3 глава (1/1)

?— Конечно же, я всего лишь бесполезная девочка, и мне никогда не сравниться с Вами или Даниэлем. Лет в семь дети учатся читать и писать, но мне кажется, я просто обязана иметь эти навыки в свои пять, чтобы не позорить Вас, барон,?— никто бы не повёлся на такое, ничем не подкрепленное, кроме пустой, ничего не значащей лести, предложение, которое явно было направлено на получение того, что мне хочется. Но за пять лет своей жизни я смогла досконально изучить каждого в этом доме. Карл, и раньше не блещущий острым умом, а за несколько лет непрерывных игр, пьянства и лени ещё больше его притупил. Любые попытки делать какие-либо сложные умозаключения приносили только сильную головную боль, которую он приглушал алкоголем. И так по кругу. Из-за этого, а также из-за самой примитивной лени, достучаться до него с помощью рациональных рассуждений, которые требуют размышлений, просто-напросто невозможно, он начнёт злиться, и ничем хорошим это точно не окончится. Вспыльчивость, часто иррациональность и нелогичность, стала неотъемлемой частью его поведения, поэтому, имея с ним дело, надо быть крайне осторожной: любая, даже самая малая, ошибка и всё?— конец. Но если ему льстить, этим можно добиться много. Как успокоить его раздражение, так и добиться чего хочешь. Особенно если он пьян. Тогда сработает даже самая откровенная, так и пропитанная насквозь сарказмом, которого его опухший мозг не замечал. Помню, когда Даниэль только родился, Карл пригласил в дом на ужин одного коллегу с работы, на которую устроился и которую вскоре времени бросил. Даже мой ум четырёхлетки понимал, с каким пренебрежением и явным презрением тот относился к Карлу и к дому в целом. Все это осознавали и в страхе ждали момента, когда же в стельку пьяный барон встанет и убьет дерзкого наглеца. Но он только пил и заливался самодовольным хохотом после каждого слова лживой лести, так и сочившейся издевкой. Гость ушел поздно ночью, вдоволь повеселившись. Я тогда стояла за дверью и с необъяснимым трепетом наблюдала за этой сценой. Видя, что пустое восхваление делает Карла счастливым, а для меня это значило избавление от некоторых неприятностей, я старалась задобрить его этим методом, что действовал хоть и на короткое время, но почти постоянно. Но есть и свои исключения. Например, если Карл находится в ярости, это не поможет, а только усугубит ситуацию, в такие моменты лучше оставить его одного. Это знание стоило мне дорого. Фингал под глазом не сходил несколько недель, а от некоторых царапин и ран остались шрамы. Но сейчас всё сложилось, как нельзя лучше. Просто нужно предоставить ему шанс возвыситься и понасмехаться над другими. Но не говорить об этом прямо, а преподнести настолько очевидно, насколько это вообще возможно, чтобы даже его недалёкий ум понял. Иначе это уязвит его гордость, и ничем хорошим точно не кончится. И все получилось так, как было нужно. Об этом мне сказала мимолётная вспышка осознания, тут же переменившаяся радостью и предвкушением, промелькнувшая в его глазах-щелочках. А также громкий утробный смех, от которого все внутри скручивалось в отвращении.—?О боже, конечно! Даже такая полностью никудышная и бесполезная девчонка сможет переплюнуть всех их так называемых гениев, если в них течёт хоть капля! моей крови! Ха-ха-ха! — Карл снова закатился в приступе неконтролируемого хохота, но, кое-как успокоившись, продолжил, издевательски глянув на дрожащую, сжавшуюся в испуге и обречённом ожидании Эмму.?— Чё ты там делаешь, идиотка? Завтра же начнёшь заниматься с девчонкой. Чтоб через две недели она у меня читала, как-будто всю жизнь умела! —?Карл грозно рявкнул и ударил по столу кулаком. Все вздрогнули.?