Дно. (1/1)

- Б-рат? – Ветров с силой потер лицо ладонями, глядя куда-то в пустоту, – Что ж, теперь ясно, почему вы так похожи, – Но, тогда... - он снова поднял взгляд на Льда, – Почему ты учишься на втором курсе, если вы с ней ровесники? Лёд вдруг ухмыльнулся: - А разве я что-то говорил насчет возраста? Выдумываешь, Марат. - Значит ты старше... - протянул Ветров, прищурив один глаз, – Но вы так похожи... Почти как близнецы. - Я был первым ребенком, а Майя родилась через два года после меня. Видимо, генетическое разнообразие проявилось бы позже, в родившемся третьем ребенке. Подобная схожесть... такое бывает. Всего лишь однообразность генетических сочетаний. - Вот как... но, постой... Ты говорил, что старше Майи на два года? - Именно. - Почему ты тогда на втором курсе МГУ, если должен был быть только на первом? – Марат говорил, и ему казалось, что его медленно, но верно опутывают паутиной. Он боялся запутаться в разом навалившейся на него информации. И, он до сих пор до конца не верил Льду. Лунковский провел двумя пальцами по своему лбу: - Просто я сдал все экзамены раньше, чем остальные ученики. В школе мне не место. - То есть экстерном? - Да. Марат подпер подбородок рукой, упершись локтем в колено и теперь просто смотрел на Руслана. Его накрыла прострация.

- Типа, гений? - Нет, - иронично хмыкнул Лед, – Я всего лишь учу материал._______

Следующий день по погоде почти ничем не отличался от предыдущего, разве что настроение у Марата было донельзя угнетенным. «Эти сны... - его глаза открылись с этой мыслью, - Они не отпускают меня... но, почему? - Марат лежал на кровати, слушая тиканье часов на столе. Они показывали семь, - Словно что-то не дает им уйти... - он повернул голову в сторону окна, - ...Или кто-то». Лёд сидел на полу, прислонившись спиной к дивану, и... спал. Видимо, уснул за письмом: толстая тетрадь с пружинным переплетом почти выскользнула из расслабленных пальцев. Ручка уже лежала на ковре. - Во дает... - пробурчал Ветров, скользя взглядом по тонким чертам лица. Глядя на Руслана во сне, никогда и не скажешь, что он может вести себя резко или высокомерно. Светлая кожа, отбрасывающие на лицо тени ресницы, спокойный изгиб рта... И все это в обрамлении свесившихся вниз серебристых, беспорядочно разбросанных на голове прядей. Такие же серебристые в полутьме утра очертания хрупкого тела... Хрустальный человек – другого слова не подберешь. Именно так блестит лёд сосульки на солнце, но лишь до тех пор, пока не проткнет тебе ладонь. Марат вздрогнул, думая, что он потихоньку сходит с ума, потому что мгновение назад в его голове пронеслось едва различимое желание подойти и прикоснуться к щеке Руслана – такой гладкой и сияющей в темноте на вид была его кожа. Как первый снег. «Я еще не проснулся!», - прикрикнул на себя Марат, и вновь откинувшись на подушку, начал обдумывать приснившийся ему сон. Ветров знал его наизусть, но все равно, каждый раз этот печальный сюжет был словно внове. «Она просит меня написать песню ветра. Но, чёрт возьми, я не знаю, о чем поет ветер! Я не понимаю, что должен делать...», - Марат от досады стиснул зубы, - Догадываюсь, что сны – это именно идея: идея, засевшая в моей голове. Я стал одержим ею... Также, как и она при жизни, но... - пальцы невольно сжались в кулак, - ...я не умею слышать, как она! И это только усиливает чувство безвыходности... - Марат разжал кулак, и чувствуя легкую секундную слабость в конечностях, закрыл глаза, - Но, ведь... - с закрытыми глазами Ветрову показалось, что серый потолок исчез, и на него теперь падает снег - невесомый, теплый, оседающий на ресницах морфеевым пухом, - ...не находит тот, кто не ищет», - затуманенное сознание вновь затянуло всё чернотой, унеся его в сон.______

