22 - Жребий вслепую (1/2)

Жребий вслепую Не хотелось быть предоставленным на их милость, ибо таковой у них и

в помине не было(Л. Гамильтон)Жизельповернула голову на право, зафиксировала кружево, повернула голову налево и повторила. Она очень надеялась, что правильно закрепила кружевную мантилью. Сегодня солнце светило не так ярко, все-таки уже пошел ноябрь. Так что, немкарешила одеть более закрытое темно-красное платье, с черным широким поясом и белую мантилью, так она ей понравилась. Платье из тяжелой ткани,приятно струящейся широкими складками. На нем не было никаких украшений. Немкадолго крутилась перед зеркалом, прежде чем решила, а стоит ли чем-то себя украсить.В Испанию она привезла часть семейных драгоценностей.Среди них была старинная брошь - большой крест в обрамлениимелких изумрудов и рубинов. Невероятно красиво, как на ее вкус.Этой брошке было что-то около трехсот лет. По семейным хроникам можно былопроследить, что сия брошь была в приданомее далекой пра-пра-прабабушкии носила название «итальянская женская подвеска со смарагдами и рубинами». Жизель еще раз оглядела себя в зеркало. Оставшись довольной результатом, немка покинула комнату.Первым ей попался дворецкий Энрико. Он затормозил возле ее двери с подносом в руках. Энрикокаждое утро сам приносил ей поднос с кофе и шоколадом. Может, хотел узнать о ней больше?Жизель остановилась,улыбнулась краешком губ, и попросиланакрыть ей завтрак ввосточной гостиной.А затем быстро-быстро зашагала по лестнице вниз. Перед завтраком ей хотелосьпройтись по саду.Не зря она решила туда выйти, наверное, интуиция сработала.Возле клумбыработал садовник.- Доброе утро, Марчелло. Как поживаете?- Доброе утро, -мужчина внимательно оглядел Жизель с ног до головы и, приняв, какое-то решение - отвесил низкий поклон.- Прекрасная госпожа. Вы решили свести кого-то с ума?- Вовсе нет. Марчелло, подскажите мне, эдельвейс растет только в горах? В садах его не садят?- Да, не садят. Дикий цветок.

- Хорошо. Тогда скажите, есть лисреди садовых цветовтакие, что похожи на него цветом. Только цветом.- Вот так сразу вам не скажу, прекрасная сеньора.

- Марчелло, прошу вас, найди мне подходящий по цвету. Спасибо вам.- К услугам госпожи, - мужчина отвесил еще один поклон.****************************************Жизель с удовольствиемотпила шоколад. Испанцы научили весь мир готовить шоколад, и за это лично немка была им очень благодарна. Утротолько началось. Впереди длинный день.К Диасу ее, скорее всего, не пустят, надо чем то заняться. А чем? В библиотеке не так много книг на французском и немецком, и совсем чуть-чуть, десяток – на латыни.Есть музыкальный салон, но она не умеет играть.Телевизоров она не видела, да и новости читает через интернет на мобильном телефоне. Чем же ей заняться?А говорят еще, вечная проблема женщин: «мне нечего надеть». Придумали же. Вот так просто, в ее жизни появилось свободное время. И чем его занять? Дома тоже была библиотека, но та -на родном языке, а здесь? Дома было много работы по ремонту и реставрации. Дома можно было чем-то себя занять. Ну хоть чем-то, всегда найдется занятие на час, на день. А теперь? Что ей теперь делать?День только начался. Жизельшумно выдохнула,прикинула в уме и так и этак, и пришла к единому возможному варианту.

- Энрико,моя машина должна быть готова через 30 минут. Я хочу осмотреть город.*************************************************Машина остановилась напротив церкви Девы Марии. Жизель опустила стекло на несколько сантиметров. Церковь стояла там же, где и 17 лет назад. Ничего не изменилось. Немка поправилабежевое платье, взяла сумочку и обратилась к водителю:

- Жди здесь. Меня не будет два часа.

