Сиквел (1/2)

- Добро пожаловать в Гарднер, - прочитал выцветшую надпись Достоевский, опустив тонированное стекло.

Придорожный щит приветствовал гостей маленького фермерского городка штата Массачусетс. Штирлиц сбавил скорость и вывернул руль, уходя с трассы. Утопающие в садах деревянные частные дома с открытыми верандами – уютные и добротные - обступили с обеих сторон залитую солнечным светом главную улицу, оказавшуюся всего в две полосы шириной. Здесь витал забытый жителями мегаполисов дух кантри. Мужчины в креслах-качалках при виде огромного внедорожника, везущего вырвавшихся из городского смрада ньюйоркцев, отложили газеты. Откуда-то доносился будоражащий аппетит приятный аромат ванили и сдобного теста. Раздобывшие бейсбольную биту и перчатки подростки устроили импровизированный матч на заднем дворе до первого разбитого окна. Штирлиц машинально отметил, что у них даже имелся судья – самый старший и, должно быть, авторитетный парень из их компании, и непроизвольно восхитился тем, как у них организовано дело. Достоевский высунул наружу руку, рассекая пальцами горячий августовский ветер.Смуглый пастух на лошади – копия ковбоев, которых теперь можно увидеть только в вестернах, сорвал с головы соломенную шляпу. Достоевский сдержанно кивнул в ответ и улыбнулся уголками губ, в воображении пририсовав парню кобуру с револьвером на поясе. И, конечно же, полный барабан патронов.

- Твой приятель? – поинтересовался Штирлиц.- Да, - ответил Достоевский. – Мы когда-то с ним перегоняли бизонов через Большой Каньон и снимали девушек в барах.Штирлиц шутки не понял, заострив внимание на окончании фразы.- Штирлиц, это не Нью-Йорк, - вздохнул Достоевский, - здесь все друг другу приятели или родственники. А бизоны уже к концу девятнадцатого века были почти полностью уничтожены переселенцами.

Как и прочие южные городки, существовавшие за счет животноводства и земледелия, Гарднер отказался от погони за прогрессом, выбрав неторопливое размеренное существование. Достоевский подпер ладонью подбородок. Вокруг него оживали воспоминания, утягивая за собой в прошлое.Лендровер неспешно ехал по дороге до тех пор, пока ему не преградила путь группка крупных индеек.- А вот и наш будущий ужин на День Благодарения, - прокомментировал ситуацию Штирлиц.Достоевский отстегнул ремень безопасности и выскочил из машины, прогоняя с проезжей части глупых птиц.

Нагнулся, отряхивая запылившиеся джинсы, выпрямился. Глаза его остекленели, руки повисли вдоль тела, точно невидимый кукловод отпустил нити, взгляд затуманился. Достоевский смотрел вглубь себя, мысленно отматывая хронику своей жизни назад, как кинопленку. Штирлиц завернул на обочину и заглушил двигатель.- Мы на месте, не так ли? – спросил он, подходя к Достоевскому.Тот не отреагировал, словно голос Штирлица не долетал туда, где сейчас находилось его сознание.

Штирлиц взглянул на возвышавшийся над ними двухэтажный дом с увитой виноградом летней ажурной беседкой.Сердце неожиданно дало перебой от мысли, что в этих стенах прошли самые счастливые и безмятежные годы дорогого ему человека.

Юноша с заторможенностью лунатика приблизился к калитке, привычным автоматическим жестом нашарил хитро припрятанный между досками ключ.

Штирлиц молча наблюдал за Достоевским. Порыв ветра взметнул светлые волосы юноши.

- Жалеешь, что уехал отсюда?

Громкий щелчок отпираемого замка – и реальность перекрывает память о минувших днях, мир заново обрел краски, а воспоминания отступили. Юноша отбросил челку с глаз, встречая взгляд Штирлица.- Если бы я не оставил этот дом, в моей жизни не появился бы ты, - с секундной заминкой ответил Достоевский и положил ладонь на почтовый ящик, будто здороваясь со старым другом после долгой разлуки. – Все идет так, как должно идти. В моей душе нет ни капли сожаления.

