20 - Сухие ветки (2/2)

Унизительно, как просить подаяния – чувствовать, что тебя жалеют. Быть ущербным. Слабым, хуже прочих, быть принимаемым наравне со всеми лишь из сочувствия, зная, что нормативы для тебя опускаются, чтобы тебе не было обидно. Тебя будут ждать на подлете, ты – обуза для всех, ты – самое слабое звено. Ты – не совсем человек, только на основании того, что твой младший братец выжимает сотню под штангой, твой племянник за считанные минуты перебьет президентскую охрану, твой ангел обгоняет в поле зайца, твой не состоявшийся тесть гнется в любую сторону… Все они тоже получали травмы – но смогли встать. А ты – нет. Слабак.

Даже то, что сходит у тебя за сильную сторону, воспринимается другими как негативная черта.Да, зануда. Хэппи энд, любовь и жвачка, все танцуют. Он много читал, и много запомнил из прочитанного. Он умеет думать – потому что больше ничем заниматься был не в состоянии. Но другие думают, что ты стараешься «выпендриться» - кажется, именно это слово использовал Лаари, чтобы объяснить попытку привлечения всеобщего внимания.

Зануда. Педант. Сухарь. Ханжа. Синий чулок. Сноб.

А Жизель все еще смотрит этими своими глазами, и понимаешь, что отказать означает лишить уверенности, только было обретенной.

-Да – снова прибегает ко лжи он – Не будешь ли ты так любезна, чтобы почитать мне вслух? Я сам несколько не в состоянии…Снова болезненный укол, то ли ревности, то ли обиды. Если бы его драгоценный братец, не доведи небо, получил шальную пулю и валялся бы вот так же в лазаретных условиях, они бы оба – и эльф и вампир – от его постели бы не отходили. Они бы оба наперебой его дергали, занимали чем-то, не давая думать о своем недуге. Лаари бы гладил его волосы, а Бэл держал за руку… Почему???Потому что любят, вот почему. Потому что любят его, и не любят его старшего брата, вот почему. Слова – это только слова, а действия говорят сами за себя.

А Жизель тем временем оглядывается, находит роман Гюго, что приносила Дебора, и берет его. Вертит книгу в руках и смущенно глядит на больного.-Либлин, она на испанском.

-А какой язык ты предпочитаешь? – он не спросил «а какой ты знаешь» не желая быть нетактичным. Указывать другим на их незнание – некорректно.

-Французский, или немецкий – улыбнулась Жизель-Обратись к Энрико, составив список книг – немедленно нашел выход Диас – А пока они прибудут…-…Ты сможешь пообедать – закончила за него Жизель – Я не могу оставить своего любимого голодным!..– и, с этим словами, не слушая возражений, уже готовых сорваться с губ мужчины, она выбежала из его комнаты. Оставшись один, Диас закрыл глаза и снова провел ладонью по короткому ежику волос. Лаари нравились длинные волосы. Его немного не доставали до плеч. Потеряв их, Диас как будто лишился части прошлого, части себя. Стал немного другим.

Он бы сейчас отдал все, что у него было, за одно единственное прикосновение своего ангела – чтобы тот, как и прежде, взял за руку. Положил ладонь ему на затылок. Или, чем Лис не шутит, может даже и обнял бы.

Он испытывал потрясающие ощущения, просыпаясь рядом с Лаари. Это не было обычной радостью от того, что кто-то делит с ним его постель. Это было нечто неизмеримо большее, важное, нечто, что было куда существеннее проводов и игл медаппаратуры.Это заставляло сердце биться, а глаза сиять. Это была жизнь. Он был счастлив. Просыпаясь и чувствуя тепло эльфа рядом, чувствуя его доверие, просто присутствие. Благодарность, замешанная не неумелой нежности, заставлявшая его позабыть весь свой немалый словарный запас – вот что это было.

Жизель, тем временем, вернулась, неся перед собой поднос, заставленный посудой. Диас знал, что не осилит и половины, но так же и понимал, что это необходимо. Есть не хотелось. Ему уже давно не приходилось испытывать чувства голода. Если бы не врачи, он бы по нескольку дней обходился без пищи. От подобной диеты испанец еще сильнее отощал, щеки ввалились, а ребра наоборот, выступили наружу. И Жизель от этого зрелища явно не была в восторге.

Она поставила поднос ему на колени и наклонилась поправить подушку. Диас почувствовал запах ее духов, но так и не смог вспомнить, что же это такое. Вместо этого он зацепился за совсем другую деталь.Жизель, желаясделать ему приятное, принесла ему ветвьцветущей вишни, наверняка раздобыв ее в саду. Цветы в этой комнате, набитой медицинской аппаратурой, в серых руках умирающего, выглядели неестественно яркими и неуместно жизнерадостными. Испанец понимал, что задеть его Жизель вовсе не хотела, но ничего не мог поделать с острой болью, родившейся внутри.

Вишни. Лаари любил вишни, любил их цветение. Его родной брат точно так же любил вишни, подростком частенько убегал в сад и там по полдня читал, забравшись на дерево. Под этими цветущими деревьями они гуляли: его ангел и он сам. У него в сейфе лежала картина, нарисованная эльфом, изображавшая сад в цвету, подарок ко дню рождения. Он никому ее не показывал, ревностно охраняя свою собственность. Диасу казалось, что дар утратит часть своей ценности, если его увидит кто-то другой.

-Энрико сказал, что через час все необходимые книги будут доставлены – сообщила Жизель преувеличенно-жизнерадостно – И это такая светлая весть, что за нее необходимо выпить!..-Разве что корвалолу – отозвался Диас. Жизель заботливо, словно профессиональная сиделка, затолкала ему за воротник салфетку, и присела рядом, готовая, в случае необходимости, помочь.

-Спасибо тебе – произнес больной с искренним чувством – Я рад, что у меня есть хотя бы один друг

- А ярада, что у меня есть ты…