Глава 2. Ночные охотники (1/1)

19 февраля. Понедельник — день первый. Восемь часов утра. Аэропорт Гатвик, Лондон.

Второй по размеру и загруженности аэропорт Великобритании промозглым зимним утром явил временным сотрудникам SPR все прелести английской погоды: шквальный ветер, внезапное оледенение взлётных площадок, резкое понижение температуры и, как следствие, обильные снегопады. Посадка затянулась, доставив пассажирам немало проблем. Около часа самолёт, где молилась целая делегация экзорцистов, не могли посадить из-за требования диспетчера — взлётную площадку расчищали от снега, вынуждая людей, застрявших в воздухе, понервничать. — Да, Май, твоя интуиция снова не подвела! Я уже начал думать, что мы помрём по совершенно неимоверной прихоти какой-то там погоды! — жаловался Монах. Самой же Танияме было не до его похвалы или жалоб на непредсказуемую погоду, у неё до сих пор подрагивали ноги. Там, в самолёте, она вцепилась в Нару и не отпускала его руки до самого приземления. Как только миновали телескопический трап, она последовала прошлому опыту, черпая силы от невозмутимого молодого мужчины в чёрном шерстяном пальто. Я думала, мы умрём! Лучше не вспоминать этого ужасного снегопада и просьб экипажа не паниковать, — вспоминая отважных стюардесс, ей становилось стыдно и обидно за себя. Они не подавали никакого вида паники, улыбались и предлагали выпить чего-нибудь тёплого или холодного, пока из аэропорта не поступило сообщение о возможной посадке. Самолёт посадили более чем удачно. На самом деле никакой опасности не было — обычное дело, однако у Май все поджилки тряслись, словно новая земля пока не отважилась принять и признать её. Спустя время, они получили свой багаж, начиная осматриваться в неизвестной обстановке. Аэропорт Гатвик являл собой двухэтажное строение, где преобладали бетонные, стеклянные и металлические конструкции. Утро понедельника нельзя назвать оживлённым. Время от времени они наталкивались на следующих своей дорогой англичан, почему-то думая, что именно этот мужчина или женщина с телефоном в руке — это кто-то из Ассоциации, человек, который поприветствует их и укажет путь к обещанному микроавтобусу. Но ни женщина с записной книжкой в руке под табло, ни лысоватый мужчина с хвостиком на затылке возле металлической колонны под сводом арочной стеклянной крыши, ни молодой человек с рюкзаком на плече возле киоска с потребительской электроникой, где было написано Dixons Retail, не обращали на них никакого особого внимания. — Э-м, Нару, а нас не должны встречать? Ну ты знаешь, обычно это такой представительный человек с табличкой в руке… — Сибуя посмотрел на Монаха, как посмотрел бы на любого туриста, который спросил бы его о том, где обитает Несси, и чем его лучше приманить. — Что, глупость сморозил?.. Ну ладно, с кем не бывает, — пожалел Хосё сам себя. — Покажи хоть, где здесь курилка! Надо нервишки успокоить, не каждый день в такую ситуацию попадаешь… — Первым делом проследуем в пункт обмена валют, — сказал он, когда речь зашла о вещах существенных. — А разве ваша организация не все наши расходы оплатит? — выкрикнул он свой вопрос, догоняя куда-то торопящегося босса и его единственную сотрудницу. — Ты думай своей головой хоть немного! — Аяко бы ему подзатыльник отвесила, но бегать на каблуках не больно-то хотелось. — Нару прав. Пару фунтов при себе иметь следует. — Курс всё такой же? Один к ста пятидесяти? — поинтересовался Джон. — Да… — Нару недоверчиво посмотрел на священника, идущего рядом с Матсузаки. — А ты откуда об этом узнал? Неужели и здесь бывал? — Монах поспешил разузнать детали. — Нет, — заулыбался Браун. — Я посмотрел перед вылетом. Какой подготовленный! А я об этом не сильно задумывался… — Хосё начал шевелить мозгами, потирая при этом свой подбородок. Не без слёз они наменяли немного наличности, после этого перекурили в специально отведённой зоне. В каком-то смысле Нару оказался прав, предложив первым делом разменять деньги, а уже потом идти курить, после стресса некоторым из самостоятельно странствующих экзорцистов понадобилось успокоиться. Температура на улице колебалась от нуля до минус одного, однако сырость и ветер, гуляющий по родным просторам и отнюдь не как доброжелательный хозяин, отпугивал не то что туристов, разгонял по машинкам и автобусам местных жителей, привыкших к подобным причудам погоды. Такигава закутался в свою коричневую куртку, стоило им выйти на улицу. Зона парковки и автобусная остановка выглядели такими же серыми: металлический застеклённый каркас, пятнистый асфальт, ограждения возле дорог и несговорчивые, уткнувшиеся в свои одежды люди. Небо заволокло плотной дымкой, вот-вот снова пойдёт снег или, того хуже, дождь. Надежда прибывшей рабочей группы крылась в микроавтобусе марки Ford Transit. Нару подвёл именно к нему — белому, немного квадратному транспортному средству, где предпочёл занять ближайшее к водителю сидение. Микроавтобус вмешал семнадцать человек, пятеро уже заняли свои места, а скольких ещё следовало подобрать по пути в графство Эссекс, Сибуя предпочёл не озвучивать. Вместо этого, он попросил всех держаться как можно крепче. — А в чём проблема-то? — Монах не особо понял данной рекомендации и занял самое крайнее место, уступив Аяко сидение у окошка, Джона, как самого замёрзшего и маленького, он пустил в серединку, а сам довольно вытянул ноги в проход. — Понижение температуры и снегопад может вызвать затруднения. У нас нет такого понятия, как зимняя резина. Как правило, в такую погоду люди, имеющие транспортные средства, оставляют их дома, — объяснил он, после чего закрыл глаза, позволив Май, сидевшей возле окна, прижаться к его немного влажному, но быстро нагревающемуся плечу. — То есть, если где-то гололёд, то нас будет таскать и кидать, пока водитель не совладает с этой громадиной? — Монах ударил ладонями о колени, чудом сдерживая крик. — Волноваться не о чем. Заносить будет пассажиров на задних сидениях, — ответил Сибуя без капли каких-либо эмоций. Ну и чего здесь ему скажешь?! — Такигава приоткрыл рот, поднял указательный палец, издал какой-то звук, похожий на ?э-э?, и покорно замолчал на весь оставшийся путь, пока их микроавтобус не достиг городка, где находился Тринити-колледж. Дорога до Кембриджа заняла час с небольшим. Конечно, если бы ехали напрямую в деревню Дэнжи, которая расположилась неподалёку от Молдона, то прибыли бы уже на место исследования, а так пришлось сделать маленький крюк, отнявший лишний час и девяносто километров в пути. Май пригрелась и спала всю дорогу, пока микроавтобус не сделал остановку возле стен Тринити-колледжа. Неприступная крепость! Ничего подобного Танияма в своей жизни не видела. Удивительного в том ничего нет. Тринити-колледж образовали в результате слияния двух учебных заведений: Майклхауса и Кингс-холла. Король Генрих VIII поддался уговорам своей шестой жены и вместо закрытия колледжей организовал новый на базе нескольких старых. Строения во многом напоминали церковные: в те времена, в эпоху Генриха VIII, всё было пропитано новыми теологическими концепциями. В XVI–XVII веке Тринити-колледж приобрёл больше консервативных черт. Высокие крыши, большие окна, эркеры на фасадах и чего уж говорить о Большом дворе, дворе Невила и реке Кэм. — А это точно колледж, а не какая-нибудь там крепость наподобие Тауэра? Призраки здесь, небось, тоже водятся… — наивные вопросы Май, конечно, делали честь колледжу, но разве они добавляли баллов ей? Ответ однозначный — нет! Нару давным-давно передал ей брошюры, ознакомиться с историей колледжа следовало как раз-таки в тот день, когда она получила от него письмо. — Не бойся, Май! — оскалился Монах. — Если бы они здесь и были, то Нару бы давно их выгнал! Впрочем, они бы сами ушли, никто столь неординарный с ним не уживётся. Это значит, что я совсем обычная или ненормальная? Монах выразился так, что я подумываю о двойном смысле… — Танияма начала мять свою нижнюю губу, думая над словами Хосё. — Кстати, я тут кое-что вспомнил, — Монах запрокинул голову и посмотрел в серый потолок микроавтобуса. — У Тринити-колледжа весьма солидная репутация. Я даже слышал, что многие представители британской королевской семьи являлись его выпускниками. Вроде бы Чарльз, принц Уэльский, как раз-таки оканчивал этот колледж. Нару, ты уверен, что Май такое потянет? Это он о наследнике британского престола?! Нару совсем из ума выжил?! Я туда ни в жизни не поступлю! — Танияма расширила глаза и мечтала вопить не своим голосом, прямо здесь, в микроавтобусе, у стен этого элитного учебного заведения. — Принц Чарльз окончил среднюю школу весьма посредственно. И несмотря на это, он поступил в Тринити-колледж и в 1970 году получил диплом ?бакалавра искусств?. В 1975 году Кембриджский университет присвоил ему степень ?магистра искусств?, — слова лились из него, как ни в чём не бывало, пожалуй, глядя на его невозмутимое лицо, Май казалось, что он в ней ни на минуту не сомневается или, быть может, он не сомневался в себе? — Удивительное совпадение, — Аяко высказалась на этот счёт расплывчато. — Ты это о чём? — Монах быстро сообразил, что лучше уточнить, уж больно часто её слова затрагивали его честь и достоинство. — Подумала, что-либо у тебя феноменальная память, либо обострённые отцовские чувства. Признайся, ты ознакомился с историей и программой колледжа! — она не только раскусила Такигаву, но и выдала его с потрохами. — И чего же в этом плохого?! — не смог он ничего сделать с этим заявлением. — Да, я волновался за Май и её будущее. Это же нормально… Возможно, не совсем, ну да ладно… — не стала она спорить, тем более что сама заходила на сайт колледжа, где просматривала эту и многую другую, несомненно, важную информацию. — Доброго утра, господа, добро пожаловать в Тринити-колледж, — к ним заглянул мужчина в годах, скажем, лет пятидесяти, быть может, немного меньше. Его старили морщины на лбу, припухлости под глазами и немного обвисшая кожа у щёк и тех же серых глаз.