— Вы все не понимаете, кто я! Как мне позорно иметь такую никудышную семью. Карл начинал злиться. Его раздраженный взгляд сверлил шокированных резкой сменой поведения Эмму и Одри. Они перевели на меня злобный взгляд, виня в испорченном настроении барона, а потом испуганно глядели на него. Но они не решались и пикнуть, пока Карл выплёскивал на них оскорбления, так же как, когда они тихо сидели, пока я говорила с ним, хотя и сверлили меня недовольным взглядом. Но вскоре все трое забыли обо мне, и я тихо вышмыгнула из кухни, захватив так и недоеденную мною кашу. Как ни странно, шагая по пустым обшарпанным коридорам, мои чувства и мысли были в небывалом равновесии и спокойствии. Точнее их практически не было. Бесшумно ступая по голому полу, моя голова была пуста. Так, с пустой головой я направлялась в свою комнату, пока не остановилась у лестницы, ведущей на второй этаж. Этот дом являлся большим старым двухэтажным зданием с огромным количеством комнат на границе с трущобами. Только из-за такого соседства предыдущий барон смог позволить себе купить его. А также он практически разваливался. Более-менее приемлемым являлся второй этаж, где впрочем и расположилась семья О’Брин. Поскольку я частью этой семьи не была, то жила на первом, в своей маленькой каморке, которая раньше являлась чем-то наподобие большой подсобки, и на втором этаже раньше не была. Вход туда мне был запрещён. Да если честно, то этого я и не хотела, даже боялась. Ведь столкновение с любым из домочадцев кончалась для меня в девяти из десяти случаев плачевно, а там я их почти обязательно встречу. Так что второй этаж представлялся чем-то наподобие пещеры с монстрами, но так же чем-то роскошным и великолепным. Стоя у этой лестницы, мне впервые захотелось подняться на второй этаж. Нарушить ранее незыблемое правило, доказать самой себе, что желания и запреты моей "семьи? ничего не значат для меня, что я не завишу и не подчиняюсь им. Первый шаг дался ужасно тяжело. Как будто ноги сковали цепями и привязали к ним непомерный груз. Второй был чуть-чуть легче. Третий ещё проще. И вот я не заметила, как взбежала по лестнице. Чистейшая радость, эйфория свободы захватила меня с головой. Мои щёки горели, сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди, а дыхание сбилось. Немного успокоившись, я прислушалась к громкому шуму, который доносился с первого этажа. Похоже, Карл разозлился и начал новую тираду. Это продлится долго, так что у меня достаточно времени осмотреться. Не знаю, чего я ожидала, но почему-то почувствовала разочарование.Второй этаж ничем от первого в принципе не отличался. Такие же голые стены с пожелтевшими от времени обоями, ничем не покрытый пол. Единственное отличие, что, несмотря на явную бедность, пустоту и ветхость, он выглядел обжитым и аккуратным. Ни одной пылинки, нет ни единого пятнышка, все так и лучится чистотой и порядком. Во всём чувствовалась какая-то педантичная чистоплотность, но продиктованная не собственным желанием, превратившимся в навязчивую привычку, а чувством сильнейшего страха. И это виднелось в ярком блеске начищенного пола, отсутствие даже маленькой пылинки и затертых до дыр пятен на обоях. Но комната, находившаяся через две двери слева от лестницы, производила совершенно другое впечатление. Приоткрытая дверь была такой же чистой, как и всё остальное, но от неё веяло заботой и любовью. Тихо прошмыгнув в комнату передо мной, предстала светлая просторная детская, в центре которой стояла деревянная кроватка. Она была совершенно простой, без изысков, но так тщательно украшена, от неё так веяло любовью, слепым поклонением тому, для кого эта детская кроватка была предназначена, что не оставалось сомнений, кто является её обладателем. Под тёплым светло-голубым, но явно не один раз постиранным, одеялом спал Даниэль. Он был точной копией Карла не только внешне, но и внутренне. Хоть ему только вскоре предстоит отпраздновать свой первый день рождения, но Даниэль уже был настоящим мастером в закатывание истерик и сцен. Баловство и полное поклонение еде наложили на его еще не сформировавшийся характер свой отпечаток. Его капризы, которые в большинстве случаев исполнялись, изводили каждого, но делать с этим никто ничего и не думал. Ведь он Даниэль О’Брин, будущий барон и глава рода О’Брин. Время завтрака – это единственная часть дня, когда Даниэль остаётся один. Даже ночью возле его кроватки дежурит Эмма или Одри. В это время обычно его сон наиболее крепкий, и они решаются отлучиться, чтобы поесть. Не знаю из-за чего, но Даниэль почему-то в полудрёме открыл свои, такого же, как и у меня, цвета, доставшиеся нам