- Да, сеньора.************************************Эту самую церковь Жизельзнала еще с младенческих лет. Каждый день она с матерью или тетушками ходила в нее. Каждый день рано утром и вечером. Правда, тетушки были попроще,и церковь посещали один раз, ближе к вечеру. И каждое утро маленькая Жизель слышалацерковные колокола. Ее родители снимали один и тот же дом каждое лето, это были своеобразные каникулы для нее; дом был очень старым, и, мягко говоря, ветхим. Но это никого не смущало.По памяти немкаобошла церковь, свернулана боковую улицу, затем еще раз повернула. Так и есть,их дом еще стоял на месте,но совершенно пустой. Его уже не снимали, а может, никто и не знал, что он существует на свете.

Если смотреть в проезд между двух домов, то видна задняя стена другого здания, на которомочень странный фасад. На самом деле, это еще один дом, который стоит почти вплотную к тому, и сложен из одного с ним кирпича. Кажется, что он попросту нарисован, но это не так. Дом очень стар, построен в классическом ампире, с колоннами и высокими окнами. Оннебольшой. На первомэтаже маленькая кухня и столовая, на втором – две спальни и ванная. Комната Жизели была вытянутой,и все мебель располагалась по одной стороне.А вторая полностью была заклеена газетами и открытками. Их оставлялижильцы на память. Жизель оставила там десяток открыток, ровно столько, сколько раз она в нем жила.

Немка подошла совсем близко к дому. Окна заколочены, но дверь недавно ломали, и можно войти внутрь.Что Жизель и сделала. А внутри совсем пусто. Нет ничего, даже розетки вырваны их стен. Интересно, зачем?.. Лестница такая шатка, что на нее смотреть опасно. В доме ничего не осталось.

Он пустовал много лет, а новые жильцы к нему не стремятся. Набравшись мужества, немка осторожноначала подъем на второй этаж. Там было еще хуже - дом горел, и не раз. Крыши почти не осталось. Черные обугленные стены и больше ничего. Не было смысла находиться в нем и дальше. Жизель поставила ногу на первую ступеньку и …

******************************Всю обратную дорогу домойнемку занимали мысли, какскрыть одно происшествие. На обратном спуске она неудачно взялась за перила и те не выдержали. Лестница наклонилась и Жизель с репликами,далекими от поэзии, рухнула на пол. Было больно, особенно в кисти правой руки. Жизель рук не ломала никогда в жизни, повезло с этим, а вот вывихов и растяжений было столько, что и не посчитать. И сейчас она в очередной раз вывихнула или растянула руку. Кисть правой руки болела и начала опухать.Вернувшись в поместье Диаса, немка первым делом попросила позвать к ней Дебору.Врач пришла быстро, и осмотрев кисть руки вынесла диагноз – сильный вывих.А левой рукой Жизель пользоваться так уж хорошо не умела. Вывих означал одно, теперь в своиплатья она без посторонней помощи не влезет, не вылезет и самостоятельно не сделает прически. Ну просто прекрасно…********************************** Жизель осторожно прикрыла за собой дверь. Она двигалась намного медленнее и аккуратнее из-за правой руки. Пройти коридор ей труда не составило, так же как и медиков, и не такое случалось проделывать. Главное, тихо пройти в комнату, никого не разбудив.К Диасу ее моглине пустить, поэтому,немка решила сама проверить, как он там. В двенадцатом часу ночи обычно все спят, этим она и пользовалась в прошлый раз. Жизельеще у дверей убедилась, что все тихо, прошлась до его кровати иустроилась на полу.Похоже, Диас спал. Немкаосторожно, боясь его разбудить, положила на его ладонь голову. Ей нравилосьтакое прикосновение. Очень личное оно получалось.Жизель хотелось побыть с ним какое-то время, просто побыть рядом… иногда ей казалось, что Диас очень хрупкий, и она боялась его сломать. И боялась порезаться об осколки. А ей все чаще его не хватало. С ним было невероятно интересно. Целая феерия чувств. Невероятных и непостижимых.Она жалела только об одном, что им раньше не довелосьвстретиться и познакомиться.Они могли бы подружиться и хорошо сработаться.Наверное.Но, не повезло.

