Ep. 11 ?Цена побега? (2/2)
Не чувствуя под собой ног, я брела к месту сбора, которое впервые после прибытия учениц было заполнено делегацией преподавателей, наставников и охранников.
Девятнадцать учениц выстроили ровным строем, перед нами на расстоянии десяти метров стояли все наставники и преподавательский состав, там был и Доктор. Справа и слева высилась стена охранников, которые замыкали стены квадрата. Абсолютно все, имеющие хоть какое-то отношение к школе, собрались на улице.
Я тяжело дышала, пульсация в висках мешала сосредоточиться на начинавшемся ?представлении?. По спине скатывались ручейки пота, ладони прилипли к грязным шортам. Возведя глаза к чистому небу, я удивилась, как быстро природа способна переключаться с минора на мажор. Однако в сердцах всех учениц зазвучала тревожная мелодия, когда в центр квадрата величавой поступью вышел Гитлер. Он обратился глазами на учениц, откашлялся и замолчал.
Неумолчный шум, создаваемый ватагой учениц, наставников и охранников, мгновенно стих, когда Гитлер выбросил указательный перст в воздух и начал говорить тяжёлым, гробовым голосом.
— Эмпти, я требую вашего внимания, — после утомительной пробежки я дышала через рот, но даже мне пришлось захлопнуть его, чтобы не привлекать внимание главного. Все замолчали и перестали дышать. — В школе произошло предвиденное обстоятельство. Одна из учениц решилась на побег.
Произнесённые слова сразу же внесли ясность на причины такого поспешного всеобщего сбора. Сомнений не осталось, девушку нашли, не просто же так нас всех собрали посреди учебного процесса.
С замиранием сердца я ждала развязки.
— В самом начале обучения я предупреждал вас всех, — его глаза кружили по каждой из нас, — что из школы невозможно сбежать. Не случайно я зачитывал вам правила, внесённые в устав школы. Глупо полагать, что правила существуют только для того, чтобы их нарушать, — Гитлер засмеялся. — Увы, правила создаются для того, чтобы им следовать. Как известно, нарушение положений устава влечёт за собой последствия. Так давайте же все вместе усвоим урок — какова цена побега.
Гитлер, облачённый во всё чёрное, покинул центр квадрата и развернулся к наставникам, стоящим позади. Сдержанно главный кивнул головой и, закрываясь ладонью от солнца, которое светило нам в спины и соответственно ему в глаза, вновь устремил взор на нас. Ряды наставников разомкнулись, чтобы пропустить в центр рыжего парня с неаккуратной бородой, он был наставником той самой девушки, которая сбежала, а сейчас он нёс её на руках. Лицо беглянки скрывал плотный тканевый мешок, руки и ноги были перевязаны верёвкой, сцепляющейся за спиной. Девушка молчала и не двигалась.Рыжий достиг центра квадрата и грубо поставил девушку на колени перед нами, затем наставник содрал мешок, и мы все узрели и узнали Лорен, ту самую девушку, которая отказывалась принимать своё имя на встрече Эмпти с наставниками. Её обстриженные косы были испачканы запекшейся кровью, вместо носа образовался кровавый сгусток, очертания губ были размыты багряными подтеками, глаза открыты, но... В глазницах зияли чёрные дыры, девушку ослепили.
Неконтролируемо я издала хриплый вздох и накрыла губы ладонью. Наверняка на моем лбу нервически задёргалась белая жилка, а глаза сделались стеклянными и кукольными. Не в состоянии смотреть на последние минуты жизни Лорен я отвела глаза и повернулась на учениц. Лицо стоящей рядом девушки утратило всякие краски, её губы дрожали и по щекам тянулись слёзы. Глядя на неё, я тоже почувствовала комок горечи и боли, поднимающийся из желудка.
То, что мы надеялись не произойдёт, свершится прямо на наших глазах.