— Профессор Элмерз, — Нару назвал мужчину по имени, приветствуя этим же своего заведующего кафедрой. — Оливер, ты приехал с женой… — мужчина ласково улыбнулся и, присев на первое одиночное кресло от выхода, заинтересовался девушкой, сидящей рядом с Нару. — Как вам местные виды? Надеюсь, дорога не сильно утомила? — он адресовал свой вопрос Май, ей же от излишнего гостеприимства стало дурно — голова закружилась. — Профессор, время не ждёт. Мы устали с дороги, — Сибуя незримо встал между потерявшейся Таниямой и заведующим кафедрой философии религии и религиоведения. — Вам придётся подождать, Оливер. Вы задержались в дороге. Я отправил студентов в кампус, — сообщил он, сомкнув дряблые веки. С закрытыми глазами профессор Элмерз показался Май опечаленным. — Спасибо, что позвонил из аэропорта, ни то ребята мёрзли бы здесь целый час. Молодец, что приехал с женой. Другие студенты будут рады познакомиться с ней. Твоё восстановление вызвало много шума среди преподавательского состава, а уж новости о том, что ты женился — они взбудоражили всех и вся. О чём говорит этот мужчина? — Май улыбалась и изо всех сил пыталась разобрать речь этого англичанина, какие-то слова казались ей знакомыми, но вот смысла она никак не могла уловить. — Вроде бы он говорит о чьей-то жене… О своей не должен бы… Тогда о чьей же?.. — рассуждать приходилось на уставшую голову. Целые сутки в небе, час в автомобиле — после всего этого извилины, что называется, слипались, причём похлеще каких-то там тяжёлых век, а они у неё как из стали выкованные, тяготели и притягивались друг к другу, словно намагниченные. Мозговую активность возродило не что иное, как крепкая дружба. Монах, всеми силами сдерживаясь, зажимал ладонью рот, итак и эдак подсказывая. То оттопыривал указательный пальчик от губ, тыкая им в каком-то непонятном направлении, то покашливал и потирал на той же левой руке безымянный палец, однако, в конце концов, отказался от игры в шарады, схватил Нару за левую руку и подсунул её к самому носу Май. — Э-э… — приоткрылся её рот и забегал потерянный взгляд. На безымянном пальце Оливера светилось такое же платиновое колечко, как и у неё, разве что без камушка, и тут всё деланное спокойствие пошло прахом. — Когда это успело произойти? — она от переизбытка чувств подскочила с места, ударилась о низкий потолок микроавтобуса головой и рухнула обратно на своё место, подобно мешку свежего риса. — Май! — Аяко оторвалась от своей тёпленькой спинки и приложила ко лбу Таниямы свою ухоженную кисть. Профессор Элмерз недоумевал, глядя на девушку, которая минутой ранее выглядела милой и тихой, а тут, ни с того ни с сего, как ураган всполошила всех. Оливер прикрывал глаза и поджимал губы. Ему было нечего на это сказать, разве что какую-нибудь грубость. А вот Такигава вполне радовался жизни, пробравший его смех захватил даже Джона, правда, тот осмеливался явить миру лишь лёгкую улыбку, которая не совсем ясно выражала то ли радость, то ли сочувствие. — Почему ты не позволил мне позаботиться об этом? — на хромом из-за ушиба японском Май изрекла свои недовольства, адресовав их не кому иному, как профессору Оливеру Дэвису. — Знаешь ли, с кольцом-то я бы справилась! — К незначительным деталям зря внимания не привлекают, — сказал он по-японски, оставив на этом все неуместные в присутствие третьих лиц разговоры. К незначительным? К незначительным, говоришь?! — в Май булькала раскалённая лава, она бы незамедлительно подорвалась, развернула бы этого наглеца к себе и потребовала бы вернуть ей её ниспосланное богами и узаконенное монахом и жрицей право, мешали, однако, руки Матсузаки. Вставать и лишний раз двигаться она не позволяла. — Простите мою жену, — Оливер был вынужден извиниться, и это ?вынужден? щекотало ему нервы. — Она впервые покинула свою страну… — Не бери в голову, Оливер. Это моя вина, — вкрадчиво сказал мужчина. — У вас был непростой перелёт… Я проверю, как там идут дела у твоей исследовательской группы. Вам пора отправляться, пока погода снова не ухудшилась… — Нару, так другая команда исследователей — это студенты? — Монах заговорил сразу, как только профессор Элмерз закрыл за собой дверку фургона. — Не стоит употреблять в речи именно это имя. Здесь я — Оливер Дэвис… — он сделал замечание, хотя всем было давно известно о его просьбе, срабатывала привычка: всё же нарцисстичное имя, данное ему Май, характеризовало его едва ли не всецело. — Что касается студентов колледжа, то не вижу в этом особой проблемы. Они вас не должны тревожить, у них в этой поездке исследовательские цели, а вас я пригласил с тем, чтобы работать, не отвлекайтесь по пустякам… Приятный в общении джентльмен покинул их, чтобы заняться своими непосредственными должностными обязанностями, и с его уходом Май почувствовала, как в ней коренится страх и нарастает внутренняя паника. Эти студенты являлись представителями, несомненно, выдающихся семей, исконно английских, должно быть, у их родителей имелись какие-нибудь титулы, да чего уж там, сам наследник британского престола учился в этих стенах! Давление усиливалось… Раздвижная дверь микроавтобуса дёрнулась и, кажется, у Таниямы остановилось сердце. В многоместный автомобиль с приземистой крышей чуть ли не тараном вломились пятеро парней в возрасте от восемнадцати до девятнадцати лет. Они о чём-то разговаривали друг с другом, не сильно-то обращая внимания на Май или Оливера. Конечно, он-то следил за их перемещением по салону, сопровождавшимся толкотней и излишним шумом, а вот их больше интересовали места, которые они займут, прежде чем водитель заставит всех пристегнуться. А они не сильно похожи на Нару… — Танияма поводила глазами по рассевшимся за её спиной парням, облегчённо вздохнув. — Почему-то я думала, что они будут в точности как он! А здесь вроде бы простые ребята, в свитерах, с рюкзаками и наушниками в придачу… — Май оценила ситуацию, почувствовав расслабление, и всё потому, что в какой-то момент, а это было за секунды до открытия двери микроавтобуса, она представила себе целую группу студентов, у которых не было своих лиц, все лица принадлежали Нару, боже, как же она напугалась! Да и любой бы напугался, а уж в какой бы ужас пришёл тот, кто знал истинный характер Оливера… — Хай всем новоприбывшим! Я Лен. Очень приятно с вами познакомиться! — с краю, на том самом кресле, где не так давно сидел профессор Элмерз, уместился невысокий, узкий в кости, жизнерадостный юноша. — Я, кстати, в этом колледже по обмену. Сам я буду из Штатов! А вы, должно быть, из Японии! Оливер говорил, что его жена японка, а вы правда экзорцисты? Думаете, в той деревне злые духи? Любопытный и шумный… — подумала Май, разобрав лишь часть слов рыжеволосого юноши. Лен говорил бодро и живо, она с непривычки не поспевала. — Наверняка Нару это немного раздражает…— она посматривала на Сибую краем глаза и то, что замечала, заставляло тревожиться за болтливого паренька. — Какой любознательный мальчишка нам попался! — Монах подмигнул сидящим рядом коллегам, говоря пока на японском, хотя и радушия на английском он проявить не успел, начальник взял право первого слова. — Где Блер? — его немногословность и привычка надменно закрывать глаза иногда доводила команду SPR до задержанного у горла крика. Разве можно быть таким эгоистичным и бесчувственным?! — А, Питер?! — ничуть не обиделся Лен. — Он уехал ещё до завтрака. Сказал, что хочет быть там первым! Не думаю, что его приход интересует, быть может, какие-нибудь местные городишки или ещё что… — А кто такой Питер? — Май постаралась вникнуть в курс дела. От Нару толка было мало, вероятность того, что он объяснит или кого-либо представит, колебалась возле пересечения двух осей координат, где обычно находился прямой угол, обозначенный нулём, а чуть ниже, буквально на миллиметр, уже начинался отрицательный счёт. — Оливер, ты не говорил, что твоя жена знает язык! Это замечательно! — Лен бы пожал Май обе руки, но мешал проход и сам Дэвис, сидящий всё же к нему ближе, поэтому юноша предпочёл пожать руки ему. — Питер Блер — это шестой участник нашей группы, — объяснил он, когда перестал одаривать Сибую рукопожатиями. — Он любит всякую технику. Его родители — владельцы крупной транспортной компании, поэтому он немного помешанный на этих железках.