от Карла, глазки и сонно взглянул на меня, но сейчас же вновь уснул. После этого я развернулась и пошла в свою комнату, больше ни на что не взглянув. Зайдя в свою комнату, я огляделась. Низенькая кровать в углу комнаты и сломанный шкаф, где хранилась моя немногочисленная одежда – это вся мебель, которая была в моей не самой чистой, но достаточно опрятной комнате. Пройдя к маленькому окошку на противоположной стене, я села на подоконник и стала смотреть, не идёт ли там Мари, повторяя про себя алфавит. В своей пустой комнате, отличающейся и от до безумия чистого второго, и от до невозможности грязного первого этажа, мне стало очень уютно.***На следующий день я проснулась неожиданно рано, ещё до рассвета. Меня одолевало нетерпение. Вчера я убедила Карла, что мое образование – необходимая вещь, с помощью которого он сможет поднять свой статус. Но, конечно, заниматься этим самостоятельно барон не намерен. Учить читать и писать меня, скорее всего, будет Эмма, возможно, Одри. Хотя найти для этого время сложно. Эмма работает кем-то наподобие помощницы гувернантки, а также прачкой и горничной в одном достаточно обеспеченном доме. Единственный её выходной – это суббота, во время которого она берет работу на дом. Эмма могла бы заниматься со мной, попутно занимаясь своей вышивкой или штопкой. Но это будет стоить много времени, которого у меня нет. Эмма будет учить меня, только пока об этом помнит Карл. Но где-то через неделю, если ему не напоминать, он об этом забудет, если подогревать его интерес месяц, максимум полтора. Так что я должна выжать из этого как можно больше. Быстро вскочив с кровати, я подбежала к своему шкафу, где хранился весь мой немногочисленный гардероб. Он состоял из четырех платьев, одних штанов и двух рубашек. Эту одежду мне собственными руками сшили Софи и Мари. Обуви у меня не было. Моя одежда была немного грязной и сильно поношенной. Она была мне немного маловата, поскольку я носила её с четырёх лет, а за это время хоть немного, но прибавила в росте. Но надеть это было можно, так что я не жаловалась. Тем более у меня есть ещё кое-какая одежда в запасе. Предусмотрительная Софи дала мне её на вырост перед самым своим уходом, но, поскольку такой было у меня совсем немного, я решила донашивать все до последнего. Надев на себя штаны и рубашку, я поспешила умыться. Мари и Софи знали, что я никому не нужный ребёнок, поэтому учили меня жить самостоятельно. Стирка и уборка, как избежать побоев и не остаться голодать, они давали мне знания о том, как выжить, и никогда не строили мне иллюзий о любящей семье. Так что в свои пять я была самостоятельнее некоторых взрослых и точно знала, что в этом мире одна, никто мне не поможет. Одним из наставлений, которые я всегда выполняла, был уход за собой. Каждое утро я умывалась и расчёсывалась, а раз в три недели полностью мылась. И теперь я тихо пробиралась в ванну, чтобы набрать немного воды в деревянный таз. Быстро умыться и причесаться обломком расчёски. Закончив с утренними процедурами, я пошла на кухню. Только начало рассветать, но Эмма уже встала и готовила завтрак. Через несколько часов она пойдёт на работу и вернётся к полудню, чтобы приготовить обед и сразу же ужин, и вновь уйдёт. Только к позднему вечеру Эмма приходит домой и начинает уборку. Единственным её свободным временем является совсем раннее утро и поздний вечер. Но вечером она сидит с Даниэлем, поэтому время, когда начинает светать, является единственным, когда Эмма может заниматься моим обучением. И сейчас я наблюдала, как она отдыхает, сидя за столом и устремив свой взгляд в пустоту. Осунувшееся жёлтое лицо выглядело намного старше своего реального возраста. На нём не было видно и капли былой красоты, но постоянный стресс и переутомление легко читались. После того, как Эмма родила Даниэля и стала баронессой, она совсем перестала следить за собой. И вот, видя её жалкую, дрожащую фигуру, я ничего не почувствовала. Уверенной походкой с высоко поднятой головой я подошла к баронессе и положила на стол листок старой газеты, по которой, надеялась, меня учить и будут. Карл всегда читал по утрам газету, а точнее пытался, после чего