Глава вторая (1/2)

Вера очнулась на холодной плитке, вокруг висела все та же непроглядная тьма. Осторожно пошарив рукой по полу, Вера нащупала руку Карла, которую легко было распознать по выступающим над кожей грубым шрамам.– Карл? – позвала она.– Да, – ответил он. – Ты в порядке?– Как никогда, – усмехнулась Вера, не выпуская его руку. – Где мы?– Дома. Разве не узнаешь?Глаза начали привыкать к темноте. Вера осмотрелась: из мрака выступали угловатые очертания столов, тумб с изгибами кранов, на противоположной стороне в открытое окно влетал мягкий ночной ветер, нежно холодящий обнаженную кожу, в проеме виднелось темное небо, усыпанное далеким мерцанием бледных звезд, являвшихся единственным источником света в новолуние.– Я закрою окно, – сказал Карл, намереваясь встать. Вера удержала его за руку, заставив остаться на месте.– Приятная прохлада не помешает.– За окном декабрь, ветер ледяной.– Ледяной ветер остался по ту сторону, – улыбнулась Вера, посмотрев наконец на Карла. Его лицо было едва различимо в темноте, глаза отведены в сторону, рукой он нервно водил вокруг себя, вероятно, в поиске одежды, которая лежала чуть в стороне.

– Плохо вижу в темноте, – скосив глаза и поймав ее заинтересованный взгляд, пояснил Карл. – Платье должно быть где-то возле тебя. Надеюсь, подойдет. Но белье я не умею подбирать, поэтому… Поэтому без него, – смущенно закончил он, нащупав, наконец, свою одежду.– Оно мне сейчас не понадобится, – улыбнулась Вера, скользя вверх по его руке, шее и останавливая ладонь на впалой щеке. – Это все подождет, Карл.Свободной рукой она мягко развернула Карла к себе и приблизилась, вглядываясь в серые в темноте глаза, в которых застыло удивление.– Сейчас нужно кое-что исправить. Как считаешь? – продолжила она.– Ты этого действительно хочешь? – уточнил он.– Слишком давно, чтобы сомневаться, – улыбнулась Вера.Она нежно провела пальцем по его нижней челюсти, мягко подсказывая приоткрыть плотно сомкнутые зубы. Его осторожность, недоверие, а может, даже страх, – ее вина. Хотелось прошептать какое-нибудь обманчивое обещание: больше никогда ее поцелуй не будет отравлен, и никогда с этих пор она не оставит его на произвол судьбы, никогда не поставит свои интересы выше. Но все это неправда, а сейчас хотелось истины, лишенной лживых оболочек.Карл сам, решив что-то наконец для себя, поцеловал ее, что, впрочем, скорее напоминало мягкий укус. В полуоткрытый рот скользнул жаркий язык, Вера вздрогнула от неожиданности, тут же, однако, решившись на ответный жест. Первый поцелуй был куда проще, слишком бесчувственный, механический, преследующий корыстную цель, потому этот, являющий собой попытку раствориться в бесконечном блаженстве, друг в друге, дарил новые, незнакомые Вере чувства, словно оживляя что-то казалось давно и безвозвратно умершее в глубине ее сердца.– Кажется, чувствительность кое-где все же сохранена, – пытаясь вернуть контроль над собой, сбивчиво сказала Вера.– Да, кое-где сохранена, – кивнул Карл и повалил ее на пол.Он покусывал ее за шею, спускаясь все ниже, Вера в блаженстве прикрыла глаза, он прокусил нежную кожу раз или два, жесткая плитка льдом обжигала спину, но после мучительного похода сквозь ад это лишь добавляло пикантности. Вера не боялась и того, что будет после.Карл между тем уже раздвинул ей ноги, Вера призывно посмотрела него. Она слышала, когда мужчина овладевает женщиной, та теряет контроль, растворяется в вечности сладостных мгновений. Это именно то, что ей так необходимо теперь, после всего пережитого.Он вошел в нее, легкая боль мелькнула как бы между делом, тут же потонув в приятном чувстве все нарастающего возбуждения. Вера все еще сохраняла трезвость мыслей, хотя они то и дело теряли четкость, взаимопроникая друг в друга, путаясь, и все чаще перемежаясь со странным внутренним восклицанием – как же хорошо! Оно лейтмотивом звучало теперь в такт их движениям, постепенно вытесняя все прочее, кажется, теперь она даже произнесла его вслух.Когда все закончилось, Вера поняла, что не смогла прочувствовать финального аккорда, а может, пропустила момент высшего блаженства, в попытке обуздать расплавленный страстью разум.

