32 - Стремнина темноты (2/2)

«Изнасилование – не мой стиль» – говорил Курт Хойне, вот тот самый, что сейчас готовится на смену… тьфу… голова… И все остальное…Господи, я не хочу! Я не хочу так, я не буду, я отказываюсь! Что я сделал, во имя всех святых?!! Что???Небеса молчали*****************************

В бараке их было человек сорок. Каждый день их гоняли на дамбу, без инструментов – как есть, руками работать. Таскать камни, заделывать промоины. В холодину, под дождем, пальцы не слушаются, ведет и шатает от голода, но если остановишься – пристрелят, как собаку. Да и то еще вопрос – какую собаку. Породистую, так к врачу отвезут…Пинчер Отто, избалованный парным мясом Арбен, пользовался большим вниманием медицинской службы, нежели любой рядовой заключенный концлагеря.Это потом, читая Ремарка, Лимар будет вспоминать те дни, и понимать, что ему еще повезло. Он сохранил оба глаза, целые пальцы, и почти все зубы. Его не калечили намерено – у Отто были другие на него планы. Унизить павшего соперника, растоптать, как только будет возможно, заставить лизать свои сапоги, умоляя о пощаде – да. Но смерть – нет. Смерть – это возможность сбежать туда, где жертву уже никто не достанет. И Лимар жил. Еще два года – и в зной и в мороз их гоняли на работу, и все было, как и в других лагерях. Как в других – побои, допросы, унижения, издевательства, как в других – торжество упившихся свиней. Холодные сырые стены, и кнут, и решетки, и гнилая репа, и черви в ранах, и проволока под напряжением. Все как у всех.Пока однажды в февральскую ночь не пришло извещение: на подходе армия неприятеля. Нельзя допустить, чтобы им удалось достать «человеческий материал» живым. Приказ - избавиться.И их погнали на расстрел. Пешком, босыми, подгоняя очередями. Некоторые сдавались и падали – все равно помирать, так отчего бы и не сейчас? Ночное небо было темно и неприветливо, пурга сыпала за шиворот – тем, у кого он вообще был - косой ветер хлестал по лицу. Лимар брел так же, как и прочие. Думал, что наконец-то отмучился, что все закончено. Он ждал расстрела, как избавления, как долгожданного отдыха, когда можно не думать, не чувствовать, не воспринимать. Шел, ничем не отличаясь от прочих, силезец – от евреев, такой же, как они, истерзанный палачами и непосильной работой. Он совсем отощал за эти два года и ветер легко сносил его. Скорее бы уж…

Но, видимо, небесам и того было мало. Они не дошли пары километров – в их растянутую колонну сбоку врезалось… что-то. Если бы то была машина, снаряд, бешеная корова – Лимар бы мог сказать, что именно это было. А так – даже возможности осознать не предоставлялось. Нечто, двигавшееся с феноменальной скоростью, размытое карминовое пятно – вот и все, что мог сказать Лимар. Оно, это пятно, выписало хитрый зигзаг, и конвойные падали, встретившись с ним.Секунды капали, как расплавленный свинец, где-то глох мотор, где-то кричали и пытались стрелять. Пятну было безразлично. Оно настигало.

«Запоздала ты, кара господня» - равнодушно подумал Лимар. Он и не думал уходить с пути пятна. Он – тоже немец, фашист и эсэсовец, ничем не отличается от прочих. И вообще, он устал. Наработался за эти два года на всю жизнь вперед, на восемнадцатичасовом рабочем дне, в четыре смены, без отдыха, без обеда, без врачей, без всего – разве что только с палачом… Ему было лень куда-то отскакивать, спасать остатки никому не нужной жизни. Безучастие, апатия,овладели им. И он шел дальше, вперед – пока не наткнулся на кого-то.

Подняв взгляд, Лимар увидел перед собой высокого, в глухом темном плаще, одноглазого типа. Тип как будто только его и ждал – бережно поднял, и, так и держа, чуть ли не под мышкой, понес. Лимар обвис, как кукла. Несут – и пожалуйста. Отбитые ребра болели, ну да они всегда болят. Вот у Яши, скрипача, пальцы переломанные болели – это да… А ребра – ребра заживут. Если успеют.

