Музыка странного сна. (1/1)

До фестиваля оставался всего один день, и все члены группы буквально стояли на ушах. Учебную нагрузку решили на это время забросить, дабы не отвлекаться на деятельность другого рода. - Это всего лишь на два дня. За два дня ничего страшного не будет. До этого же мы были пай-мальчиками, – сказал Сергей, – По крайней мере, я и Лёд. Руслан хмыкнул, и Марат, который ни разу не видел, чтобы тот хоть на час брал в руки учебники, с сомнением покосился на Днепрова, словно спрашивая: "Чувак, ты серьёзно?". - Итак, время поджимает, некогда языками чесать. Вы написали музыку? – спросил Сергей, глядя на Андрея и Артема. Те закивали. - Ага, это точно шедевр! Магия! Только мы еще ни разу не играли её с солистом, – ответил Андрей, – Споёшь, Лёд? - Нет, не сейчас. На фестивале, – с улыбкой покачал головой тот, - Что? С ума сошел?! Без репетиций?! – вытаращил глаза Сергей, – Лёд, это фестиваль, а не детсадовский капустник! Мы не можем выйти на сцену, будучи не уверенными, что сможем всё сыграть идеально! А вдруг будет не твоя тональность, и ты сфальшивишь? Что тогда?! - Не гони волну, всё нормально. Тональность не может быть не моей, потому что я сам подгонял музыку под себя. Вместе с ребятами. - Но...- начал Днепров. Лёд остро взглянул на него. - Это не обсуждается. Я знаю, что говорю. Вы все просто не сможете играть ее во второй раз сразу же на следующий день. К ней нужно привыкнуть. А на следующий день фестиваль. Просто поверь мне – всё будет нормально. - Что ты несёшь? С какой стати мы не сможем её играть, и причем здесь твоё пение? Лунковский хмыкнул: - Я пока промолчу насчет этого, но, я думаю, парни понимают, о чём я. – он взглянул на ударника и клавишника. У тех сначала на лице было написано недоумение, а после появилась тень догадки: - Кажется, я понимаю, о чём ты! – медленно расплываясь в улыбке, закивал Андрей. Артём как-то смущенно хмыкнул. Марат и Сергей почувствовали себя здесь глубоко лишними, словно забрели по ошибке в другую страну, в другую группу. Гитаристы переглянулись. - Я не в теме, – сказал Ветров, переводя взгляд с одного лица, на другое, – Что у вас там за тайны? - Согласен! – поддержал его Днепров, – Я тоже ни хрена не понял! Колитесь. - Нафиг объяснять! На фестивале всё узнаете. Считайте это сюрпризом. – сказал Андрей, хихикая. Какое-то дьявольское хихиканье. Он что, издевается?! - Это не шутки, пацаны! Вы что, под кайфом?! – озверел Днепров, большими глазами глядя на троицу, – Вы не понимаете, что если ошибёмся, то продуем, и это будет по вине этих ваших «адских планчиков» и ослиного упрямства! - Мы не продуем, – устало сказал Лёд, возведя взгляд к потолку, словно прося у Всевышнего терпения, – Мы всё отточили до идеала, и тебе совершенно не о чем беспокоиться. Музыку мы сейчас сыграем - пожалуйста, но петь я не буду. Думаю, услышав только аккомпанемент, до вас наконец-то допрёт смысл моего «ослиного упрямства». Ну-ну, посмотрим, – недовольно проворчал Сергей, демонстративно садясь в кресло в первом ряду актового зала, – Музыку, маэстро! - Только учти, что она будет не до конца полной, так как должны быть еще ваши гитары, но вы пока не знаете нот, - предупредил их Лед, - Их я вам дам после, а пока послушайте, и после подключитесь. И запоминайте мелодию, – он поднялся на сцену и что-то тихо сказал устанавливающим свои инструменты парням. - ...только не сильно налегайте, – разобрал Марат. В ответ на реплику Руслана Андрей подмигнул: - Окей. - Я погашу свет, – сказал Лёд, и скрылся за тяжелой тканью раздвинутого занавеса. Тихий щелчок, и зал погрузился в полутьму. На улице было очень пасмурно, и скудный свет плохо проникал в помещение. На минуту установилась тишина, а после Артём начал тихо наигрывать на синтезаторе отдельные ноты, и одновременно воспроизводить в микрофон звуки, то отдаляясь от него, то вновь приближая лицо, от чего создавалось впечатление, что в актовом зале дует ветер – очень правдоподобное подражание. Андрей, в свою очередь, легонько касался палочками тарелок, вызывая щекочущий ощущения звук. Постепенно, отрывистая мелодия становилась все более насыщенной, и необычайно целостной, но одновременно разной, вызывая в душе