Глава 24. Воровка, или Наблюдатель (1/2)

We weren't divided Мы были вместе, We were the same Мы были собой And we were free И мы были свободны. But we all wore chains Однако мы были закованы в цепи. We couldn't see it Не заметив этого, But we created Мы создали A place between truth and overrated Место где-то между правдой и вымыслом……I'm on the run from a thief Я бегу от вора, I let into my head Которого впустил в свой разум. I know, I hold the keys, so don't be scaredЯ знаю, у меня есть ключи, поэтому не пугайся, When I turn and shout: Когда я обернусь и крикну…Thousand Foot Krutch - Fly On The Wall- Эшли?

- Да?- Нам нужно поговорить.

Верно. Нам нужно поговорить. Я так и замираю в пол-оборота. Одна и та же фраза из разных уст третий раз за день. Алан. Мама и папа. И вот теперь Бенедикт. Единственный, перед кем стоит оправдываться.

- Верно, - произношу я вслух и кивком указываю на входную дверь: - Зайдешь?Время позднее, но Камбербэтч, кажется, и не думает торопиться домой, хотя уже давно перевалило за полночь. Лишь на секунду замирает, оценивая перспективы разговора, и следует за мной. Калитка открывается тихо-тихо, хотя по ощущениям должен был раздаться чудовищно резкий и неприятный скрип, как в фильмах ужасов, чтобы подчеркнуть всю напряженность момента. Но фантазия не находит отражения в реальности, и даже ключи находятся в сумке без особых затруднений. В замочную скважину я попадаю легко, несмотря на довольно скудное освещение крыльца и объемную тень Бенедикта, закрывающую свет подвесного уличного фонаря.

Мы молча переступаем порог, и я щелкаю выключателем. Домашнее тепло растекается по холлу и гостиной, но его все равно мало. И вроде бы все, как обычно, все на своих местах, но собственный дом вдруг кажется немного чужим, недостаточно прочным убежищем от невзгод внешнего мира. Бенедикт, не дожидаясь приглашения, снимает пальто, я следую его примеру.- Позволь, помогу, - раздается тихий голос, и чужие руки перехватывают лацканы.Джентльмен. Джентльмен во всем. Даже когда ситуация предполагает конфронтацию. От этой подчеркнутой вежливости и вечного напоминания, что он истинный мужчина во всех смыслах этого слова, почему-то становится не по себе. Словно мне мягко, но настойчиво указывают на то, что воспитание превыше всего и привычка держать лицо важнее, чем эмоции и личные предпочтения. Холодно. Уверенно. Безлично.

- Может быть, чашку чая?- Было бы замечательно.

Бенедикт пристраивает верхнюю одежду в шкафу и следует за мной на кухню. О формальной гостиной не идет и речи. Железная ржавая пружинка натягивается, заставляя все внутри замереть. Разговор будет не из легких. Я ношусь с чайником и чашками, невольно пытаясь оттянуть момент разговора, и мистер Камбербэтч берет инициативу в свои руки. Честность и искренность с некоторых пор даются мне с трудом.

- Как ты? Ты так и не ответила.

Точно. Не ответила. Пару-тройку часов назад мне весьма удачно удалось увильнуть от расспросов, сейчас, по всей видимости, повторить успех не получится.- Как… Привыкаю к возросшей популярности. Опять.

- Репортеры?- Лучше бы репортеры.Вожусь с заварочным чайником, верчу его в руках, не зная, как и с чего начать, и все-таки решаюсь посмотреть на своего собеседника. Быстро, как вор, вышедший на промысел, пытаюсь уловить его настроение, но по лицу как на зло не прочесть, понял ли он, о чем я говорю или нет. Атака репортеров, карусель звонковот незнакомых, но голодных до сенсации людей, папарацци под окном и на крыльце собственного дома – все это пережить кажется вполне возможным, но родители, Алан и Он – так близко, так далеко, в одном длинном запутанном клубке – это слишком, это перебор.