Карминовое пятнодожидалось их на окраине просеки. И никакое это оказалось не пятно, а еще один человек. Впрочем – человек ли? Двигающийся с такой скоростью, и облаченный в сюртук позапрошлого века (вот откуда цвет пятна) он ждал, улыбаясь.

-Принес, Блейз? – улыбнулся карминовый господин одноглазому – Хорошо. Оставляй. И ступай, поищи Тьена: он наверняка уже принялся за самодеятельность, не смотря на запрет…Блейз молча кивнул и исчез в ночной темени. Лимар не выдержал – оглянулся. По черно-синему пейзажу зимнего леска разбегались люди-точечки. Панически бежали, считая, что чудом спаслись от ужасной участи. Не думая, что нынешняя их судьба более ужасна: их поймает первый же отряд карателей, и тогда…

-Здравствуй, Лимар Длеггерн-Угу-Ты мне интересен. Я искал тебя, нашел, и хочу кое-что предложить-Угу-Тебе не интересно?-Мне лень-Ясно. Мое имя Бенедикт Крестоцвет. Я вампир. Я пришел предложить тебе жизнь.-Угу?-Да, я могу это. Я обращу тебя, станешь названым братом еще двум моим… ученикам. Расплатишься службой. Идет?-Угу.Тюремная роба растрепалась по ниточке, и Лимар наблюдал, как они трепещут на ветру. Ниточкина судьба интересовала его куда больше собственной. Вампир, упырь, хоть черт с рогами – ему нет разницы. Жить или умереть – тоже нет. Все, что он хочет - упасть, и больше не вставать. Возможность лежать, не шевелясь, казалась ему высшим благом.

Вернулся Блейз, а с ним и еще кто-то, кого Лимару было лень рассматривать. Крестоцвет оглядел их с довольным видом, и плотнее запахнул меховой плащ – он, видимо, не одобрял зимний холод. Они все спустились с просеки, где оказалась припрятана в ельнике машина, «Студбеккер». Сели в нее – Лимар и карминовый вампир назад, а двое его «учеников» - вперед. Тронулись. Лимара не заботило, куда они едут и зачем. Он смежил веки, свинцовая усталость отяжелила его голову, и больше он не запомнил ничего – уснул мертвецким сном.*******************

Пробуждение было ужасно – в горле садануло, глаза щипало, ужасно хотелось пить. Он открыл глаза, и понял, что вокруг темно. Он сам лежал на диване, в прилично обставленной комнате – кажется, гостиной. На столике рядом стоял графин и стакан. Наполнив второе из первого, Лимар припал к сосуду, думая, что в жизни ничего вкуснее не брал в рот. Жидкость обжигала, и вместе с тем приносила прохладу, дарила сладость и соль, наполняла жизнью каждую клеточку. Как будто это была чистая сила, и он мог пить ее…

Наконец, стакан опустел. Лимар поставил его на столик, и только тогда заметил на нем маслянистые красные разводы.

Кровь???Ах да, ведь Бенедикт вампир… Значит ли это, что Лимар тоже? Он кончиком языка потрогал глазной зуб – левый, верхний. Тот заострился и вытянулся, но еще не приобрел нужную форму. Отчего-то это открытие оставило его равнодушным. Ни радости, ни печали. Вампир так вампир. Лишь бы дали выспаться…С этими мыслями он перевернулся на другой бок и снова провалился в беспамятную тьму********************************

За окном заливался дрозд. Это будоражило, не давало спать, волновало кровь. Пришлось сесть, и протереть глаза. Он отлично выспался, и ничего у него не болело.Лимар поглядел на свои руки. За два голодных года в Биттенраухе он сильно исхудал, и иначе, чем «тощей глистой» его даже в бараке не называли. Атеперь появилась какая-то нездоровая бледность, будто весь меланин уходил из его организма. Появились синеватые трупные пятна. Никуда не делись следы побоев с его тела. Но, не смотря на это, он все еще отлично себя чувствовал. Почти спрыгнул с дивана, отбросив в сторону тонкое, почти символическое одеяло. Холодный воздух немного взволновал его, защекотав нервы.