выбрасывал, а я их подбирала и аккуратно складывала под кроватью. Вчера вечером одна из них была выбрана мной для обучения чтению. От моего неожиданного появления Эмма вздрогнула и перевела на меня невидящий взгляд. Долгая минута, и в её глазах появляется осознание, тут же сменившееся ненавистью. Верно, она меня ненавидела. Единственной причиной, почему я, бесполезная девчонка, зарождение, которой её всё время упрекали, ещё не была выставлена на улицу – это возможность выгодного брака. Так что даже когда меня избивали, то старались не бить по лицу. Но даже прожигаемая взглядом, наполненным лютой ненавистью, я не намеревалась отступать, ведь ум – это единственное, с помощью чего я смогу жить свободно.—?Баронесса, поскольку вчера барон велел мне научиться грамотности, то сегодня я пришла к вам, чтобы начать наши уроки,?— ровный, ничего не выражающий, тон и такая же лёгкая улыбка.—?Ты! —?Эмма злобно вскрикнула, если прислушаться, наверно, даже можно услышать скрип зубов. — Бесполезная идиотка, как ты смеешь! Выражение "бесполезная идиотка? резало слух, но я не позволила недовольству отразиться на моём лице и продолжила настаивать на своём.—?Верно. Но это желание барона,?— на слове "барон? я сделала ударение. Увидев, как Эмма вздрогнула, я почувствовала удовлетворение. Её страх перед Карлом сделал своё дело. Скрежеща зубами, она позволила мне сесть возле неё. Нужно отдать Эмме должное, несмотря на явную ненависть и неохоту, учила она меня прилежно, объясняла, как складывать буквы в слога. Страх перед Карлом сделал свое дело. Урок продлился где-то с полчаса, после чего Эмма раздражённо толкнула меня и принялась за готовку завтрака. Я поднялась и потерла ушибленный бок. Подойдя к миске со вчерашней кашей, которую Эмма презрительно бросила мне, я быстро проглотила её и побежала в свою комнату, захватив с собой газету. Вновь сев на свою кровать, я начала упражняться в складывании слогов. И, поглядывая на окно, не идет ли где-то там Мари, я просидела за этим занятием до самого обеда.*** Утром я занималась с Эммой, а весь оставшийся день училась самостоятельно, следя, не идет ли Мари. Так прошло две недели. За это время я смогла очень плохо, медленно и по слогам, коверкая слова, но самостоятельно прочитать первые несколько страниц газеты. После этого дело пошло намного быстрее и легче. В тот день я вновь сидела и самостоятельно занималась, одновременно глядя в окно и следя за не таким уж и большим количеством прохожих, среди которых выискивала знакомый силуэт. Я так боялась пропустить Мари, поэтому выходила только заниматься с Эммой и обедать. Для меня, которая и раньше практически всё время сидела в своей комнате, это не было трудной задачей. Но это было слишком утомительно морально, хотя я изначально знала, что это очень ненадёжный план, но всё равно каждый раз, когда показывался похожий на её силуэт, сердце замирало, и каждый раз, когда это оказывалась не она, какая-то его часть умирала, так же как и надежда. Сколько раз я обманывалась и позволяла радости захлестнуть меня, и сколько раз меня ждало жестокое разочарование? Поэтому, когда вдали показалась маленькая фигурка, закутанная в потёртый плащ, я не сразу поверила тому, что вижу. Но она всё приближалась, а мои глаза улавливали всё больше знакомых черт, и вот уже стало различимо бледное лицо. Моё сердце забилось, как сумасшедшее, дыхание перехватило, а в голове всё перемешалось. Не знаю, откуда у меня взялись сила и храбрость, но я с трудом открыла окно, залезла на подоконник и без промедлений спрыгнула. Хорошо, что это был лишь первый этаж, а под окном был снег, иначе я себе что-нибудь сломала бы, так отделалась только синяками и царапинами. Я бежала по сугробам снега на встречу к Мари со всех ног, не обращая внимания на то, что вообще-то босая. В голову ударила кровь, и единственное, на что я была способна, это снова и снова повторять её имя.—?МАРИ! МАРИ! МАРИ! — слёту врезавшись в Мари, я несколько раз прокричала её имя.—?Ю-юная госпожа?! —?сверху послышался удивлённый, такой родной голос.По моему лицу потекли горячие слёзы.Боже, никогда в жизни я не была более счастлива, чем в тот момент.