Стих 17. Они (1/2)

Давным-давно, в позабытом уголке мира, там, докуда почти не доставали солнечные лучи, где ночи длились месяцами, а дни были мимолетны, как миг, на свет появились двое — порожденья тьмы и холода. Мир, их дом, был неприветливый, холодный и пустой: вдоль горизонта возвышались бледные молчаливые сопки, завывал колючий ветер, в черном небе белели звезды. Но как новорожденный привязывается к матери, увидев ту впервые, так и двое привязались к сему холодному миру, что породил их, и все его изъяны, все его неправильности и недостатки тотчас отошли на второй план, а то и вовсе сделались достоинствами. Нет же, он был совершенен. Воистину прекрасен. Двое были сами по себе с самого начала. Ни матери, ни отца рядом, которые бы обучили их всему, что знают, рассказали бы, что хорошо, а что плохо, что правильно, а что нет. Поначалу они бесцельно бродили по заснеженной пустыне, не зная, куда идут, зачем идут и что их ждет в конце пути. Они шли, ибо ничего другого больше не умели. Долгими месяцами между ними висела тишина, ибо двое не знали слов. В особенно морозные ночи, когда поднималась страшная вьюга, они закапывались под снег и затаивались так, пока погода не становилась лучше. Они не ведали, что можно согреться, если прижаться друг к другу. Не знали, что такое тепло. Не знали, как это — обнять.

Даже мне доподлинно неизвестно, сколько длилось их путешествие — может, год, а может и все десятилетие, — но постепенно мир вокруг стал меняться. Ночь как будто сделалась короче и светлей, снега стало меньше (местами даже виднелись загадочные зеленые пятна с бархатистою поверхностью!), и ветер не дул так сильно, и из земли все чаще поднимались странные палки, сверху донизу покрытые темными колючками. Видя перемены, двое испытали непривычное, но интересное чувство: им ужасно захотелось все понять, осмыслить и узнать. С того момента каждый новый предмет, едва попадавший в поле зрения, они рассматривали со всех сторон, нюхали, ощупывали и даже провали на вкус. Так они узнали, что земля промерзлая и несъедобная, а вот длинные зеленые ворсинки, покрывающие землю, словно мех, напротив, не так уж и плохи на вкус. Торчащие всюду длинные палки в пышном темном оперении оказались не по зубам, однако, покачиваясь на ветру, они издавали приятные звуки и просто хорошо пахли.

Столько всего, столько разного, столько удивительного, и все-все нужно непременно изучить! Воздух теплел. На смену вездесущему снегу пришли изумрудные луга и солнечные реки. Дни стали длинные, а ночи — непривычно короткие; солнце поднималось так высоко, что светило прямо над головами, а не скромно выглядывало из-за горизонта, как раньше. Однажды, когда двое шли по песчаному берегу, их внимание захватили белые крылатые создания, что парили в высоте и звонко кричали друг на друга. К двоице неожиданно пришло осознание, что они не одиноки на белом свете.

