кому-то по гробам, а кому-то - по барабанам // pricefield, фемслэш (1/1)

Вверх. Вправо. Влево.Хлою швыряет из стороны в сторону в такт приливам и отливам грохочущих волн от стен. Никакого дохлого ?на месте?. Потолок над головой забавно дергается, то приближаясь, то отдаляясь. Её несет.Вверх. Вправо. Влево.Волнами уносит чужой хохот и горькое дыхание. Скулы сводит от улыбки. Музыкой с губ смывает каждый порыв смеха, поэтому приходится так. Рэйчел должна знать, что ей тут очень круто. Ведь изначально она, дурочка, не хотела приходить и упрямилась: это не рок-концерт, простая дряхлая вечеринка с диджеем, травой, угаром и полным холодильником стекла и жести, но неоспоримый факт того, что башка у нее пустая-пустая – самый охуенный.Никаких веселящих пузырьков как тогда, когда они с Макс нахлестались с бутылки родительского шампанского и скакали по гостиной под кассеты отца. Живого и здорового. Когда Макс с лихими бесенятами вдоль радужки смотрела на нее прямо и открыто, не опуская глаз от тупого и никому не нужного сожаления...Ну, началось. Триггеры копошатся по всей комнате, как мерзкие, маленькие, черные жучки с толстыми лапками. Один бесшабашно приземляется на руку диджею – прямо на рукав рубахи в клетку. Хлоя выхватывает первую же попавшуюся бутылку из толпы, делает большой глоток, закашливается и пихает ее сквозь слезы в глазах обратно. Наугад.Похожую носил отец. Он всегда также закатывал рукава, когда приходилось готовить или работать на заднем дворе. В такие дни они с Макс наперегонки скатывались по ступенькам на кухню, две последних перепрыгивая по негласному уговору. Спешили помочь, чтобы кухня осталась в целости и сохранности до возвращения матери.Воспоминания хрустят под подошвами: каждый прыжок – грязная клякса. Пусть катятся отсюда. Не ради этого дерьма она тащилась на другой конец города в толпу старых знакомых. Пиздостраданиями по старому-доброму-светлому можно предаваться и дома. Лучше места для этих целей и не придумать. Вот тебе крепость.Вверх. Вправо. Влево.В н и з.Кинутая в толпу ради забавы, подушка выбивает у нее землю из-под ног.Вот они с Макс валяются поперек кровати, соприкасаясь голыми плечами и задыхаясь от желания поговорить обо всем на свете. Выходит так себе, потому что разговаривать в ночной темноте приходится сиплым шепотом. Где-то в третьем часу Макс удается рассмешить ее так сильно, что она скатывается с кровати на пол от беззвучного хохота. Её, разгорячённую, тщетно пытаются подтянуть обратно и, в конце концов, сдаются, скидывая подушку вниз, наверное, чтобы она не замерзла. Это же Макс. Она всегда заботится о ней. Только вот уже два года прошло, а от нее до сих пор никаких вестей.Свежее граффити на стене над диваном, к которому с таким блядским трудом приходится продираться сквозь толпу.Они с Макс трудятся над созданием собственного мира на куске фанеры ровно до ужина, а потом – носятся друг за другом по жухлой траве с кисточками в руках. Краска летит во все стороны: на теплые кофты, штаны, ботинки и щеки, но даже она блекнет в остроте осенних цветов. Хлоя, кажется, сама теряется на фоне ровного света из ниоткуда. Может быть, именно тогда и приходит это... Осознание.А может быть, это всего лишь дохлый выкидыш ее мозга: под влиянием эмоций память всегда искажает то, что было на деле. Однажды на психологии говорили о чем-то подобном. Вот и ей все прошлое кажется хорошим и идеальным, словно сошедшим с глянцевых фотокарточек отцовского фотоаппарата.Вверх. Вправо. Влево.Направляясь к ней, Макс выныривает из толпы с двумя стаканами колы, ее очертания расплываются на рваные полосы в духоте и угаре, но то свечение, тот свет изнутри – ее выдает. Едкий свет от диско-шара сзади падает ей на голову и плечи. Вот блядство. Перед тем, как лоб сталкивается с острыми коленями, Хлоя успевает заметить, как все вокруг внезапно ускоряется и плывет.– Над чем хохочем? – Рэйчел плюхается рядом, с легкостью перегибаясь через нее и опуская стаканы на столик.Дурашливыми спазмами смеха пережимает горло, а когда отпускает – к ним уже кто-то ловко подсаживается и наседает со стороны на Рэйчел. Хлоя закидывает ноги прямо ей на колени и отпихивает подошвами какого-то идиота. Не слишком симпатичного. На уровне её триггеров.– Над шутками блядского мироздания.Макс здесь чужая. Хлоя никогда не пустила бы её в подобное место: грязное, дикое, смазанное и кишащее, даже если бы она внезапно надумала объявиться. Теперь все иначе. Макс – сраная богиня глянцевого мира, после приступов на холодном полу до скрученных в узел внутренностей для Хлои нет места рядом с ней.