какие-то странные, очень тревожащие все нервы чувства, цепляя чем-то тонким и острым. В мелодии были то резкие, то плавные переходы, постепенно ускорялся ритм, но после снова спадал, заменяясь мелодией с каким-то сладострастным оттенком. Марату казалось, что его постепенно обволакивает странный жар, словно сердце, подчиняясь музыке, то ускоряло свой ритм, чуть ли не выскакивая из груди, то почти останавливалось. Он чувствовал, как у него горели щеки и возникло желание сорваться с места, и куда-нибудь убежать – он даже вцепился руками в края сиденья. Странное нетерпение, словно в предвкушении интересной азартной игры, словно поднялась температура, словно он метался в жарком бреду, а еще... Марат, прикрываясь темнотой, запустил пальцы в волосы - по телу пронеслись приятные мурашки; пытаясь прийти в себя, он с силой потер лицо ладонями. Ему отчаянно хотелось умыться холодной водой, чтобы прогнать из головы все странные ощущения и желания. «Что это за чертовщина?», - он смотрел сквозь сумерки, сам не зная, что пытаясь разглядеть. Единственное слово, которое он мог подобрать, чтобы охарактеризовать свое состояние – «горение». А музыка тем временем всё ускорялась, и под конец Марату казалось, что его кровь буквально кипит. В самом конце музыка сбавила ритм до предела, и Ветров ощутил мертвую, проходящую словно бархат по коже слабость во всем теле, которая, однако, не сбавляла жара, обжигающего всё изнутри, словно просачиваясь даже наружу. Словами было не описать то, что он испытывал в эти минуты! Рай вперемежку с адом. Пылающие ощущения, заключенные в бархатный кокон. Наконец, растаяли в темноте последние звуки синтезатора, и в помещении вспыхнул свет. Лица Андрея и Артёма покраснели, как от мороза. Андрей, который к тому же был на ударных, буквально выжимал свои волосы, обмахиваясь тарелкой. И, Марат только сейчас заметил, что все они дышали одинаково – судорожно и тяжело. Он перевел взгляд на Сергея – тот выглядел так, словно был пьяным или в горячке. Возбужденный, нетерпеливый взгляд, испарина, выступившая на лбу. Он то и дело прикладывал ладони к лицу, чтобы уменьшить жар. - Ну как? Надеюсь, вы поняли, почему я не хотел, чтобы вы сейчас слышали её в окончательном варианте? – из-за кулис появился Лёд. Он, однако, выглядел совершенно нормальным – никаких признаков волнения или возбуждения. - Я... кажется... понял...- выдохнул Сергей, протирая глаза, – Ты имел ввиду... - Именно это я и имел ввиду, – усмехнулся Лёд, – Не расслабляйся, Лысый, это неполная версия. Представь теперь, если ещё добавится ваша игра, плюс твое индивидуальное соло на гитаре в конце – а это я тоже продумал, и мой вокал, причем...- он сделал пальцами какой-то ускользающий быстрый жест, – Он будет немного другим, нежели обычно. Манера будет соответствовать песне. - Что-то мне уже страшно... - восхищенно улыбнулся Сергей, – Вот уж не ожидал от вас такого... Лёд, ребята. Это будет Апокалипсис! Супер! Реально - не мелодия, а какая-то мистика! Только вот, боюсь, как бы ни была эта твоя песня слишком сильной. - Не волнуйся, это будет то что надо, – тонко улыбнулся Лунковский, – Всё так, как все хотели: романтика, готика, страсть – все критерии соблюдены. Публика будет нашей. - Верю, – закивал тот, – Ну, думаю, пора расходиться. Я буду учить ноты, – он как-то слишком поспешно встал, надел куртку, взял партитуру, и умчался. - Что это с ним? – поднял брови Марат, глядя вслед Днепрову, – Быстро слинял. - А то ты сам не понимаешь, что с ним, – на лице Руслана играла поистине дьявольская улыбка, не портящая, однако, его красоты. Марат долго смотрел на него. До парня медленно доходил смысл слов Лунковского, и одновременно проступал ответ на вопрос, что с ним творилось в данный момент. - Как ты это...