Мне как-то стыдно… — у Таниямы щёки от жара задёргались. Ладно ещё вымученное выражение лица Нару, когда ему пожимали руки, но вот первое впечатление Лена о ней — это кошмар! — Он переоценивает меня, и это наверняка из-за исключительности Нару! И это на глазах у всех! — у Май пропало всякое желание рот открывать. — Я ещё учусь, и мне стыдно за это… — ей пришлось скорее разуверить этого приятного человека, чтобы потом не огорчать его шибко. — А? — удивился он. — Ну и ладно! Мой английский тоже не сильно-то хорош! Американский английский отличается от того, который используют в Великобритании, здешний можно назвать правильным. Он такой возвышенный и литературный, что привыкнуть очень сложно! Кстати, я же немного и японский знаю! Хочешь, я тебе чего-нибудь скажу? — его зелёноватые глаза загорелись. — Так, как там у нас это будет звучать?.. — задумался он вслух. — А, знаю! Yo! /Привет/ Hisashiburi desu! / Давно не виделись! / — он хотел пожать руку Оливера ещё раз, чего сделать не удалось. Один из однокурсников, несмотря на движение микроавтобуса, подошёл и запихнул в рот Лена жёлтый, однозначно спелый, банан. Столь агрессивная реакция на японскую речь, а именно слепое подражание Оливеру, взбесило этого студента.— Спасибо, Обин! — сказал Лен с набитыми щеками, уплетая банан, словно ничего обидного в действиях однокурсникане было. — Прошу прощения за грубость, — парень, вмешавшийся, видимо, не так просто, заглянул за кресло, где сидел Оливер, и, держась за его спинку, легко улыбнулся. — Среди нас появились дамы. Я очень рад с вами познакомиться, прекрасные леди. Моё имя Обин Крофтон. Я студент второкурсник, хотя об этом вам уже должно быть известно. Мы здесь все с одного курса. Хотите бананчик? — он держал в руках целую связку бананов, предлагая угоститься всем. — Знаете, бананы очень калорийные, но для завтрака лёгкие. Неизвестно, когда нам удастся подкрепиться. Сборы в таких поездках отнимают не мало сил… Отказаться не посмели, разве что Оливер наплевал на всякую дружелюбность и тактичность. Но для чего ещё нужна жена? Разумеется, Май взяла инициативу в свои руки и приняла лакомство, предназначенное для вечно хмурящегося профессора. — А разве здесь нет других девушек? — пока Обин не ушёл и продолжал улыбаться, Аяко поддержала беседу, одновременно избавляя поздний завтрак от кожуры. — Что вы, девушки на нашем факультете и без того редкость, но в такие места они не ногой. Здесь люди забыли о цивилизации, да и будь то город, то вы бы их всё равно не увидели. Полевые исследования — не для них. Здесь место для настоящих мужчин, так что вы зря приехали. Не желаете ли вернуться? — улыбка озарила немного вытянутое лицо Обина Крофтона; она заслужила не что иное, как минуту тишины. Уровень лицемерия ни то что поразил, поразила наглость, залитая хорошими манерами. Сразу пропал аппетит и желание найти с кем-то из этих рябят общий язык. — Какой же я грубый… — покачал он головой, поражаясь самому себе. — Вынужден просить у вас прощения, и чтобы вам не показалось, что вам здесь не рады, я не поленюсь и представлю вам всю нашу компанию. — Слушай, парень, ты бы присел! Машину временами заносит… — этот совет дал Такигава. Он смотрел на выпендривающегося юнца серьёзно, да и кто бы стал с таким делом, как безопасность в транспортном средстве, шутить?! Из SPR — точно никто. — А вам говорили, что очень неприлично перебивать людей, когда те пытаются быть милыми с вами? — этот самый юноша, Обин, раскрыл свои золотисто-карие глаза и метнул презрением так, как если бы он занимал какое-то важное место в парламенте, а его ни с того ни с сего сдёрнули с тёпленького местечка и в деревню, в приход, к каким-то там истокам английской традиционной религии. — Так о чём это я?.. — он кашлянул в свой кулак и вновь обзавёлся надменной улыбкой. — А, путники, с которыми вам довелось сегодня ехать. Итак, в самом углу у нас Нейт Одли, — он развернулся вполоборота и указал на худощавого паренька в длинном тёмном пальто с капюшоном, тот прислонялся головой к холодному стеклу и через щёлки на глазах смотрел на Обина. — Крайне необщителен! Люди от него шарахаются, а всё оттого, что он выкрасил свои волосы в чёрный цвет и вставил себе в глаза эти жуткие красные линзы, хотя, дело даже не в этом, вы помрёте от скуки, разговаривая с ним. Интересов у него нет, жизненная позиция равносильна саргассовой водоросли. На следующем сидении, рядом со мной, сидит Эдан Керк! — он придал улыбке праздности, показав свои ровные отбеленные зубы. Сам же представленный юноша скрывался от гостей под белым капюшоном, из-под него торчала блондинистая чёлка, были видны миловидные, отчасти хитрые черты лица и, в общем-то, больше ничего примечательного. — Эдан у нас многообещающий солист. Девчонки готовы волосы на себе рвать, лишь бы этот парень разрешил потрогать себя. Его папаша не особо радуется такой популярности, правительственная должность и всё такое, сами понимаете, поэтому он здесь, на кафедре философии религии и религиоведения. Не обращайте на него внимания. Он сегодня полночи зависал в клубе, поэтому сейчас он нем как рыба! — Обин устал стоять в полусогнутом состоянии, однако оставалось представить всего одного человека, поэтому он как можно скорее взял себя в руки. — И последний — это Уилбер Барнз! Говорить о нём не особо хочется, сами всё поймёте, но если в двух словах, то он самый обычный студент-зубрилка! Экзорцисты рассмотрели всех здешних юношей, последний показался им самым нормальным: в очках, с книгой в руке, чуть-чуть растрёпанный, но зато тихий. Вот как-то так общее мнение и сложилось, а вот Май осталась в меньшинстве; ей даже украдкой не удалось взглянуть на тех троих парней, которые сидели где-то за её спиной, дальше в салоне. — Джон, ты возьмёшь на себя проблемного в углу, тебе не привыкать работать с такими подростками, а я нашего шоумена, — нашептал Монах, нащупав в этих пареньках целую массу проблем. — А уже тебе, наша дорогая мико, остаётся этот, напыщенный, ты же любишь таких… — Хочешь, чтобы я его морально уничтожила? Ты иногда-то думай, что предлагаешь. Потом его папочке придётся раскошелиться на детского психолога… — посмотрела она краем глаза на высокого, упирающегося в потолок Обина и уже потом на коллег. Другое же дело касалось самого рассказчика, ему не понравилось, когда гости взяли и заговорили на языке, который он абсолютно не понимал, отсюда и негативная реакция. — Кажется, я быстро объяснял, — он не утерпел и, сделав шаг навстречу незнакомцам, склонился над сидениями, где сидели Нару и Май. — Вам, иностранцам, плохо понятен наш язык, быть может, в следующий раз стоит вести речь медленнее? По слогам?.. — последние слова он изрядно протянул, нечто, так сразу необъяснимое, раздражало его, это-то Танияма и заметила. — Присядь… — Нару отдал этот приказ голосом низким. Снедало его разочарование, быть может, лёгкое раздражение, но не более того. Во всяком случае, Оливер был выше этого чувства. — А ты мне не указ, Оливер! — прошипел Обин чуть ли не у самого носа однокурсника, которого взяли и назначили главным. — Тебя с чего-то любит профессор Элмерз, но мы не выбирали тебя, как и не просили отправлять нас в эту деревню. Ты свалился на наши головы, так что не жди, что всё будет по-твоему! Драка бы не завязалась. Нару не подавал должного вида. Многих пренебрежительное отношение задело бы за живое, Оливер же на это смотрел сквозь широко расставленные пальцы: если кому-то что-то не надо, то решение элементарно — найдутся те, кто сделает эту работу за них, в крайнем случае, он мог многое сделать сам. Зачастую бывает, что всё решает случай, не упусти Нару свой, то уже сегодня бы избавился от балласта. Стоило всего-то усмирить гордость и выдать свою излюбленную теорию людям, которая заключалась в следующем: что-то не нравится, проваливайте! Однако случай встал у него на пути… Микроавтобус вошёл в опасную зону. В низине, где находилась деревня Дэнжи, гололёдец прихватил асфальтную дорогу. Задние колёса Forda Transit начало заносить. — Что за чёрт?! — Обин успел сделать не многое: закричать, замахать руками, прежде чем рывки транспортного средства из стороны в сторону откинули его к двери, где он чувствительно приложился головой о стекло. Почему же эта страна так не любит меня?! — Май зажмурила глаза, крепко-крепко обхватила руку Нару, что-то попискивая от переживаемого страха. Водитель справился с автомобилем и на некоторое время остановил микроавтобус. Стресс вынудил его взять перекур. — Парень, ты совсем тупой?! — у Монаха самого нервы дали маху. Он отстегнул свой ремень и приподнял повалившегося на пол Обина за свитер. — Марш на своё место! И если я до деревни услышу хоть писк, то пеняй на себя. Я возьму ремень и отдеру тебя им на глазах у всех! Дядя Монах бывает очень зол, когда плохие детишки забывают о личной безопасности! — Такигаву чуть не трясло. Он отпихнул перепуганного юношу от себя и выдохнул через рот. — Покурить надо… — решил Хосё однозначно, Обин же, отделавшись от шока, заговорил. — Вы владеете языком… — это привело его в замешательство. — Парень, ты что, прикалываешься?! — Монах уже вынимал сигареты из внутреннего кармана, оставалось лишь выйти на улицу. — Я басист! Музыкант! Мне положено знать разговорный английский. Джон австралиец, для него английский вовсе родной язык, а наша мико из семьи очень даже приличной, образование ей дали дай боже каждому, так что пока взрослые выпускают пар, иди и прижми свою пятую точку покрепче, ни то я передумаю по поводу твоей возможной реабилитации! — Извращенец! — пробормотал Обин злобно, даже и не думая изменять себе любимому; он пришёл в ярость от открытых домогательств каких-то там неординарных туристов. — Ах ты маленький вредитель! — Такигаву едва не накрыло. — Успокойся! Он всего лишь нахальный мальчишка! — Аяко вовремя вмешалась, вытурив разошедшегося Монаха наружу. Каков наглец! Да и этот хорош! — он мысленно ругал Обина, а затем и Нару, дымя вовсю. — Когда уже научится обращать внимание и на других?! А ведь с нами тот же фокус проделал, да и сейчас не брезгует. У него решение всех проблем кроется в абстрагировании. Он или уходит или гонит никчёмных людей проч. Тяжёлый случай… Тяжёлый… — пыхтел он в прямом смысле, пока реальность не упала на его голову. — А-а-а! Ну почему снова извращенец-то?! — Монах что-то завывал, расплющивая недокуренную сигарету, пока та не впечаталась в асфальтную дорогу. Дошло наконец… — подумала Аяко, глядя на страдания сгорбившегося коллеги, вымещающего злость на сигарете. — Эй, а ты чего сорвался-то? — она окликнула его, чтобы немного отвлечь и разобраться самой. — Нужен он тебе больно… — Да не хочется