Стих 3. Сестры (1/2)

Шел семидесятый год с момента воцарения сестер, когда Эквестрия узнала о загадочных существах, обитающих где-то далеко за северною границею страны. Считалось, что жизнь там невозможна в принципе, однако все чаще до принцесс стали доходить сообщения о ?пони из тьмы? и ?пони-тенях?, с которыми сталкивались жители. Тени, как их вскоре прозвали, никакого интереса к Эквестрии не питали, на контакт не шли, самих эквестрийцев точно не замечали. Бродили, прямо как призраки, будто искали что-то, но все никак не могли найти. Естественно, такое поведение создало у пони не самое приятное мнение о тенях; они сторонились их и опасались. Все стало хуже, когда принцесса Селестия отправилась далеко на север, в земли теней, дабы наладить с ними контакт, однако поначалу ожидания были только оптимистичные, ибо разведка донесла, что загадочные соседи разумны и вполне понимают эквестрийский. Если бы принцессы только знали, насколько коварны окажутся тени… Если бы только оставили их в покое… Каким бы сейчас был мир? Но они не видели угрозы; принцессы и помыслить не могли, что есть существа, способные на подобное. Когда принцесса предложила новым соседям дружбу, те отвергли ее с презреньем, напав на гостей. Не будь Селестия аликорном, она бы не выбрались оттуда — как стражи, что сопровождали ее в том дальнем путешествии. Тени не угрожали и ничего не требовали. Их не интересовало мирное сосуществование, как и любая дань и уступки. Очень скоро выяснилось, что они желали лишь одного: полного истребления тех, кто еще совсем недавно предлагал им добрососедство. Эквестрийцы не верили, что тени отвергли дружбу. Не верили и сами принцессы. Почему? Что они им сделали? Чем оскорбили? Они искренне желали взаимного процветания, но никак не войны! Страна не была готова к подобному. Война — почти позабытое явление, пугавшее пони больше всего на свете, даже больше, чем чудища, обитавшие в дальних уголках мира, — стала реальностью. Просить о помощи было некого. Долгое время пони жили в изоляции и почти ничего не знали о мире снаружи.Пони, привыкшие во всем полагаться на защиту принцесс, внезапно осознали, что сестрам-аликорнам не справиться с захватчиками в одиночку, и были вынуждены сделать то, что претило самой их природе: взяться за оружие. Ради своих семей. Ради Эквестрии. Ради Богинь. Как бы яро ни было их желание прогнать теней, эквестрийцы проигрывали. Проигрывали, ибо были ужасными воинами.Однако со временем худо-бедно понимает даже самый худший ученик. Натиск теней усиливался, однако пони сдерживали их, где-то хитростью, где-то ценою огромных жертв. Им удалось затянуть войну на годы, добиться патового положения, но на большее — на то, чтобы переломить ее, — они способны не были… В покоях было тихо и очень тускло. На туалетном столике горела свеча — одна единственная на все необъятное помещение. Луна заканчивала приготовления ко сну, как на нее неожиданно нахлынули мысли. Она так глубоко задумалась, что не сразу почувствовала нежные прикосновения к гриве. В отражении зеркала она увидела сестру. Морщины ее разгладились, взгляд потеплел и не чувствовалось более в нем прежнего беспокойства, и выглядела она гораздо живее, чем часом ранее. — Почему бы тебе не поделиться думами со мною, сестрица? — мягко спросила она, продолжая водить гребешком по Луниной гриве, будто по морским волнам. — Я думала… про них. Когда они только появились в нашем мире, их тела… можно ли такое понятие применить к ним? как бы там ни было, их тела не имели определенной формы. Помнишь? А потом они сделались похожими на нас. Будто поняли нашу слабость… Селестия замерла на мгновенье, хмуро взглянула на сестру, но затем продолжила возиться с ее гривой, так ничего и не ответивши. — Почему они хотят нас истребить? Ведь должна быть причина, которая лежит в основе их ненависти. Что им нужно от нас? Какую цель они преследуют? Если им нужны наши земли, почему они не сказали нам об этом? Они же прекрасно понимали нашу речь! Мы бы стали жить вместе, у нас много свободных земель! Зачем убивать друг друга? Даже сейчас, находясь в безопасности, рядом с Селестией, она не могла отдыхать. Голову невольно занимали тяжелые думы об Эквестрии. — Мечтания, не имеющие ничего общего с реальностью, — промолвила старшая сестра. — И это ты знаешь не хуже меня. Мы с тенями отличаемся так же, как черное отличается от белого. — Не мечтания, — тихо возразила Луна, — но вера в лучшее. Я не буду отпускать надежды до самого конца. Губы Селестии превратились в тоненькую линию. Секундой позже она выдавила улыбку: — Тебе не хватило сегодняшнего дня? Отвлекись. Давай поговорим о чем-нибудь, что не связано с войной. — Но я ведь еще не рассказала тебе о том, что произошло на востоке.

Дыхание Селестии задрожало. — Не стоило мне отпускать тебя, — прошептала она и резко остановилась, опустивши гребешок. — Как только ты отбыла, меня тотчас охватило плохое предчувствие. Ты знаешь, если я что-то предчувствую, это обязательно произойдет. Но я до последнего твердила себе, что дело не может быть в тебе, что для этого нет предпосылок. А потом… беда случилась. Ах, Луна! Моя любимая сестренка! — Селестия заключила ее в горячие объятья. — Я не представляю жизни без тебя! Если бы… если бы!..