- он вытаращил глаза, глядя на ухмыляющегося Льда, и краем сознания радуясь, что куртка, которую он успел уже надеть, достаточно длинная. - Всё очень просто. Знание существа под названием Человек, – отозвался тот. Марат не ответил, и, развернувшись, вышел из зала. Он уже почти не понимал, как различает, куда идти – в голове был только огонь, и нескончаемый, мучительный и одновременно приятный жар. Рука сама нашла мобильный в кармане, и, словно на ощупь, набрала номер. - Алло? – услышал Ветров голос в трубке. - Привет, Насть, – сказал он, быстро, очень быстро идя к станции метро. - Маратик? Привет! Давно ты не звонил! Марат, краем сознания еще как-то сохранявшего свою здравость, подивился тому, как изменился голос Насти всего за три месяца. От тихости и робости не осталось и следа. Интонации изменились, и теперь могли бы принадлежать не вполне заурядной по своей внешности и способностям девушке, а... не побоюсь этого слова, стерве. - Настя? Это ты? – он остановился, широко открыв глаза. «Может, я номером ошибся?», - подумал он. - Ну, конечно! А кто ж ещё? – как-то странно гоготнула та, – Ты чего не заходишь? Обещал вроде позвонить, как со своими делами со всеми разделаешься. - Именно поэтому я и звоню тебе. Хотел предложить встретиться. Внутри у него снова что-то всколыхнулось, и Марат потряс головой, пытаясь заставить себя мыслить трезво, но в голове всё еще вертелись отрывки из песни Льда, обжигая память. - О, прекрасно. Приезжай ко мне прямо сейчас. Я буду ждать! – кокетливо пропела она, и отключилась. Марат отнял трубку от уха и посмотрел на светящийся экран телефона. Он находился в каком-то шоке. Это была Настя и не Настя одновременно. Словно подменили человека. «Что происходит? - думал он, уже сидя в трясущемся вагоне метро, - Она не такой была. Как можно так кардинально измениться всего за три месяца, даже чуть меньше?! Разве такое возможно?», - он почти не заметил, как доехал до нужной ему станции. Через полчаса он уже стоял напротив десятиэтажки-коробки, в которой жила его девушка. Поднявшись на нужный этаж, он нажал на кнопку звонка. Мелодичное чириканье, а после звук приближающихся шагов сообщили о том, что хозяйка квартиры идет открывать. У Насти была своя собственная квартира, подаренная ей богатым отчимом, за то, что она умудрилась поступить в какой-то навороченный институт без финансовых вложений. Дверь открылась, и глазам Ветрова предстала Анастасия. Теперь тот шок, что он испытал, услышав её голос в трубке, ни в какое сравнение не шёл с тем шоком, в который поверг его вид старой подруги. Теперь Настя из русой превратилась в блондинку пшеничного оттенка. Толстый слой грима на вытянутом лице создавал иллюзию сияния и чистоты, но, если обратить внимание, сами черты лица были болезненно заостренными, щеки впалыми, а глаза, полуприкрытые густо накрашенными ресницами припухшими и разве что не налитыми кровью. - Пы-ыривет...- выдавил Марат, ошарашенный столь резкими переменами. Даже зверское возбуждение отошло на второй план. - Привет-привет! – отозвалась та с расхлябанной улыбкой, гоняя жвачку во рту, – Что стоишь, как столб, проходи. Парень нахмурил брови, в очередной раз прогоняя из головы отголосок услышанной сегодня музыки, и ступил в квартиру. Настя закрыла дверь, и вдруг повисла у него на шее. - Я соскуучилась...- протянула она, начиная покрывать лихорадочными, немного неуклюжими поцелуями лицо и губы Марата. Было такое чувство, что она пьяная. - Насть... Блин, Насть, послушай...- начал было Ветров, пытаясь оторвать ее от себя, но та совершенно его не слушала, продолжая свои манипуляции. У самого же у него совершенно не было сил сопротивляться. В дыхании Анастасии у своего уха он слышал все ту же музыку, которая, словно клеймо, раскаленной проклятой печатью, осталась в его памяти. Нарастающие, заставляющие забыть обо всем желания словно убивали. «Господи... ну и черт...», - метались несвязные, неприменимые друг к другу мысли в голове. Порядок, царящий обычно в сознании, был безнадежно разрушен буквально на глазах. Волны жара, переходящего в кумарный экстаз, затопили сознание, и Марат сдался. Дальше всё воспринималось им отрывками: они с Настей, не прекращая целоваться, ввалились к ней в спальню, а дальше для него все слилось в звуки шороха срываемой одежды, какого-то ненормального смеха, её стонов, громкого учащенного дыхания, а после все поглотила тьма.________

Проснулся Марат, когда уже на улице полностью рассвело. Скользя взглядом по комнате, в которой царил настоящий бардак, и повсюду валялась разбросанная одежда, он медленно приходил в себя. Он почти не помнил, как здесь оказался.