Спавший в тени абрикосового дерева сенбернар встрепенулся, вспомнив о священном долге охранять хозяйский дом, и предупредительный лай прошил мирную сельскую тишину.- Тихо, Микки, свои! – воскликнул Достоевский, протягивая псу руку для подтверждения личности. Собака ткнулась в нее носом, втянув в себя его запах, и, признав юношу, замахала хвостом.

Достоевский нерешительно переминался у забора, словно ему предстояло перешагнуть какую-то незримую черту, после которой перевернется вся его жизнь.- Ты в порядке?

- Это я должен тебя успокаивать, а не наоборот, - проскользнула в голосе Достоевского ворчливая нотка.

- Достоевский, я ведь не слепой, а из тебя притворщик никакой. Я вижу, как нелегко тебе дается жизнь в мегаполисе, где путь по головам – самый верный, где в ходу волчьи методы. Не создан ты для большого города, проглотит он тебя – и не подавится. А я не всегда могу быть рядом и поддержать.Достоевский отвел глаза.

- Хочешь, вернемся ненадолго в машину? – не особо рассчитывая на положительный ответ, спросил Штирлиц. – Заблокируем двери. Я сделаю тебе хорошо.Достоевский отпрянул от него, моментально залившись краской.

Что сказать: деликатность Штирлицу была не присуща, но в Достоевском ее хватало на двоих.Штирлиц подивился, как просто можно было смутить его любовника предложением заняться любовью даже спустя полгода их отношений, которые усилиями Штирлица были далеки от платонических.Но какая-то часть его желала, чтобы Достоевский никогда не менялся.

- Пойдем, - несколько сконфуженно отозвался юноша. - Я познакомлю тебя с родителями.

И, отбежав от Штирлица на безопасное расстояние, крикнул:- Не вздумай предложить мне подобное, пока мы будем гостить у отца и матушки!

Штирлиц усмехнулся под нос и последовал за ним.

Стоило ли упоминать, что воздержание не входило в его планы на выходные?***Достоевский дернул бронзовую дверную ручку и ничуть не удивился тому, что она не заперта.

- Было бы что воровать, - с грустной улыбкой поясняет он нахмурившемуся Штирлицу.Юноша ныряет в дом, бросив Штирлицу через плечо:- Матушка должна быть на кухне. Подожди меня здесь!Штирлиц присел на крыльцо, выудил из кармана еще не распечатанную пачку сигарет. Курение было для Штирлица скорее дополнением к его стилю жизни, чем зависимостью, и все уговоры Достоевского отказаться от вредного пристрастия встретили жесткий отпор.

Чистый сельский воздух, насыщенный запахом свежескошенной травы, кружил голову. Солнце медленно катилось в зенит и слепило глаза, но с севера, с Канады, уже ползла по небу тяжелая многообещающая туча. Если повезет, и ветер не сменит направление, дождь прольется только к полудню. Штирлиц щурился, разглядывая местность сквозь частокол темных ресниц. Впереди, покуда хватало взгляда, расстилался бесконечный зеленый ковер. У ног расположился друг человека – добродушный сенбернар по кличке Микки. В голубой выси парил гордый американский символ – белоголовый орел. Поверхность упирающегося в горизонт озера сияла так, словно каждая капля была затвердевшей слезой ангела – алмазом. В воду тянулся мостик для купания, приглашая окунуться в спасительную прохладу.

Массачусетс, Штат Заливов.Достоевский задерживался.

Штирлиц уставился на дверь, словно намереваясь силой мысли призвать своего любовника из глубин дома.

Достоевский - как и следовало ожидать - на мысленный призыв не откликнулся, а вынужденное безделье меж тем начало угнетать деятельного Штирлица.