потом иметь дело с их родителями! Вечно с этими избалованными богатенькими детишками проблема! — пожаловался он, оставив своё никчёмное занятие. — Вот значит как… — Матсузаки закончила свой перекур и подошла к Монаху чуть ближе. — Слушай, мне кажется, что этим детишкам ничего неизвестно о личности нашего профессора… — Думаю, ты права… — Хосё резко переключился на другую тему. — Оливер Дэвис —фигура известная, но в кругах узких. Судя по их пренебрежению, они не в курсе дел, а наш зазнайка не станет зря хвост распускать… Ой, как же это всё напряжно! — он обхватил голову, как орех обычно обнимают щипцы, и простонал о своём порыве в наполненный влагой и морозцем воздух. Англия оказалась очень необычной страной: где-то простирались равнины, а местами буграми и кочками казались далёкие седые холмы. Изморозь заковала прошлогодние травы, осыпала белыми крошками мохнатые вечнозелёные ели и пихты, а истёртую асфальтную дорогу украсили тёмные, отливающие графитным, свеженькие заплатки. Погода к полудню немного разгулялась, и тот гололёд, который сковал дорогу в низине, превратился в талую воду. Узкая дорожка, едва насчитывающая две полосы, открыла студентам Тринити-колледжа и команде SPR въезд в деревню Дэнжи. Старый, уже гниющий деревянный забор с колоннами, выточенными из толстых брёвен, и два пушечных ядра, служащих наконечниками у этих приветственных врат. У самой дороги, по левой стороне, стоял дом в два этажа; низ у него был красным из-за кирпича, а вот верх совсем серым, с прожилками древесины, выкрашенной в тёмный бурый цвет. Вокруг дома серебрился обильный на растительность сад. Он зарос, объял всё пространство вокруг дома, дожидаясь весны, когда любимый хозяин вернётся в свой дом и наведёт здесь и внутри полный порядок. На холме, немного дальше, Май увидела целую вереницу таких аккуратных, ухоженных домиков, там же одиноко мокла не такая уж старая автобусная остановка — пластиковый козырёк и металлические трубки дурно сочетались с местными видами. А вот внизу, под пригорком, тянулся ряд других домиков. Они были старыми, облезшими… Когда-то яркие, сейчас они являли собой нечто грязно-розовое. Сросшиеся, с прогнувшимися черепичными крышами и закопчёнными толстыми трубами. Дым не беспокоил ни один из этих дымоходов: тогда-то она и поняла, что жителей в той части деревни уже не первый день нет. Приход святого Джеймса расположился на пригорке, в самом конце дороги. Эта маленькая церквушка с часовенкой и надгробьями на территории открыла всё тот же серовато-красный пейзаж. Сама по себе серенькая и очень скромная с узкими вытянутыми окнами и распятием под самой крышей — ничего праздного, за исключением красной черепицы, в этом приходе не было. Микроавтобус мягко затормозил, и люди, прибывшие в этот полдень, ступили на отсыпанную грунтом дорогу, чтобы поприветствовать пастора Гладвина Куинси, который обещался устроить всех гостей со всем возможным уютом. На улице по-прежнему одолевала промозглость, внутри же прихода, несмотря на толстые каменные стены, крылось тепло. Пахло талым воском, чуть различимой плесенью и пылью. Оштукатуренные белым стены местами потрескались, и в этих проталинах проглядывал красный кирпич. На чёрных подставках торчали затушенные толстые свечи, а сразу за лавками, у алтаря, молился средних лет пастор. Он стоял за ограждениями на коленях и тихо, убаюкивающе что-то шептал. Когда молитва была дочитана, то он поднялся, чтобы поприветствовать гостей. — Судьба милостива к нам, ибо Бог послал нам вас — избавителей от недуга и хаоса, правящего в этом месте. Я пастор Гладвин Куинси. Добро пожаловать в приход святого Джеймса, — голос его, как и внешность, напоминал ангельские проявления. Нежное, совсем не состарившееся к тридцати двум годам лицо, серо-голубые глаза, наполненные состраданием и тихой печалью, и довольно-таки узкая кость, которая составляла основу его стана, накрытого скромной чёрной рясой. — Пастор, а наш друг Пит к вам не заглядывал? — Лен, поспевающий тут и там, немедля спросил об их маленькой пропаже, тем более что сам Оливер не стал бы тревожиться о такой мелочи, как отсутствие на месте того, кого он в дорогу с собой от стен колледжа вовсе не брал. — Нет, боюсь, что мистер Блер меня этим утром не навещал, — сочувствующе покачал он головой. — Но я уверен, что к ужину он непременно даст о себе знать… Мистер Дэвис, вы приехали, как и обещали… А эта девушка, значит, ваша жена… — пастор дружелюбно смотрел на Май, и она не знала, что в этой ситуации делать: официально они с Нару женаты не были, а врать служителю веры совсем не хотелось. — Миссис Дэвис, очень рад знакомству с вами, — он наклонил голову в знак уважения, и Танияма от стыда вся красная быстро выпалила приветственные слова. — Между прочим, твоя цель сидит и скучает, — украдкой нашептал Такигава, встав поближе к Аяко. Она рассматривала ангелов, сделанных из камня в одной из стен не так далеко от алтаря, пока Монах улавливал окружающую обстановку. — Иди, обработай клиента, он унижен и может быть даже ранен — лёгкая цель для тебя! — С чего ты решил, что я стану участвовать в этой глупой затее? — Аяко сильно желала сказать ему многое, но осеклась произносить лихие слова в стенах прихода. — Должны же мы хоть немного поддержать малыша Нару, давай, заодно узнаешь чего-нибудь об этом шестом пареньке, почему-то мне кажется, что он тут у них заделался неформальным лидером, а из этого следует, что авторитет нашего любимого профессора под угрозой, — Монах говорил тихо и чтобы вовсе обломать интерес любопытным, делал это на японском. — Внесём коррективы — он твой любимый профессор! Я на стороне Май! — выдала она чёрство и рьяно. — У-у-у! — аж трясся Хосё от её стоической вредности. — Ты в любом случае не бросишь этого паренька, так как он мог пострадать! Осмотри его башку, набитую кожурой от бананов, и закончим препираться на этом! Матсузаки не стала бы отрицать, что в медицине понимала побольше присутствующих, делать особо было нечего, пришлось согласиться. — Эй, как там тебя, Обин, кажется, — подошла она к студенту, сидящему на одной из лавок, делая из этого величайшее одолжение в её практике. — Сядь прямо, я осмотрю твою голову… — Аяко присела на лавку позади него и запустила свои тонкие пальцы в каштановые мягкие волосы. Обин Крофтон поцыкал, предвещая этим звуком какую-нибудь словесную гадость, а вместо этого расширил глаза и зажал зубы от неожиданной боли. Нежничать с ним никто бы не стал, не маленький для таких одолжений, что, впрочем, почти послужило основанием для побега. Правда, он не знал, к кому в руки попал. — Расслабься, парень! Моя семья — это практикующие врачи, я не стану ничего делать с твоей головой, ты отделался шишкой. Могло быть всё гораздо хуже… — она зачесала его растрепавшиеся волосы на место, а уж потом уличила несколько минут для натянутого разговора. — Пастор Куинси, вы говорили, что в деревне есть подходящий для нас дом?.. — Нару прощупывал почву, пока его старшие коллеги привязались к его однокурсникам похлеще медицинских пиявок, да, именно от болезненных клеток они и пытались их избавить, жаль, что от одного раза, как и в любой процедуре, толка мало. — Да… Миссис Агата Аддерли неприменимо приютит вас на эту неделю. Вы уж простите, что мой дом не способен дать вам крышу над головой, — извинялся он, искренне сожалея.

Первую неделю февраля группа из Тринити-колледжа жила не у кого иного, как у пастора Куинси. Его дом находился в жалких метрах от прихода, но не отличался простором. Для ребят и без того сколотили двухъярусные койки, а тут ещё четверо гостей, да и среди них появились женщины… Это во многом меняло дело.

— Дом миссис Аддерли недалеко, сейчас вы обойдёте мой дом стороной и немного спуститесь с горки и вот, не доходя нижнего участка деревни, вы набредёте на её дом. Не переживайте, не обознаетесь, сейчас в деревне мало дымящих дымоходов… — Если вы не возражаете, то я попрошу вас об услуге, — Нару приблизился к пастору и что-то ему нашептал. — Разумеется, они могут оставаться. Я присмотрю за всем, что происходит в этих стенах. У вас здесь иная миссия, прошу вас, не отклоняйтесь от помощи этим простым людям, а я, даст Бог, окажу вам всяческую поддержку, — он распрощался с Оливером и его группой экзорцистов, оставив у себя на попечении пятерых отчасти проблемных студентов. Дом миссис Аддерли, как и говорил пастор Куинси, стоял под горкой, возле извилистой асфальтной дорожки, возвышаясь и дымя, средь заросшего старого сада. Одинокая женщина ухаживала за лужайкой у дома, приободряя захудалый вид старенькой, вечно мокнущей калитки: глиняные горшки с цветами, невысокие туи у белых в мелкую ячейку окон и вьющиеся вдоль забора лиановые растения. Невысокий заборчик из чёрных камней скальных пород и дом в два этажа: три комнаты на втором и две на первом, впрочем, ту каморку, которая звалась комнатой на первом этаже, с немалым трудом можно так величать: узкий диван-книжка, который никогда не раскладывался, так как место этого не позволяло, и льняная полоска дорожки, заканчивающаяся у окна, где стоял выкрашенный тёмным лаком буковый стул. Крыша, крытая серой черепицей, и широкие высоко тянущиеся трубы; из них валил дым. В доме, безусловно, поселилось тепло. Май, как и многие, приподнимала даже ворот на тёплой одежде. Промозглость и влажность из-за тумана и порывистый северный ветер: погода не обещалась порадовать исследователей благоприятными для работы условиями. Они вошли через калитку, ступая на влажные плиты, вросшие в когда-то плодородную землю, и под арочной верандой обложенного серо-коричневым камнем дома сообщили о своём прибытии недолгим, но протяжным звонком в дверь. — А наш Нару неплохо так прощупал почву, — Монах делился впечатлениями с Аяко и Джоном. — Интересно, как он обставит всё дальше… Интерес Такигавы вызывал сдержанный тон Оливера: он никого не дразнил, ни над кем не насмехался, почти джентльмен, во всяком случае, первое впечатление создавалось именно такое, разумеется, об истинном характере профессора Дэвиса знали те, кто успел с ним, или чуть точнее, на него поработать. Спустя чуть больше минуты, красноватую, выкрашенную в цвет махагона дверь, открыла пожилая женщина. Её губы стянули морщины, а лицо, из-за свисающей кожи, казалось мешковатым. Скорее всего, она немного похудела, но вместе с тем, она мягко улыбалась, не показывая ненастоящих, хотя и белых зубов, одаривая незваных гостей тёплым дружелюбным взглядом. Она красила волосы тёмно-русой краской и подводила тонкие брови коричневым карандашом, да, как ни странно, но она ждала гостей; жила так, словно ежедневно кого-то ожидала, об этом говорила и её одежда: опрятное платье