— Я полагаю, эта девушка решила стать для вас всех примером, — Гитлер приблизился к ученице и пихнул её ботинком в бедро, девушка, не видя откуда ждать опасности, дернулась вперёд, но наставник вовремя ухватил её за волосы и вернул на место — на колени перед безжалостным фюрером. — Помню, как она вела себя на нашей первой встрече. Что ж, если она так любит находиться в центре внимания, мы можем это устроить. Чак, начинай!
Гитлер занял свободное место в ряду наставников. Внимание всех сторон квадрата устремилось на девушку и стоящего рядом борова, достающего из-за спины удавку.
— Кто из вас закроет глаза, получит по спине алюминиевым проводом, — добавил Гитлер, обращаясь к ученицам.
Тем временем удавка легко скользнула на шею ученицы, поняв, что происходит, девушка вцепилась пальцами в предмет на шее, но было слишком поздно — узел смыкался и до крови врезался в плоть. Она закричала громче, чем может выдержать человеческие органы слуха. Придушенный крик и замогильные вопли стали её последним словом, предостережением всем ученицам, обдумывающим побег.
Процесс удушения продолжался недолго, так как девушка уже была истощена и физически, и морально. Но недолго, не значит безболезненно. Каждая секунда её отчаянной борьбы давалась всё тяжелее и тяжелее, только подбадривая наставника тянуть за ?поводья? и умерщвлять непокорную девицу.
Когда из горла ученицы исторгались только хрипы, когда руки ее обессилено пали на землю, а кровь хлынула носом, наставник отбросил удавку и, мне показалось, бережно удержал ученицу за плечо, не давая ей упасть.
По внутреннему состоянию я, казалось, пережила смерть вместе с ученицей, все мы, хоть и не зримо для глаза, были запятнаны её кровью, стали соучастниками её убийства. Сказать, что мое отношение к школе кардинально изменилось, — не сказать ничего. Безрассудная, слепящая ненависть обволокла меня густым облаком, затмевая последствия иступленного шока. В голове, хоть и тяжёлой, зарождался план, основная цель которого дойти до конца обучения и только потом нанести решающий удар. Мысли о побеге утратили всякий смысл, они потонули в океане нестерпимой боли и ядовитых улыбок служащих Сатане. Бедняжка, ставшая жертвой системы, находилась одной ногой на этом свете, а другой на том, а многим наставникам было весело, они смеялись.
Звучность и движения мыслей замедлились, когда в центр квадрата, я не заметила как, вышел Доктор. Он никуда не смотрел, его движения были быстры и деревянны, как вырубленные конечности Буратино. Мужчина держал небольшой шприц на два кубика, который он ввёл в шею ученицы. Убийство свершилось. Девушка в последний раз сжала пальцы ног, из её рта хлынула белая пена, на этом летопись её жизни прервалась.
Незаметно Доктор покинул квадрат, наставник, взяв мертвую на руки, вышел вслед за Доктором. А солнце стало таким ярким и неумолимым, что запахи свершенного убийства отравляли всех тяжёлой, плотной субстанцией. Послышались чьи-то желудочные крики, многих вывернуло, многие упали в обморок. Но никому не было до нас дела, цена нашей жизни была не выше, чем цена жизни убитой ученицы. У нас есть срок, по истечении которого мы также окажемся по ту сторону могильной плиты, на которой не будет наших имён и точных лет счастливой жизни.
То, что произошло сейчас не бросилось в глаза (слишком быстро и шоково), но несомненно врезалось в память.
И, кстати, если Доктор надеялся, что его не заметят в атмосфере общей паники и массового запугивания, то он ошибается — я видела достаточно, чтобы сформировать окончательное мнение о нём.
...Нас лишили шанса потолковать друг с другом о случившемся, сразу после свершения наказания всех учениц насильно отправили по своим направлениям, стало быть, я снова поплелась в лаборантскую Доктора. Мужчина, как всегда, встретил меня холодом и отстранённостью. Слишком быстро и путано он пробурчал мое задание на сегодня, суть которого рассортировать инструменты согласно списку инвентаризации и смешать несколько растворов по заданным формулам. Диктуя задание, Доктор ни разу не смотрел мне в глаза и держался крайне чуждо, не то что во время злополучных выходных. Стало ясно — в школе и вне школы я общалась с двумя разными людьми.