«Я что, вчера напился, как свинья?», - подумал он и чертыхнулся про себя. Однако, через минуту воспоминания вернулись. Посмотрев на сопевшую Настю, он с сожалением отметил, что вчера она выглядела лучше. Так ему, по крайней мере, казалось. «Эта песня – чертова психотропная дрянь! Лёд, похоже, и сам не понимает, что за чудовище создал...», - Марату хотелось пойти поорать на тополя, потому что он не мог сдержать таящегося внутри чувства острой тревоги, и, даже, страха. «Это уже не шутки. Эта песня опасна, - он потряс головой, - Сегодня же нужно как-то унять ее. Хоть как-нибудь, но не выпускать ее на широкую публику в таком сильном виде. Нельзя этого делать... - он медленно прошёлся взглядом по вытянутой на кровати тонкой руке Насти, и приглядевшись, наклонился. И перевернул ее внутренней стороной вверх. В ушах зашумело - вся внутренняя сторона руки его девушки была вдоль и поперек исколота. Имелись как уже почти зажившие, так и совсем свежие, окруженные маленькими кровоподтеками ранки от медицинской иглы. «?!», - он вытаращил глаза. Настя колется?! Так вот, что с ней происходит! - Вставай! Живо! – он толкнул ее в бок, и та, вздрогнув, открыла глаза. - Ты чего пинаешься?! Офигел? – возмутилась она. - Какого черта?! – он указал на ее руку, – Какого хрена ты подсела на наркоту?! - Я? – она быстро взглянула на свою руку, а после перевела на него глаза, – Это... это ничего страшного... Так... - забормотала она. - С ума сошла?!! Сколько времени ты уже колешься?! Три месяца?! Говори! – заорал Марат, схватив ее за руку, и указывая на следы уколов. - Отпусти! – Настя зарыдала. – Отпусти! - Что ты с собой делаешь?! Героин? Быстро говори! – Марат встряхнул ее за плечи, и та протяжно взвизгнула: - Дааа! Ветров от неожиданности даже выпустил ее. Героин – самый тяжелый наркотик из существующих и вылечиться от его зависимости почти нереально. - Зачем? – он со смесью ужаса и отвращения смотрел на согнувшуюся пополам, и уткнувшуюся носом в колени рыдающую Настю, – З-зачем?.. - Я не могла... - она покачивалась взад-вперед, как маятник, давясь рыданиями, – Я так несчастна... Меня выгнали из института, умерла бабушка, и ты... - она подняла зареванное лицо от колен. Под глазами у нее черными пятнами расплылась тушь, сделав лицо еще более жалким, чем прежде, – Ты меня больше не любишь, я это чувствую... Сволочь... – она снова разрыдалась, – Будь ты рядом, я бы не скатилась до такого! Но ты просто сбежал! Ты даже не сказал мне, что больше не любишь меня! Просто лгал мне! Грёбаный, жалкий лгун! А я... - она вдруг рассмеялась, продолжая рыдать, - ...А я ждала тебя, думала, что ты действительно занят. Ты просто предал меня.

Марат молчал, пытаясь вновь заставить себя дышать - горло раздавливал тугой болезненный ком. Ведь она была права. Он совершенно не думал, даже не вспоминал о ней все эти месяцы, увлечённый деятельностью в новой группе. И, вместе с тем - разве правильно винить его в том, что другой, такой же взрослый человек, решил разрушить собственную жизнь?.. - П-прости меня. Прости. Но... ты просто сдалась, – сказал он, замечая, как придушенно звучит его голос, – Я поступил, как свинья, потому что боялся сказать тебе. Но из-за чего ты решила бросить свою жизнь? Из-за отсутствия диплома? Или из-за того, что рано или поздно произойдёт с каждым из нас?.. И выбрала даже не смерть, а существование в дерьме... Разве этого заслуживает такая мученица как ты? – ему на секунду почудилось, что интонации в голосе стали точь-в-точь, как у Льда – едва заметная, но острая ирония, - И, я думаю, бесполезно спрашивать, знаешь ли ты сама, к чему себя приговорила, – он встал и оделся, – У тебя тот же домашний номер? Я позвоню твоим родителям, и скажу им всё, как есть. - Не... Не смей! - Настя подорвалась, вскакивая на постели, - Как я им скажу?! Они же просто прибьют...

