Глава третья (2/2)

Должно быть, явление ещё одного Мичама, которому ещё одна Бишоп поставила на шее засос, выглядит для Дерека особенно цинично. Ещё от какой-то мысли вдруг смутно подташнивает — или не от мысли, а от того, что Гарольд двинул ему подносом по голове?Нет, от мысли. И эта мысль такая дикая, что пистолет в руке дёргается, и пробивает испарина.— Кейти — не твоя сестра, — хмурится Дерек, едва Уорд предпринимает попытку задать вопрос в лоб. — Она — моя дочь. Но я всё равно не в восторге, что выдернул её именно из твоей койки.Уорд выдыхает. Но на всякий случай опускает пистолет.— Когда я женился на Элеанор, я был даже младше тебя и был влюблён по уши, — Дерека вдруг прорывает, даже спрашивать больше ни о чём не нужно, и косится он на спящую Кейт так же: тоже боится, что она проснётся слишком рано. — Отцовская компания мне только-только досталась. Я ощущал себя всесильным, успешным, хотел соответствовать журнальным картинкам. И не понимал, что Элеанор хочет этого ещё сильнее. Я… Я доверял ей и никогда не проверял. Она хотела дом — я покупал ей дом, она хотела лошадь — я покупал ей лошадь, она хотела отдыхать — она ехала отдыхать. Когда Элеанор увлеклась благотворительностью, всеми этими фондами и грантами, я только радовался. Зря. Там она и познакомилась с Джульеттой, чёрт бы её драл, а через неё — с этим мудаком. Они уже болели идеей вечной молодости и вечной жизни, и Элеанор заразилась. Но, я уверен, скорее за компанию с твоим папашей. Она начала сливать безумные деньги — в дополнение к тем, что я уже тратил на неё, — на проекты Джульетты, и в конце концов положила мой бизнес под Маджи. Я был вынужден влезть во всё это дерьмо. Во все эти…— ...мафиозные делишки?— За которые меня потом возненавидела Кейти. Да.Дерек ненадолго замолкает и прислушивается: точно ли Кейт спит, не подслушивает ли? Как-то бессильно прикрывает глаза, убедившись, что говорить можно — но не зная, можно ли вообще произносить такое вслух.— Я не знал, сколько Элеанор была с ним, — продолжает он совсем тихо. — Только подозревал. Но когда он стал совсем плох, она как обезумела и рассказала мне напрямую. Заявила, что разведётся со мной, что хочет половину денег — чтобы успеть завершить проект Джульетты до того, как станет поздно, и спасти Гарольда. Я бы сам её выгнал, сам бы ей всё отдал и исчез, но она сказала, что заберёт Кейти. А Сью выберет сама, с кем остаться.Даты мелькают в бессонной, заострённой памяти Уорда. Сопоставляются с конспективным рассказом Кейт.— Взрыв фуникулёра организовал ты, — догадывается Уорд, пока у Дерека не ворочается язык.Тот кивает:— И не догадался тогда убедиться, что оба Нефария мертвы. Я никогда не был хорошим дальновидным мафиози, это же не издательский бизнес.Дерек криво усмехается. Уорд молчит. Пытается достроить все события сам и не вынуждать Бишопа говорить, но фантазия и правда бедновата.Но кое до чего он всё же доходит.— Взрыв был организован из-за любви к Кейт, — снова озвучивает Уорд, упорядочивая факты и мотивы, — и сейчас всё это — тоже из любви к ней. Что-то происходит в городе. Что-то, во что ты не хочешь дать ей ввязаться.Дерек снова кивает и косится на Кейт. Но, должно быть, как не самый плохой отец, всё же отличает, спит она или притворяется.— Я сделал из любви к ней больше, чем она может мне простить и, клянусь, если ты обидишь её, убью и тебя.— И меня? — переспрашивает Уорд, стараясь ничего не упустить. — Что значит ?