Киан Алване: ответ известен (1/1)

Следующий объект рассмотрения?— Киан Алване. Человек железного характера и железных же убеждений… правильнее сказать, заблуждений. Будучи Апостолом, он является не лицом веры (как азадийские императрицы или представительницы жреческого сословия), но той рукой, которая призвана стиснуть мир в кулаке и переделать его согласно установленным догмам. У него не было шанса или права на сомнение, и потому со временем пришла обманчиво успокоительная мысль: сомневаться нельзя, потому что так правильно. То, что он принимает за свои рассуждения, на деле лишь чужие слова, вбитые ему в голову, въевшиеся в кровь и плоть. Это яд, парализующий душу. Тот, кто полагает, что получил ответы, утрачивает стремление к поиску. Но ответ невозможен, потому что смысл в пути, а не в его конечной точке. Мёртв не тот, чьё сердце перестало биться, а тот, кто перестал идти. Именно поэтому, с точки зрения душевного состояния, Киан?— мертвец. И его поиски предводителя повстанцев, не желающего укладываться в созданную для азади картину мира, становятся его дорогой. Дорогой, ведущей к пробуждению. Он не свободен от прежних убеждений, от уверенности, что может научить и показать правильную дорогу: Киан воспринимает окружающих без злости, скорее, как неразумных детей, которых следовало бы направить в верном направлении. Тех же, кто учиться не желает, требуется наказать, и это снова воспринимается нормальным и привычным. Апостол?— палач для безнадёжных, их единственный способ искупления. Жрицы?— милосердные учителя. А затем, наблюдая то, что происходит в Меркурии, своими глазами, он вдруг впервые задаётся вопросом: а почему ?дети? не желают учиться? Не зная, что это та, кого он ищет, Киан сталкивается с Эйприл Райан. ?Не дай Скорпиону ужалить тебя?,?— говорили ему Шесть. Но именно ?укус? Скорпиона оказывается целебным: пока Киан продолжает стремиться к той цели, к которой его направляли, но уже не может не думать, не осмыслять. Именно поэтому, приходя впоследствии к лагерю повстанцев, он уже не уверен в своей миссии. Вот за его спиной стоят те, кто вроде бы с ним на одной стороне, но уже готовы лишь за сомнение судить, как за измену, ему предлагают компромисс: умереть, как того достоин Апостол, а не предатель, в обмен на всего ещё одну смерть?— смерть Эйприл. И душа, наконец, пробуждается. Здесь заметен довольно интересный нюанс: несмотря на то, что технически мы в этой ситуации можем сделать выбор за Киана (существует вероятность, что он соглашается убить Эйприл), удар в любом случае наносит не он. Даже по привычке кинувшись выполнять приказ, он останавливается и говорит, что не сможет этого сделать. Потому что Киан Алване должен проснуться. Есть интересная тенденция в последнее время?— любые взаимоотношения объяснять любовью. Так и в случае Киана и Эйприл (до выхода третьей части, а иногда и после) многие предполагали, что дело в неких вспыхнувших чувствах. Да что там, когда я была помладше, мне самой казалось, что они были бы прекрасной парой. Но сейчас я понимаю, что это обесценило бы роль Эйприл как проводника. Привело бы к мысли, что, возможно, будь она мужчиной, Киан бы даже не заметил, что его настойчиво пытаются разбудить и привести в чувство. То есть, осталась бы незамеченной главная проблема. Апостолу требовалось пробудиться, но не ради чего-то или кого-то, а ради самого себя. И именно по этой причине Киана Алване ?сделали? геем, которого, вот ужас, даже целительные поцелуйчики Анны не сделали гетеросексуалом. А ещё затем, чтобы он не выглядел полнейшей мразью. Вы сами вдумайтесь в ситуацию: вот есть он и Эйприл, и развитие их отношений, кажется, идёт к влюблённости, но вдруг Эйприл умирает у него на глазах. И меньше, чем через полгода, он уже стремится в объятия мимо пробегавшей Анны, На?анэ или милой долмари женского рода (кто сказал, что в этой истории Лихо обязательно был бы мужчиной? Говорите, тогда у него кратковременной связи с Эйприл в биографии не могло бы быть? Мы точно о ?