Штирлиц подошел к озеру, зачерпнул ладонями воду, и тут его спонтанно накрыла волна нелепой детской радости. Еще не понимая, что он собирается делать, Штирлиц скинул с себя рубашку и взялся за ремень синих джинсов, как в спокойное безмолвие ворвалось громкое тарахтенье заведенного двигателя. Штирлиц замер: звук шел со стороны гаража. Судя по уровню шума, автомобиль был либо очень стар, либо у него отсутствовал глушитель. Оголившийся по пояс банкир подобрал сброшенную второпях рубашку и заинтригованно прошел к раскрытым воротам по узкой ленте протоптанной тропинки, заглянул внутрь. Умирающий мотор «Рэмблера» пытался реанимировать мужчина лет сорока в закатанном до колен рабочем комбинезоне. Штирлиц не дал бы за его колымагу и сотни баксов.

- Чтоб тебя… - донеслось до Штирлица, когда издыхающий мотор, по-видимому, наконец простился с миром.Устав от бесполезных трудов, мужчина вытер пот с лица и только тут увидел наблюдавшего за ним Штирлица.- Все время дымил маслом, - как ни в чем ни бывало сообщил мужчина. – Заменил фильтры, проверил клапаны – исправны. Расстаюсь как с верной боевой подругой.Мужчина любовно погладил капот отжившего свое «Рэмблера». Он так увлекся ремонтом, что даже упустил из виду факт, что в его гараже находился незнакомый человек. Штирлиц приблизился к автомобилю, окинул профессиональным цепким взглядом внутренности машины.

- Масло гонит контрактная турбина, - поставил диагноз он. – Систему вентиляции картера проверяли?- Картер, говорите? – с блеском в глазах переспросил мужчина, склонившись рядом со Штирлицем. – Значит, еще не все потеряно?Его лицо светилось всколыхнувшейся вновь надеждой. Штирлиц с сомнением глянул на старенький «Рэмблер», который, казалось, помнил еще правление Кеннеди, потом на его владельца и, не особо веря в успех, вздохнул. Бесспорно, он пришел к выводу, что с большей охотой купил бы мужчине только что сошедшую с конвейера «Тойоту», чем занялся бы ремонтом приказавшего жить движка «Рэмблера».

- Посмотрим, что можно сделать.***- Что тут происходит?Достоевскому открылась изумительная картина: его отец и Штирлиц, обливаясь потом и обмениваясь отрывистыми репликами на языке автомобилистов, как заправские механики возились с их стареньким «Рэмблером» и, судя по возбуждению обоих, даже сумели достичь положительных результатов.

- Турбина! – с явным энтузиазмом выпалил отец Достоевского, воинственно потрясая разводным ключом. – У этого парня мозги на месте, клянусь своей усовершенствованной спутниковой антенной!Довольная улыбка коснулась губ перемазанного машинным маслом Штирлица. За каких-то пять минут всегда аккуратный ухоженный банкир исхитрился стать таким же грязным, как и его напарник.

- Гостя! – раздался из-за спины оторопевшего Достоевского яростный вопль, от которого голуби на крыше взвились в воздух. – Гостя заставил чинить свое ржавое ведро на колесах! Дон Кихот, ты невыносим!Достоевский испуганно отпрыгнул в сторону: его матушка-Дюма в гневе была страшнее урагана Катрины, в свое время принесшего Соединенным Штатам множество бед.

- Моя малышка еще всем покажет, - кинулся на выручку своему «Рэмблеру» ее супруг. – К тому же, он сам проявил инициативу! Правда?Штирлиц ощутил на себе выразительный взгляд Дон Кихота и коротким кивком подтвердил справедливость его слов. Достоевский про себя отметил, что мужская солидарность наверняка уберегла от развода и ссор не один брак, и проникнулся благодарностью к сообразительному Штирлицу.