и?? Речь о Нефария или…Он вдруг пронзительно ясно вспоминает, что первым обнажилось в их разговорах с Кейт. Что мучит её больше всего, а теперь, после явления живого молодого Гарольда и этих откровений, и самого Уорда. Он тоже косится на Кейт — но он ещё никого ради неё не убил, он не может на глаз определить, спит она или нет.Но вопрос нельзя не задать.— Элеанор Бишоп мертва?Молчание длится непозволительно долго. Секунд тридцать, наверное. Но Дерек отвечает — конечно, он готов ответить на всё, что угодно, чтобы задержать обоих здесь, потому что в городе происходит что-то опасное и он зазвал Кейт к себе, чтобы не дать туда поехать.— Я сам её убил, — отвечает он ровно и жёстко, уже без всяких сожалений. — После того, как она ушла, а потом вернулась за Кейти. После того, как несла во время ссоры весь этот жуткий бред, будто живёт с живым Гарольдом. Будто он воскрес. Элеанор сказала, они будут жить вечно, и она сделает так, чтобы Кейт тоже жила вечно, и у меня что-то перемкнуло. Я ударил её по лицу, и она упала и замолчала. Я долго смотрел, как она лежала, и под затылком расползалась лужа крови, и думал, что с этим делать — но потом решил уладить всё по-тихому.Рука Уорда с пистолетом начинает подниматься.— И я сжёг её, — добавляет Дерек. — Смотрел, как её тело кремируют, потому что примерно знал, как они проворачивают там все эти штучки с бессмертием. Я не хотел, чтобы она жила с Гарольдом. Я не хотел, чтобы она стала таким же исчадием и втянула в это Кейт. А недавно эта сука Джульетта нашла меня. Сказала, что всё знает. Что выйти из дела у меня уже не получится, но она может дать мне новое тело взамен старого, с больным сердцем, раз Элеанор всё равно оплатила все процедуры. Или Кейт тоже всё узнает.Перед глазами пляшут красные язычки пламени, и Уорд молча убирает пистолет за пазуху.— Дай слово, что не расскажешь ей.— Слово Мичама? — Уорд поднимает брови.Дерек тихо и болезненно смеётся, качая головой. А потом вдруг снова смотрит Уорду прямо в глаза и называет адрес, который сегодняшним вечером не звучал даже близко.— Это одна из квартир, которые я оплатил для Уитни Фрост, — говорит он. — Она звонила мне оттуда. И сказала, что вынуждена исчезнуть и ей нужны деньги. Она сбежит сегодня ночью. Вероятно, уничтожив все лаборатории или исключив доступ в них, либо же сделав так, чтобы её связь с ними невозможно было установить для суда. Может, со своим закадычным дружком, твоим отцом. Я знаю, что Кейт занималась ею, что попыталась бы её остановить. Я же не дурак. Ты ещё можешь направить своих друзей туда, а не на склады.— Откуда…— Я не дурак, — повторяет Бишоп-старший. — Ну, не совсем. За Кейти мне тяжело уследить, но с тех пор, как здесь появилась Джульетта, я держался поближе к той.Когда Уорд поднимается с кресла и осторожно берёт на руки спящую Кейт, он говорит то, что вообще не собирался говорить, переступая порог этого дома:— Спасибо. Я использую эту информацию.— Кейт должна остаться в стороне. Я сделал всё, чтобы она могла за себя постоять, но на этот раз пообещай мне, что она не впутается. Кажется, настало то время, когда отвечать за неё должен другой мужчина.— Она сама может ответить за себя лучше нас обоих. — Уорд даже улыбается. — Но я сделаю всё, что зависит от меня.***Хочется очень громко накричать на мобильник и выкинуть его в окно ?Жука?.Но Уорд только издаёт сдавленные ужасные урчащие звуки — будто очень злого и очень живучего кота придавило диваном, например. Раз за разом пытается дозвониться Дэнни, Коллин, Мисти, но все три абонента недоступны.