Кандалы. (1/1)
Через два дня им сообщили результаты фестивального конкурса._______
«Тррр!...Тррр!...Тр!», - рука с тонкими пальцами нащупала на поверхности прикроватной тумбочки мобильный. - Слушаю. - «Лунковский Руслан?» - Да, это я. - «Вас беспокоят из администрации фестиваля «Дух времени». Рады сообщить, что ваша группа заняла первое место». - Да, знаю, спасибо. Собеседник на другом конце провода на мгновение замялся, приведенный в замешательство ответом: - «Х-хорошо. Группе нужно приехать сегодня в клуб, чтобы обговорить кое-какие формальности». - Какие формальности? - «Связанные с документами. Нужна ваша подпись. К тому же, вы так быстро исчезли после выступления, что мы не успели даже вручить вам приз». - Вот как... К скольким часам нам подъехать? - «К двум». - Хорошо. До свидания, – Лёд отключил телефон, и снова опустился на подушку. «Как же меня раздражает эта бумажная канитель...», - подумал он, отсылая смс Сергею, и кидая мобильник куда-то в ноги. Было десять часов утра, а Руслан терпеть не мог, когда его будили подобным образом. Он обвел глазами помещение, и остановил взгляд на спящем на другом конце комнаты Марате. «Его если не разбудить, проспит весь день, - умиротворённо хмыкнул про себя Лёд, - Странный человек... Я вижу его насквозь и не вижу одновременно. Всё-таки, общение с моей сестрой на нем очень сказалось - сделало его более непроницаемым, чем остальные. Легко поддается чужому влиянию, но... не всякому. Даже моему... - он закрыл глаза, - Знаешь, Майя, я тебе даже немного завидую...», - открыв глаза, он обнаружил, что Марат проснулся, и теперь просто смотрит на него, сонно сощурившись. Чёрные глаза, но всегда вбирающие в себя тот цвет, который оказывался к ним ближе всего, становясь темным его подобием. - Звонили из администрации фестиваля... Мы выиграли, – сказал Лёд. Фраза прозвучала хрипло – горло сухое после сна. - Угу. И тишина. Вечное молчание. Можно было бы даже подумать, что эти люди совсем не знают друг друга, и потому не представляют, о чём говорить. На самом же деле всё было наоборот: знали друг друга настолько, что разговоры были словно и не нужны. Как давно пройденная стадия узнавания, когда познание другого происходит через слова. - Можно вопрос? – вдруг услышал Руслан, и ответил: - Да. - Почему ты открываешься только детям? Брови Лунковского невольно взлетели вверх. Надо же, какая наблюдательность... - А как ты думаешь, чем дети отличаются от взрослых людей? – сказал он. «Это же так очевидно, но неужели никто не видит и на сантиметр глубже поверхности?..». Лицо Марата стало сосредоточенным. Льду очень нравилось это выражение. Черты лица сразу приобретали идеальную гармонию, а черные глаза становились и вовсе бездонными.
- Потому что им можно доверять. Они чисты душой, – наконец ответил Ветров, и Лунковский едва удержал губы от улыбки. «...Но, видимо, ты исключение». - Ведь так? - Всё может быть, – Льду в этот момент так хотелось снять маску, но он всё же оставил ее на лице. Всё же это так утомительно – день за днём являть миру что-то чужеродное, вести себя как последнее хамло только для того, чтобы люди не заступали отведенную тобой границу, и не садились тебе на шею. Вот только он и сам уже не всегда мог разглядеть, когда же нужно снять эту маску, чтобы не стало слишком поздно. Постоянное напряжение, ожидание, словно держишь на ладони, стоя на пронизывающем ветру лебединое перо, и должен не допустить, чтобы оно улетело, а рука у тебя всего одна. - Ты почему-то никогда не отвечаешь прямо. И всегда скрываешь себя. Но всегда смотришь людям в глаза, – сказал Марат, сев на кровати, и переплетя пальцы рук, - Так, что они верят тебе. Я тебя не могу понять. Ты – первый человек, который абсолютно размыл границу между ложью и правдой. Ты говоришь ложь, но ее почти нельзя отличить от правды. Ты говоришь правду, но она звучит так красиво, что невольно подозреваешь ложь. Зачем? - Зачем... Затем, что мне не нужны случайные люди. Они всё равно не смогут понять меня. Те, кто остаётся, всегда поймут. Те, кто не понимает – не мои люди, – отрезал Лёд. Голос прозвучал так, словно он был раздражен, но на самом деле внутри затаилась тревога. «Он видит меня насквозь». Лицо Марата вдруг сменилось на удивленное, а в темных глазах снова появилось то выражение, которое так ненавидел Руслан. И он знал, что это за выражение. Призраки прошлого. «Майя, отпусти его. Зачем ты держишь? Что тебе нужно?», - Лёд резко выдохнул, - «Я – не ты! Совсем не ты». - И всё же, вы ужасно похожи, – услышал он, и отрезал: - Чушь. - Ложь. Лёд поднял взгляд от неожиданности, и процедил сквозь зубы: - Заткнись! Забудь уже о ней, и прекрати сравнивать меня с ней! Я – не она!.. «Глупый мальчик... Ты влюбился совсем не в того человека, каковым меня считаешь...». - ...Я - не Майя. Я совсем другой человек. Ты перепутал адрес. - Нет, – какая-то странная ухмылка скользнула по лицу Марата, – Адреса путаешь ты. Ты – её противоположность. - Ты несёшь какой-то бред! – отрезал Лунковский, вставая с кровати. - А вот и нет. Я просто повторил твои слова, – пожал плечами Марат, глядя так, что у Руслана даже челюсти свело – настолько пронзительным в своей убеждённости было выражение глаз.