из плотного жёлтого ситца и белый широкий передник. Миссис Аддерли, как и большинство пожилых женщин, в старости чуть-чуть раздобрела, но оттого не утратила сил, хлопочущей по дому хозяйки. — Миссис Аддерли, меня зовут Оливер Дэвис, — Нару повёл речь, и все буквально затаили дыхание. Сибуя не отчитывался в своих планах, поэтому каждое его действие было сродни сюрпризу. — Эта милая девушка моя жена — Май Танияма, прошу прощения, но она очень плохо говорит по-английски. Это её дядя — Хосё Такигава со своей супругой Аяко. И этот молодой человек Джон Браун. Он священник. Мы занимаемся исследованием аномальных явлений в вашей деревне. Я привёз сюда свою жену, чтобы приобрести дом, как я слышал, несколько выставлены на продажу… — Боже правой! — она всплеснула руками, демонстрируя истинную радость. — Наши молитвы услышали! Проходите скорее в дом, я угощу вас горячим чаем и бисквитом… Вот это он учудил! Зато не сказал и слова о приюте, как-то всё не организованно…— Монах ожидал многого, но никак не полагал, что его, того кого и женить-то нельзя, возьмут и захомутают, да ещё без согласия еле сдерживающейся невесты. — Эх, пировать так пировать! — столпотворение в дверях навело Такигаву на бредовые мысли, в исполнении которых он практически не усомнился. — А жёнушка-то моя продрогла! Любите вы, женщины, выглядеть красиво в урон себе! — голос его дребезжал так же звонко, как у сойки в тёплый июльский день. — Да, точно! Так оно и есть… — чтобы, так сказать, убедиться, не ожидая вожделённой милости, он опустил свою массивную кисть на попку вздрагивающей от каждого звука его голоса жрицы и ради приличия скрючил пальцы, сжав плоть заливающейся стыдливой краской Аяко. Дело секундное, но будь то порывы избытка услады, когда милый бред заливает дёргающиеся от жара уши, то голос бы её умиротворял своими восхитительными откликами, а что здесь? Здесь, едва держа своё коричневое пальто в руках, видя и не замечая одновременно зеленоватого полосатого холла, она точно осина на ветру зашуршала. С губ вырывалось неразборчивое бурчание, длинные красные ногти пощелкивали, и каблучки на сапогах попеременно постукивали о почти не тронутый временем паркет. — Да не переживай ты так, — он наклонился к её уху и в том же озорном духе зашептал. — Я вживаюсь в роль. Физический контакт помогает, никто ничего не заметил, ну разве что Джон… — Браун заходил последним и надо сказать, что действия Такигавы смутили его ничуть не меньше, чем последние навели шороха в нервной системе Матсузаки. — Физический… Физический, значит… — потряхивала она кулачком, страдая отнюдь не от тирании страстей, обуявших её, а от типичной антипатии к одному нахальному служителю Будды, который с какой-то стати, сегодня стал не кем иным, как её мужем! Хосё отлично понимал, не будь хозяйки поблизости и ему бы несдобровать! И тут не отделаешься чередой неразборчивых восклицаний, она бы тараном ринулась на него и отстаивала бы свою честь до последней капли крови. — Миссис Аддерли, не хочу показаться невежливым, — Нару взял слово в уютной столовой. Хозяйка подала чай, принесла домашнюю выпечку и, не успев вымолвить гостеприимного слова, вняла призыву молодого человека, судя по глазам которого, настроен он был очень решительно. — Не могли бы вы оказать нам небольшую услугу?.. Нам негде остановиться в вашей замечательной деревне. Пастор Куинси не может предложить нам крыши над головой, но он настоятельно рекомендовал вас, разумеется, мы не напрашиваемся задаром, я оплачу все расходы на продукты питания и кров, предоставленный вами. Пожилая женщина задумалась. Сидя возле камина, она теми же мягкими глазами посматривала на людей, собравшихся за её овальным столом. Они молча смотрели на неё, оставив все иные дела. Не притронулись к пище, чаю, стоило какой-то там паузе застыть между ними — гостями и ей — хозяйкой. Старые буковые стулья с мягкими подушечками давно позабыли, каково это — принимать здесь гостей; медная, свисающая с потолка люстра, больше года не играла огоньками, а светло-синие тарелочки, украсившие целый комод и стену над ним, не радовали чьих-либо глаз. Миссис Аддерли тихонько вздохнула, вскинула глаза на картину, висевшую над камином и, закрыв глаза, улыбнулась. Там запечатлели её, в молодости… Красивая, стройная, в жёлтом ситцевом платье и широкополой шляпе и всё это почти в полный рост. Она смотрела на Май и вспоминала свой первый год, проведённый вместе с дорогим сердцу супругом. Этот дом достался им от родителей, как и они, миссис и мистер Аддерли возделывали землю, сеяли и снимали урожай; Агата выращивала в их прелестном садике цветы и ухаживала за плодовыми деревьями, а тем временем их сын рос, пока не настало время отделиться от родителей и уехать туда, где для молодого человека открывались хоть какие-то перспективы. Нару не давил на старую женщину, он терпеливо стоял и ждал, когда она даст свой ответ. Временами он отводил взгляд на крупные розовые цветы, мелькающие на белых обоях, которые кто-то взял и впихнул в причудливую плитку с вензелями и розетками, сделав из стены нечто по-домашнему ляпистое, но всё больше старался уделить внимания именно Агате Аддерли, хозяйке этого чудного, ещё тёплого коттеджа. — Погода нынче очень плохая… — закачала она головой, когда приняла важное решение. — До ближайшего города, где есть гостиница, час пути. Я бы не отпустила вас, даже если бы вы стали убеждать меня в обратном. Оставайтесь. У меня как раз есть две спальни и одна маленькая комнатка здесь, на первом этаже. Правда, вынуждена за неё извиниться, она очень тесная… — Об этом не тревожьтесь, — успокоил Джон. — Я буду рад любому углу. — Я вам очень признателен, миссис Аддерли, — Нару самую малость наклонил голову. Здесь не полагалось кланяться, как в Японии, но отдать должное старушке следовало. — Взамен, я обещаю разобраться с проблемами в вашей деревне. Если вы позволите, то я оставлю вас ненадолго. Водитель, прибывший с нами, должен вернуться в Лондон, а как вы уже заметили, погода портится… — Иди, дорогой, иди, — она махнула морщинистой рукой. — Я присмотрю за твоей милой женой. Давно я не видела у нас молодых людей… Летом, быть может, да и то ненадолго, ну и конечно, наш пастор Куинси, какой был бы жених… — покачала она головой. — Жаль, нет у нас женщин, способных составить ему партию в браке. Остались одни старики… — Благодарю и прошу меня извинить, — Оливер чинно покинул стол, поразив многих своей исключительной вежливостью, разве что Такигава догадывался, что к здешним женщинам, в возрасте, у него будет особое отношение… Миссис Аддерли не стала надоедать гостям своими вопросами, она как человек терпеливый, никуда не спешащий, узнав о долгом пути исследователей, настояла на незамедлительном отдыхе. Профессор же Оливер Дэвис преследовал схожую цель. Он прекрасно знал, что Агата Аддерли не откажет ему, если на пороге её дома появятся люди семейные, конечно, он мог лгать, но Джон, священник, во многом являлся гарантом его честности. Оставалось дело за малым — осведомиться о мнении самой хозяйки, ведь надо ли говорить, что именно её домик он присмотрел в начале февраля. Он узнал, сколько в коттедже комнат, каков темперамент владелицы, а посему, обдумав ситуацию, покорился затееватым путям старой доброй Англии, где в деревнях, маленьких и почти безлюдных, до сих пор жили те, кто верил в легенды и мифы, был набожен и трудолюбив, в особенности когда дело касалось земли. Хорошо всё прикинув, Нару понял — его ассистент в компанию не вписывается. Конечно, быть может, миссис Аддерли бы уступила и позволила бы Кодзё поспать в её гостиной, но некоторые детали… ?Нет, риск слишком велик, даже если она не поймёт, что Лин вовсе не японец, то нет такой роли, которая заставила бы его путешествовать с нами!? — так Оливер тогда рассуждал. По правде, говорить о том, что они экзорцисты он не планировал. Это могло отпугнуть старушку, было куда лучше, если бы она поддалась очарованию Май и затискала бы её до полного изнеможения, чтобы она не шаталась по деревне без дела, разыскивая свои любимые приключения. Нару сноровисто вышел сухим из воды, когда дело коснулось миссис Аддерли, этим же часом договорился с водителем и таким вот образом, весь багаж исследователей подвезли к самому дому. Монах и Джон помогли с сумками, и вот когда дошло до расселения по комнатам, то столкнулись с крохотной загвоздкой, о которой Сибуя никак не мог знать, впрочем, даже если бы и знал, то палец бы о палец не ударил. На войне, как на войне! Жертвы здесь — это долг перед отечеством, перед главнокомандующим… — Ничего себе кровать! — просвистел Такигава в изумлении. — Я не знаю как ты, но я аскетом себя никак не считаю, что скажешь, думаешь, мы сможем преодолеть это? — он бросил свои вещи на пол, а сумку Аяко поставил на деревянный стул, оббитый плотной гобеленовой тканью. Матсузаки по первости потерялась, кровать, конечно, была велика, но не больше обычной двуспальной, громоздкой её делала комнатка, в которой её установили. Изголовье и изножье кровати, изготовленное из какого-то тёмного металла, насчитывало всего пять тонких прутьев, одну дугу поверх и четыре самых обычных наконечника. Комната, где и без того не хватало квадратов, вместила: кровать, книжный шкаф, два ночных стола, и два широких мягких стула. Хосё принёс спальный мешок, врученный ему благосклонным профессором Дэвисом, однако никто не ожидал того, что бедному Монаху упасть будет негде! В общем-то, можно было как-то улечься в проходе, но это, что называется: ни повернуться, ни толком лечь, ни уж тем более утром встать. Трогать вещи миссис Аддерли рука не поднималась, да и у старых людей зачастую бывает одна общая черта — они очень дорожат своими вещами и не любят, когда кто-то приносит в дом свои порядки. — И думать об этом забудь! — Аяко поймала себя на мысли, что её неукротимо клонит к двум опасным вещам: сну и рукоприкладству. — И как же ты предлагаешь решать эту проблему? — Хосё задал вопрос спокойно. — Будем спать по очереди, как в карауле? — Да не знаю я, как поступить! — начала она нервничать и всё больше оттого, что всё внутри у неё сжалось. Стоило взглянуть на бежевые обои, часто усеянные синими вьюнками, беленькие простыни и взбитые подушки, так сразу захотелось домой, к родным, к семье… Шутил Монах или скрывал в шутках смысл — она понятия не имела, знала лишь то, что семьянин из него не выйдет по удручающим жизненным обстоятельствам, которых отчего-то она иногда вовсе не страшилась, уж скорее эта его недосягаемость делала его идеальным мужчиной: сильным, умеющим развеселить в нужную минуту, самодостаточным и даже при всём том неженатым, ведь вера то последнее отрицала.