Немка тихо-тихо, едва шевеля губами произнесла одну фразу, она надеялась, что он ее услышит:- Не уходи, пожалуйста. Любимый, не оставляй меня одну.*****************************************************Тепло.Смутное, суховатое тепло человеческой кожи.Человеческой… Почему не эльфийской?.. Почему, дьявол побери, почему, почему, почему?.. Почему?Да можно сто раз, двести раз повторить это грешное слово, но понятнее не станет. Страшнее – да.

Диас открыл глаза. Полумрак, и в синеватых сумерках колыхаться кружевные гардины. Окно приоткрыто.

Он медленно повернул голову, прислушиваясь к себе. Тело, истончившееся, как старый пергамент, слушалось плохо. Он с каждым днем испытывал к себе все большее отвращение. Ему не хотелось видеть себя в зеркале, ощущать, ощупывать. Как было бы хорошо вовсе отделаться от этой обузы, жить только разумом – быстрым, ловким, совершенно не обязанным влачить существование на одном месте… Но он привязан к своему телу, это его темница без права на освобождение. Вернее, когда он освободится, отбыв полный срок – будет уже поздно…Он попробовал телепатически пощупать рядом, и это отозвалось неожиданной густой тяжестью в затылке. Он с каждым днем все хуже это мог.Силы покидали больной организм, а телепатия, бравшая слишком много этих самых сил, подавлялась инстинктом самосохранения. А ему так было интересно знать, кто же рядом…Нет. Он знал, кто это. Но хотелось почувствовать. Хоть что-то почувствовать: чужое участие, например. Или что с ним рядом находятся не из чувства долга, жалости или выгоды.

Иногда на Диаса находила и такая блажь.Рядом сидела Жизель. Он не мог разглядеть ее хорошенько – освещение было скудным. И не был уверен, что его хватит даже поздороваться. Разлепить ссохшиеся губы, вытолкнуть наружу несколько скрипучих звуков – лишь для того, чтобы закашляться и плеваться собственной кровью…

Нет. Он бы так не хотел. Унизительно быть слабым, вдвойне унизительно, если тебя видят в этом состоянии. Ненавистно.

Почему нельзя просто сесть и поболтать? Как раньше?

Ах да, тело… Как же оно надоело!.. Как безумно, ненавидяще-слепо оно надоело своему хозяину – никому не нужное вместилище палочки Коха…Диас поймал себя на том, что пытается засмеяться и не может. Легкие отказывались сжиматься. Он лежал, бессмысленно глядя в потолок сквозь ресницы, и не находил в себе сил хоть на что-нибудь. На улыбку, например.

Лаари – отдалось в душе отголоском боли и счастья. Лаари. Эхо прошлой жизни. Где он, с кем?.. Помнит ли? Думает ли?.. Может, и нет. Может, эпизод с Диасом он постарался позабыть как страшный сон?.. Нет, не может быть такого. Лаари добр, Лаари никогда не бросал друзей.. Но то друзей. Друзьям пишут, к ним приезжают, их даже берут за руки…

Прости, Жизель. Прости. Я не могу. Мне нечем. Болезнь сожрала мое тело, а Лаари увез с собой душу и сердце. И то и другое находятся в его безраздельном владении, и все будет так, как он решит и как захочет.Я люблю тебя, Лаари. Как же я тебя люблю…

Сухое тепло чужой ладони исчезло. Жизель навестила его, поняла, что он спит, и теперь шла к себе. Диас вовсе не спал, да только сказать об этом никак не мог бы.