И все же это было потрясающе. Она довольно ухмыльнулась, заглядывая Карлу в глаза, он кивнул, очевидно, разделяя ее невысказанное мнение. Вера еще раз со страстью впилась поцелуем, позволяя зубам Карла до боли прикусывать ее нежную губу, его пальцы сжались на ее бедрах, которые и без того уже ныли от проступивших гематом – с ним иначе нельзя, он слишком долго держал в себе разрушительную страсть.Вера судорожно вздохнула – им не хватит одного раза.

Все повторилось, но теперь глубже, насыщеннее. Теперь она дрожала от его натиска, от силы, бурлившей в разгоряченной крови. В последние мгновения их сладостного единения, она была готова признать за ним превосходство.Отдышавшись, Вера озадаченно потерла лоб и села. Мир вокруг вновь обретал очертания, снова было что-то кроме них двоих. Она подняла с пола платье и потрогала его так, словно ее пальцы впервые сжимали ткань. Одежда. Атрибут человека с момента изгнания из райских кущ, с момента, как он научился гнуть свою линию, лгать. Без одежды они настоящие, слабые и сильные, робкие и храбрые. Но прошло время истинности, время продолжить бал-маскарад. Вера накинула на себя платье, пролезая в его прохладные мягкие объятия, закончив, она скосила взгляд – Карл застегивал рубашку, его движения были скоры, но точны, самообладание вместе с одеждой возвращалось к обоим.Вера прошла к столу, зажгла лампу и, к своему удовольствию, заметила оставленную на нем полупустую пачку сигарет. Взяв одну, она прикурила от черного огонька, вырвавшегося из открытой ладони.

– Никогда не чувствовала себя такой живой, – ухмыльнулась Вера, сжимая ладонь в кулак и заставляя огонек исчезнуть.

– Должно быть, так думает каждый, кому посчастливилось выбраться из Миктлана.

Вера выпустила облачко дыма и рассмеялась – едва ли кто-то прежде повторял их подвиг. Облокотившись о стол, Вера задела пачку сигарет и посерьезнела, вспомнив о Куртце, он забыл ее здесь, покидая Норвегию вслед за своим учителем, едва ли догадываясь, что ни тот, ни другой уже не вернутся назад.– Жаль, он не сможет разделить эту радость с нами, – Вера показала Карлу пачку. – Нужно вернуть и его.

– Мне кажется, достаточно позвать его, а заодно высказать за открытое настежь окно. Я, кажется, просил поддерживать помещение в оптимальном состоянии до нашего возвращения, Леопольд! – громко проговорил Карл.Дверь в соседнюю комнату открылась и оттуда показался Куртц, ничуть не изменившийся, смерть вообще, как оказалось, не оставляет на человеке видимых опознавательных знаков, если вернуть его должным образом.– В вентиляцию что-то забилось и умерло, я собирался разобраться утром. А сейчас должен же я чем-то дышать, – добродушно проворчал он.– Как ты мог спать в ночь нашего прибытия? – удивился Карл.– Кажется, вы справились и без меня, – пожал плечами он.– Мы разбудили тебя своей, эм, болтовней? – смущенно пробормотала Вера.– Отнюдь не болтовней, Вера, – коротко хохотнул Куртц, пихая в бок Карла. – Но я, безусловно, рад, что вы двое преодолели свои… разногласия.Вера усмехнулась, складывая руки на груди: Куртц сказал, что вентиляция неисправна и именно затем он открыл окно, вероятно, открытой была и дверь. По крайней мере, до того момента, пока Вере и Карлу не вздумалось отпраздновать возвращение в мир живых.

– Вы, должно быть, проголодались? Или в аду все же кормят? – спросил Куртц, прерывая повисшую было неловкую паузу.

– Я уже забыла, каково это – есть, – тепло улыбнулась Вера.Куртц провел их в столовую на этаж выше, Вера никогда прежде не ела там, они всегда относили еду вниз, уединяясь каждый в своей комнате, ведь обычно в столовой обедали Распутин и его любовница. Теперь резиденция безраздельно принадлежала выжившим, и они вольготно расселись за большим столом. Куртц выдал каждому по большой тарелке с жарким, приличной по размеру булке хлеба и швабской плетенке на десерт.