Методы, использованные Оливером, поставили в неловкое положение многих. Джон не особо понимал, что Нару использовал его как щит, стало быть, причин для расстройства не возникало. Май бы тоже жить и радоваться этому, но сталкиваясь со старой женщиной или пастором Куинси, ощущалось зависшее в пространстве враньё. Ложь, пусть и во благо — проявление негативное, что Нару по обыкновению считал стратегическим ходом. Танияма, думая об этом, присела на край двуспальной кровати, застеленной зеленовато-серым парадным пледом, оглядывая их новую комнату. Обои с частыми, крупными букетами садовых цветов на серовато-бежевом фоне; тёмно-зелёные занавески, картины над кроватью и дальше по стенам; два ночных лакированных столика и закрытый ореховый секретер. — Что с тобой? — как и всегда, будучи требовательным, Нару задал вопрос громко и чётко. Поведение Май ему показалось немного странным. Она не поднимала шума: возгласов радости или паники, ругани и той не назревало. Она всего лишь сидела на краешке деревянной кровати и большими глазами смотрела на свои худенькие ножки в тёплых носках. — Если что-то тревожит, то лучше скажи! — Оливер присел рядом, и чтобы не переживать прошлые ошибки, объял лицо Май своими тёплыми ладонями. Её округлое лицо моментально зардело, а в глазах показались наворачивающиеся слёзы. Как ребёнок! — Нару лишь вздохнул. — Ей надо поспать. Так и знал, что дорога скажется… Май молчала, не зная, как вовсе надо выразить то внутренне давление, которое начало копиться в ней сразу же, как они пересекли границу деревни Дэнжи. — Не уходи! — эти чувства она поняла. Она поняла, что не желает оставаться одна, а посему Оливера нельзя было отпускать. — Это смена часовых поясов. Ты так себя чувствуешь, потому что хочешь спать, — объяснил он, успев к тому времени подняться и позднее, из-за мутнеющих глаз Май, прилечь. — Полчаса… Я полежу с тобой полчаса. Затем ты уснёшь, а я пойду в приход святого Джеймса. — У тебя там есть какая-то работа? — она облепила его тело, шепча сонные слова в твёрдую грудь Оливера. — Есть! — пускай это показалось немного грубо, однако ответ прозвучал. — Спи… — к сердцу что-то подступило… То внезапное чувство, должно быть, являлось сожалением. Произносить резких фраз не стоило, Май не для себя всё это время старалась. Как и она, Оливер притих. Он закрыл глаза и чуть слышно выдохнул. Сейчас у него было всё, чего он хотел — определённость. Дорогой сердцу человек рядом, родители живы и здоровы, работа идёт полным ходом и до получения диплома бакалавра каких-то жалких полтора года. Сейчас… Здесь… Его рука скользила по коротким волосам Май и он думал, как дороги ему эти моменты без суеты. Кроткая и беспомощная, такая покладистая и тихая, она — в его власти. Англия творила чудеса, казалось, что тот ёкай, воспламеняющий Танияму время от времени, побоялся плачущего неба и необъятных взглядом просторов. Сладкие грёзы, до того сладкие, что у Оливера начало покалывать в висках, на самом-то деле их с Май разделял Тихий и Атлантический океан. Япония… Что будет происходить там, когда она снова выпорхнет на свободу?.. К тому времени как им снова завладели эти эгоистичные мысли, Танияма уже крепко спала. Оставалось подняться как можно тише, чтобы её сон ни за что не прервался. И он вышел… — Надеюсь, вы вели себя прилично на чужой кровати, — в коридоре его ждала Аяко. — Если тебя это так волнует, то почему ты стоишь под дверьми? — Нару мягко затворил дверь и, любя свою надменную наглость так же, как и себя, упорно посмотрел на жрицу. Вызвав на её лице ожидаемый отклик стыда, он чуть менее довольно продолжил: — Правила приличия едины для всех. — Ну знаешь ли, тебя всё равно не переспоришь, не думаю, что должна оправдываться. К тому же, это не я у тебя в долгу, а ты передо мной, — тыкала она в него пальцем. — Додумался сказать такое! Теперь как нам прикажешь делить комнату?! — Проблема решается спальным мешком, — он дал чётко понять, что уже обо всём позаботился. — Ага! Так он и согласится! — Матсузаки понимала, что так дело не пойдёт и даже если бы Хосё согласился поспать ночку-другую калачиком, то она бы чувствовала себя омерзительно. — Это не моя забота. Разберись… — у Нару не оставалось никакого возможного на разглагольствования времени. Требовалось вернуться к делам, порученным его группе. Не меняется! Этот нахальный ребёнок напросится у меня! Чтобы я ещё раз пошла на поводу у этого Монаха и стала помогать безвозмездно. Да ни в жизнь! — Аяко глядя на удаляющегося Сибую, жалела обо всех делах, сделанных ею из чистых побуждений в отношении этого бесчувственного лица. — Меня не будет до вечера, — Нару не доходя первого этажа, остановился. — Можешь воспользоваться этим временем… Это что только что было? Сочувствие?.. — Аяко похлопала длинными ресницами, дунула на лезущую в глаза чёлку, и вроде бы смирившись с жестоким юмором судьбы, развернулась в сторону своей комнаты. Её терпение могло обещать неплохие, продуктивные отношения, если бы Монах в очередной раз не подпортил бы ей настроения. — Ты всё ещё здесь?! — он вышел из ванной комнаты, пустив в коридор тёплый ароматный пар, демонстрируя некоторую обнажённость. Его торс белел на фоне зелёных полосатых обоев. — Я тут смекнул, что настоящая проблема на самом деле это санузел — он здесь один, да ещё совмещённый! — его замечание никак не отразилось на жрице, чего нельзя сказать о той мужественности, которую он, как нарочно, распуская свои флюиды, взял и ей показал. — Извращенец! — она притопнула ногой и на сей раз без сомнений воспользовалась предложением Нару, составив компанию Май. — Да почему снова извращенец?! — у несчастного Такигавы даже колени подогнулись. Он упёрся в округлившиеся чашечки, виновато свесив влажную голову, сокрушаясь от мыслей, которыми Аяко нагрузила его в этот туманный и пасмурный полдень. В зимнюю пору смеркается рано. Не успели отведать послеобеденного чая*, как на улице из вида исчезли последние, чуть блещущие теплом зарницы. Нару к этому, так называемому обряду, не вернулся. Со стороны тоска и тревога Май странными не казались, разве что чуть-чуть… Не теряясь в этой ситуации, Матсузаки растормошила старенькую миссис Аддерли, и вот найдя термос и удачную для всего этого дела тряпичную сумку, они отправились в приход святого Джеймса. — Аяко, не спиши! Я вроде как передумала… — Танияма вышла из коматозного состояния, когда адреналин подступил к сердцу. Ей хотелось посмотреть, что делает Нару, когда его окружение — это такие же студенты, как и он, и на самом деле, в том, что её кое-что внезапно напугало, зазорного ничего не было. Он и она — это два совершенно разных мира, и та дистанция, которая в Японии напоминала шутку, здесь открылась по-настоящему, по-взрослому… — Если ты переживаешь из-за того парня, то не стоит. Он привлекает к себе внимание из-за неправильного воспитания. Скорее всего, его родители фанатики строгой дисциплины в семье, они недоучли его индивидуальности и теперь, когда он отделился, то первым делом стремится нарушать все мыслимые и немыслимые правила, восхищается другом, который развил свой талант. С этим-то я справлюсь… — она предположила, что дело может быть в Обине, он довольно-таки открыто выступил по пути в деревню. — Аяко, Аяко, Аяко! — замахала она озябшей рукой. — Не старайся сделать как лучше, всё в полном порядке, правда! — Май лгала. Куда уж ей до Сибуи, её бы ложь распознал и слепой. Расстроившись, что не может скрыть этого, она подула на покрасневшие руки, потёрла их немного и нашла в себе силы, чтобы признаться. — Мне кажется, что Нару стыдно за меня… Не могу отделаться от этого чувства! Стоит подумать, кто он и кто я… Ну вот, снова слёзы наворачиваются и объяснить я это не в силах! — она утёрла воду с щёк, хотя ещё совсем недавно хотела показать всем, какие на самом деле покладистые и талантливые японские жёны. — Будь всё именно так, как ты говоришь, то он бы не пригласил тебя учиться в его колледж. Сомневаться в Нару нет никакого смысла, разве не ты доказывала нам это всё то время, что мы работаем вместе? — Матсузаки не смотрела на Май, чтобы не смущать её и себя, вместо этого она выискивала в глубоких карманах сигареты. — Аяко… — Танияма выпустила в воздух маленькое облачко тёплого пара, зримо приободряясь. Та суматоха, царившая в её голове, мигом исчезла. — По поводу его профессорского звания можешь вовсе не утруждаться. Мы с Монахом пришли к единому мнению — он личность видная, но в кругах узких. Тринити-колледж к таким кругам не относится, разве что преподаватели в курсе, — добавила она, чтобы уж точно развеять тревоги Май. — Я тоже так думаю! — речь инициативная, но сломленная смущением, принадлежала Брауну. — Простите меня, я случайно услышал… — Да ничего… — Май опустила глаза и потёрла кончиком носка землю. Она заметила, Джон бежал, видимо, Монах послал его следом за ними… — На самом деле, Май, профессорская степень Оливера, немного отличается от той, к которой мы все привыкли, — он забрался в злосчастную горку и, переведя дух, тут же начал рассказывать то, что ему когда-то давно стало известно. — Его степень выдана не учебным заведением, а финансовой группой ?Лонденберг?. Это крупнейшая группа в Америке и Европе, занимающаяся изучением паранормального. Именно участие этой группы объясняется наличием у конторы такого дорогостоящего оборудования. Чтобы как-то выделить выдающихся исследователей, они придумали специальную степень. Отчасти она схожа с любой другой профессорской, то бишь Оливер вполне может преподавать в университете, где данная группа организовала специальный курс лекций. — Теперь понятно как так получилось, что он, не окончив колледжа, получил научную степень. Стало быть, это не совсем то, о чём мы все думали… — Матсузаки спокойно высказалась на этот счёт, зная, что её успокоительное уже у неё в руке. — Май, ты-то в порядке? Она, да и Джон обратили внимание, что меланхолия отошла на задний план, когда жулика Дэвиса разоблачили. Соображая лихорадочно, Май, словно одолеваемая навязчивой идеей, затряслась. Не объяснили ему в детстве, что такое хорошо, а что такое плохо! Я тут терзаю себя, а он знай наслаждается… — Танияма удерживала себя в шаге от взрыва. Боже, сохрани этого человека… — Браун принял правильное решение, за Нару не оставалось ничего иного как молиться. — Да, что это я?! — на Май внезапно снизошло озарение. — Что происходит у вас с Монахом? Вы то ссоритесь, то миритесь… Вы встречаетесь? — она вспомнила как раз то, о чём спрашивала у Джона ещё в Японии, в офисе SPR, решившись задать этот вопрос прямо в глаза Аяко. Несчастная жрица чуть сигарету не проглотила, сделав в панике долгую затяжку, от которой впоследствии её одолел кашель и слезливость. — Ничего не происходит! Он действует мне на нервы! — то и дело кашляя, сказала она. Да, ну и дела… — не могла не подумать Май.