- Эй! - Чего? – Марат с трудом приоткрыл один глаз. - Вставай. - Зачем? – он, с наплевательским, помноженным на состояние между сном и глубоким маразмом видом посмотрел на склонившегося над ним Руслана. Мину Лунковского иначе как постной назвать было сложно: видно, что он и сам был бы не прочь поваляться подольше. - Репетиция. Остальные придут через десять минут, – коротко сказал тот, и ушел одеваться. - Чёрт, я и забыл... - прохрипел Марат. Голос сел, и парень, на ходу прочищая горло кашлем, встал с кровати, и начал собираться. Джинсы почему-то начали падать с него - то ли растянулись, то ли он снова похудел. Не найдя ничего лучше, он зафиксировал их тяжёлым ремнём - единственным, который у него лежал в стратегических целях, вроде внеплановых замен на концертах знакомых. Словно в тумане, натянув какую-то футболку, он, зевая, вытащился в прихожую. Лёд уже был готов, и заматывал шею шарфом. Увидев Ветрова, он поднял брови. - На похороны собрался? - Да в смысле?.. – басовито пробурчал Марат – проклятое горло все ещё скрипело спросонья, как несмазанный замок. - Зеркало рядом с тобой, на всякий случай, – отозвался Лунковский. Ветров нахмурился. Ирония, снова ирония... словно ему доставляет удовольствие злить других людей. Причём, такая прозрачная, и едва заметная, что от этого считаешь себя еще более задетым, нежели будь это открытым издевательством. - Спасибо, я в курсе.

«Чёрт бы его побрал... не напоминай он мне так Майю, давно бы уже подкорректировал ему личико», – Марат повернул голову, и посмотрел в зеркало. Выглядел он и вправду мрачновато: лицо бледное после сна, темные тени под глазами, плюс ко всему, еще и черные волосы, черные глаза. Черная футболка «AC/DC» в обтяжку. Тяжеловесный кожаный ремень с металлическими заклепками, и свисающей парой цепей, тоже невинности во внешности не добавляли. «Ой, да плевать! - подумал Марат, закатив глаза, - Я все-таки рок слушаю, так что мой внешний вид полностью соответствует моим увлечениям». Раздался писк дверного звонка. Лёд открыл дверь. - Здорово, – приветствовал их Сергей, – Ого...- он хрюкнул от смеха, глядя на Марата, – У нас тут Металлопокалипсис [1]? - Мы идем? – перехватив намерение Марата воткнуть словесную шпильку в сергеевскую лысину, раздался ленивый голос Артёма за спиной гитариста. - Идём-идём... Они вышли на улицу. Снегопада не было, но дул пронизывающий ветер, забирающийся под кожу даже через шарфы и куртки. Марату казалось, что при каждом вдохе его нос словно покрывается изнутри колючей коркой льда. Если сейчас ветер и пел что-то, то это была очень жестокая песня, потому что голос, вырывающийся из снежных легких зимы, словно прошивал сердце насквозь, грозя превратить его в мёртвый хрусталь.________

- Фух, неужели! Я думал подохну, пока дойдем, – сказал Андрей, снимая куртку с шарфом, и кидая её на стулья, рядами стоящие в актовом зале.

- Со-гласен, – выдавил Сергей, губы у которого приобрели синеватый оттенок, – Этой зимой морозы словно повзбесились. Ненавижу холод. Верно, Лёд? Тот ничего не ответил. Несмотря на то, что щеки всех четверых участников группы были красными, на лице Руслана не было ни кровинки. Словно фарфоровая бесчувственная маска. Марат чуть покосился на Сергея: «Такое чувство, что он хочет растормошить его, но, похоже, этосовершенно бесполезно. Руслан, видимо, настолько хладнокровный, что это превращается в панцирь, который бесполезно долбить топором. Нужно солнце, жар, но его нет. Лёд победит только солнце, но сейчас зима, а зимнее солнце – это тот же лёд – светит, но не греет». - Так, сейчас мы еще раз поём песню, а после, парни, у меня есть для вас новость, – азартно сверкая глазами, и допивая горячий кофе в бумажном стаканчике, сообщил им спустя полчаса Сергей. К тому времени вся группа согрелась и уже вполне себе чувствовала собственные конечности, – ...Она требует обсуждения, так что давайте-ка начнем быстрее.