Чашки, сахарница, молочник занимают свое место на столе. Щелкает, выключаясь, закипевший чайник. Больше прятаться мне не за чем. Приходится устраиваться на стуле напротив и искать, чем теперь занять руки. Никогда не думала, что не буду знать, что сказать тогда, когда сказать нужно так много. Пододвигаю чашку поближе к Бенедикту и поднимаю на него глаза. Прямой уверенный спокойный взгляд. Так он обычно смотрит на репортеров во время интервью. Камбербэтч молчит, ожидая от меня продолжения рассказа. Пожалуй, не стоит опять его разочаровывать.

***Ему нужно было принять решение. Хоть какое-нибудь. Чтобы завтра сказать что-то вразумительное Хелен и как-то реагировать на однообразно-предсказуемые вопросы той пары десятков репортеров, что теперь не слезали с его ассистентов, а значит, и с него самого. Выбранный путь уже не казался таким хорошим, как представлялось еще утром. И казалось бы, все сложилось удачно: они замечательно провели время, верно выбрали место для ужина и, вроде бы, не попались на глаза фотографам, но что-то было не так. То, что еще неделю назад было обыденным дружеским приглашением на концерт, превратилось в нечто не менее обыденное, но уродливое при ближайшем рассмотрении.

Бенедикт молча наблюдал за манипуляциями Эшли. Много жестов, много движения и острый недостаток нужных слов, словно все внезапно превратилось в один большой мыльный пузырь – одно неосторожное движение, и он лопнет. И лишь смутная мысль о том, что им нужно поговорить и разобраться с тем, что делать дальше, заставляла его сидеть на месте.

- Как ты? Ты так и не ответила.

- Как… Привыкаю к возросшей популярности. Опять.

- Репортеры?- Лучше бы репортеры.Туманный ответ с намеком на то, что правда принесла неприятности не столько ему, сколько ей, вызвал некоторое раздражение, хотя, наверное, так оно и было. Таблоиды и раньше были не слишком добродушны в отношении его и чьей бы то ни было еще личной жизни, к этому надо было бы уже и привыкнуть, но вот Эшли… Для нее все было вновь, и поэтому так остро и противоречиво. Камбербэтч обвел глазами кухню, обдумывая, что сказать дальше, но в голову так ничего и не пришло. Наверное, ночь все-таки не лучшее время для ведения важных разговоров. Мисс Аберкорн тем временем теребила чайник, словно собиралась вызвать джина. Не так все должно было быть, не так.***- Я… я расскажу тебе… сказку, - неожиданное решение слетает с языка само собой. - Жила-была девочка. Ничем не примечательная. Хотя, в общем-то, талантливая, - прерываюсь, чтобы сделать глоток. Горячий чай теплом растекается по телу, проникая, кажется, даже в кончики пальцев. Тепло, наконец-то, тепло. - В танцах, - уточняю зачем-то. - Ее любили, понимали и принимали. Папа и мама были готовы на что угодно, чтобы их ребенок был счастлив, и не скупились на образование и детские прихоти. Но однажды стало понятно, что их принцессе танцевать больше нельзя. И пришлось менять мечты и планы. Поменяли. Удачно поменяли. Не совсем то, что ей было нужно, но все было хорошо, покадевочка, когда-то крепко стоявшая на ногах, не превратилась в фантазерку. Хотя, кто знает, может она всегда ею была? Всему прочему пришлось подвинуться, и вдруг оказалось, что тот реальный мир, даже и не мир, а мирок, такой крошечный, такой невзрачный и серый, что внезапно выросшие крылья там не умещались. Распахнуть их удалось только в виртуальности, не знающей ни имен, ни границ. И все разрешилось бы благополучно, если бы в один прекрасный день эти две реальности не столкнулись, готовясь разрушить друг друга в битве за сердце мечтательницы…