Дюма – приятная женщина в переднике - еще несколько секунд для порядка держала мужа под прицелом осуждающих янтарных глаз (понятно, кому Достоевский обязан своим фантастическим цветом радужной оболочки), после чего запричитала, всплеснув руками: - Мистер Штирлиц, простите ради бога за такой прием. Ваш визит застал нас врасплох, а про гостеприимство наш Дон Кихот только из книг по этикету знает.- Подобная макулатура годна лишь для туалета, - беззлобно буркнул Дон Кихот.Достоевский с нежностью взирал на своего отца – мокрого, взъерошенного и абсолютно счастливого.- Рад тебя видеть, пап.

Достоевский выступил вперед, заключил отца в крепкие объятия. Лицо Дюмы смягчилось, и даже Штирлица не оставила равнодушным трогательная сцена семейного воссоединения.- Я приведу Штирлица в порядок, - сказал Достоевский матери. – Тебя ведь не пугает перспектива помыться прямо на улице, из шланга?Последняя фраза была адресована уже Штирлицу.- Не более чем падение курса доллара, - принял вызов Штирлиц. – Но у меня есть идея получше.***Штирлиц бодро избавился от остатков одежды и, разбежавшись, грациозно спрыгнул с мостика в озеро. Достоевский и Микки синхронно замотали головами, попав под фонтан брызг. Штирлиц измерил глубину дна, проплыл под водой пару десятков метров и только тогда соизволил вынырнуть.Достоевский стащил кроссовки и свесил ноги с мостика в воду. Ему нравилась новоприобретенная беспечность и необычное легкомыслие всегда сосредоточенного Штирлица.- Эй, за бортом! – крикнул он.Штирлиц несколькими мощными гребками подплыл к нему. Достоевский сдавленно охнул, когда пальцы Штирлица сомкнулись вокруг его тонких лодыжек.- Погоди, я разденусь…Штирлиц прижался губами к его светлой коже. На Достоевского обрушился шквал жара, не имевший ничего общего с летним зноем. Сердце заметалось в груди, едва не захлебнувшись серотонином.- Ты как девочка… - прошептал Штирлиц, опаляя его кожу своим дыханием. – Моя ласковая, красивая девочка…Достоевский зажмурился: слишком вульгарно, даже оскорбительно прозвучала реплика Штирлица. Но куда хуже было то, какую реакцию она у него спровоцировала.- Кончай свои грязные игры, - слабым голосом попросил он.Штирлиц поднял голову и, казалось, сквозь голодные медовые глаза заглянул ему прямо в душу, увидев там ложь.

- Я уже говорил тебе сегодня, Достоевский. Из тебя получился бы никудышный актер.Прежде, чем Достоевский смог за что-нибудь ухватиться, Штирлиц дернул его вниз в порыве безрассудного желания. Рефлексы пловца сработали молниеносно: Достоевский устремился вверх, за глотком воздуха, и оказался лицом к лицу со Штирлицем.

- Штирлиц, пожалуйста, - кашляя и отфыркиваясь, взмолился Достоевский. – Слишком опасно. Родители могут застать нас в любую секунду.

- Ныряем через три… - как не слышав его, начал вести отсчет Штирлиц.- Н-не надо… - запинаясь, пробормотал Достоевский.- …две…- Штирлиц!..

- Сейчас!

Голова банкира скрылась под водой, и Достоевский, еще не осознавая, почему он повинуется воле Штирлица, последовал его примеру.

Рванув Достоевского на себя, утаскивая его за собой на дно, Штирлиц припал к его мягким губам – сильно, стукнувшись зубами, лишив всех мыслей и дыхания. Возбуждение нахлынуло быстро, с влажным скольжением языков, полузадушенным стоном, разбудив звериные инстинкты, дремавшие в каждом мужчине. Достоевский чувствовал себя так, словно он был чистой энергией, миллионами электрических разрядов, вспыхивающих от каждого движения языка Штирлица.

Спустя полторы минуты Достоевского охватила паника, он забился в руках удерживающего его на глубине мужчины. Первобытный страх перед водной стихией затопил его существо, Достоевский отчаянно заработал руками и ногами…Вынырнули. Достоевский жадно хватал ртом воздух, ошалело моргал и тряс головой.