Остальные ответили согласием, и, поднявшись на сцену, приготовили инструменты. - Насчет три. Раз, два... Громыхнула музыка. Песня «Два лица» была быстрой, и какой-то отчаянной, словно ударяющей по всем нервам. Возможно, эту особенность ей придавал голос Льда, звучащий то ровно, то неимоверно страстно и пронзительно, но ощущения, которые испытывал Марат, играя эту песню, были просто фантастическими, и, когда во время игры он кинул взгляд на Льда, то обнаружил, что тот улыбается. Пусть закрыв глаза, пусть немного безумно, но улыбается! «Несмотря на то, что каждый раз после репетиции он становится мрачнее тучи... - Ветров исподлобья снова взглянул на Руслана, - Он, похоже, все же получает от этого удовольствие». Он знал, что это за удовольствие. Вкус прошлого. Каждый человек в своей жизни хранит в себе множество вещей, которые имеют для него особую ценность. Прошлое – одно из главных людских ценностей. Когда смолкли последние ноты, все дышали так, словно бежали кросс. Никогда, наверное, они так не репетировали, как сегодня. - Класс... - выдохнул Сергей. - Да, зажгли! – ухмыльнулся Андрей, убирая с потного лба прилипшие волосы. Он отложил в сторону палочки, и вытер лицо платком. - Вот так и нужно выложиться нам на фестивале, – вдруг сказал Сергей, снимая с плеча гитару. Все повернулись к нему. - На каком фестивале? – спросил Руслан. От его страсти уже не осталось и следа, словно бушующее море вмиг сковало льдом. «Снова спрятался», - подумал Марат и перевел взгляд с Руслана на Днепрова. Сергей потер руки, и ответил: - Я узнал, что в клубе «Black Poe» через неделю будет проходить фестиваль молодежной рок-музыки, и подумал, что нам очень бы не помешало принять в нем участие. - Зачем? – хмыкнул Лед, садясь на один из стульев в первом ряду. - Если мы победим, то станем известны, и, наконец, вылезем из этих трущоб. В любом случае, мы ничего не теряем, к тому же... - Сергей скользнул взглядом по сомневающимся лицам одногруппников, – ...Я думаю, что мы очень даже достойный коллектив. Мы отлично играем; ты, Лед, прекрасно поешь, плюс...- он самодовольно усмехнулся, – ...У нас есть харизма, что немаловажно, – Марат, услышав это, фыркнул, возведя взгляд к потолку: «Ну надо же, какая скромность!» - У нас есть все задатки для того, чтобы стать популярной рок-группой! Особенно, если учесть, что число людей, слушающих рок уже начало сравниваться с количеством людей слушающих попсу. Так что, вы согласны? - Я не хочу ввязываться в шоу-бизнес, – отрезал Лёд, скрестив руки на груди, – Тебе ли не знать, Сергей, какая это скользкая дорожка. К тому же, пение и написание песен – далеко не самое главное в моей жизни. «Хм, надо же! Так говорит, словно вся группа зависит от него!», - подумал Марат, пристально глядя на Льда, - «Но, хотя... песни пишет он, поет тоже он. Единственное, музыку в основном сочиняют парни, а он скорее играет более пассивную роль в этом деле. Блин, в любом случае, преимущество за ним...». - «Не главное», говоришь? – вдруг вырвалось у Марата. Все тут же обернулись на него. Лёд повернул голову. - И что же тогда для тебя главное? Разве ты не кайфовал, исполняя эту песню? - С чего ты это взял? – чуть сузил глаза Руслан. Ветров заметил, что его тело из хрупкого хрусталя вдруг словно превратилось в мрамор, окаменевая. - Я видел, как ты улыбался, и это совершенно противоречит твоим словам. Так что даже не думай, что кто-то поверит в то, что тебе неприятно или безразлично то, чем ты занимаешься! Холодные глаза еще больше прищурились. Ветров почувствовал, что слегка перегнул палку. Сергей присвистнул: - Ого! Обстановка накаляется. Тише вы, оба. Но, знаешь что - Марат прав, – сказал он, обращаясь к Руслану, – Подумай, Лёд, мы ничего не теряем. Грех не попробовать себя в этом конкурсе. Лунковский продолжал упорно молчать, неотрывно глядя в одну точку. Прошла минута, две... Марату начало казаться, что минула неделя, прежде чем Руслан, наконец, поднял