— Так-то это нормально. Аяко свободная мико, а он монах, покинувший горы; мы много проводим времени вместе, должно быть, вот так люди и влюбляются друг в друга… — по неизвестной причине, слова Матсузаки не очень убеждали, и оттого Танияма осталась при своём мнении. — Май, посмотри, а это не один из тех студентов? — Аяко докурила, заметив, что в их сторону, сквозь полутьму, откуда-то быстрым шагом, идёт юноша с бумажным пакетом в обнимку. — Да, вполне возможно… — Танияма прищурилась, вспомнив, что похожего парня в очках видела в приходе. — Эй, подожди! — закричала Аяко, когда тот обошёл их компанию и прошмыгнул на дорожку, ведущую к церквушке. — Его зовут Уилбер Барнз… — подсказал ей Браун, сделав это как можно тише. — Ага, точно! — кивнула она коллеге. — Уилбер, стой! — Простите, мне сейчас некогда… — уклонялся он от ответов, не выпуская бумажного свёртка из рук, кажется, он боялся, что его могут остановить. — Уже солнце село, а я хотел ещё немного усладить себя чтением. Нет ничего увлекательнее становления англиканства, для нас, тех, кто учится в Тринити-колледже в особенности. Генрих VIII положил начало нашему колледжу, и он же дал нам религию достойную Британии. Извините, пожалуйста, извините меня, я очень спешу… — Вот же странный парень… — Аяко не пришло в голову догнать его и выпытать у него правду. Ведь куда-то же он ходил в такое время и что-то книжки не больно-то его интересовали. — На самом деле его можно понять, — Джон здраво рассудил поступок сего юноши. — В Англии всего десять процентов жителей принадлежит к католической церкви, остальные, а это примерно миллион британцев, являются прихожанами Англиканской церкви. — Англиканской? Это протестантизм?.. — Май любознательно слушала и задавала вопросы. — Почти, но не совсем… Кто-то считает его одной из форм протестантизма, другие утверждают, что это самостоятельное течение в христианстве. Отличительной чертой англиканства является ?Книга общих молитв?, которая представляет собой собрание молитв, являющихся основой богослужения на протяжении веков. Генрих VIII воспользовался слабостью Рима и отлучился от церкви и влияния Ватикана, так он снизил налоговую нагрузку на свою страну… Я так думаю, что эти студенты здесь для изучения старых церковных фолиантов. Должно быть, они хороши. Церковный язык — это сочетание латыни и старого английского… — Зато теперь нам понятно, чего здесь наш профессор забыл! — Аяко сделала вывод раньше, чем Джон прекратил восхищаться. — Ну да, должно быть… — Браун смутился, поняв, что самую малость увлёкся. Христианские религиозные течения не могли интересовать мико или ученицу старшей школы так, как затрагивали его душу. — Пойдёмте! Нам стоит вернуться, если не хотим завтра утром бу?хать как антракозники! — предложила Матсузаки и, не догадываясь, что Май или Джону не известно о такой болезни лёгких, как антракоз*. — Свернули называется?! И где мы теперь?! — Аяко направляла недовольство в адрес Джона. После разговора по душам и столкновения с Уилбером Барнзом, Май внезапно одолело желание посмотреть: откуда он мог идти в такой час. Они прошли вдоль центральной улицы, где Браун предположил, что последние дома могут быть выстроены в отношении прихода перпендикулярно, тогда как другие улицы, идущие с двух сторон, параллельно, конечно, он отсеял те строения, которые выстроили по принципу ?где земля ровнее?, эти белые домики стояли, как мохнатые старички, одни, в некошеном от тра?вы просторе, зарывшись в густые соломенные крыши, свисающие подобно колючим усам над не сильно большими окошками. Это предположение ныне и вызвало столь бурную реакцию жрицы. Блуждая в потёмках уже не меньше получаса, она накусала губы до того, что их саднило. А потом, откуда ни возьмись, словно последние прибежище, вдалеке, они увидели дом, где горел свет. — Это паб! — воскликнул Джон, напугавшись собственного голоса. — Вот именно здесь местные слушают радио, обсуждают последние новости за пинтой яблочного сидра… — Аяко вдруг подумала о сельской английской жизни, представив и себя здесь. Эта фантазия породила в ней неприязненную дрожь. Винила она в этих картинках Нару. И надо ему было ляпнуть о том, что мы здесь себе домик присматриваем?! От подобного проецирования у меня зуб на зуб не попадает! — её негативность к этой идее залегла очень глубоко в сердце. — А вот это уже не похоже на старенькое радио… — вот они подошли ближе к одноэтажному домику из красного кирпича, обнаружив чуть подальше от входа, ухоженный серо-чёрный Харлей. Где тут рассекать на таком мотоцикле?! Да откуда ж католическому священнику, мико и обычной школьнице было о таком знать?! Посмотрев друг на друга и пожав в итоге плечами, Аяко, как старшая, решилась переступить порог паба и спросить у местных дорогу. Не успела Май насладиться блестящими в темноте трубками и элегантными изгибами мотоцикла, как смелая жрица вышла из местного распиточного заведения со своим новым другом, мистером Фултоном. Этот болтливый фермер в высоких сапогах нашёл свободные уши, да и не обычные, старые и сморщенные, а весьма и весьма привлекательные, уж чего-чего, а за один крохотный укус за эти ушки, он бы позволил оседлать его любимый трактор и прокатиться на нём по всей деревне. Неисполнимая мечта — как ни посмотри. У мистера Фултона, человека в смешной, с неровными полями шляпе, цвета корицы, таком же мешковатом пиджаке с кожаными заплатками на локтях, надетом на шерстяной свитер, рот не закрывался ни на минуту. Джон был вынужден включиться в беседу, а ни то Матсузаки, несклонная к инфантилизму, могла не так среагировать на его детские шуточки и небылицы, которые порядком ей надоели. Май придержала шаг, два и вот, улыбаясь, глядя на спины друзей, идущих ровной цепочкой, отдалилась. Мистера Фултона покачивало из стороны в сторону, не сильно, но временами очень заметно. Он радостно возложил руку Аяко на свой локтевой сгиб, и часто похлопывая по её руке, говорил и говорил. Джон недосмотрел и сам очутился в эксплуатации этого и на трезвую голову болтливого мужчины средних лет. Он ухватился за Брауна и, покачивая их то и дело, смешил Май, напоминая этой походкой, игру волн в океане. Слыша краем уха, и толикой своих знаний понимая, Май узнала, что сорока годовалый ребёнок рассказывает о жене, которая ныне - жена бывшая, уехавшая в город; о своей пашне, овцах и шерсти - как, в какое время и чем их надо стричь, говорил, что этим занимался ещё его дед и поэтому он не оставил своего дела и дома, позволив супруге жить в тесной городской квартирке, на которую сам же дал ей очень приличную сумму, как он говорил: тратить здесь не на что, а воровать некому, посему жизнь в деревне по-своему неповторима, до безобразия безопасна, монотонна, но трогательна до беспамятства, даже дождь, в отличие от того, что шёл в городе, здесь не навевал скуки, он придавал Англии той тоскливой романтичности, о которой можно часто встретить ладный сказ. Восприятие обострилось! Не меньше полугода прошло с тех пор, как Май ощущала нечто подобное… Пробирающий до костей холод… Это произошло возле дома, стоящего, как и у миссис Аддерли под горой. Жерди, использованные для забора, покосились, некоторые у земли подгнили и выпали из общей массы. На зелёных дверях не висело венков, да и сад под окнами запустел и те два одиноких этажа под обросшей мхом крышей, не сулили ничего доброго. Май обернулась… В эту минуту, внезапного эмоционального всплеска, ей почудилось, что кто-то или что-то наблюдает за ней. Она недоверчиво всмотрелась в тень, в густую зелень облепивших чей-то пустующий дом морозостойких лиан и, прищурившись, дёрнулась всем своим не шибко склонным к полноте телом. В этих зарослях кто-то притаился, затем, как бы нарочно, пошевелился и снова замер. Сердце Таниямы переменным гулом зазвучало в панцире из рёбер, мускульных и кожных тканей. Неужели этот кто-то преследовал её от самого паба?! Она не находила своим мыслям и движениям места, дорога, на которой помещался микроавтобус показалась внезапно чудовищно тесной. — Что такое? Маленькая миссис, да на вас лица нет! — Май своими перебежками спиной вперёд задела мистера Фултона, развернувшись на пару со встревоженным взглядом. — Не бойтесь! Местные духи шалят. Посмотрите на их игры, снова негодники нам свет отключили, а вон и миссис Аддерли, встречает вас со свечами… — он снял шляпу, увидев вдалеке свет. — Хотя нет, это не миссис Аддерли… Глазам своим не верею, неужели её сын здесь?! Собрался забрать нашу добрую, милую миссис… — закачал он головой, как маятником, пока не понял, что вовсе обознался. — Я не знаю этого мужчину… — кажется, большего разочарования мистер Фултон в жизни не испытывал, а Матсузаки ещё никогда так не радовалось фразе: ?Это мой муж…?. — Наконец-то! Разве можно так изводить своего мужа?! Мы уже с миссис Аддерли подумывали организовать спасательно-разыскной отряд… — встретил он их этой фразой. — Добрый вечер, вы любезно привели мою дорогую жену домой? Чувствую по запаху алкоголя, она снова не прошла мимо бара… По виду прикрывшего рот мистера Фултона стало всё ясно — ему стыдно! Он поспешно поцеловал ручку иностранки, обменялся рукопожатием с Джоном, ещё раз снял шляпу перед Такигавой, не решившись здороваться с ним иным образом, ну и после этого, он, как и всё живое в этой темноте, просто исчез. — Уже отключился, — Браун легко улыбнулся, когда в холле, почти в полной темноте, Монах передал ему подсвечник, чтобы помочь Аяко и Май раздеться. — Ничего страшного! В этом доме свечей хватит, чтобы войну пережить, — заверил он, подружившись с милой старушкой не хуже других. — Миссис Аддерли, ваша деревушка и прекрасные люди, живущие в ней, грозятся отнять у меня жену, что прикажете мне с этим делать? — хозяйка накрывала для опоздавших к ужину стол, а уж до столовой от холла было рукой подать. — Ты, мой милый, целуй жену чаще! Так она не забудет о тебе даже в пылких объятиях любовника! — кто-кто, а эти двое прекрасно спелись. — Где вы были? Нару и тот уже здесь… — когда отпала надобность разыгрывать спектакль, он наклонился к коллегам поближе и прямо спросил. Молчание и стыд сокрушил не самых выносливых из команды SPR. — Не твоего ума дело! — Аяко огрызнулась, посмев сказать всяким совестливым чувствам STOP. — Свежий воздух помог трезво посмотреть на возникшую проблему со спальным местом. — И чего ты решила? Что-то мне подсказывает, что ты не усмиришь гордыню и не прижмёшься ко мне холодной ночью… — ироничный вздох не делал Монаху чести, хотя впрочем, сонет, написанный в честь заносчивой жрицы, так же погоды бы не сделал, во всяком случае, хорошей. — Верно предположил! — она пихнула ему тряпичную сумку, где болтался термос. — Ты спишь в гостиной! — Но что мы скажем миссис Аддерли? — словно домохозяйка, он прижал эту сумку к груди, почти наступая Матсузаки на пятки. — Я скажу, что ты нестерпимо громко храпишь! — она дерзко обернулась и глаза в глаза об этом заявила. В ней пылал жар скрытого антагонизма, и Хосё не посмел ей перечить. Да смилуются над ней боги! Вместе со всей своей женственностью, она ничуть не походит на женщину в характере, что за напасть меня обуяла, коль меня вовсе волнует её пренебрежение?.. — покачал он головой, поджав и без того тонкие губы. ?Кордегардия*, так кордегардия?, — подумал он тогда, не догадываясь ещё о том, что в роли охранника его друзья не покинут и почётный караул они будут нести коллективно, все вместе.20 февраля. Вторник — день второй. Час ночи.

Дождь постукивал по чёрной ткани быстро потерявшего тепло зонта, по мокрой асфальтной дорожке, ведущей в конец улицы, где жила миссис Аддерли, по крышам домов, где не горел свет и скудной растительности, которой хватало духа оставаться зелёной в течение круглого года. Оливер велел позаботиться о старой женщине, а сам вышел на улицу. Звуки, проехавшего мимо мотоцикла, ещё гуляли по округе и он шёл на них… На них и на запах бензина. Дождь смывал всякую грязь, но вот с синтетическими маслами боролся не в полную силу. Нару заметил на дороге радужный, размывающийся след и шёл в точности по нему. Остановившись возле двухэтажного дома с покосившимся забором из жердей, он ощутил в своём теле лихорадку. Сигнал! Интуиция! К этому чувству следовало прислушаться. Оливер знал и без промедлений действовал! Надо потрогать… Коснуться калитки, и с помощью психометрии все секреты жившей здесь когда-то семьи станут его секретами — предвестие победы.