- Класс, - послышалось позади него. – Повторим?Достоевский заскрипел зубами и, игнорируя возмущенные возгласы Штирлица, поплыл к берегу.Отчего-то Достоевский начинал считать, что совместная поездка в Гарднер была не лучшей затеей.***- Обедать!

Не прошло и минуты, как на зов Дюмы явились просохшие под солнцем Достоевский и Штирлиц. На обоих тут же навалилась волна разнообразных запахов: в духовке готовился лимонный пирог, на столе – салат из свежих овощей, картофельное пюре и только что испеченный домашний хлеб. На Дон Кихота, как на главу семьи, была возложена почетная обязанность разрезать фаршированного яблоками жареного гуся. При виде Штирлица отец Достоевского занервничал, как курсант на сдаче важного экзамена, и чуть не выронил нож.

- Как искупались? – излишне ровным голосом осведомился Дон Кихот, отвлекая внимание от своей оплошности. – Я хочу смастерить горку, чтобы съезжать по ней прямо в воду – будет наш собственный скромный аквапарк…- Пап, я уже не ребенок, - перебил его Достоевский. – С постройкой аквапарка ты опоздал как минимум на десять лет.- Так это не для тебя, дурачок, - обворожительно улыбнулась подошедшая Дюма, раскладывая тарелки. – Ты же собираешься когда-то подарить нам внуков?Дон Кихот энергично закивал.

Достоевский пережил целую гамму эмоций – от растерянности до ледяного сковывающего ужаса, от которого тотчас одеревенели мышцы. Все слова замерзли в нем. Юноша украдкой глянул на невольного свидетеля семейной сцены – Штирлица. Потемневшие глаза банкира сузились, на лице застыла непроницаемая маска. Достоевский понял, что Штирлицу любопытно, как его любовник выкрутится из щекотливой ситуации.Достоевский также понял, что на сей раз никто не кинет ему спасательный круг.- Я… пока об этом не задумывался, - подавленно промолвил Достоевский, смирившись с тем, что Штирлиц предпочел роль бесстрастного зрителя.

Чувство вины кольнуло под ребрами.Какое оправдание найти тому, кто, отклонившись от провозглашенной обществом нормы, предал мечты своих родителей? Дон Кихот никогда не сможет помочь сыну выбрать свадебный смокинг. Дюма никогда не обучит невестку искусству выпечки.

Обстановку неожиданно разрядил Дон Кихот.

- Твой старик тоже об этом не задумывался, пока однажды на свет не появился маленький Достоевский, - подмигнул он сникшему сыну.Его слова были встречены всеобщим хохотом. Сердце Достоевского вновь сорвалось в галоп.Наигранно рассердившаяся Дюма шлепнула мужа полотенцем.

- Мы не торопим тебя, дорогой, - погладила она сына по плечу. – Семья создается прежде всего из-за любви, а не для увеличения численности населения. Дети – это большая ответственность, а ты и сам еще в некоторых вопросах неловок, как ребенок. Этим ты в Дон Кихота, наверное, пошел.Опекавший последние полгода юношу Штирлиц негласно с ней согласился. Дон Кихот обиженно запротестовал против последнего заявления. Достоевский воспрянул духом, сообразив, что вопрос снят, пока он не достигнет необходимой отметки зрелости и самостоятельности, установленной матерью.

Не обладавшему же душевной тонкостью Штирлицу этот разговор и вовсе не принес дискомфорта. Мук совести по поводу того, что он лишил родителей Достоевского возможности иметь родных внуков, став единоличным владельцем сердца Достоевского, он не испытывал.- Ну что, попробуем сделать малыша этой ночью? – прошептал Достоевскому Штирлиц, воспользовавшись тем, что Дюма занялась поспевающим пирогом, а твердо вознамерившийся отпраздновать приезд сына с другом Дон Кихот отправился в погреб за бутылкой вина.