А потом ему в голову пришла странная мысль. До того странная, что он никогда бы не смог к ней прийти, если бы не Жизель. Она, видимо, являлась его музой в поисках, не иначе.Сообщение о том, что она работает в Институте, Диаса не поразило. Он знает Институт или думает что знает. Жизель умна и талантлива, а такие люди там нужны. Нет, Институтом его никак не удивишь…

А странная мысль все клевала и клевала, как маленький, поселившийся под сводами его головы, дятел. Клевала и клевала…

Диас постарался «зависнуть» в телепатическом канале, как лежебока в гамаке. Зависнуть – а потом заснуть.Тело? Да, оно мешает. Да, держит на привязи. Заставляет быть развалиной вместо человека. Но в этом теле живет разум. Вот его-то и используем…Канал. Первоначально – повисаем, подхватываем и идем, как по ниточке – Ариадна обзавидуется. Затем что мы делаем? Да, мы находим координационные, узловые точки. Воздействуем, стуча. Жизель открывается охотно, без сопротивления. Она не ждет подвоха, она не ждет зла. Не то, что его младший братец…

Сон. Это сон. Это будет прекрасный, сказочный сон. Почему бы и нет?.. Своих у него нет и не будет уже никогда, так почему бы нет?Вот беседка, увитая плющом, а вот и фонтан с традиционными русалками и их бездонными кувшинами. Дорожки, посыпанные гравием, трава, деревья – цветущие апельсины. Красивые лиловые облака под лазурным небом. Мягкий свет, чуть глуше, чем настоящее солнце.

Жизель шла по дорожке, недоуменно оглядываясь. Она крутила головой, совсем как маленькая девочка на ярмарке: Диас лишь однажды видел такое в живую, на своем последнем дне рождения – и не смог позабыть.

На ней нет никаких украшений, а волосы не собраны в прическу. А вот платье красивое, струящееся, как молоко в рекламе, шаги легкие, движения танцующие…Зазвучала музыка. Как же без музыки, это ведь сон, нет? Было легко подтолкнуть разум Жизели к тому, чтобы активировать центры памяти.

Он пошел на встречу – легко, быстро, как уже давно не ходил – не прислушиваясь к земле под ногами. Потрясающее чувство, которое почему-то никто не ценит…

Проходя мимо фонтана, он любопытно глянул на собственное отражение. Да, узнать его можно без труда: себя, без печати болезни. Еще не остриженный, без сероватых теней и выступающих вен, даже какой-то поэтому чужой. Он шел – к своей гостье, сам гость.-Привет – немного неуверенно произнесла Жизель, оглядываясь – Где это мы?

-Не знаю – пожал плечами Диас – Это ведь твой сон.-Сон?-Ну да. Мы встретились во сне, что же тут необычного? Мы же сотрудники Института, не так ли? – Диасу захотелось подмигнуть Жизели – просто озорства ради. Он давно позабыл, что означало это слово, но теперь почему-то вдруг припомнил.Жизель сделала маленький книксен, как бы говоря, что ему виднее. Диас предложил даме руку, и они не торопясь побрели по дорожкам сада. Скамеек пока было не видать, да он и не стремился к чему-то похожему. Уже давно позабыв, как бывает приятно просто пройтись, сейчас он вспоминал заново.

Здесь было легко, потому что все было ненастоящим. Не было проблем, не было болезней. Не было необходимости делать то, что предписывала жестокая реальность. Потому что во сне можно все.