Да, он действительно находился в гостиной, где окна были занавешены плотными шторами. Лимар подошел к ним, желая все же выглянуть, и узнать, куда его занесла судьба. Он уже взялся за витой шнурок, когда в спину прилетел голос:-Не советуюОн резко развернулся, и увидел то, чего не заметил сразу же. В углу комнаты, под торшером, в малом кресле, устроился незнакомый ему моложавый тип. Небольшого роста, стройный, напоминал скорее юношу, чем мужчину. У него были каштановые кудри, небрежно перехваченные кожаным шнурком, а лицо с мелкими чертами пересекал поперек неаккуратный шрам. В руках незнакомец держал книгу, от которой, видимо, оторвался ради того, чтобы вставить свои пять грошей.-Почему это? – с вызовом поинтересовался Лимар-Сгоришь – равнодушно уронил парень со шрамом. Они помолчали, но любопытство, все же, пересилило. Лимар впервые ощутил себя снова в течении жизни. Он мог влиять на нее, мог принимать решения, он не был послушной щепкой, влекомой потоком. Новоиспеченный вампир приблизился к углу с креслом, нависая над собеседником. Тот безмятежно глядел, не выказывая ни страха, ни удивления.-Ты кто такой?-Меня зовут Тьен.

-Звучит как собачья кличка-Этьен Ксавьер Армелло-младший звучит лучше?-Приятно познакомится, Тьен. Я Лимар-Я знаю. Хозяин говорил-Кто?-Бенедикт. Хозяин.

-Чего это он хозяин?!-Он дал нам второе рождение. Следовательно, он и распоряжается нами после него. Я здесь, собственно, дожидаюсь твоего пробуждения, чтобы ответить на твои вопросы. Не думай, будто мне этого хочется. Но хозяин велел.-А где он сам?-Он и Блейз отправились по работе. Он пока только Блейза с собой берет: тот старший, и умеет уже немало.

-Что еще за задания?Тьен вздохнул, закрыл книгу. На ее обложке Лимар успел увидеть название – то был трактат о свойствах солей, щелочей и кислот.-В этом мире существуют вампиры, наравне с людьми, но тайно. Вампиры делятся на кланы. Хозяин – а вместе с ним и мы – принадлежит к клану Ассамитов. Это наемники среди вампиров, убивают за кровь. Все понятно?-Все-Оклемаешься – и он начнет тебя учить.-А если я не хочу?-Убьет-Понятно. Выбор не велик. Хорошо, а сейчас мне чем заняться? Хоть газеты почитать можно?-Тебя еще интересуют дела людей? – Тьен, кажется, даже удивился-А тебя разве нет? Зачем, в противном случае, ты участвовал в той заварушке, из которой вы меня добыли? Тоже, скажешь, хозяин приказал?-Люди достойны мести. Не меньше, чем каиниты. Или чем хантеры. Мой поступок – акт справедливости и воздаяния, а не личная прихоть.

-Ага, так ты у нас Зорро-мститель?Движение, которое совершил Тьен, Лимар с трудом мог бы уловить. Тот соскочил с кресла, оттолкнулся, пролетел по параболе три метра до собеседника, на ходу доставая нож из-за голенища, и при всем этом как будто бы ввинчиваясь в воздух… В следующий миг пол толкнул в спину. Боли не было, только тупое ощущение удара – как оповещение от нервной системы. Тьен сидел сверху, надежно зафиксировав оппонента: правая на горле, левая держит нож-Держи свое мнение при себе, понял? – произнес он, казалось бы, все тем же скучающим голосом- Здесь оно никого не интересует.-Тогда чье же?-Мнение хозяина-Ты его ненавидишь?-Он необходимое зло. Он обучает нас-А потом? Когда ты все постигнешь? Убьешь его?

-Я бы хотел убить его больше, чем кого-либо из живущих. Но это невозможно. Он намного сильнее.

-А вы вдвоем, с Блейзом?-Все равно-А мы втроем?-Смеешься? Ты, можно сказать, вчера родился!-Слезь-ка с меня – Лимар толкнул Тьена в плечо, сбрасывая на пол – И расскажи мне о вампирах, а?Тьен обреченно вздохнул, поняв, что с книгами на сегодня придется завязать****************************Когда вечером явились Бенедикт и Блейз, они застали этих двоих катающимися по полу, и пылающими желанием оторвать друг другу головы. Или что-нибудь еще, не менее нужное. Действия Бенедикта нетрудно было предсказать – он легко растащил их, как котят, держа на расстоянии вытянутых рук. Сперва он за шиворот отшвырнул Тьена – тот ударился об угол шкафа, и, оставляя за собой кровавый след, сполз на пол. Затем он ухватил за волосы на загривке Лимара, и повернул его лицом к себе-Лимо, мальчик мой – произнес он голосом ровным, как красная дорожка к гильотине – Я поощряю тренировки, но наказываю за драки. Если ты не сможешь мне доказать, что это была тренировка, я накажу и тебя. Итак?-Он назвал меня содомитом!-У него были на то причины, или основания?-Что до оснований, то сначала он сказал, что я смазливый, как барышня – донеслось из угла. Тьен поразительно быстро оправился: человек бы после такого удара вряд ли смог бы встать.