Непривычно… Ново. Страшно!.. Но в то же время… так интересно! Двое решили, что пойдут дальше, даже несмотря на страх, и вскоре они оказались в просторной долине. На террасе ниже виднелись какие-то странные, но аккуратные холмики, как будто сложенные из деревьев; между ними, посредине, тянулась покрытая гладкими камешками линия; рядом с рекою, протекавшей в самом низу, возвышался еще один холм, чуть повыше остальных, — и что-то круглое постоянно крутилось на нем, приводимое в движенье потоками воды… Но что самое главное, здесь обитали разноцветные четвероногие существа. Двое наблюдали издалека, как завороженные, опасаясь приблизиться хотя бы на шаг. Существа занимались делами, понятными только им самим, ходили туда-сюда; те, что поменьше, бегали тут и там, мешая тем, что побольше. Довольно часто все они издавали звуки — иногда длинные, иногда короткие, — молчаливой двоице было совершенно невдомек, что все это могло значить, однако они заметили, что у звуков был свой окрас, своя звонкость и каждый из них, похоже, нес в себе определенный смысл. Двое внимательно вслушивались в отголоски, пытались понять, разобраться и так увлеклись, что совершенно потеряли счет времени и не заметили, как потемнело. Существа спрятались в холмах, и стало совсем тихо. То была прекрасная возможность, дабы подобраться поближе, однако двое так и не отважились. Всю ночь они провели, затаившись в кустах, обуреваемые необычным ощущеньем, что как бы распирало их изнутри. Это же самое чувство сжалось в маленький-премаленький комочек, когда на небосводе, наконец, заалели первые лучи солнца. День за днем двое следили за долиной и постепенно понимали все больше вещей. Пони. Так звали себя разноцветные существа. Дома. Так назывались холмики, в которых жили пони. Дорога. Так называлась устланная камнями линия, по которой громыхали повозки. Мельница. Так назывался большой дом с большущим вращающимся колесом в реке. Слово. С его помощью пони общались друг с другом. И это лишь малая часть из того, что удалось узнать за неделю неотрывных наблюдений. Двое даже умыкнули книжку с картинками и с огромным интересом пролистали ее, однако спустя некоторое время, узнав, что воровство — это плохо, тихонько вернули книжку туда, где нашли. Одним погожим днем со стороны тропинки, что вела из деревни, и по которой редко кто ходил, послышался детский смех. Две маленькие пони, кобылки, — одна чуть побольше, вторая поменьше — направлялись в лес, не переставая о чем-то оживленно болтать между собою. ?Шишки?, ?дома?, ?мама? — такие прозвучали в воздухе слова. Пони завораживающе улыбались и хихикали; двоица, очень заинтересовавшаяся, последовала за ними, стараясь двигаться незаметно. Красться пришлось недолго, ибо кобылки быстро отыскали елочки. Сбор шишек они превратили в игру: старшая, используя рог, срывала побеги, до которых они не доставали, и бросала их младшей, которая в свою очередь, держа во рту плетенную корзинку, ловила побеги. В какой-то момент они так увлеклись, что это переросло в соревнование — и вот уже в младшую летит сразу пять снарядов, за всеми она поспеть никак не может, но все равно пытается, и от большого желания спотыкается, кувыркается и распластывается по траве. Корзинка плюхается рядом, вываливая содержимое. — Сестренка! — ахнула старшая и подбежала к ней. — Все нормально, — пробурчала младшая, приподнявшись, и хныкнула — на коленке передней ноги краснела ссадина. Старшая склонилась над сестрою, взяла в копыто ножку и легонько подула на ранку. — Болит? — Щиплет немножко.

Она подула еще, чуть сильней. — Щекотно! — захихикала младшая. — Ну же, перестань!

— Все еще болит? — Нет, совсем нет! — Ох… Напугала же ты меня… Сколько мы там насобирали, ну-ка? — старшая сложила разбросанные шишки обратно в корзинку. — Думаю, этого вполне хватит, — удовлетворилась она. Вдруг младшая прижалась к ней со спины, обхватив живот маленькими копытцами. — Чего это ты? — Люблю тебя. Старшая приобняла в ответ: — И я тебя. Пойдем. Покажем тебя маме. Пони ушли, а двоица, следившая за ними все это время из-за кустов, так и осталась на месте, не в состоянии пошевелиться. Они пытались справиться с чувством, нахлынувшим на них волною. Было так тепло, как будто внутри горел огонь — но не яростный, как от злобы, а мягкий, ласковый и нежный. Они пытались понять это, осмыслить… Сестры. Любовь. Двое хотели… так же. Хотели быть сестрами, хотели любить друг друга.

Когда двое осознали это, их размытые тела впервые приобрели четкие очертания. Ноги, копыта, хвосты, гривы, уши — прямо как у тех кобылок. И хотя двое родились в одно время, они переняли все черты до единой, так что одна стала младшей, а другая старшей. Теперь они тоже сестры. Но… имена. Нужны имена. Ведь не бывает пони без имен. Рини, что означало холодные снега, — такое имя взяла старшая, Нокса, что означало ночное небо, — взяла младшая. Новорожденные Рини и Нокса переглянулись. Они не умели говорить, как пони, но им и не нужны были слова, чтобы понять друг друга. Теперь они знали, чего хотят.

Но перед тем, как уйти, покинуть сии солнечные земли навсегда, они все же осмелились на то, чего всегда боялись. Спускаясь по тропинке в деревню, они были ужасно взволнованы, их коленки дрожали, но невзирая на это сестры предвкушали момент встречи с жителями. Как те воспримут их? Что скажут? Может, они вместе обнимутся и будут любить друг друга? Когда сестры остановились на перекрестке дорог — а это было самое сердце деревни, — то почувствовали, как из воздуха тотчас растворилась беззаботность, и на смену ей пришел страх. Он мгновенно прилип ко всем, кому не повезло увидеть два черных, как ночь, силуэта, старательно подражающих пони. Все в мире как-то внезапно замерло и стихло, словно в ожидании чего-то. Старшая приподняла переднее копыто в мирном жесте, как вдруг раздался крик: — Чудища! — и пони бросились врассыпную. Неизвестно, кто в тот момент испугался больше — пони чудищ или чудища начавшейся неразберихи, — но одно известно точно: именно тогда эквестрийцы впервые узнали о существах, коих впоследствии нарекут тенями.