Жизель пыталась учить его танцевать, и смеялась над неловкими попытками отказа. По ее пожеланию небо затемнилось, как бы скрывая это зрелище от любых непрошеных свидетелей. На небе высыпали звезды, и галопом помчались по кругу, складываясь в созвездия. Волны фонтана вздымались в фигурах танца и не опадали после того несколько секунд, как будто презирая гравитацию. Деревья аплодировали. Симфония чудесного сна. Жизель, запрокинув голову, хохочет взахлеб, кружась, а с неба падают лепестки, опять кружась, кружась, кружась…

Она, счастливая, бросается к Диасу, обнимая, как будто нет на свете ничего лучше того, что сейчас происходит. Диас знает, что рано или поздно, но сказке придет конец. И станет еще горше, когда этот сон отберут. Но сейчас – сейчас нет смысла думать о том. Почему бы не мудрствуя лукаво… Это ведь просто сон?-Это ведь просто сон? – Жизель близко, он видит свое отражение в ее сияющих глазах. Ближе. Ближе. Всего лишь сон. Всего лишь искус. В жизни этого нет – и не будет, и не может быть. В жизни все по-другому. В жизни… А здесь сон-Это всего лишь сон… – шепчет Жизель, и ее белые руки на его плечах кажутся сказочно-красивым дополнением к совершенству вселенной. Темные кудри плещут на ветру. Она запрокидывает голову, обнажая длинную шею, проглатывая последний смешок, и тянется, как будто чтобы прошептать, но Диас откуда-то знает, что шептать Жизель не собирается. О, отнюдь не шептать…-Это – всего лишь сон… Наш сон!«Наш сон». Да, Жизель. Наш. Твой. Прости, Жизель. Я не могу. Даже если сон. Даже если бред. Даже если никогда и никого больше. Ни с кем. Ни единого шанса. Да я и сам не хочу. И не могу. И не буду.

Наш сон – да, Жизель, тысячу раз да, наш, черт подери, сон, но я не могу!!!Потому что люблю Лаари.Диас проснулся******************************

Лаари никогда бы не мог сказать о ком-то, будто ненавидит его. Однако теперь в его жизни появился тот, кто подошел к этой черте ближе всего.

Он избегал Лимо Длеггерна, как чумы, а тот преследовал его. Лимо, как гиена, шел по следу. И говорил. Не затыкался ни на минуту, тыкал носом в каждое прегрешение, указывал на все ошибки. Эльф пытался сказать, что не надо все вешать на него одного, что в споре и ссоре не может быть повинен только кто-то один, а всегда двое. Но Лимо он так и не переубедил.

Наемник, его носило по всему свету – эльф не знал, где в следующий раз повстречает этого паршивца.

Длеггерн никогда не отрицал своей мерзкой сущности – наоборот, он сам охотно соглашался с тем, что место ему в мусорной куче, и у позорного столба. У него не было знакомого, кто бы не имел причин набить ему морду. Лимо периодически просто откровенно нарывался. Он находил самые слабые, самые болезненные места и бил именно туда. Растравлял старые раны, вытаскивал из шкафов скелеты и устраивал распродажу, предлагая всем желающим поглядеть на них.Он, казалось Лаари, ненавидит весь эльфйский род, с такой яростьюон выговаривал за те черты, которыми эльфы испокон веков гордились. Ставил мир на уши, говорил на черное – белое, доказывал, что помощь Лаари – никому не нужна, бесполезна, и даже вредна. Что он не добр, а совсем наоборот, и, ко всему прочему, эгоистичен и себялюбив. Это было неприятно слушать, но что эльф мог поделать в бою он ассамиту был не противник…

Время шло, и Лимо медленно, но верно, добивался своей цели. Только он один знал, какая она.*****************************Иногда жизнь подсовывает нам свинью и уверяет, что это был миленький пушистенький котеночек. В случае с некромантом ему иногда казалось, что у жизни персонально для него где-то припрятана свиноферма.Он почти не помнил своего продолжительного вынужденного сна. Только смутное ощущение пролетевшего времени отдавалось гулом где-то в основании черепа. Его пробуждение в доме Атеря нельзя было назвать радужным: он открыл глаза, и первые несколько секунд соображал, где он и на каком свете находиться. А потом услышал голоса откуда-то снизу, с первого этажа, должно быть – и пошел на них.