Глава 51. Повод для знакомства (1/2)

Звуки окружающей природы исчезли, приглушенные шумом крови в висках. Пальцы Соласа зарылись в волосы на ее затылке, расплетая растрепанную и смятую шлемом косу. На миг его зрачки закрыли все те же серебристые облака, и Энид почувствовала, как крепления на ее доспехах ослабевают. Еще миг – и он отбрасывает их в сторону и снова обнимает ее, расшнуровывая поддоспешник на спине.

Энид немного смутилась, когда осталась в одной рубахе и узких полотняных штанах. Одежда была пропитана потом и – местами – чьей-то кровью. Наверняка после череды битв она не выглядела чистой и свежей, да и пахла соответственно. Но Соласа это, похоже, только заводило. Он потянул за волосы, запрокинув ее голову назад, и прильнул к шее. Шумно втянул ее запах от ушей до ключиц, нашел место с бьющейся жилкой, очертил его языком и легко прикусил. Она ахнула, обхватила ладонями его гладкий затылок и притянула к себе теснее – лишь бы не останавливался. С ее исподним Солас не стал церемониться, просто разорвав его и отбросив лохмотья к доспехам. Оставшись голой, она инстинктивно прикрылась. Его взгляд немного пугал Энид, она до конца не была уверена, что он ее просто сейчас не съест. Он развел ее руки, отступил на шаг и буравил глазами, вбирая все подробности фигуры. Сам он был все так же полностью одет. Энид преодолела этот нелепый приступ смущения, просто вспомнив, сколько ей лет, усмехнулась и шагнула к нему, требовательно потянув перевязь. Он все понял, усмехнулся в ответ и засеребрившимися глазами заставил свой доспех соскользнуть вниз вместе с плащом и шкурой.

Теперь он стоял перед ней в своей привычной льняной рубахе со шнуровкой на груди и неизменных серых замшевых штанах. Робость окончательно отступила, и Энид дернула за шнуры, обнажая его ключицы и грудь. Дернула, видимо, слишком сильно – послышался треск. Сил, чтобы порвать рубаху, в ее руках не было, но Солас опять все понял – одним коротким движением дорвал ее до конца и небрежно отшвырнул прочь.

Энид провела ладонями по гладким мышцам на его плечах, перешла на грудь, нежно обвела горошинки сосков и скользнула к рельефным кубикам на животе. Обвела их кончиками пальцев, зацепилась за край штанов и медленно потянула на себя. Солас судорожно вздохнул и шагнул навстречу. Она не запомнила момент, как они оказались на земле. Густая сочная трава, точно перина, приняла в себя разгоряченные тела. Еще миг – и их руки, ноги, языки переплетаются. Еще миг, и она стонет, не в силах молча выдержать зуд от поцелуев на лице, ушах, шее. Поначалу она пыталась отвечать, но Солас был слишком голоден, слишком резок. Она просто размякла тряпичной куклой в его руках, сдавшись напору. Почувствовав знакомые жар и холод от его дыхания на своей груди, как тогда, она выгнулась навстречу, безмолвно умоляя не останавливаться. И невольно вскрикнула, когда он, будто услышав молчаливый призыв, обволок губами ее маленький розовый сосок и мягко лизнул его. Он обхватил ее груди и, насколько позволял их девичий размер, свел вместе, поочередно припадая ртом то к одной, то к другой.

В голове Энид словно закрутилась карусель, зрение поплыло, и она, чтобы не потерять связь с реальностью, вцепилась в его спину, проведя ногтями вдоль позвоночника. От этой нехитрой ласки Солас оторвался от ее груди и замер, тяжело дыша, взгляд полуприкрытых глаз был расфокусирован. Она снова провела ногтями по его спине, на сей раз чуть больше нажимая. Словно возвращаясь к реальности, он закусил губу и спустился ниже, зарываясь носом в ее живот. Выровнял дыхание и положил голову набок – послушать, как стучит ее сердце. Потом скользнул еще ниже и без предисловий лизнул щель между сомкнутыми складками.

Она ахнула. Неверно колеблющийся мир сосредоточился в одном бугорке, на который Солас надавливал языком. Он обхватил ее ноги, поднял их так, что колени уперлись в грудь, и развел в стороны столь широко, что не обладающая растяжкой Энид женщина, несомненно, получила бы разрыв сухожилий. Теперь все ее складки раскрылись, как в медицинском учебнике, и в этом не было ни капли изящества или романтики. Чего Солас и добивался. Несколько крайне мучительных секунд он внимательно рассматривал ее анатомию, потом поднял взгляд на лицо.

