Глава первая (2/2)
– Ты все же умер?
Вера выставила вперед руку и медленно направилась к говорившему, в другой руке продолжая сжимать осколок на случай, если это новый обман Тескатлипоки.– Твоими стараниями я все еще жив, потому пришел отплатить тем же.– Здесь нет ни входа, ни выхода, – горячо возразила Вера, поднося импровизированный нож к стоявшему напротив – его силуэт едва угадывался.– Очередной кусок обсидиана. Меня от него уже тошнит, – признался Карл, вытягивая из слабеющей руки Веры осколок и отшвыривая в сторону. – Вход в смертельную ловушку найти несложно. А выход нам откроют ее владельцы.– Они уничтожат нас, – возразила Вера, поднося пальцы к его руке, однако сделать это ей не позволили.– Повременим с этим.– Почему? – Вера насторожилась, медленно обходя Карла вокруг.
– Я могу причинить тебе вред. Мы в мертвой долине, живое губительно для ее обитателей.– Поэтому ты так легко справился с пантерой?– Да. Против Миктлантекутли этого мало, но я разберусь и с ним тоже. Теперь иди вперед так, словно ничего не изменилось. Верь мне.Вера без пререканий зашагала в темноте, не оглядываясь. Ей оставалось только надеяться, что это в самом деле Карл. Храбриться, посылать его назад не было никакого смысла – они оба теперь в аду, стоит приберечь истинную смелость для последних испытаний.Ветер изменился, он дул казалось отовсюду, но был мягок и больше не метал в свою жертву острые осколки, не рвал изрезанные щеки, он и звучал теперь иначе – повсюду трепыхалась ткань.
Они прибыли в долину, где развеваются флаги.Земля под ногами угрожающе задрожала – то приближался властитель этой долины, чудовищный крокодил. Жесткая чешуя скребла землю, сотрясавшуюся под каждым движением гигантских когтей, она вздымалась, развеивалась в пыль ветром, доносясь до Веры скрипящим на зубах мелким песком.– И вот вернулась я к началу, – тихо, но уверенно начала Вера. – Как вернется Земля к началу своего цикла, так вернулось мертвое в землю, откуда вновь произрастет жизнь. Со смирением в сердце, я прошу позволить мне продолжить путь.– Эта земля не даст всходов, – раздался громовой голос. Он говорил медленно, с усилием, должно быть, ему не часто приходилось говорить на ее языке. – Знай это и иди вперед.– Tlazoh-camati, – поблагодарила Вера, продолжив путь и не позволяя себе оборачиваться.
Должно быть, живое незримо мертвым. Значит, для нее еще не все кончено, ведь она видела силуэт Карла. Видела его, хотя не позволяла себе даже единой смелой мечты о подобном.Впереди бурлило Девятиречье – последнее испытание на скорбном пути. Силы покидали Веру, она едва ощущала тлеющую оболочку.
На берегу ее не ждала течичи, так что бурное теченье предстояло преодолевать самостоятельно. Над головой вновь прокричала сова – остался последний день жизни, последний год ее прах будет лежать там, наверху, а после – исчезнет навсегда, как и ее душа.– Пусть только эта пытка кончится, – слабо проговорила Вера, опускаясь в неощутимые воды.
Она боролась с течением, но оно все сносило ее куда-то, швыряя то вправо, то влево. Девятиречье представляло единое русло с идущими в разные стороны потоками, порой они мешались меж собой, образуя придонные водовороты, и тогда они тянули Веру вниз.Давно потерявшая ориентацию, Вера беспомощно барахталась в воде, понимая, что уже с трудом балансирует в физической стихии, теряет телесность. Так может, лучше оставить балласт и воспарить? Память в духе, так прочь бессмысленную оболочку, лживую личину!Вера устремилась на противоположный берег, почувствовав наконец небывалую легкость, столь сладкую, что хотелось полностью отдаться этому состоянию, забыться.Под чьими-то ногами хрустнули кости – этот невзрачный, неприятный, отдававший чем-то грубым, неотесанным, а значит, таким земным, звук послужил якорем, возвращая Вере ясность мысли. Она вспомнила план Карла, безумный, не вполне ясный ей, а оттого вызвавший своеобразное мазохистское удовольствие, ведь он напомнил ее собственные планы, всегда тайные для прочих.Всё и всегда в конечном счете взаимно.
А после всех ждет абсолютное равенство смерти. Маски срываются вместе с кожей, и все становятся одинаковы, как скалящийся череп напротив обсидианового зеркала и его отражение. Только черное стекло и белые кости – вот, что ждет всех смертных.Всех ли? Вера бестелесно улыбнулась одними лишь мыслями – дерзнувших играть с богами ждет полное уничтожение или победа, прославленная в вечности. И тогда уж никто не потянется к ее маскам. И тогда она воистину станет сама божеством. Она станет…– Да, мой славный мотылек, – раздался сладкий голос Тескатлипоки. Вера не видела его, голос звучал, казалось отовсюду, даже изнутри ее собственного сознания.– Папаломецтона, ложь лунного света, – обратился он к ней. – Вместе мы сможем свергнуть всех старых и новых божеств, сила, что не покидает тебя и сейчас достойна быть обращенной против тех, кто тебя ею наградил. Я усилю ее многократно в тот самый миг, когда ты избавишься от всего человеческого в сердце Миктлана. У стен безоконной обители ты не обретешь вечное забвение, но переродишься, как новейшее божество.