-Отчего же ты так категорично охарактеризовал его? – не отрываясь от Лимара, поинтересовался Бенедикт-Разве мужчина, делящий ложе с другими себе подобными – не содомит?..Лимар дернулся, но бессильно. Ярость снова захлестнула его, заставила видеть мир в алом свете. Но вырваться из руки Бенедикта у него не получилось: как-никак, хозяин.

-Блейз – ровным голосом произнес Крестоцвет – Возьми Лимо, отнеси в ванную, и продержи его под водой две минуты. А когда достанешь – поясни, почему и за что. Тьен, ступай за мной.Как бы ни шатало означенного, но он поднялсяна ноги и поковылял за хозяином, явно предчувствуя взбучку. Блейз тем часом в уже привычной манере своей взял белобрысого вампира под мышку и понес в ванную. Лимар вовсе не стал сносить это безучастно. У него был богатый лагерный опыт. Однако всем его брыкания никакого результата не принесли: Блейз был сильнее. Он принес наказанного в ванную, запер дверь, и включил воду. Лимо забился сильнее: быть утопленным – приятного мало. Блейз неожиданно отпустил его, усадив на борт ванной.

-Драться без позволения хозяина нельзя – произнес он – В драке ты можешь убить или повредить противника, а слабее станет хозяин. Ты можешь просить его дать тебе позволение драться с одним из его обращенных, или, в противном случае, будь готов к тому, что хозяин за него вступится.Это ясно?-Ясно – кивнул бывший штандартенфюрер – Топи.-Я не станут тебя топить – ошарашил его Блейз – Как брат братаИ на это Лимар не нашелся, что сказать**************************************Потекли дни обучения. Они складывались в недели, те – в месяцы, а месяцы – в годы. Ну, «годы» - это как-то слишком сильно звучит, но уж в один-то год точно. Ну, почти…Короче – прошло восемь месяцев. Почти год, правда?..

Слова Блейза – « как брат брата» - оказались зачастую только его словами. Лимар многое узнал о тех, с кем волею случая оказался связан.

Хозяин его, Бенедикт Крестоцвет, был каинитом странных повадок. С одной стороны мягкий, с другой он был жесток, как редкий палач. Казалось, ему доставляет удовольствие лишать людей и вампиров того, что им необходимо, в то время как ему самому оно ничего не стоит. С другой – он приходил им на помощь, как когда-то пришел к бывшему СС-овцу.

Младшего из своих обращенных Бенедикт звал «Лимо» - сократил, таким образом, его имя. Тот спустя какое-то время и сам позабыл, что когда-то звался по-другому. Или ему удобнее было воспринимать себя до обращения и после, как двух разных людей. А их стоило бы назвать по-разному…

Лимар ушел в прошлое – энтузиаст, шутник, легкий на подъем энергичный импровизатор. Оставшийся здесь Лимо был подавляюще ленив. Он всегда стремился растянуться на диване и подремать – как будто до сих пор не мог отоспаться после заключения. Он патологически ненавидел любой труд, особенно физический – даже если тот ему ничего не стоил, ибо, как вампир, он был сильнее человека. Это давало основания задумываться над фанабериями хозяина. Тому тоже ничего не стоило отпускать «учеников» погулять – но он никогда не давал им воли.Бенедикта он ненавидел. Это было молчаливое, холодное чувство, выражавшееся только в блеске глаз и изломе бровей. Хозяин для вампира – царь и бог. Что скажет – то и делаешь. Бенедикт именно так и обращался с ними тремя. Учил, журил, карал. Жил за них их жизнь. Занимался своими делами, а их троих занимал чужими.

Так же, Лимо стал больше понимать и тех двоих, с кем его столкнула судьба.