Энид снова испугалась. Расширенные зрачки сделали его глаза черными, бесноватыми. Эффект сумасшедшинки усиливался из-за того, что он смотрел снизу, исподлобья. Он был похож на какого-то демона в этот миг. Потом он вновь опустил голову и вгрызся в нее. Энид ослепла и оглохла – все чувства сбились в один комок. Он кусал, лизал, высасывал из нее соки, то надавливая зубами, то невесомо порхая кончиком языка, то присасываясь к ней, как насекомое. Темная бархатная волна приближалась толчками, и накрыла ее оглушительным оргазмом в тот момент, когда Солас, придавив зубами клитор, проник ей внутрь языком и достал до самой чувствительной точки. Она вцепилась в траву и выгнулась в такой судороге, что ему пришлось придерживать ее за рефлекторно дергающиеся ноги. Он продолжал погружать в нее язык, пока она не захлебнулась стоном и не затихла.

Зрение постепенно вернуло четкость, шум крови вновь уступил птичьим трелям и шелесту листьев. Энид заметила, что Солас до сих пор в штанах. И ему было в них крайне тесно. Он привстал на коленях, стянул с себя последнюю одежду и Энид, приподняв голову, жадно уставилась на его налитый кровью член – огромный, гладкий, чуть подрагивающий. Завороженная увиденным, она протянула руку, чтобы дотронуться, но Солас грубовато притянул ее к себе за бедра, и она снова уступила.

Он провел пальцами по ее промежности, собирая влагу, и этой ладонью провел по члену – тот заблестел. С мягким напором он стал водить им между ее складками, не погружаясь, а лишь дразня. Энид нетерпеливо подалась вперед. Солас усмехнулся, глядя ей в глаза и продолжая дразнить. Ухмылка его была хищной и больше походила на оскал. Энид заметила, что зубы его были отнюдь не валинорскими – клыки длинные и острые, даже по людским меркам. Почему-то это ее страшно возбудило, и она снова толкнулась ему навстречу, раскрываясь шире. На сей раз она попала в цель, насадившись на член Соласа. Он вошел в нее лишь немного, но стало понятно, что магически уменьшенное нутро Энид тесновато для таких размеров. Даже несмотря на недавний бурный оргазм и влагу.

Солас застыл, хватая ртом воздух. Энид подумалось – были ли у него женщины после утенеры? Если нет, то этот акт должен стать для него первым за… сколько тысяч лет? От этих мыслей низ живота скрутило в крепкий узел, который захотелось немедленно распустить. Энид задрожала от предвкушения и снова подалась вперед. Это движение вырвало из Соласа короткий низкий стон. Он прикусил губу, словно пытаясь его подавить, и придержал Энид, мягко надавив ей на живот. Она поняла, что он опасается слишком быстрого завершения, и прекратила попытки ускорить процесс.

Отдышавшись, Солас начал потихоньку натягивать ее на себя. Иногда он останавливался, чтобы перевести дух, и тогда Энид вцеплялась в траву, сдерживая свои порывы. Войдя, наконец, на всю длину, он снова замер, надвисая над ней и глядя в ее шалые глаза с внезапной нежностью. Наклонившись, он поцеловал ее долгим, мягким поцелуем, и, не отрывая губ, начал плавно двигаться. Сначала медленными круговыми движениями, словно ввинчиваясь в нее. Энид, прерывисто дыша, обхватила его руками и ногами, переплела лодыжки на его спине, провела ногтями по позвоночнику. Он ускорился, толчки стали прямее, тверже. Она откинулась на спину, вытянула руки над головой и раскинула ноги пошире, стараясь принять его еще глубже.

В попытке растянуть удовольствие как можно дольше, Солас опять замер на грани, отдышался, сел на колени и свел ее ноги вместе, положив их себе на плечи. Так двигаться было еще теснее, и он понял, что долго не выдержит. Отвел ее ноги набок. Он то сводил, то разводил их, пользуясь гибкостью Энид. Ему хотелось попробовать ее со всех сторон, а она была мягка и податлива, давая наиграться с собой вволю.

Почувствовав, что эта игра довела его до края, он резко перевернул Энид спиной к себе, подхватил под живот и поставил на колени. ?Вполне в волчьем духе?, – подумала она, но все мысли были немедленно выбиты из ее головы жестким толчком. От минутной нежности не осталось следа – Солас вколачивался в нее – грубо, властно. От скорости, с которой он это делал, внутри Энид стал разгораться пожар. Новая волна зародилась щекотной искрой где-то очень глубоко, через считанные секунды это был уже огненный вал, который до хруста прогнул ее спину и исторг из груди стон, переходящий в крик. Словно в ответ на это Солас, наконец, себя отпустил. Рваное дыхание сбилось в отрывистые хрипы. Ритм стал неровным, пальцы впились в ее талию, притянули к себе, вжимая и вталкивая. Энид многое бы отдала, чтобы взглянуть на его лицо в этот момент. Но была в изнеможении, не в силах даже повернуться.