Сестры исчезли из деревни задолго до того, как там все успокоилось, а пони вновь выглянули из своих домов. Они бежали, бежали со всех ног обратно, на север. Чудища. Кто это такие? Те, которых боятся? Но почему пони их испугались? Они ведь старались быть похожими на них… Это правда, что Рини и Нокса сами не один раз пугались нового и неизвестного, и все равно сестры были расстроены. Просто они… они надеялись, что…

Спустя несколько недель их встретили родные заснеженные просторы. С изумлением сестры обнаружили, что у них появились братья, много братьев — те бездумно слонялись по сопкам разрозненными группками, растерянные, ничего не понимающие, прямо как Рини и Нокса когда-то. Последние невольно подумали, что как хорошо, что они решили вернуться, ведь за новорожденными нужен только глаз да глаз. И ведь как удачно все совпало! Они хотели построить деревню, такую же красивую, как у пони, — вот и будет жилище для всех! Воодушевленные сестры принялись за дело. Они трудились не покладая копыт, чувствуя себя ответственными перед младшими братьями, что нуждались в заботе и наставлениях. Довольно быстро им удалось возвести три первых домишка из льда — выглядели они косо, некрасиво и скорее походили на землянки, не идя ни в какое сравнение с домами пони. И все же Рини и Нокса не отчаивались — это было только начало. Все еще впереди, и они обязательно научатся, научат младших, и однажды построят не просто деревню, но настоящий город, где будут жить всею семьей. Одно время все шло согласно их задумке. Деревня разрослась, сестры учили братьев уму-разуму, рассказывая, что такое любовь, как та прекрасна и как та согревает холодными северными ночами, если крепко-крепко обнять ближнего. Младшие, переняв облик у сестер, с интересом слушали истории о мире далеко на юге, о тамошних пейзажах, о существах, населявших его; помогали возводить новые сооружения, ибо семья разрасталась на глазах.

Но идиллия длилась недолго. Если бы только Рини и Нокса увидели, что все их старания были бессмысленны с самого начала, если бы поступили совершенно по-другому, не пытались научить младших тому, что им было все равно никогда не понять по-настоящему… Увы, сестры были ослеплены мечтою — красивой, но несбыточной.

Снежные бури были здесь обычным делом, но такой сильной, как в последний раз, сестры раньше не знали. Она открыла им глаза на то, насколько плохие они зодчие, и как хрупки на самом деле были сооружения, возведенные их копытами. Рьяный ветер сдувал крыши, рушил стены, заметал улицы — к тому моменту, когда на горизонте показались всполохи северного солнца, ознаменовавшего первый за долгие месяцы день, от города, что они построили с таким трудом, осталось лишь бесформенные ледяные глыбы. Это событие подавило сестер, однако они не позволили себе долго печалиться, помня про младших, которые остались без дома. Нужно построить новый, который будет лучше, крепче! Однако братья смотрели на прошедшую бурю совершенно иначе. Эти разрушения, что произошли на их глазах, они неожиданно для себя нашли завораживающе прекрасными. Видеть, как что-то превращается в ничто… было волнительно. Непреодолимая, немыслимая сила показала, чего стоят их сооружения, показала им место, и это не могло не внушать. Они поняли… поняли, что хотят так же. Но не знали, что нужно для этого. Тьма поселилась в их душах… или нет? Или она всегда была их частью, но только теперь стала медленно распускаться внутри, словно цветок? В конце концов, они ведь были созданы из тьмы. Именно с той поры братья стали превращаться в чудовищ, о которых вскоре узнает весь мир. Впрочем, сейчас они помнили нравоучения сестер, слушались их во всем и заново отстроили город вместе с ними. Однако зерно сомнения было посеяно, и даже если бы сестры прознали о том, какие темные мысли поселились в разумах братьев, то ничего бы не смогли изменить. Однажды, когда для солнца наступило время вновь надолго спрятаться за горизонт, к Рини, заканчивавшей ледяное изваяние в своем жилище, прибежал брат. Движения его выдавали волнение и испуг, он хотел что-то показать, и она последовала за ним. Она знала эту реакцию и уже догадывалась, что случилось. Интуиция ее не подвела. Там, где возвышалась ледяная обзорная башня, служившая своеобразным центром города, в воздухе парили крылатые пони. Пегасы, как помнила Рини. Они были укутаны в теплые одежды; изо ртов и ноздрей валил густой пар — и именно это, а не их внезапное появление, удивило старшую сестру больше всего. Она не знала, что пони настолько чувствительны к температурам. Тут подоспела Нокса, которой тоже успели сообщить про незваных гостей. Пегасы не спешили спускаться. Поглядев на стоящую внизу парочку, они перекинулись словами между собою. — Все прямо как в слухах, — шепнул один взволнованно. — Они действительно выглядят как тени от солнца. Наши тени! — Не знаю, как вас, а меня пробирают до мурашек их пустые лица, — сказала вторая и вздрогнула явно не от холода. — Что будем делать, Сандерхарт? Думаешь, они поймут нашу речь? Вместо ответа третий пегас обратился к терпеливо ожидающим Рини и Ноксе: — Вы понимаете, что я говорю? Старшая кивнула.