- В смысле? – нахмурился тот, чувствуя усиливающуюся тревогу. - Подойди сюда, и всё узнаешь. Лёд подошел к кровати соседа, и тот, взяв с рядом стоящего письменного стола какой-то лист, протянул его Лунковскому. Руслан взял бумагу, и посмотрел на текст. Это была его песня. «Ты – моя противоположность. Я вижу тебя из-за грани...». - Ты... - Руслан широко открытыми глазами смотрел на Марата.
«Он смог понять?» - Я не считаю тебя копией Майи. Ты прав, ты другой. Это-то мне и нравится в тебе, – Марат смотрел на Льда, пытаясь понять его настоящее состояние. Такой ясности в голове он давно уже не испытывал, и сейчас был абсолютно уверен, что правильно понимает Руслана. «Я сорву с тебя эту маску, - подумал Ветров, - Я заставлю тебя быть собой». -Это только половина всей правды, – ухмыльнулся Лёд, – Ты всё же застрял в прошлом, и всё ещё пребываешь там с Майей. Вы с ней чем-то связаны до сих пор, так что... – он протянул лист обратно Ветрову, – Этот разговор бесполезен. Марат выкинул вперед руку, но вместо листа взял запястье Льда. - Просто она просила меня написать одну песню. - Что?.. – Руслан как-то немного растерянно перевел взгляд с сжимающих его запястье пальцев на лицо Ветрова, но руку вырвать не пытался, – Песню? - Да, и надеюсь, что ты мне в этом поможешь, – Марат вдруг сильно дёрнул за руку, и, одновременно обхватывая за талию, повалил Льда на кровать, целуя его лицо и губы.
- Эй! – Лед уперся ему ладонью в грудь, – Не смешно, прекрати! - Хватит прятаться, Руслан, – Марат, смотря ему в глаза, отнял руку от груди, и, проведя щекой по ней, наклонился к уху Лунковского, – Ты ведь сам знаешь, что я не шучу. Лёд закрыл глаза, чувствуя, как губы Ветрова скользят по его уху, спускаясь на шею, и едва сдерживался, чтобы не содрогнуться. От волнения нервы были натянуты, как тетива. - Ты... - Я, – Марат закинул смиренно расслабившуюся руку Руслана себе за голову, и, притянув его к себе, впился в тонкие губы немым поцелуем, ощущая, как пальцы Льда в замешательстве сжали ткань его футболки на спине. Он провел рукой вдоль овала лица Лунковского, по нежному бархату шеи, чувствуя, как Лёд поворачивает голову в сторону, уходя от поцелуя. - Ну и зачем? – тихий голос, почти шепот, но ожесточенный тяжкой глубиной. - Хочу, чтобы твоя ледяная маска растаяла. Ты уже сам её сбросить не можешь, – также тихо отозвался Марат, не отрывая губ от виска Льда, после чего в безмолвной ласке спустившись ими вдоль точёных контуров лица. - Что за сопливый бред ты несёшь? Нет никакой маски! – глядя на него в упор, Руслан злился и ничего не мог поделать со своим сбивающимся дыханием, чувствуя какую-то беспомощность перед раскаленными, сухими губами Ветрова, на прикосновения которых кожа реагировала словно с болью, – Ты снова всё выдумал. - Врёшь, – Марат взял его за подбородок, и, с какой-то странной, едва заметной улыбкой, перед тем, как снова поцеловать, прошептал ему в рот: - Твой холод искусственный, как холод фарфора. Ты весенний лёд, а не зимний, Руслан. Лунковский не ответил, закрывая глаза и отвечая на поцелуй. Ему казалось, что он находится в огненном круге, и не было сил оттолкнуть этот огонь. Возможно, потому что и льду иногда надоедает вечный холод. Ветров расстегнул верхние пуговицы на рубашке Льда, и, глубоко поцеловав в шею, обнажил гладкое плечо, проводя по коже пальцами, чувствуя, как слегка выгибается, проходит легкой, едва заметной дрожью под его прикосновениями хрустальное тело, слушая задыхающийся темп сердца и прерывистого тихого