- Да как ты не поймёшь, что сейчас не это важно! - не выдержал Марат, - Наркота не поможет - ни тебе, ни кому-либо ещё! Пройдет месяц, может, больше, и ты почувствуешь себя в такой заднице, какая тебе и не снилась! А так хоть твой отчим достучится до тебя, если ты меня не слышишь... Тут в дверь раздался звонок. - Эй, открывай! Что ты там копаешься?! Босс же тебе кажется говорил не опаздывать! – кто-то барабанил кулаком в дверь. Марат посмотрел на чертыхнувшуюся Настю, которая пулей метнулась к шкафу, поспешно выуживая оттуда чулки и какую-то откровенно путанскую юбку: - Что ещё за «босс»? Что это значит? - спросил Марат, оглянувшись на дверь, а после переведя ошарашенный взгляд на судорожно упихивающую себя в мини девушку. - Не твоё дело! - огрызнулась она, шлёпнув бретельками лифчика по плечам, - Жаждешь свалить - так вали! И не надо учить меня жить - не желаю слушать нравоучения от ублюдка, вроде тебя! Вали! Проглотив рвущуюся наружу горькую злость, он быстрым шагом направился к выходу, и открыв замок, вышел из квартиры. Перед дверью толклись какие-то толстозадые мужики. У одного из них на шее моталась толстенная золотая цепь. Ветров растерянно заморгал - будто снова в девяностые вернулся. - Опа... Слышь, малой, эта чикса там? – просил тот, что с цепью. - Нет, – ответил Марат, – Нет её. Ночью ушла куда-то. - Бля, шоб её... Шеф голову оторвёт, – забухтел другой, и Ветров, зайдя в лифт, спустился на первый этаж, и - не чуя ног, вышел на улицу. Мороз немного привел его в чувство, но ощущение опустошенности и глухой тоски не отпускало парня, вколачивая в состояние глубочайшей, чёрной апатии. Так он добрался до общежития, попутно всё же позвонив родителям Насти. Те восприняли новость, как он и предполагал - с недоверием и возмущением, быстро переходящими в ужас, и, в итоге поблагодарив его, отключились. Марата просто физически тошнило, и от этих благодарностей было еще гаже. Лучше бы его обложили трехэтажным матом, чем так. Он чувствовал себя последним дерьмом на свете. С силой захлопнув входную дверь, он прошел в комнату, и, скинув куртку, сел на кровать, закрыв лицо руками, раз за разом пытаясь унять мучительные, выворачивающие желудок спазмы. «Может, если бы я был тогда с ней, она и не сорвалась бы... - Марат зажмурился, стиснув зубы, - Но кто мог знать, что всё так плохо?!. Она даже не сказала мне ни о чём. А если её не смогут вылечить? Что тогда?.. Три месяца на героине... Это хана. Полная жопа...», - сглотнул, чтобы уменьшить тошноту. У Ветрова просто голова кругом шла. Ему казалось, что его загнали в угол, и пытаются уничтожить. Всё катилось в какую-то пропасть, и он не видел из неё выхода. - Ну что, как ночь прошла? – раздался голос Льда, с другого конца комнаты. Ветров посмотрел туда. Лунковский лежал в кровати, и сонно смотрел на него. Видимо, только проснулся. Марат промолчал, испытывая какие-то смешанные чувства. Ему не хотелось вообще с кем-либо разговаривать, и, одновременно, ему почему-то очень хотелось коснуться Льда – взять его за руку, дотронуться до волос... всё равно как. Было у Марата такое ощущение, что только это поможет ему успокоиться. «Только это, только это, только это...», - вертелось в голове. Ветров быстро встал с кровати, и ушел в ванную, хотя знал, что холодная вода не смоет того бардака, что творился сейчас у него в голове. «Только это...» Он открыл воду на всю, и, подставив под струю ладони, умылся, но, как и ожидалось, легче ему от этого не стало, только холоднее. - Что случилось? – услышал Марат, и отняв от лица полотенце, увидел Льда. Тот стоял, привалившись плечом к косяку двери и скрестив руки на груди. Странное тогда было у него лицо, совершенно другое: не насмешливое, не наигранное – серьёзное. Словно бы он мог сопереживать ему. Такой сосредоточенности Марат никогда ещё не видел, и готов был поклясться - Лёд в этот момент был настоящим. - Ничего особенного, просто твоя песня открыла мне глаза на некоторые вещи, – сказал Ветров, отшвыривая полотенце в сторону, – ...