голову. - Ладно, ваша взяла. Попробуем - а там будь что будет. - Прекрасно! – хлопнул в ладоши Сергей, – А теперь еще один нюанс... - Что еще за нюанс? – недовольно выплюнул Лед. - На этом фестивале есть обязательная тема – одежда в стиле dark, или, проще говоря – готика. - Готика? – Руслан нахмурился, – Но мы не готическая группа, и песни у нас не такие мрачные. Наши ближе к панк- или к лирическому року... Днепров взял со стула лист бумаги с написанными на нем нотами песни, и повернул его к одногруппникам. - И не надо! Лед, эта твоя песня очень даже подходит к атмосфере фестиваля! Не слишком мрачная, но и не слишком мажорная. В самый раз! Да и потом, мы же не будем всё время петь готик-рок или унылый дарквэйв. Это всего лишь на время фестиваля, а после всё будет, как и раньше. - Ладно, ладно... - пробурчал Лунковский, пальцем отодвигая лист, который, Сергей, в порыве убеждения, совал ему чуть ли не под нос, – Делай, что хочешь. «Какое поразительное равнодушие, - подумал Марат, наблюдая с остальными членами группы за разворачивающейся сценой, - Ему что, и правда до такой степени плевать? И на группу, и на песни... - он резко выдохнул, испытывая острое раздражение, - Ох и говнюк...». - А насчет сценических костюмов можно, в принципе, не дергаться, – продолжал Сергей, – У меня есть знакомая – она костюмер в театре. Обязательно что-нибудь найдется – у них там огромный склад. - Ясно. - Угу. Все, за исключением Сергея, выглядели довольно растерянными. Слишком уж резко повалила важная информация. - Я еще кое-что разузнаю, и тогда вам сообщу, – пообещал Сергей, одеваясь. Остальные последовали его примеру. Марат, натягивая куртку, заметил, что Лед не собирается, похоже, вообще уходить. - Эй, а ты что, не идешь? – спросил он. Парни, болтая, уже вытолкнулись в коридор, и теперь в актовом зале установилась тишина. - Нет, я еще кое-что хочу сделать, – отозвался Руслан, и поднявшись на сцену, ушел куда-то за занавес. Марат, помедлив, последовал за ним, и увидел большой черный рояль, скрытый от зрительного зала пыльной тяжелой тканью. - Ты можешь идти. Я тебя не задерживаю, – сказал он, открывая крышку. Черно-белые клавиши уставились в потолок. - Ты и не можешь меня задерживать. Ты мне не начальник, – с вызовом парировал Ветров, удивляясь и раздражаясь поведению Руслана одновременно. Тот вдруг засмеялся, и нажал на одну из клавиш. По залу разнесся тонкий и высокий звук. Нота «си». - Ты прав, прости. Марату показалось, что он ослышался. Лёд сказал «прости»?! «Что это с ним?», - подумал Ветров чувствуя смутное беспокойство, наблюдая, как Руслан стирает какой-то тряпкой с клавиш пыль, и садится за рояль. - «Прости»?! - Ну да. Я ведь был не прав. - Биполярный ты какой-то... - пробурчал Марат, глядя на Руслана, – Ты, вообще, когда себя вести нормально будешь? - Не знаю. Пока это не понадобится, – ответил тот, играя какую-то быструю увертюру. Тонкие пальцы бегали по клавишам так быстро, что Марат едва успевал за ними следить. - То есть, ты знаешь, что ведешь себя отвратно?! - Ну, разумеется. Ветров подумал, что он чего-то не понимает. Лёд, что, специально?.. - И к чему всё это? – скептически спросил он, подняв брови. Он до сих пор не понимал мотивов Руслана. Зачем ему это? Чего он хочет достигнуть своим поведением? - Зачем? – тут вдруг музыка смолкла на мгновение, а после изменилась, и полилась очень знакомая Ветрову мелодия. «У меня есть к тебе одна просьба...» - Чтобы отсеивать ненужных людей. Те, кто остается, сами сделают всё, а те, кому ты не нужен, уйдут, натолкнувшись только на первое препятствие, – легкие переливы музыки были словно прикосновения перышком к коже. Та же музыка... Марат смотрел на Льда, и почти не узнавал его прошлого в существующем в данный момент человеке. Совершенно несвойственные ему выражения лица, жесты, смех... - всё это было новым, абсолютно новым. Словно вдруг взяли, и заменили в нем всё процентов на шестьдесят.

