит: ?Ты крайне интересна Кругу?.Инга говорит: ?Кира – жива?.Инга говорит: ?Библиотеку не закрывают?.Инга говорит: ?Они контролируют каждый наш шаг?.Лиля не может пошевелить пальцами, потому что Инга греет ее ладони в своих, пока рассказывает о положении дел снаружи. Иногда даже она рассыпается.Лед в руках таял и капал на ковер. Перегорело. С Кирой так часто случалось, а вот с ней самой – практически никогда, может быть, это новые открытия или особенности монохрома. Может быть, поэтому Инга шла к подъезду с абсолютно прямой спиной и чеканным шагом, пока в тенях маячило что-то серое и незримое. Круг. У Лили есть минута и девятнадцать секунд для того, чтобы соскочить с подоконника, рвануть замки и повиснуть на Инге. Ровно столько же, чтобы что-то предпринять или просто затянуть ее внутрь, где безопасно, где комната сохранений.Примерно тридцать было потрачено для того, чтобы спрыгнуть на ковер. Еще за тридцать – добежать до двери и опуститься в привычную нишу между стеной и тумбочкой. Сбоку дуло. Гулко перекатывались за дверьми квартиры мышцы лифта, казалось, будто весь дом дышал, привычно сжимая и разжимая ткань стен. Оставшиеся несколько секунд в квартире напротив натужно завывала собака, чей вой всегда мгновенно стихал, стоило лифту громко щелкнуть, извещая весь дом о том, что им сегодня кто-то воспользовался. Кто-то крайне бесстрашный. Сигнала все нет. Лиля колупала обыденную для старых домов сотню прорех, катая куски штукатурки с осколками сухих костей на пол. Обманчивая тишина мало чем могла нравится, особенно, когда дом гонял кровь и чернила по сточным трубам, пока на площадке мялись, механически перекатываясь с носка на пятку. Ничего удивительного. Для Инги.Ледяные руки – у горящего лба. Снова озноб.Через самую широкую из прорех виднелись белоснежные обломки костей, острыми краями указывающими вовнутрь и распарывающими пелену из чернил, как в комнате Библиотеки. Распределяющая шляпа была бы куда лучше. Если быть совсем честными, что-угодно лучше дома из звенящих костей, кресла из камня и цепей. Однако Кире, похоже, не привыкать. Инга покачивается с носка на пятку еще несколько секунд и жмет на звонок.Стены квартиры как исходили, так и исходят глубокими трещинами, в которых проглядывает часовой механизм. Инга звонит еще с десяток раз, расширяя каждую из них на добрый сантиметр и сотрясая осколки костей. Инга стучит. За каждым ударом стоит Круг. Дом предупреждает, треща костями, скрипя суставами, чавкая чернилами и мясом.– Тетя, это я.Наружу отчаянно рвутся слезы и смех.