Блейз был старшим из них. По происхождению сицилиец, высокий, крепкий телом, он потерял глаз в бою с оборотнем, уже после обращения, и рассказывать о том не любил. Да и вообще рассказывать не любил – ничего. Тем не менее, это не мешало ему быть сентиментальным, и падким на всякие глупости. Эти маленькие слабости он держал при себе, не стремясь выказывать их на людях. Но о них все равно узнавали. Бенедикт – тот знал совершенно точно, ибо раз за разом перекрывал им кислород. Знал и Лимо, но ему до них дела не было.

Блейз был обращен где-то в начале шестнадцатого века, после своего бурного разгрома при дворе Якова Второго. До «перерождения» он был чем-то вроде странствующего алхимика, целителя, и просто бродяжничал по свету, шагая, куда глаза глядят, романтик хренов… Четыре сотни лет под началом у Бенедикта обтесали его. Теперь это был образцово-показательный Ассамит: холодный, равнодушный, одним словом – хороший наемник. А что касается его сентиментальности, то она, хозяин полагал, рано или поздно будет искоренена.Средний, Тьен, был по происхождению французом. Его род всего за два года до падения монархии получил от Марии-Антуанетты дворянство и еще не успел достаточно раскрутиться. «Милого Ксавье» королева звала на свои знаменитые прогулки верхом – и он же утратил высочайшее расположение, став одним из тех, кто уговаривал фатоватую королеву перестать тратить на наряды государственный бюджет.

Когда грянула Великая Французская революция, Тьен оказался в ее авангарде. Плюнув на дворянство, он вместе с простолюдинами нес их красные знамена, таскал бревна и доски для баррикад и эшафотов, читал приговоры вчерашним своим товарищам по вельможным забавам при дворе. Считал себя сыном народа, и верил во всеобщее равенство и братство. Он участвовал во взятии Бастилии. Но все это продолжалось до того момента, как кто-то, указав на него, не воскликнул «да ты сам такой же!». Белая кость, голубая кровь – и приговор был подписан. Тьен оказался в очереди на гильотину.Здесь, в его родной Франции, народ обезглавил своего короля,а всего лишь в паре сотен лиг отсюда, за горами, в мрачной, приверженной традициям Испании, королей по прежнему боготворили – хоть и была династия Бурбонов французской по происхождению…

От несправедливости и обиды он не смог говорить, и вместо своего последнего слова на заседании,изо всех сил старался не расплакаться в голос. Ему было всего восемнадцать, и он впервые столкнулся с подобной вопиющей несправедливостью мира. Ожидая казни в каземате, он сначала гордо отмалчивался, вел дневник и воевал с крысами, затем пытался бежать. Смешная эта попытка окончилась ужесточением мер заключения, и он окончательно потерял счет времени. Как оказалось, он ждал своей очереди четыре с половиной месяца. И дождался бы, если бы однажды к нему в камеру не спустились странные люди. С видом заговорщиков они пообещали помощь. И действительно, той же ночью вывели за пределы узилища.Свежий воздух! Простор!.. Небо над головой! Снова необъятный горизонт, вместо камеры в три на четыре метра!.. О, господи!!!Его новые товарищи оказались хантерами – охотниками на всякогорода нечисть. Преисполненный благодарности, молодой человек с радостью принял приглашение влиться в их ряды. Постигал их науку с прилежанием, достойным удивления, слушал старших преподавателей и более опытных товарищей, открыв рот. Охотно брался им пособлять, и сам рвался в дело.

Вампиры в его представлении воплотили в себе все негативные черты, которые, благодаря их эфемерному бессмертию, эволюционировали.

Так прошло три года – пока молодому хантеру не было велено привести очередного вампира. Слишком, как он потом понял, сильного для него вампира.Его послали на смерть. Как пушечное мясо. Чтобы одна политическая сторона что-то там доказала другой. Как пешку. Им пожертвовали, отправили умирать, воспользовались, солгав в лицо и держа за спиной кинжал…. А Тьен об этом узнал. В порыве гнева он договорился с вампиром, которого должен был доставить: пусть, если у него больше сил, отплатит вероломным соратникам, а взамен берет хантера.