Солас затих, и они, не разъединяясь, упали на траву в полуобморочном состоянии. Энид лежала на боку в позе эмбриона, Солас обнимал ее сзади, уткнувшись носом в затылок и тяжело дыша. Ее захлестнуло такое острое чувство правильности, что она чуть не заплакала, поняв, что может пролежать так сто лет. Именно эта мысль парадоксальным образом побудила ее к попытке разъединиться. Но Солас вздрогнул и прижал ее крепче, не отпуская. Так они пролежали довольно долго. Хотя, время играет странные игры в таких случаях. Сколько его прошло – минуты или часы? Наконец, член отпустило напряжение, и он выскользнул из нее естественным образом. Энид вздохнула и перевернулась к Соласу лицом. Он легко улыбался. Голод отступил, и его глаза светились нежностью, любопытством и, немного, затаенной печалью. Он был снова похож на Соласа, а не на безумного демона. Это успокаивало, но одновременно и заставляло взгрустнуть. Тот демон был хорош. Она тоже улыбнулась своим мыслям.

- Скажи, Солас, – голос прозвучал слабо – ведь за все время с той минуты, как он схватил ее за горло, не было не произнесено ни слова.

- Да, венан. - Почему ты оттолкнул меня тогда, в Крествуде? Мне казалось, ты меня хотел. - Я хотел тебя, как одержимый. С самой первой минуты, когда увидел без сознания в лачуге аптекаря. Как можно не хотеть самое прекрасное создание из всех, что я встречал в этом мире? Потом, когда ты открыла свои глаза, я вообще потерял голову. Ты казалась мне даже не совершенством – это скучное, неправильное слово. Ты – квинтэссенция красоты истиной элвен. А потом я стал узнавать тебя ближе и мое безумие углублялось. Мне приходилось буквально приковывать себя к ротонде, чтобы не наделать ошибок. Хотел каждый день, думал о тебе каждую свободную минуту. Я истер к Думату все ладони, ненадолго снимая напряжение. Потом снова видел тебя – и все начиналось по-новой. Злился на себя, пытался злиться на тебя, но от этого еще больше хотел. Ты была моим персональным демоном желания.

От этих слов Энид снова почувствовала щекотку в определенных местах, но взяла себя в руки и снова спросила. Ее действительно волновал ответ. - Тогда почему? Солас перевернулся на спину и задумчиво посмотрел на плывущие в жемчужно-голубом небе далекие кучевые облака. Потом медленно проговорил, словно пытаясь сам для себя сформулировать: - Ну, во-первых, там, в Крествуде я сказал правду. Я не хотел пачкать тебя кровью. Не хотел для тебя свой путь изгоя и злого божка, которого боятся и ненавидят. Я знал, что ты по уши в Метке, что обречена на Инквизицию. Но марать тебя своей грязью помимо той, что ты и так расхлебываешь, – было бы непростительно.

- А во-вторых? Он усмехнулся с горечью: - Я напоминал сам себе тот отвратительный тип старых похотливых извращенцев, что падки до свежих детских тел. Ты казалась мне сущим ребенком – невинным и чистым. Собственно, я до сих пор не уверен, что ты не дитя, а я не тот самый древний больной ублюдок. Но сдержать себя сегодня было выше моих сил.

Энид помолчала, провожая взглядом косяк перелетных птиц, потом тихо продекламировала: - Счастливый дар богов иль подлая судьба –

быть старцами в телах навечно юных?

На Старшей речи эти строки звучали намного изящнее, но и в этом примитивном переводе они глубоко впечатлили Соласа. Он повернулся набок, подпер голову рукой и взглянул на Энид с нескрываемым научным интересом. - Неужели ты из Перворожденных? - Мои деды пробудились на берегу великого озера. А я из третьего поколения. Но бессмертна, если ты об этом. Буду жить, пока не убьют. И, к сожалению, я не умею, как Митал, продолжать жизнь в своих частицах. Так что если убьют – то насовсем.

- Тебя не так просто убить. - На это и надежда. Они смотрели друг на друга, улыбаясь. Во взгляде Соласа появилось что-то новое. Некая умиротворенность. Как будто он впервые за очень долгое время говорит с кем-то равным.

- Значит, чисто теоретически, ты можешь быть примерно моей ровесницей? - Чисто теоретически. Хотя… Сколько тысяч лет ты просопел в утенере? А я в это время набиралась бесценного опыта. Так что ты, прости уж, для меня просто молокосос.