Помогавший матери накрыть на стол Достоевский вспыхнул и едва не выронил миску с салатом.

- Ох, милый, осторожно! – воскликнула Дюма.Покрасневший до ушей Достоевский сел на свое место, избегая смотреть на Штирлица. Штирлиц ухмыльнулся, искренне наслаждаясь произведенным эффектом.За обедом банкир стал главной темой для обсуждения и центральным объектом интереса родителей Достоевского. Штирлиц с достоинством выдержал град вопросов, без позерства и выпячивания своего высокого статуса. Внутренне сочувствовавший ему Достоевский старательно прятал улыбку: его родители столь очевидно были очарованы обеспеченным бизнесменом из Нью-Йорка.

Раскрасневшийся от вина Дон Кихот торжественно поднял бокал в третий раз:- За нового друга нашего сына!

Собравшиеся свели бокалы, звонко запел хрусталь. Ладонь Достоевского нащупала под столом колено Штирлица. Ему нужна была его поддержка, нужно было удостовериться: они вдвоем – друг для друга и против враждебно настроенного к таким, как они, мира. Доказать свою любовь, вобрать в себя его тепло и взамен отдать свое. Брови Штирлица взлетели вверх: проявления инициативы были редкостью для его любовника.Спустя секунду его пальцы уже крепко стискивали руку юноши, надежно укрытые от посторонних глаз полами скатерти.

***- Мы с матушкой уберем со стола и помоем посуду, - сообщил Достоевский когда все насытились, завязывая вокруг пояса фартук.

Штирлиц и Дон Кихот не выглядели сильно расстроенными тем, что их не пригласили поучаствовать в послеобеденной уборке кухни.- Я покажу Штирлицу свою чудо-антенну, - воодушевленно сказал Дон Кихот. От уважительного обращения «мистер» было решено отказаться после четвертного бокала вина. – Она умеет ловить сигналы военных спутников США!- Вы же в курсе, что это незаконно и может сулить крупные неприятности, если они отследят ваш канал? – спросил Штирлиц.- В Пентагоне сидят одни идиоты, - непринужденно махнул рукой Дон Кихот, уводя его за собой. – Вы бы слышали, что они говорят об НЛО…Достоевский усмехнулся и склонился над раковиной.

- У тебя замечательный друг, - обволакивающим мелодичным голосом проворковала Дюма, ставя рядом с Достоевским собранные тарелки. – Очень вежливый и интеллигентный молодой человек.

Достоевский хмыкнул. За обедом Штирлиц приложил немало усилий, чтобы произвести на родителей Достоевского наилучшее впечатление, спрятав от них свою темную сторону за любезными улыбками и щедрыми комплиментами.

- Наверное от девушек отбоя нет, - добавила Дюма.

- Ммм, - неопределенно промычал Достоевский.

Обсуждать личную жизнь своего любовника с матерью представлялось ему плохой идеей.- У него будут красивые дети, - мечтательно вздохнула Дюма.

Похоже, Дюма не была до конца честна, утверждая, что острой потребности во внуках у нее нет.- Мам, я начинаю ревновать, - шутливо ответил Достоевский, не чувствуя в себе ни грамма веселья.

Великолепный сельский пейзаж за окном превратился в плоскую блеклую картинку, как на экране первых телевизоров. Достоевский мыл посуду будто робот, запрограммированный на выполнение единственной функции. Намылить тарелку, сполоснуть, положить сушиться. Повторить алгоритм.Достоевского заполнила жгучая ненависть к себе за стену тайны и лжи, что он возвел вокруг своих отношений со Штирлицем.Чуткая Дюма притянула к себе сына, прижала его к груди.- Глупости, милый. У меня нет никого на свете дороже тебя.

Глядя в восхитительные медовые глаза матери, каждый день смотревшие на него из зеркала, Достоевский ощутил к Дюме огромный прилив любви – настоящего, подлинного чувства, затмившего все другие.