На лице было непривычное странное выражение не то мечтательности, не то нежности, когда он, играя, смотрел на клавиши рояля. Все движения словно стали еще легче и подвижнее, чем прежде, и улыбка на губах была новой, но в то же время очень знакомой. Было в ней что-то от Майи. - И... зачем ты все это мне говоришь? Зачем ты говоришь правду мне, и врешь другим? Зачем ты мне открываешься? - пытаясь стряхнуть сиюминутное наваждение, спросил Марат. Лёд перестал играть, и встав со стула, закрыл крышку рояля. Низко загудели клавиши. - Потому что ты был другом моей сестры. - Что?! – опешил Марат, – А причем тут это? - Майя никогда не общалась с теми людьми, которые уходят, – отозвался Лёд непривычно искренним тоном: в нём мимолётно проскальзывала какая-то очень личная усталость, которой Руслан никогда раньше не выказывал, - А тебя она считала чуть ли не вторым братом. Она никогда не ошибалась в людях, поэтому я ей доверяю. Тем более, что ты видишь сквозь мою личину, так что играть дальше для тебя не имеет смысла. «Для меня?!» Он надел куртку, и посмотрел через плечо на застывшего Марата: - Ты идешь или как? Ветров молча последовал за ним, не отрывая взгляда от платиновых волос на затылке Руслана. «Я никак не могу понять его... - они вышли из здания МГУ, и зашагали к остановке. Марат искоса смотрел на идущего рядом Льда, - Это плохо. Я чувствую, что мне нельзя ничего упускать в общении с ним. Каждое слово – это подсказка. Если я упущу хоть одну из них, то не пойму дальнейшие его слова и действия. Блин, ну как же все сложно!» Они стояли на остановке, и ждали автобус. На улице стало холоднее, но ветра не было, за что Марат был природе благодарен. Он был в теплой куртке и шарфе, но все равно мёрз, в то время как Руслан, несмотря на то, что что одежда на нем была довольно лёгкая, стоял как ни в чём не бывало. На красивом сияющем лице по прежнему ни намека на румянец. Лёд подставил ладонь под падающую снежинку, и она, опустившись, не растаяла, а осталась лежать замысловатой резной звёздочкой на гладкой коже.