Слезы ринулись наружу. Они просились еще час назад, но тогда она удержала их в себе силою воли, ведь нельзя было раскиснуть на виду у подданных. — Ты вся горишь, — ахнула Луна. — Ты не заболела? Тебе лучше прилечь! В ответ Селестия прижала ее к себе еще сильней. Луна оставалась неподвижной, позволяя сестре выплакаться. Слушая тихие всхлипы, она вдруг вспомнила, как когда-то таила на нее обиду. Сейчас это казалось диким, но в то время она была твердо убеждена в том, что Селестия не нуждается в ней, всячески игнорирует. Но потом, словно гром посреди ясного неба, грянула война, и Селестия прилипла к Луне, как смола. Она как будто стала любить ее с удвоенною силою — хотя это было совсем не так: она всегда любила Луну одинаково сильно. Просто раньше не показывала привязанность так явно и так часто, как стала теперь. Спустя какое-то время старшая сестра успокоилась, выпустила младшую из объятий и утерла слезы протянутым ей шелковым платочком. — Спасибо, — промолвила она полушепотом. — Так тебе удалось очистить ту землю от порчи? Пожалуйста, скажи, что ты рисковала собою не зря. Луна, уставши говорить с сестрой через зеркало, обернулась.

— Земля как будто пропиталась тьмою, — говорила она. — Не знаю, что тени с собою принесли, но природа продолжает стремительно увядать. Поскольку мы с нею более никаким образом не связаны, мы ничего не можем сделать, дабы обратить сей процесс. И когда я говорю, что она умирает, то подразумеваю не ту смерть, что происходит каждый год с наступлением холодов, а смерть окончательную. Ничего больше не вырастет. Никогда не возродится.

— И тут нас поджидала неудача… — покачала головой Селестия. — Мне не дает покоя другое: как тени смогли застать вас врасплох? Они не могли знать, что ты отправишься на восток. Только мы четверо знали об этом.

— Этому у меня есть два объяснения. Первое — что тени перебросили часть войск с помощью драконов… или виверн, как настаивает спутница Найта. — Драконы? — помрачнела Селестия. — Теперь у них есть драконы… — А второе, — продолжала Луна, — что на нашей территории уже находились разрозненные отряды врага, выжившие с прошлых битв. В обоих случаях их привлекли огромные всплески магии, то есть мои попытки восстановить плодородность земли.

— Это имеет смысл, — проговорила Селестия задумчиво. — …Ты была права. Не стоило там задерживаться. Тогда бы не было всех этих напрасных жертв. Перед глазами у Луны возникло побоище, над которым кружат вороны. Она яростно мотнула головой, прогоняя его прочь. — Они не напрасны. Пони отдали жизни за тебя, ибо верят, что ты закончишь войну. Благодаря их храбрости и самоотверженности, ты жива, и мы теперь знаем, что наш враг чувствует магию. Луна привыкла, что из-за них постоянно умирают подданные. Раньше, в самом начале войны, это приносило невыносимую боль. Но постепенно боль стала притупляться, а потом и вовсе исчезла. Она привыкла к смертям. Они стали данностью. Такой же привычной вещью, как небо, денно и нощно сокрытое тучами. — Ты же знаешь, что они не могут убить нас, — сказала младшая сестра.

Селестия невольно потерла правую часть живота, в том месте, где должен был находиться шрам, но которого не было, и на короткий миг предалась воспоминанию. Тогда все произошло очень быстро. Вот она мирно говорит с тенями, и ничего не предвещает беды, а мгновенье спустя внутренности ее ощущают холодное железо. Вот чем обошлась природная доверчивость.

— Это так, — отвечала Селестия, — но если они захватят нас с тобою в плен, это будет все равно, что смерть.

Луна, не желая пугать сестру, смолчала о том, что тени почти добрались до нее.

— Найт этого не допустит, — сказала она уверенно. — Он защитит нас. — Ах, твой верный страж… — изрекла Селестия с едва заметною улыбкою. — Готов ради тебя свернуть горы. — Он слишком предан мне, и эта преданность однажды убьет его. Сегодня он едва не погиб. Это известие никак не отразилось на лице Селестии. — Он всегда сражался самоотверженно. — Его самоотверженность граничит с безрассудством. Он не испытывает к врагам ни капли жалости, у него отсутствует тот самый внутренний барьер, что сдерживает прочих. Будь у нас хотя бы тысяча таких, как он, — кто знает, каким бы сейчас было наше положение в войне. Луна зацепилась взглядом за одинокий огонек в черном окне — костер на невысоком холме, окруженном редкими голыми соснами и елями. Капитан Найт и его огнедышащая спутница всегда держались особняком ото всех: пони приходили в ужас при одном только виде драконицы, сама она тоже недолюбливала их племя, как она однажды выразилась, ?мягкотелых слизней?. Единственным исключением был Найт. Она ли его подпускала к себе, иль он сам к ней навязывался, не желая оставлять одну, — этого Луна уже не знала. Знала только то, что этот холм стал для них излюбленным местом для ночевок и едва ли не домом. — Порою мне думается, что он не так уж сильно отличается от своей подруги. В прежней Эквестрии ему бы не нашлось места. Он… — Селестия вдруг оборвалась на полуслове. — Безумец? — подсказала Луна.

— Я хотела выразиться мягче. — Ему все равно, что мы о нем скажем. — Боялась задеть тебя.

— Но ведь ты права. С нашей позиции он именно что безумец, готовый убивать без задней мысли. Впрочем, дракон, похоже, совершенно иного мнения. Она считает его равным себе.

— Считает ли? — Мне так кажется.