Неприятные вещи, - Лёд молчал, явно раздумывая, стоит ли уточнять, о каких вещах говорит Марат. Однако, прежде чем тот открыл рот, Ветров его опередил: - Она опасна, Руслан. Ты создал звуковой наркотик. Её нужно ослабить хотя бы на половину. - Хорошо. Я... предполагал нечто подобное, – ответил тот, чуть запнувшись, после чего вновь поднял взгляд на Марата, – Я поговорю на этот счет с Андреем и Артёмом. Но ты... - Со мной всё нормально. Почти, – сказал Марат, - Но кое-что нужно, просто я после этой твоей музыки чувствую себя как-то не очень. Эта чертова психотропная штука может запросто свести с ума, и поэтому лучше уж вообще не выступать, чем выпускать такое на широкую публику. - Да... меня мучили сомнения на этот счет, – сказал Лёд, подходя, – Посмотри на меня и широко раскрой глаза. - Зачем? – не понял Марат. - Так надо, – нетерпеливо сказал Лёд, и после того, как Ветров выполнил его просьбу, развернул его на свет, и осмотрел глазные яблоки. - Н-да... так и есть. Зрачки расширены, – процедил он, и отпустил голову Марата, – Похоже, ты всё-таки прав. Но вот только на Сергея и остальных парней она так не подействовала. Ты не такой толстошкурый, как они что ли? – он, озадаченно, чуть нахмурил белёсые брови, и Марат, которого все еще терзало непонятное беспокойство, решил больше не ждать. Он обвил рукой плечи Льда, и рывком притянул его к себе, так, что тот чуть не стукнулся подбородком о его плечо. - Ты что!.. - Тихо, не дёргайся. Просто стой, – Марат обнял Льда, и крепко прижал к себе, зарывшись пальцами в светлые волосы на затылке, словно стремясь вобрать в себя что-то из тела Лунковского, или, наоборот, отдать ему что-то: беспокойство, которое его глодало. В любом случае, каким-то образом унять эту моральную боль, что становилась с каждой секундой всё острее и невыносимее. И, похоже, он начал постепенно успокаиваться. Чем ближе он был к Руслану, тем лучше себя чувствовал. - Страшно? – услышал Ветров тихий шепот Льда, – Я помогу тебе, раз уж я виноват в этом... – Марат почувствовал, на своей щеке прохладные пальцы, и как его голову потянули чуть вниз. Он послушно наклонил её, приоткрыв губы, принимая поцелуй Льда. Сейчас Марат почему-то мог признаться себе в том, что он желал этого прикосновения, этого поцелуя, хотя в другой момент, может, и не смог бы. Сейчас он просто наслаждался спокойствием, исходящим ото Льда, ощущая, как сам постепенно восстанавливается, словно покой Руслана становится его покоем. - Теперь лучше? Марат открыл глаза, глядя, как Лёд отходит на шаг. - Да... Действительно, лучше. Спасибо, – ответил он, почему-то не чувствуя ни малейшего смущения, – Но, как ты это сделал? - Обмен биоэнергией. Ты его совершал инстинктивно, когда сейчас касался меня, но это очень слабый способ. Я же сделал это осознанно, более эффективно. - Да ну, - хмыкнул Марат, – Думаешь, это... - Это научно доказанный факт, - пожал плечами Лёд, – Тем более, ты только что испытал его на практике, так что выводы делай сам. - Да уж... - пробормотал Ветров, опуская глаза в пол. - Кстати, ты ноты выучил? – вдруг спросил Лёд. Марат быстро поднял взгляд. - Конечно же, нет, – ухмыльнувшись, ответил сам же на свой вопрос тот, и повернувшись, вышел из ванной, – Учи. У тебя ещё есть время до вечера... – раздался его голос из глубины квартиры, – ...А я поговорю с клавишником и барабанщиком, ведь весь эффект зависит именно от них. Хлопнула дверь, и квартира погрузилась в тишину. - Вот ведь... - пробормотал Марат, и, зачем-то шлепнув себя по щеке, направился в комнату учить ноты и отыгрывать проклятую мелодию. Музыку странного сна, наполненного несочетаемыми вещами.