- Ты снова холодный, как лёд, – заметил Марат. Он почему-то не мог удержаться от улыбки. Слишком уж он любил ту неповторимую атмосферу, отголоски которой появились в тот момент, когда Руслан поймал снежинку. Тот же задумчивый, взрослый не по годам взгляд, но все же неуловимо улыбающийся. Словно солнечный луч упал на сугроб снега, вызвав яркие бриллиантовые искры. Руслан поднял взгляд на Марата. Губы изогнула неопределенная лёгкая улыбка, но выражение глаз тут же изменилось, словно их заволокло льдом. «Почему?» - Да нет... – новые снежинки, не тая, падали на ладонь. - А вот и да, – Ветров накрыл руку Льда своей, и убедился, что был прав, – Ты ледяной. - Ну и пусть. Мне не холодно, – хмыкнул тот, выдёргивая руку, пряча ее в карман, и отводя взгляд переменчивых глаз.

Марат промолчал, экономя слова, и повел плечами от странного ощущения паутины на теле. Подошел автобус, и они, погрузившись в него, расположились в наполненном людьми салоне. Все это время Марат ломал голову, что за чертовщина с ним происходит. В голове вертелась потребность решения какой-то проблемы, но вот какой, он и сам не знал, но догадывался, что причиной тому был Руслан. За всё время поездки тот ни разу не взглянул на Марата, даже когда разговаривал с ним. «Его поведение противоречит любой логике. Он преследует какую-то цель, или же движим какой-то потребностью, но вот какой?..», - Ветров ощущал, что разгадка лежит где-то на поверхности, но воду словно сковало льдом. Он прозрачен, но воды невозможно коснуться – рука неизменно натыкается на холодную твердую поверхность. Они дошли до общаги, и поднялись в квартиру. «Что, если он просто издевается?», - подумал Марат, - «Что-то мне подсказывает, что Лёд так просто никому не открывается. Скорее всего, это очередная его маска, только вместо безликого выражения, он надел дружелюбие... Скорее, так оно и есть. Он все время прячет глаза». - Слушай, а ты действительно сказал мне правду? – спросил Марат, перестав стягивать верхнюю одежду и глядя на то, как Руслан скидывает куртку и направляется в комнату. Тот остановился, и посмотрев на Ветрова, ответил: - Да. Тут Марат вновь увидел то же выражение глаз. Они словно чуть посветлели. Так темные воды реки затягивает льдом. «Так и есть! Лжец!» Ветров молча сделал два шага вперед, и размахнувшись, врезал светловолосому в челюсть. Тот пошатнулся, и осел на пол. Но, что слегка удивило Марата, так это абсолютно спокойное выражение лица. Даже в такой ситуации не было никакой гримасы боли - лишь легкий секундный испуг в глазах, но тут же пропавший. Лёд медленно поднял веки, глядя на Ветрова снизу вверх тяжёлым, режущим взглядом. У Марата аж мороз пошёл по коже. - И... полегчало? – голос не изменился ни на йоту. Только глаза совсем стали северными. Маска стала плотнее. Марат молчал, глядя на Льда со странной смесью злости и недоумения.Тот, видимо заметив написанный на его лице вопрос, сказал: - Можешь даже не пытаться. Я почти не чувствую боли. Ты зря расходовал силы, Марат, – такой оскорбительно-насмешливый взгляд и тон, что Марат вновь разозлился. - И откуда в тебе столько мерзкого цинизма?! – тихо процедил он сквозь зубы, встряхнув Лунковского за воротник футболки, глядя ему прямо в неподвижные глаза, – Ты врешь всем! Не удивлюсь, если даже себе. Зачем тебе нужны люди? Игрушки?! Ничтожные, ничего не значащие марионетки, которых ты, развлекая свое самолюбие, дергаешь за ниточки?! Твой эгоизм, наверное, не знает границ, раз ты так себя ведешь. Кем ты себя считаешь? Думаешь ты лучше остальных?! – он выпаливал эти слова, почти не узнавая себя. Редко когда его злость была столь сильной. Настоящая, реальная злость, проникающая в душу и разъедающая ее своей остротой. - Ну так не общайся со мной. Зачем ты упорно идешь на контакт, если я так тебе неприятен? – ехидный тон по ощущениям очень напоминал занозу в ладони, но Марат на этот раз постарался не обращать внимания, сосредоточившись на глазах Льда. Как он понял, это было единственное окно, на котором никогда не было обманчивого занавеса. Нельзя лжецу иметь такие честные глаза. - Даже несмотря на то, что ты очень похож на Майю... - Марат стиснул подбородок Льда в пальцах, и в упор посмотрел ему в лицо. – Ты полная ее противоположность. Может телом ты и родственник ей, но никак не характером. В ней не было гадости, а ты ей пропитан насквозь. И твое хамство я не намерен спускать. Не думай, что твоя смазливая рожа поможет. Я не восьмиклашка, чтобы покупаться на красоту пластмассового манекена, и в следующий раз ты одним ударом в челюсть не отделаешься! – он разжал руки, выпустив Льда, и ушел в комнату, чувствуя, как постепенно утихает злость и раздражение, заменяясь слабым удовлетворением: он наконец-то избавился от негатива, который рвал его нервы на британский флаг.

Руслан потер горло, которое Ветров в приступе гнева ощутимо сдавил, и ухмыльнулся: «Точно также говорили мне и остальные. Но, похоже, они не видят даже на сантиметр глубже поверхности. Все люди боятся утонуть из-за темноты дна, - он провел по лицу рукой, убирая черные гипоксичные круги перед глазами, - Тебя не так-то просто одурачить. Неужели я ошибся, когда пытался услышать то, о чем ты поёшь, Ветер?». Небо за окном было всё таким же свинцовым, и недавно выпавший снег неизбежно таял, превращаясь в грязь.