Бесконечном путешествии? говорим?). Женщина, которая сумела Киана ?разбудить?, резко становится ненужным, отжитым элементом: она ведь умерла, а жизнь как-то устраивать надо. Так что, возможно, его ориентация?— лучшее, что могло в романтически-личном плане случиться с персонажем (и это отнюдь не из-за моей любви к слэшу сказано). А зачем вообще нужна какая-то влюблённость? Можно и без неё, конечно. Но именно вариант, в котором Киан в большей степени взаимодействует с Лихо, наиболее ярко раскрывает новый путь, путь поиска. В начале мы видим Киана полностью сломленным, готовым принять смерть и освободиться. Но ему не дают погибнуть, видя в нём ключ к планам азади, того, кто может и должен помочь Сопротивлению. И здесь он, снова оказавшийся ведомым, пересекается с Лихо. С тем, у кого есть все причины его ненавидеть, и кто клянётся убить его, как только Киан исполнит своё предназначение. Впоследствии мы наблюдаем процесс сближения этих двоих, строящийся на понимании банальной мысли: они очень похожи. Оба в какой-то миг оказались озлобленными и сломленными; оба стали изгоями; обоим уже нечего терять, и оба готовы убить во имя того, во что верят. Ярко показано их сходство (помимо сказанного в одном из вариантов прохождения напрямую) в малозначительной, вроде бы, детали. В какой-то момент Лихо, Киан и Эну, пробираясь по улицам Меркурии, едва не ловят собой стрелу. Киан может перехватить стрелу; и тогда слышится очень забавный диалог Лихо и Эну, звучащий примерно следующим образом:Эну: Вау, это было здорово, ну то, как ты стрелу схватил! Лихо, ты видел, видел?Лихо: Я мог бы сделать то же самое.Эну: Мог бы! Но сделал-то он. А ещё их сходство?— в том, что оба по-своему любили Эйприл. Лихо, в отличие от Киана, не только в уважительно-дружеском смысле. Однако Лихо и сам признаётся, что не сумел бы прожить с ней жизнь, как бы она ни была ему близка. Он не был тем, что она пыталась отыскать; он был не тем фрагментом души, который подошёл бы Эйприл. Лихо?— та ?первобытная?, мифологическая часть души, которую в слепой вере почти утратил Киан. Лихо относится к разряду непознанного не только потому, что технически является не человеком, а магическим существом: у него есть заметный мифологический прообраз. Кстати говоря, внезапно славянский. Лихо Одноглазое, воплощение горькой доли, несчастливой судьбы (именно поэтому, вопреки более благозвучной транскрипции ?Лико?, я упрямо продолжаю видеть букву ?х?). Здесь же находится косвенное указание на слабость Киана, на его стремление найти провожатого (Лихо, согласно поверьям, привязывается к тому человеку, который сам не может противостоять возникшим трудностям, к тому, кто душевно ослабел). Лихо становится напоминанием о том, что Киан в какой-то миг добровольно выбрал смерть. Откуда такой персонаж мог взяться в норвежской игре? Оттуда же, откуда отсылки к ритуалу инициации (хижина-змей, поглощающая Зои) и Баба Яга как воплощение отжившей хтонической древности. Лихо остаётся рядом, но постепенно мысль, что когда-нибудь придётся пасть от его руки, становится для Киана чем-то безмерно далёким. Когда всё заканчивается, он говорит, что не станет сражаться с Лихо, что бы тот ни решил. И тогда Лихо, образно выражаясь, ?возвращает? ему жизнь, которую Киан задолжал. Впервые Киан освобождается от тех, кто вёл его (сперва воля Шести, затем?— новый лидер Сопротивления, носящая недвусмысленное имя Пастырь. Кстати, характерно, что Лихо и Пастырь?— персонажи, образно ?владеющие? жизнью Киана?— взаимозаменяемы: это сделано для того, чтобы Киан не получил своё освобождение раньше, чем будет готов). Впервые его жизнь?— в его собственных руках. В чём же суть путешествия Киана? В том, что из овцы, ведомой на заклание, он становится человеком, который не нуждается в наставнике или поводыре. Именно поэтому его путешествие завершается его становлением как короля своей страны. Потому что теперь его черёд вести других.