Насыщенный запах возбуждал аппетит, Вера нервно сглотнула выделившиеся в избытке голодные слюни, оценила размеры порции и нерешительно покачала головой – стоит ли устраивать такое пиршество, не держа во рту и крошки последние дней пять? Готов ли вообще ее нововоскрешенный организм поглощать пищу?Вера не спешила тревожить этим вопросом мужчин, уже накинувшихся на еду. Заметив ее неуверенность, Куртц сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:– Кажется, пересолил.Вера улыбнулась и попробовала жаркое, тепло домашней пищи тут же до мурашек проняло всё тело, изголодавшееся по еде.– Очень вкусно, – возразила она и с удовольствием отправила в себя очередную порцию.– Нет, ты прав, пересолено, – сказал Карл.– Ты не умеешь готовить, а потому не имеешь права голоса, – рассмеялся Куртц.– Умею, хотя и не часто это делаю.– Вообрази, Вера, он предпочитает мясо с кровью. Мясо с кровью! Разве можно назвать готовкой мясо с кровью? Это же все равно, что разрубить животное на куски и бросить на стол, сказав: "А вот и главное блюдо".– Я люблю мясо с кровью, – пожал плечами Карл.– Кажется, не только мясо, – усмехнулся Куртц, кивая в сторону Веры.Она поймала его взгляд и провела рукой там, куда он упирался – на плече была запекшаяся после укуса кровь.– Ерунда, – сказала Вера, поправляя лямку платья.

– Стоит обработать, – возразил Куртц, вставая из-за стола.

Он достал из шкафчика водку, должно быть, оставшуюся после Распутина, и протянул Вере вместе с тканевой салфеткой. Покорно обработав укус и избегая смотреть на наверняка уязвленного сейчас Карла, Вера убрала в сторону бутылку и вернулась к еде.

–Хлеб совсем свежий, – с удовольствием отметила она, надеясь снова вернуть дружескую обстановку.

– Цинко постарался, – кивнул Куртц.

– Он всё еще жив? – удивилась Вера.– Да что с ним станет? Хватило ума не возмущаться насчет смены руководства, потому живет. И ждёт, кроме того, разрешения судьбы этого мира. На дворе две тысячи первый год, может, пора уже выйти из тени?Вера бросила взгляд на Карла, ожидая разъяснений. Он молча продолжал есть, не подавая и малейшего признака заинтересованности. Куртц кашлянул, тогда Карл наконец оторвал взгляд от тарелки, вопросительно посмотрев на друга. Между ними что-то случилось, в этом не было сомнений. Конечно, у них и раньше случались мелкие стычки по пустякам, Куртц любил, как капризное дитя, привлекать внимание старшего товарища, но сейчас все казалось серьезнее, что-то нехорошее скрывалось за невинными перепалками, какой-то скрытый раздор.– Еще не время, – наконец, сказал Карл. – И, ради всего… – он запнулся. – Оставим этот разговор пока. Мы только что вернулись из самого ада и заслужили отдых.– Из ада? – Куртц фыркнул, нервно поковырялся в еде, затем со звоном отложил вилку и, указав на Карла ножом, со злостью начал: – А напомнить, как я вернулся в этот мир? Давай, ведь Вера еще не слышала эту историю. – Он посмотрел на нее и его взгляд несколько смягчился. – Должно быть, хорошо, когда есть кому умереть за тебя или вытащить душу из ада. Что ж, мне не узнать, не так ли?Я слонялся неприкаянным духом поближе к земному, ожидая помощи кого-то из вас, но после того, как Маргарет развеяла мой пепел, начал терять надежду. Кто бы мог подумать, что ты, Вера, интересуешь ее куда больше, чем я? Кажется, у тебя поистине ведьмовское обольщение.После твоей смерти стало ясно, что Карл займется в первую очередь тобой, а обо мне теперь если кто и вспомнит, то, в лучшем случае, по возвращении из Миктлана. И вас нельзя винить, вы всегда мыслили глобально – сунуться в ад идея более заманчивая, чем использовать простейший ритуал воскрешения.

Итак, я решил сам позаботиться о себе, стал ждать, пока какой-нибудь идиот решится связаться с миром духов. Через полгода нашелся клиент медиума весьма слабой руки, потерявший по счастливой случайности сына, да в довесок, моего тезку.