Дверь в лаборантскую плавно задвинулась, Доктор занялся делами в своём кабинете, я выполняла его поручения, думая только о том, что в смежной комнате находится настоящий убийца. И это не наивные слухи, мои глаза являются тому подтверждением.
Задание Доктора не было столь серьёзным, по прошествии часа я тщательно отобрала и расформировала инструменты и подготовила растворы-заготовки для будущих экспериментов. Вымыв руки и сняв белый защитный халат, я обреченно выдохнула и бесцельно уставилась на столешницу, над которой склонила голову.
Я не могу так просто отпустить и забыть произошедшую сцену, которая по всем эмоциональным показателям превосходит мой личный кошмар, преследующий меня многие годы. Конечно, Доктор не обязан отчитываться передо мной за поступки и решения школы, даже в моей квартире он не предоставил ни одного вразумительного ответа. Он — не предатель. Он служит школе и выполняет свою работу. Крайне варварскую — убийство людей. Последний аккорд принадлежал именно Доктору, введённая им инъекция довела дело до конца. Жизнь ученицы наткнулась на жирную точку. При всем при этом Доктор безуспешно пытался стать незаметным, прозрачным, в точности как мы, Эмпти. Хотел ли он умалить значимость своего поступка? Значит ли это, что и жизнь человека не имеет значения?
Кулаки больно соприкоснулись с вычищенной поверхностью стола. Двигаясь решительно, пусть и нетвёрдым шагом, я отворила дверь лаборантской и вошла в его кабинет. Уже ничто не помешает мне провести перекрёстный допрос. Доктор сидел за столом, тихо, как мышь, его глаза сканировали какие-то документы, всё его внимание было отдано незначимым листам бумаги, которые для него обладали большим весом, чем жизнь Лорен.
Он несомненно догадался о моем присутствии, тяжело дыша и шмыгая носом, я громко подошла к его столу. Он даже головы не поднял. Делает вид, что меня нет. Если бы он поступал также день и два назад...Привыкнув вещать в пустоту, в каменную стену, я начала говорить, мой голос срывающийся на крик и надрывный, как последние вопли беглянки.
— Доктор, мне нужно с вами поговорить!
— Я занят, — произнёс он строго и громко. Его губы едва шевельнулись.
Хорошо, подумала я. Твоё безразличие не помешает мне сказать всё, что больше никто не скажет, ведь ни у кого не было возможности увидеть убийцу после преступления. А мне, можно сказать, повезло — я же работаю на него.
— Что стало с Лорен? Где она теперь?
Вернее, её труп.
Тишина. Его рука выводит подписи на документах.
— Она мертва? Вы убили её?
Кажется вот сейчас на правде ?убили ее? Доктор должен выйти из себя и хотя бы как-то отреагировать, но мужчина продолжил листать документы со всё той же лицемерной маской на лице. Я остервенело топнула ногой и следующие слова, пронизанные стрелами ненависти, не могла контролировать.— Вы убили её только за то, что она пожелала свободы, а не принудительного заточения непонятно где. За то, что свобода передвижения является неотъемлемым правом любого гражданина Германии. Что именно она нарушила, что может оправдать убийство? Отказалась вернуться в школу? Любой нормальный человек так бы сделал. Как бы вы поступили, если бы вас обманным путём заманили в мутную организацию, заставили подписать лживые договоры, запретили общаться с родственниками и друзьями. Вы отняли у неё всё, в том числе и жизнь!
Мой голос в итоге сорвался, я хрипло кашлянула, но и этого Доктор не заметил. Он не выгоняет меня, но и не говорит со мной, я даже согласна на очередную пощечину, но не скупое молчание и равнодушие.— А ещё вчера вы обвиняли меня в том, что в людях я вижу только плохое, что и вас считаю мерзким человеком. Но даже я, готовая к любому ужасному поступку с вашей стороны, была прибита к земле, — картинки свершения убийства замерцали обморочными глюками перед глазами, мне пришлось упереться ладонями о стол Доктора, чтобы остаться на ногах. — Вы убили её, нарушая все постулаты клятвы Гиппократа, о которой твердили вчера. Как вы можете называть себя Доктором?! Вы не помогли девушке в первый раз, когда её избили на ваших глазах, а сегодня вы добили её. Есть ли в вас хотя бы одна светлая сторона, или всё, чем вы гордитесь, это гниль, сексистские взгляды и предвзятое отношение к женщинам?