Тьен привел вампира на совет на цепи. И, под фальшивые улыбки и жиденькие аплодисменты, вывел в центр, на помост. Откуда и спустил его. Ни одному вампиру, кем бы он ни был, не разорвать тонюсенькой серебряной цепочки, освещенной церковным порядком. Тьен это знал – и сам ее отстегнул. Стоял, и смотрел, как вампир расправляется со сборищем лжецов – а длилось это недолго. Спустя несколько минут в подвале остался только человек, по имени, Тьен, вампир, по имени Блейз, и два десятка мертвецов, имена которым уже были не нужны.

Блейз увел его тогда с собой, и отдал своему хозяину – для обращения. Охотник на вампиров и сам стал вампиром. Тьен люто ненавидел и людей, и каинитов. Мстил им за каждое предательство, за каждый неблаговидный поступок. Мстил страшно, полагая, что простое уничтожение не совсем то, что способствует осознанию.

О, нет. Тьен был в их троице за палача. Странно было – самый из них маленький, даже изящный, еще сохранивший отголоски прежних придворных манер, вечно носом в книгу (а Тьен был помешан на совершенствовании своего искусства) – он никак не походил на заплечных дел мастера. Но был им, в чем Лимо неоднократно убеждался.

Они ездили из страны в страну, из города в город. Бенедикт натаскивал его, молодого и неопытного, как охотничьего пса – на добычу. Показывал, объяснял. Лимо внимал, и смотрел на хозяина жадными глазами. Он ждал своего часа. Два года в концлагере приучили его к тому, что всегда имеется один-единственный шанс. Скажем, к побегу. И использовать его можно лишь тогда, когда точно знаешь: вот оно, то самое!.. Лучше момента не найти: ты уже выучил повадки своих тюремщиков, воспользуешься ими – и только тебя и видели!..

Можно сказать, что Бенедикт Крестоцвет сам вложил оружие в руки своего младшего обращенного. В тот миг, когда впервые привел познакомиться со своим весьма частым заказчиком – при других обстоятельствах его можно было бы называть другом. Бенедикт посчитал, что его обращенным следует вникнуть в тонкости договора о найме – и повез с собой, Плакто-де-Луччо – небольшой город на границе с Мексикой, еще сохранивший в себе многие старые кварталы. Пригород здесь считался местом фешенебельным: тихо, чисто, спокойно – отчего бы и не отгрохать виллу?..

Плакто-де-Луччо некогда зародилось, как поселение конкистадоров, пришедших на земли Америки не с миром, но с экспансией. Пламенный Фернандо Кортес вел за собой своих людей вглубь материка, и многие оседали по дороге. Одним из таких вот, осевших, и стал Фабиан дель Ирфольте Бьярча, вампир из клана Вентру.

Вопреки тому, что говорили о его сородичах, Фабиан не стремился в большую политику – ему вполне хватало того, что он держал территорию. У Плакто-де-Луччо не было своего сира, или старейшины. Да и вообще, другие каиниты здесь не задерживались. А ссориться с Фабианом считалось и вовсе дурной приметой. Семейный тяжелый нрав, помноженный на авантюрный склад личности, давал просто-таки взрывную смесь.

Во всем же, что не касалось его личной собственности, Фабианбыл каинитом мирным. Он жил в собственном доме, пил коллекционное вино, с удовольствием слушал игру на клавесине, и мало интересовался миром. Благоволил к художникам – у него был свой подход к живописцам. Они рисовали ему на заказ его «давно почившую супругу», как ее звал сам вампир. Никто ее, Тишайшую Селестину, в глаза не видел, а писать приходилось лишь со слов Фабиана. А потому было не сыскать двух одинаковых портретов - их Вентру развешивал в разных комнатах.Со всеми этими фактами Лимо ознакомился, когда перебывал в этом доме – его хозяин пока привез одного, младшего, в то время как двое других были на задании. Да и не хотелось Бенедикту рисковать, и привозить сразу троих – мало ли, что заказчик скажет…Лимо весь вечер молчал, очень внимательно слушая беседу хозяинадома и своего собственного хозяина. И, как бы ему ни нравилась хозяйка, не позволял себе лишний раз пялиться в сторону ее портрета. Поздним утром, когда они разошлись, Лимо вызвал по телефону на место остальных двоих, и кое о чем им рассказал.

По дороге из Плакто-де-Луччо в аэропортБенедикт погиб, при невыясненных обстоятельствах. Обстоятельствами же командовал Лимо