— Понимают! — ахнула пони. — Вы здесь главные? Старшая поколебалась, посмотрела на многочисленных братьев, выглядывающих то тут, то там с опаской и любопытством, и все-таки кивнула. — Вы можете говорить? Младшая покачала головой. Пегас едва слышно вздохнул, прежде чем перейти к цели их прибытия. — О вас ходили разные слухи, но очевидно, что вы разумные существа. Нас прислали сюда принцессы. Они хотят узнать вас получше.

Ноксу взбудоражила сия новость. Обрадованная, она не придумала ничего лучше, как ткнуть сестру копытцем в бок, дабы выразить свои эмоции. Рини обратила к ней на секунду взгляд — она бы, верно, улыбалась, если бы могла, — после чего закивала пегасам. — Полагаю, это значит, что вы не против? Теперь уже кивали обе сестры. — Что, все еще побаиваешься их? — спросил пегас подругу. — Они же совсем безобидные. Тут-то один из братьев заметил блестящий металл на его спине. Понять, что это, — он, конечно же, не понял, однако его очень заинтересовал сей предмет. Он осмелился подойти к сестрам поближе, привлек их внимание и показал на пегаса. Пони не сразу поняли, что он хочет, — да и сестры тоже, — но потом пегас все же догадался, что тень заинтересовал меч. — О, эта штука? — он чуть спустился и вытянул перед собой на ногах меч, позволяя рассмотреть его поближе — но и только. — ?Меч? называется. Нужен для защиты. От чего? От опасности. Всяких чудовищ. Но вы ведь не опасные. И уж тем более не злые чудовища. Опасность. Чудовища. Что значат сии слова? Этого не знали даже сестры. Лишь последнее слово показалось им знакомым. Оно походило на ?чудищ?, но как будто имело куда более мрачный окрас.

Теням не нужны были лица, чтобы пони заметили их смятение. — Вы не понимаете, о чем я? — удивился пегас. — Я могу объяснить… — Отставить, — перебил его тот, которого назвали Сандерхартом. — Нам пора возвращаться.

Пегасы улетели, и братья задумались о значении новых слов. Старшие говорили, что чудищ боятся. Значит, чудовищ боятся еще больше. Пони сказал, что меч нужен для защиты от опасности и чудовищ. Значит, чудовища опасные. Буря разрушила их город. Значит, буря была опасной. Буря — чудовище? Они хотели стать как буря. Хотели стать чудовищами? Их учили любви. Но что такое любовь? Что-то неуловимое, неосязаемое, что они всегда плохо понимали, несмотря на все попытки сестер объяснить им; они обнимали друг друга холодными ночами лишь потому, что так их научили, но понять сути им было не дано. То ли дело буря — ее влияние на мир было более чем заметно. Сильная. Величественная. Суровая. Мысль о ней пробуждала в братьях то, что подавили сестры, сами того не ведая. Роковое событие неумолимо приближалось. Миновало уже две недели, когда в небе показалась дюжина крылатых фигур. Первой их заметила Нокса с обзорной башни, о чем тут же мысленно дала знать сестре. Та, в свою очередь, сказала братьям, и те отреагировали гораздо спокойней, чем в прошлый раз. Она посчитала это хорошим знаком. С неба, словно перышки, опускались хлопья снега. Начиналась метель. Принцесса, на которой были куртка да шарф, и одиннадцать пегасов, сопровождавших ее, приземлилась посреди города.

Принцесса была одна, тогда как пегасы, прилетавшие двумя неделями раннее, упоминали про ?принцесс? — именно так, во множественном числе. Это показалось Рини и Ноксе странным, но они не могли озвучить сей вопрос. А даже если бы могли, все равно бы предпочли промолчать. С взаимных подозрений дружба не начинается. Принцесса, явно сама это понимая, поспешила внести ясность: — Прошу простить мою сестру за отсутствие. Она желала быть здесь вместе со мною, но дела государственные требуют надзора, а оставить страну без присмотра мы надолго не можем.

Рини кивнула, давая понять, что все хорошо. Она видела, что пони устали после долгого путешествия, но предложить гостям было совершенно нечего. Ни еды, ни теплых вещей — ничего подобного у них никогда не водилось. И дело было не в том, что они плохие хозяева — просто они жили в пустых землях, где царит вечный холод; в достатке здесь было только снега.