Солас удивленно вздернул брови – эта мысль была слишком неожиданна. Переварив ее секунду, он расхохотался. От души – даже снова упал на спину и долго не мог отойти от смеха, лишь иногда фыркая: - Вот демон побери, я только что резвился со старушкой, я молокосос! И кто кого совратил?

Ей нравилось его преображение. Солас словно помолодел. Если раньше человек несведущий мог дать ему лет сорок, то теперь он выглядел беззаботным двадцатилетним юношей.

- Эээ, ты кого старушкой назвал? – подыграла Энид. – Давно хворостиной по заднице не получал?

Отсмеявшись, он повернулся к ней и серьезным голосом сказал: - А про хворостину, кстати, хорошая идея. В его глазах снова заплясали бесы. Член, который минуту назад вяло покоился на его бедре, вдруг на глазах стал разглаживаться, увеличиваться и наливаться краснотой. Энид решила, что на сей раз не будет тряпичной куклой. Она вскочила, ногой толкнула его обратно на спину и поставила ступню на грудь.

- Хочешь, чтобы я наказала тебя, мальчишка? Его глаза расширились, рот открылся, будто ему не хватало воздуха. После первой оторопи, он плотоядно улыбнулся и протянул: - Дааа… Она села верхом на его живот и резко, без предисловий плеснула ладонью по его бедру. От неожиданности Солас вздрогнул, на ляжке осталась малиновая отметина – Энид вложила в удар силу. Потом она схватила его за шею, тряхнула и процедила в лицо: - Кончай ухмыляться, нолдор, когда с тобой говорит наследница синдарских владык! Солас уже не улыбался. Его глаза почернели, грудь вздымалась так, что казалось – сердце сейчас проломит ребра и вырвется наружу. Энид несильно, но звонко шлепнула его ладонью по щеке. Солас нахмурился. Она обхватила обеими ладонями его шею, придавила так, что лицо его побагровело.

Он схватил ее за локти и попытался скинуть, но Энид призвала на помощь предвечную магию: ?Я ветер? и отбросила его руки одним лишь движением плеч. Это было нетрудно – слишком сильна была концентрация эмоциональной энергии. Конечно, она рисковала, что Солас заставит ее окаменеть одним взглядом, но сделала ставку на его любознательность. И действительно, магия ветра, взявшаяся ниоткуда и даже не поколебавшая Завесу, его искренне удивила. - А ты полна сюрпризов, женщина, – выдавил он. - Я повелительница Дол Блатанна, потомок величайших королей Средиземья, – отчеканила она. – А ты – гордец из клятого рода феанорингов – знай свое место! Она ослабила хватку и провела ладонями, сомкнутыми на его шее, вверх и вниз. В его глазах бушевал вихрь – гнев сменялся на восхищение, похоть на смирение – и так по кругу, пока там не воцарился знакомый звериный голод. - Да, госпожа, – хрипло сказал он и обхватил губами ее большой палец.

Не разрывая зрительный контакт, он вобрал его в себя, прикусил и стал щекотать кончиком языка подушечку. Как тогда. Тело Энид немедленно ответило увлажнением того места, что было прижато сейчас к его животу. Она охнула и сделала круговое движение пальцем, невольно вторя ему бедрами. - Да, моя королева, – выдохнул он и согнул ноги в коленях, словно приглашая ее облокотиться.

Она легла спиной на эту импровизированную спинку кресла, а он осторожно свел ее ноги вместе, поставил ступни к себе на грудь и принялся поочередно облизывать каждый палец. Это было новое ощущение – словно маленькие разряды помчались по нервам от кончиков ног к промежности, соскам, ушам. Она застонала и вцепилась ногтями в его бедра, ощущая, как в спину упирается окаменевший член.

- Нет, – она развела ноги и легла ему на живот, – иначе все кончится слишком быстро. И стала его целовать, изо всех сил стараясь делать это медленно, а не вцепляться и не рвать зубами. Впрочем, от нескольких укусов за мочки ушей и шею она не удержалась, но участившееся дыхание Соласа поощрило ее. Облизав кадык, она спустилась на грудь, проведя мокрую дорожку языком. Она знала, что соски некоторых мужчин настолько чувствительны, что прикосновения к ним могут быть неприятны и болезненны. Поэтому она вылизала их очень нежно, вырывая из Соласа тихие, шелестящие стоны, чтобы затем приступить к животу. Здесь она не удержалась от нескольких ощутимых укусов, чтобы потом, будто извиняясь, обвести языком все кубики и подразнить пупок.