дыхания. Отстраняясь от согреваемых им губ, Марат скользнул рукой под одежду Льда, глядя в наполовину скрытые ресницами потемневшие глаза и наблюдая за тем, как возбуждённо приоткрываются бледные, слегка порозовевшие от поцелуев губы. Синие волны водной глади вместо светлого ледяного панциря на дне узорчатой радужки. То, что он так хотел увидеть уже очень долгое время. - Этот цвет тебе идёт гораздо больше. Не меняй его, – прошептал Ветров, очертив кончиком пальца угол губ Льда и совершенно не сомневаясь, что тот его понял. Он желал увидеть ту же страсть, что видел в Руслане вчера на сцене клуба и раз за разом звал её, приникая губами и кожей ближе к пробуждающемуся прохладному телу, делая объятия теснее и откровеннее... Внезапно, тишину квартиры разорвал истошный писк дверного звонка. Лёд резко повернул голову в направлении звука, разрывая контакт между губами. - Хватит. Там... - Давай не будем открывать... - одурманенным голосом прошептал Марат, целуя его в шею. Руслан медленно и глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя и успокоиться. Он находился в каком-то странном состоянии: что-то между сном и тревожным экстазом. Прикосновения Марата будили в нём яркое и томительное возбуждение, но продолжающий надрываться звонок вызывал не менее острую моральную боль. - Н-нет... нужно... хва... Это Сергей! – с трудом увернувшись от очередного поцелуя, он резко сел на кровати, и, вскочив на ноги, направился открывать, на ходу поправляя сбившуюся рубашку.
- Иду! – сказал он, щелкая замком на входной двери. Это и вправду был Сергей. - Привет, Лёд, – поприветствовал светловолосого Днепров, – А... ты чего такой запыхавшийся? - Я? Тебе показалось, – отозвался Руслан, тут же беря себя в руки. - Ну, ладно, – пожал плечами басист, всё еще слегка пытливо глядя на него, - Чего там у тебя? - Нам сегодня, всей группой, нужно подъехать к клубу, в котором мы выступали, и уладить дела с документами, плюс... - Лёд слабо ухмыльнулся, – ...Мы с вами забыли про приз, как меня просветили сегодня ни свет ни заря, так что ещё и за этим. Поэтому встречаемся в половину второго на автобусной остановке. Это всё. - Ясно. Это всё? - Да, иди, – кивнул Лунковский, – Встречаемся через два с половиной часа. Остальным скажи. - Угу, давай. Лёд закрыл дверь, и, облегчённо выдохнув, ушел на кухню. Там он обнаружил Марата, который пил кофе и одновременно курил. Брови Льда взлетели вверх. - Разве ты куришь? – он достал свою кружку, и залил в нее заварку и кипяток. - С недавних пор. - Вот как... - губы Руслана изогнула едва заметная хитрая улыбка, но он, поворачиваясь, скрыл ее за краем чашки, отпивая чай, - Курить вредно. - Жить вообще вредно, – наплевательским голосом отозвался Марат, затягиваясь. Руслан прищурился: - Злишься. - С какой это радости? – пожал плечами Ветров. Лёд, наконец, отодвинул чашку ото рта: - Тебе лучше знать. - Нет. - Что «нет»? - Я не знаю, – Марат поставил пустую белую чашку на стол, докуривая сигарету.
Синяя чашка опустилась на поверхность, стукнувшись дном. Через секунду Ветров понял, что сигареты у него во рту больше нет. Лёд наклонился к его уху, держа тлеющий почти у самого фильтра бычок в стороне, на вытянутой руке. - Ну, если уж ты не знаешь, то откуда мне знать, не так ли? – в голосе послышалась откровенная насмешка, и Руслан, кинув окурок в открытую форточку, вышел из комнаты. Марат, скосив глаза, смотрел на дверной проем, где скрылся Лёд. «Всё ты знаешь. Лучше бы я никогда тебя не касался... Теперь ты сковал мне руки...».