На краткий миг ему чудится, что Дюма все поняла – поняла и приняла выбор сына.- Испеки мне шоколадный кекс, - вдруг попросил он. – Как в детстве.- Непременно, родной.

***Достоевский поднялся к себе в спальню на втором этаже. На перилах лестницы кое-где облупилась краска, а верхняя ступенька жалобно скрипнула, когда Достоевский перенес на нее вес тела – как и восемь лет назад – и вслед за ней полыхнула новая вспышка ностальгии.

Снаружи, во дворе, попавший в распоряжение Дон Кихота Штирлиц мужественно терпел демонстрацию способностей нелегальной антенны. В качестве мелкой мести за инцидент на кухне Достоевский последовал его стратегии невмешательства и не окликнул его, даже когда Дон Кихот завел разговор о своей системе полива лужаек с интуитивным управлением.- Эта технология произведет революцию на рынке орошающих устройств, - уверял Дон Кихот.

- В таком случае рекомендую оформить патент, - отозвался его собеседник.

Штирлиц держался молодцом.Спальня была такой же, какой она сохранилась в памяти Достоевского: кровать с ярким лоскутным покрывалом, шторы с подсолнухами, плетеное кресло в углу, грубо сколоченный стол, стеллаж с энциклопедиями, пустой аквариум, в котором когда-то жила безымянная рыбка с золотой чешуей. Пахло книгами. Пахло и самим Достоевским – тихим мальчишкой, любившим чтение и лазурные озера Массачусетса.

Достоевский прошел внутрь, в опутанную призраками прошлого комнату. От выпитого вина пол раскачивался под ногами. Юноша растянулся на матрасе, вытянул руку, тронул ловец снов у изголовья кровати – мистическая и, похоже, бесполезная вещица. Сонливость неумолимо растекалась по телу, расслабляя уставшие мышцы.«Ты как девочка» - внезапно мелькнуло в сознании.Достоевский перекатился на живот, зарылся лицом в подушку, заглушив стон досады, смешанный со стыдом. Он уже свыкся с тем, что Штирлицу приносит какое-то странное извращенное удовольствие дразнить его, но иногда банкир переходил все разумные границы.И в результате Штирлиц добился своего – Достоевский в который раз сыграл по его нотам.- Во что ты меня превратил, - вырвался у Достоевского сокрушенный вздох.А может, Штирлиц был прав? Может, природа ошиблась, сделав Достоевского мужчиной? В физическом развитии он всегда уступал ровесникам, не добился успехов в спорте, в соблазнении девушек потерпел фиаско, и в сексе с мужчиной никогда не занимал лидирующей позиции.Достоевский похолодел.- Я не твоя «женщина», - твердым голосом объявил пустоте Достоевский – слишком громко для беседы с самим собой.И пустота ответила ему густым баритоном:- Не моя, тут не поспоришь.Достоевский порывисто сел на кровати, впившись пальцами в покрывало.- Но что мне мешает сделать тебя ею?У Достоевского воздух застыл в легких. Голова взрывается чудовищной симфонией из взвизгивающих скрипок и тревожного боя барабанов под руководством дирижера-эпилептика.- Нет, - замотал головой Достоевский, силясь прогнать иллюзию, - нет.

Жуков выступил из тени – материальный и, несомненно, реальный.

- Ну, здравствуй.***Ключ поворачивается в несмазанном замке с издевательским скрежетом: спустя несколько лет Достоевского настигла расплата за вечное стремление мрачных нелюдимых подростков к уединению. Ключ исчезает в кармане штанов Жукова, как последний шанс на побег.

Жуков подошел к окну, плотно задернул шторы - и темнота сожрала солнечный свет. Спальню накрыл полумрак.