– У меня свои планы и мне не нужна твоя помощь, Яоцин, – ответила Вера, устремляясь в центр Миктлана.Вокруг едва выделявшихся из тьмы стен стояли цицимиме, сложив на груди когтистые руки. Среди их иссушенных лиц Вера не сразу заметила бледный череп Миктлансиуатли – правительницы Миктлана. Раздался угрожающий треск змеиных погремушек – то десяток гадюк из живой юбки Миктлансиуатли приветствовали новую обреченную душу.Опустившись на землю, Вера склонилась, не слишком представляя, как это выглядит со стороны и выглядит ли это вообще – тьма стояла такая, что кроме жителей Миктлана, увешанных белоснежными костями, сложно было что-то углядеть, даже имей оно телесную оболочку, чего теперь нельзя было сказать о Вере.Демоны во главе со своей предводительницей расступились, пропуская вперед Миктлантекутли. Его Вера могла разглядеть отчетливо, несмотря на то, что череп его был сплошь покрыт темно-красной кровью и венчала его корона бурых совиных перьев. Он оскалил острейшую длиннозубую пасть, призывно протянув костлявую руку, под этим жестом колыхнулось ожерелье из человеческих глаз, покоившееся на тонкой шее. Впрочем, он и сам имел собственные глаза, бессмысленно выпученные вперед, обрамленные черными пустотами голой кости.На плечо правителю села крупная неясыть в полметра высотой, она уставила на Веру луноокую морду и выкрикнула смертельный приговор. Четвертый крик, четвертый день, четвертый год – время подошло к концу.– Постой, – опасливо сказала Вера, задыхаясь от страха. – Нет, нет, нет, стой! Как же дары? Да, дары! Я не могу закончить так, не воздав тебе почести. Останови же время!Миктлантекутли подошел ближе, уставив на нее страшные черно-красные глаза.– Твоя душа – лучший дар, дитя, – сказал он и вновь разинул пасть.– И все же, мы хотим уважить традиции, – прозвучал сзади голос Карла. – Милая безделушка, ты сможешь украсить ей свой бездонный черный свод, владыка Миктлана, – учтиво продолжил он. – Я слышал, тебе по вкусу изящные камни.
Карл вытащил что-то столь яркое, что Вера, не в силах терпеть, ушла в сторону. Не понравился этот свет и жителям Миктлана, они разом издали страшный крик, а затем скрылись за живой стеной, состоявшей из копошащихся друг на друге пауков.– Скорее, подойди ко мне, – приказал Карл.
Его было не видно за ярчайшим светом. Малейшее приближение приносило успевшую позабыться боль, нестерпимую, заставлявшую малодушно думать о выборе совершенно другой тактики.
Тескатлипока обещал ей новую жизнь в качестве божества, ему нельзя доверять, но соблазн был велик. Всесильность, вечность, все, что может пожелать человеческий разум и сверх того – ей достаточно подчиниться.
Это уже было. Вера вспомнила произошедшее четыре дня или же четыре года назад. Но тогда на кону была жизнь Карла, теперь же ему ничего не угрожает.Вера поправила себя: это теперь. Когда же она согласится на предложение Тескатлипоки, если его слова истинны, ее задачей станет уничтожение мира. Она станет столь великой, что может попросту не заметить мерцающей искорки жизни Карла и потушить ее вместе с прочими.
Да и никакие блага не затмят тщательно скрываемого даже от самой себя желания. Она хочет быть с ним. Пускай и простым слабым человеком.
Вера вошла в поток света, разглядев наконец его источник. Гелиолит, солнечный камень, а точнее – обыкновенный ограненный полевой шпат. В человеческом мире камешек симпатичный, но, разумеется, не издающий никакого сверхъяркого света, а лишь загадочно поблескивающий в лучах любого светила. Здесь же это талисман Солнца и связанного с ним бога Уицилопочтли.– Что, если мы повесим этот камушек над Миктланом? Что, если над ним теперь будет голубой небосвод? – спросил Карл, прижимая к себе Веру, вновь обретшую телесность. – Конец ночи, конец смерти, стоит это одной человеческой жизни?– Мы не совершаем сделок с обреченными, – твердо сказал Миктлантекутли, не показываясь, однако, из-за кишащей пауками завесы.– А с живыми? – уточнил Карл.– Живым я могу предложить лишь смерть, – сухо ответил он.Раздались скрипучие повизгивания летучей мыши, тень широких крыльев легла на землю в свете камня. Она уверенно влетела в поток света, закрыв глаза и ориентируясь по отраженным звуковым волнам. Ее целью был ненавистный миктланцам камень.Вера выпустила черный огонь в сторону мыши – он снова был с ней, чему не было, да и не ко времени теперь искать, объяснений. Огонь не опалил перепончатых крыльев приспешницы владыки мертвых, она нависла над Карлом, сжимавшем камень, затем стремительно пикировала вниз.Прежде, чем Вера успела среагировать, Карл выставил руку прямо напротив морды летучей мыши, развернув в пальцах камень скрытым до того острием и позволяя ему войти в пушистую плоть. Животное распалось в лучах света.Тут же исчезла земля под ногами, они провалились в бездну, и никакой свет не мог осветить ее непроницаемой тьмы.