Он высунул левую руку под дождь, познал его холод в это время года и, не поняв причин в одночасье, обжёгся. Разлетевшийся по округе звук был не чем иным, как выстрелом. Световая вспышка ослепила Оливера, сравнимый с незначительным взрывом хлопок, оглушил его. Он не мог опустить руки, несмотря на то, что чувствовал колкость ожога. — Ну здравствуй, парень, — из двора этого дома вышел представительный с виду мужчина. Он держал в руке револьвер, закуривая при этом другой. — Почему разгуливаешь здесь с духом на хвосте?.. Или ты вовсе не заметил его? — он засмолил, приложив для этого немало сил. Влажная погода являлась врагом всех курильщиков. Зрение и слух к Нару вернулись, он опустил руку, в которой чувствовал саднение и упёрся не приветственным взглядом в мужчину. Тот подошёл, откровенно говоря, близко, повис на калитке, к которой хотел прикоснуться Оливер, и, издав вздох вместе с долгой никотиновой затяжкой, наставил пистолет на хладнокровного во всех отношениях директора SPR. — Прости меня, парень, давай, чтобы было без обид, просто закрой глаза и зажми уши, — незнакомец сделал три-четыре быстрые затяжки, бросил сигарету в мокрую траву и уже без шуток сделал внушительный выстрел, который едва не задел Оливера, но продырявил чужой зонт. — Ну вот и всё! — с задором сказал он, когда убрал револьвер закрома чёрного утеплённого плаща; через него выглядывала немного помятая угольного цвета рубашка и графитный галстук. — Старый… — заунывно и разочарованно простонал вышедший из дома юноша. Он выглядел немногим старше Нару. Как и у стрелявшего, у него были страшно взъерошены волосы, присутствовали приятные черты лица, однако радости в нём и капли не чувствовалось.

— Что?! — стрелявший мужчина закричал так, что его компаньон фыркнул. — Говоришь, я не того грохнул?! Блин… — застонал он. — Значит, я только что остатки стариковой энергии погасил?! Боже, какое скучное начало… Придётся всё заново начинать! — Здесь особо не разгуляешься… — юноша у входа в дом что-то гнусавил и нервно ковырял носком кожаных коричневых ботинок. — Не понимаю, чего ты вовсе хотел?! — препирался молодой человек, кутаясь, когда затея с мелким баловством не оправдала себя. На его серой удлинённой куртке выделялся белый пушистый ворот. По всей видимости, он чувствовал изменения в погоде, и был прав… Пошёл снег… — О! А вот и снег! Всё, как и говорил Вард! Кстати, где он сейчас? — странный стрелок не замолкал, по всей видимости, присутствие третьего, незнакомого лица, его ничуть не смущало. — А мне почём знать?! Где-то бродит… — шмыгнул парень носом, показывая всем видом, что ему плевать на окружающих, ему самому до себя. — Э-э нет, так дело не пойдёт! Отныне он под моим руководством! Никаких одиночек, блуждающих по ночам, — на сей раз мужчина показал недовольство. Он зачесал щетинистую бороду и обратил внимание на Нару. — Эй, парень, тебя это тоже касается! Ты, кажется, не из местных. Откуда сам будешь? — Из Лондона… — в голосе Оливера не читалось удивления, страха или тревоги, это-то и смутило незнакомца. Любой нормальный человек придёт в ужас, услышав ночью, в деревне, о каких-то там духах, в особенности если какой-то чокнутый (а это бросалось в глаза сразу) дядька тыкает револьвером практически в лицо.

— Из Лондона, значит… — он ещё какое-то время почесал своё заросшее щетиной лицо и решил, что будет разумнее парня отпустить. — Ну, коли так, то и поезжай в свой Лондон обратно! Здесь настало время для зачистки, не хватало нам ещё и туристов, путающихся под ногами. — Т-ц! Сдался этот парень тебе! — молодой вновь поддался досаде. — Конечно сдался, раз здесь дело такое! А ты, неужели ревнуешь? — задевать этого паренька, да ещё на морозе, казалось делом забавным. — Отвали! Жрать я хочу… Кормить сегодня будешь, или мне снова надо тебя для этого полночи пинать? — а вот юноша шутки старшего компаньона не понимал, он злился… — Ты, малой, ко мне несправедлив! — вроде бы даже обиделся он. — Я кормил тебя пару часов назад! — То было утром, на улице холодно! Я жрать хочу, твою мать! — парень вопил до хрипоты. — Совсем распоясался… — закачал головой неуклюжий взрослый. — Ты уж прости. Бывай, лондонский мальчик! Не кори, если задел, смертельного здесь ничего нет… — он махнул рукой и вошёл в этот самый дом, Нару так ничего и не сказал, он отступил. Той ночью Оливер ничего не стал делать, он знал этих людей… Ассоциация приняла решение зачистить деревню Дэнжи, то есть никаких исследований проводить не собиралась, собирались жестоко подавить энергетическую активность в этом месте, наняв для этого соответствующих работёнке охотников. Норвуд Гейт — старший охотник за призраками, по имеющейся информации — сорока трёхлетний шотландец. Его помощник — Литон Фейн. Двадцать два года, ушёл из семьи, когда ему не было и восемнадцати, по воле случая познакомился с Гейтом и как собачка со скверным характером к нему привязался. С третьим дела обстояли хуже. Нару слышал, что Вард — одиночка. Когда и как появляется в таких местах, как это деревня — неизвестно. Этой ночью что-то заставило их объединиться, вот это что-то и тревожило его больше всего… По возвращении Нару в дом миссис Аддерли…

— Живой! — Май вырвалась из рук Монаха, как умалишённая и, повиснув на шее у Сибуи, забыла даже о том, что его одежда была влажной и холодной. — Что случилось? Мы слышали шум? Это случаем не твои? — Аяко подошла поближе к холлу, где стоял бледный, промокший профессор с рыдающей во всё горло Май. — Всё в порядке. Идите спать. Сегодня уже ничего не случится. Свет появился, скорее всего, до утра здесь будет тихо… — он не осмелился прижимать к себе Танияму. В его теле чувствовался страх, не хватало того, чтобы она это поняла. — Да, но кто стрелял? — Монах бы ни за что так просто не отстал. — Не имею понятия. Должно быть, охотники подошли слишком близко к деревне. В округе полно болот, а выстрелы слышатся на многие километры. Такой шум мог спугнуть духов, но это лишь на первое время. Довольно для одной ночи! Расходимся, а утром приступим к расследованию. Громкие слова никого не удивили, разве что не совсем убедили. Джон пожелал коллегам доброй ночи, а остальные поднялись на второй этаж. — В восемь часов утра я буду ждать всех в холле, — Нару, перед тем как зайти в комнату, сказал Монаху несколько слов. — Хорошо, — кивнут Такигава серьёзно. — Доброй ночи… — Оливер завёл Май в их комнату и безлико вошёл сам. На этом их дверь захлопнулась. — Ну, я пойду в гостиную… — Хосё сделал своё дело — проводил Аяко до комнаты, настало и его время удалиться. — Ты чего? — он притормозил, пытаясь понять смысл распахнутой перед ним двери. — Заходи! — повелела она, совладав с собой. — С чего это столько чести?.. Что-то вдруг изменилось? — он предусмотрительно не упускал жрицу из поля зрения. — Ещё как! О ночных стрелках речи не шло! Ты же прекрасно понял, что нам нагло солгали! — ложь Нару не внушала ей чувства спокойствия или веры в свои и коллективные силы. — Да… Я понял, — он обошёл кровать со своей стороны и тускло прилёг. Быть может, не таких слов он ожидал или с постоянным гонением смириться всё-таки проще, нежели открыто пойти на мирный контакт. — Доброй ночи… — не выдержав её присутствия, Хосё отвернулся в сторону книжного шкафа, предоставив жрице и место, и покой. За стенкой же ситуация не слишком-то отличалась, Нару сторонился Май как только мог. — И ты не спросишь, где мы были? — Май смотрела на то, как Оливер готовится ко сну, желая рассказать, что видела нечто подозрительное. — Такигава сказал, что вы пошли прогуляться до прихода, — говорил он, расстёгивая рубашку уж очень медленно. — Термос вы принесли полный, значит, до прихода не дошли… — Я решила, что тебе не надо мешать… — сказала она виноватым голосом. Нару нередко пребывал в скверном расположении духа, по правде, причина такого настроения всё чаще уходила корнями в работу, а поскольку деятельность ещё толком не развили, то Май грешила на студенческие, неудавшиеся будни. Лезть не следовало, и она молчала, хотя внутри всё до першения в горле щекотало, испуг как-то остудил пыл, да и на улице сделалось значительно холоднее, хотелось если не спать, то под одеялом погреться… — Сегодня ты продемонстрировала некоторую способность здраво мыслить. Радует, однако, подобное проявление. Видимо, в Токио твоему мозгу не хватает кислорода, — как и ожидалось, Оливер съязвил, взял из сумки саквояж с принадлежностями для личной гигиены, собираясь ненадолго уединиться. — Я приму душ. Спи! Утром у нас немало работы… Да я вроде бы не так давно спала… — Май проводила его взглядом, а после, глядя на белую дверь, задумчиво присела на коврик посередине комнаты. — А всё-таки, что это за дом, и кому понадобилось за мной следить?.. Уверена, что этот человек увязался за нами от паба… Ну и как ему об этом сказать?! — задавалась она вопросами непростыми, чтобы не повторять прошлых ошибок.

Звук бьющейся о холодные чугунные стенки воды, занял то немногое пространство, что строители уделили для ванной комнаты. Нару обтёр своё лицо влажной ладонью и посмотрел на себя, бледного в овальное зеркало, висящее над полукруглой раковиной. Его грудь неровно вздрагивала, а глаза, как неживые, не хотели смыкаться, делая это лишь изредка и так быстро, что он едва успевал различить эти моменты. Левую руку по-прежнему жгло и саднило. Он сжал пальцы на ободке белой мойки и поднёс к кисти блестящие щипчики. Место, между большим и указательным пальцем ныло из-за застрявшего сгоревшего пороха. Порошинки впились в его кожу, и сейчас ничего не оставалось, как сжать зубы и молча их выковыривать, потом он бы распарил руку и те частички кожи, что не сошли при помощи грубой щётки, по второму кругу пришлось бы отделять с помощью пинцета. Там, внизу, окружающие могли подумать, что он испачкался, например, тем же маслом, а завтра этот пороховой ожог пришлось бы объяснять. Конечно, через пару дней порошинки бы сами вылезли, но у него не было этих пары дней, как и не было права понапрасну тревожить Май. На улице, испугал его отнюдь не выстрел, то нестабильное состояние, вызванное страхом, произошло из-за опасения. Май бы не смирилась с тем подходом, который избрала Ассоциация, не поняла бы методов Норвуда Гейта, пускай даже речь шла не о душах, которые не нашли покоя, а о полтергейсте, энергии, оставшейся после людей, ушедших в другой мир. Для неё всё имело свою ценность: их привычки, любимые вещи и даже тот зонт, который можно было не портить, а очистить, так, как это, например, делал Джон или Монах, но ведь это относится к методам сложным, куда проще стереть не помещающиеся на картине мира пятна, чем наполнять их живительным светом…Продолжение следует…Словарик:*Послеобеденный чай — Английский послеобеденный чай в Великобритании называется ?файв-о-клок?, то есть чай, который пьют в 5 часов вечера.* Антракоз — поражение легких, вызванное вдыханием частиц угольной пыли и характеризующееся развитием легочного фиброза. Симптомы антракоза: кашель, одышка, боль в груди, утомляемость.* Кордегардия - помещение для караула, охраняющего крепостные ворота.