И тут случилось нечто страшное — кровь бросилась в лицо Стайлса, он резко сорвался с места, за один широкий шаг обогнул стол и рьяно вцепился в мою футболку, поднимая с места. Его кулаки дрожали, или, возможно, моя дрожь передавалась и ему, глаза потемнели и стали животными, въедливыми. Страх парализовал каждую мою клетку, когда его лоб чуть не соприкоснулся с моим, когда его каменная челюсть напряжённо задвигалась, а из груди исторгся огрубелый голос:— Ты ничего не знаешь, чтобы судить меня. Ни черта! — непроизвольно Доктор раскачивал меня за футболку, вдалбливая каждое слово. — Ты не имеешь ни малейшего понятия!
В порыве гнева он тряхнул меня назад, сам же налетел на меня, и мы ударились об один из стеклянных шкафчиков. Я взвизгнула. Внутри него что-то звонко опрокинулось и разбилось. Доктор не остановился, его липкие пальцы переползли с футболки мне на шею. Влага с мокрых кудрей вольно соприкоснулась с мои лбом и носом. Если бы не мученическая смерть ученицы, придающая мне смелости, я бы давно сдалась и потеряла сознание.
— Хочешь, скажу тебе, что этот плохой человек делал все эти выходные, — вот она правда, которую я так ждала. Пусть даже мне чертовски сложно дышать, и очередной сердечный приступ уже чувствуется также отчетливо, как возможность стать свидетелем новой смерти. Своей смерти. Я буду терпеть даже эту неумолимую боль. — Твои родители находятся черт знает где, у тебя нет близких друзей, парня, никого, кто бы мог препятствовать твоему побегу. О твоей бабушке знаю только я. Я же угадал, ты думала о том, чтобы сбежать при первой же возможности? — мои глаза округлились до сумасшедших размеров. Доктор ослабил руки, но не своё нервно-паралитическое действие. Я же знала, что он змея. — Если бы не я, тебя бы ждала та же участь. Ты. Должна. Быть. Мне. Благодарна.Стайлс внезапно отпустил меня и устремился к окну, становясь ко мне спиной.
— Продолжай работать! — проговорил он.
Я взялась за горло и откашлялась, сгибаясь в талии. Пусть потом мне будет очень плохо, но сейчас я выдержу. В моих глазах Доктор отныне утратил все свои лицензии и медицинское образование, отрёкся от врачебной клятвы. Он не имеет права предоставлять услуги и называться Доктором.
— Я закончила и хочу продолжить написание программы! — требовательно озвучила я.
— Я запрещаю! — закричал он, я боязливо отскочила ближе к входной двери.
— Почему?
Вместо ответа тяжёлый, раздражённый вздох и непроизвольные покачивания головой. Одежда стянулась на его широкой спине, плечи осунулись, сдавленные кулаки вгрызлись в подоконник.
— Если ты сейчас же, — заговорил он не голосом, а рыком.
Угрозу Доктора прервала открывшаяся дверь. В кабинет вошла Сьюзан. Заплаканная Сьюзан, держащая ладонь на щеке. Сквозь пелену слез она растеряно посмотрела сначала на меня, бледную как полотно, потом на Доктора, дышащего яростью. Губы девушки зашевелились, но не породили звука. Она всхлипнула.
— Убирайтесь отсюда обе! — Доктор указал пальцем на дверь, чёрные, хищные глаза таращились в никуда.
Сьюзан разрыдалась, я схватила её за руку и потащила к выходу.
Убийца остался один на один с угрызениями совести.
Понять этого мужчину будет сложнее, чем разобрать докторский почерк.
I do not need your permission to break the rules