Достоевский бледнеет. Убеждать себя в том, что Жуков – плод его воображения, казалось уже почти невыполнимой задачей.- Вас здесь нет, - выдавил он из себя, провожая Жукова взглядом. – Вас не может здесь быть.Его восприятие своей детской комнаты, как крепости, святилища, в которое не смеет ступить враг, сейчас было предательски разрушено вторжением Жукова. Жуков стоял посреди спальни – удивительно неуместный, словно существо, вырвавшееся из другой Вселенной. Липкий неконтролируемый страх, источаемым юношей, расползался по комнате, отравляя ее атмосферу безопасности. Достоевский был заперт в когда-то родных стенах, а ныне – клетке, один на один с хищником, чей нрав было не под силу обуздать и самому опытному дрессировщику.- Да неужели, - откликнулся Жуков, обходя комнату по периметру. – А где же я, по твоему мнению? В каком-то параллельном измерении, по иронии судьбы пересекшимся с твоим?Если бы Достоевский не был так напуган, он бы нашел забавным то, что их мысли почти совпали.В воцарившемся после слов Жукова молчании где-то под потолком грохотали часы, но бег времени опережало зашедшееся ужасом сердце Достоевского.Жуков же сохранял спокойствие, точно воплощал в жизнь давно написанный сценарий. Его странная сосредоточенность сбивала с толку. Покончив с исследованием новой территории, мужчина приблизился к кровати, на которой каменным изваянием замер Достоевский. Пальцы Жукова приподняли подбородок Достоевского. Юноша вздрогнул, точно через него пропустили пару сотен вольт.

- Слишком правдиво для галлюцинации, не так ли?Юноша отбросил его руку, вернув себе самообладание. Лицо приобрело знакомое упрямое выражение. Достоевский не мигая смотрел на Жукова. От его напряжения только что воздух не искрил.

Полегче, не то скоро сам вырабатывать электричество будешь.

- Но ты, как и прежде, совершенно не умеешь пить, - прибавил Жуков.

- С какой бы целью вы не забрались в мой дом, пообещайте, что не причините вреда моим родителям, - звенящим голосом потребовал Достоевский.

Жуков скривился. Как это по-достоевски: хрупкой, но решительной стеной встать на пути у абсолютного зла. Тут тебе не переговоры террористов с полицией, никаких взаимных уступок.

И, вместе с тем, он отдал должное Достоевскому: в его незавидном положении, да еще и выдвигать условия, изображая из себя хладнокровного дипломата…- Мне нет дела до твоих предков, - с презрительной интонацией охотника за золотыми приисками, которому подсунули угольную шахту, произнес Жуков.

Его ответа было достаточно, чтобы в душе Достоевского пустил корни зачаток надежды, и Жуков поспешил растоптать его:- Но про тебя я того же сказать не могу.Все внутри Достоевского оборвалось.

- Отдайте мне ключ, - отрывисто сказал он.Да нет, не может быть, чтобы он был настолько наивен…Просьба Достоевского изрядно повеселила Жукова.- Нет, Достоевский, - с мягкой улыбкой, с какой обращаются к ребенку, отозвался он. – Тебе пора уяснить, что в этом мире ничто без борьбы не дается.

Жуков выпрямился – так, что его ремень оказался на уровне глаз Достоевского.

- У тебя два выхода: заслужи свою свободу… или отбери ее у меня.Достоевский ошеломленно уставился на ширинку Жукова, потом взгляд его переместился на карман с желанным ключом.В отличие от Жукова, Достоевский предполагал наличие третьего варианта.Терпение Жукова было недолгим. Пора покончить с этим наваждением.- Довольно разговоров, - сорвавшимся на хрип от предвкушения голосом сказал он.

Пружины кровати прогнулись: Жуков оперся об нее коленом, схватил обеими руками ворот рубашки Достоевского, одним движением преодолев пропасть, раскинувшуюся между ними. Достоевский судорожно зажмурился, точно поцелуй Жукова был укусом ядовитой змеи. Теплое дыхание коснулось лица юноши, а затем чужой пожар – яростный и отчаянный - проник в него вместе с горячим языком Жукова. Достоевский рванулся назад – так, что затрещала ткань.