Наверное, развлекаются вовсю на складах Маджи. Может, ещё позвали с собой десяток-другой бодрых мускулистых мужчин в форме. Из чего вообще строят эти чёртовы склады, что там всегда так хреново со связью?Когда вежливый механический голос в очередной раз сообщает, что Дэнни временно недоступен, Уорд лупит руль ?Жука? рукой и рычит. Удовлетворения это не приносит: надо ничего не сломать, потому что авто всё-таки не его, и ничего не задеть, чтобы фары не зажглись или гудок не взвыл. Зато всю маленькую неудобную машинку встряхивает, и Кейт, досыпавшая своим зачарованным сном на заднем сиденье, вдруг садится резко вертикально, бьётся головой и матерится.— Вот а если бы ты проснулась у отца? — сдержанно интересуется Уорд, продолжая разряжать телефон.— Во-первых, он знает, что я ругаюсь матом, потому что его мнение меня не волнует. Во-вторых, у него не такие низкие потолки… Так.Кейт пытается пригладить чёлку, будто это сейчас самое важное и лучше всего поможет сориентироваться в ситуации. Заглядывает в зеркало заднего вида.Уорд мысленно ждёт вопроса, и предчувствия его не обманывают.— А где я вообще?— Пока я думаю, как бы тебе всё объяснить, тебя устроит ответ ?В твоём собственном автомобиле??— Ты сел за руль без доверенности?!— Ты никогда не садилась за руль без доверенности? Один наш общий друг вообще без прав гонял.Мобильный не приносит никакой пользы и вдобавок начинает разряжаться. Уорд со вздохом кладёт его экраном вниз на приборную панель.— Ладно, Кейт. Мы в твоём жутко неудобном автомобиле, мы здесь уже час и я наблюдаю за секретной квартирой Уитни Фрост, то есть Джульетты Нефария, и у неё в гостях, возможно, мой отец, с которым я категорически не хочу тебя знакомить.— Что мы здесь делаем? — Кейт окончательно просыпается.— Мне кажется, это называется ?сидеть в засаде?. Нет, не выходи, не хлопай дверью, не делай ничего такого, я думаю. Твой отец, с которым мы продуктивно побеседовали, сказал, что мисс Фрост решила свалить. А тот наш общий друг и две его подруги, очевидно, уже вовсю разносят полный клонов склад, и им не дозвониться.— То есть ты приехал сюда один со спящей мной…— И пистолетом!— ...полагая, что тут твой отец, Мадам Маска и — потенциально — пара десятков безэмоциональных клонированных охранников? Класс. Что ты собирался делать?— Звонить Дэнни, — Уорд постучал пальцем по бесполезному мобильнику. — Дальше я как-то не продумал. Мне можно, меня сегодня били по голове.— Уже вчера.— Детали.Она тяжело вздыхает. Разглядывает здание. Находит светящиеся окна, единственные в высотке. Дотягивается с заднего сиденья до бардачка, неторопливо открывает его, не обращая внимания на выпадающие оттуда косметические штуки и визитки. Вытаскивает банку энергетика. Открывает её и пьёт залпом.Потом вытирает губы тыльной стороной ладони и заявляет:— Жаль. Мне нравился предыдущий план. Он был такой клёвый.— Какой?— Где мы не обезглавливаем крупнейшую мафиозную группировку Западного побережья вот так внезапно и одномоментно, не имея никакого прикрытия для задницы, пока мой костюм сохнет в ванной, а на руках фактически нет ни одного путёвого доказательства вины уважаемой дамы, потому что Дэнни и Коллин пытаются их добыть вот прям ща. Привет, бардак в преступной жизни Эл-Эй и возможные интересные вопросы копов.— Кейт, что ты…Договорить Уорд не успевает. Кейт, которая вот только что вроде спала, почти бесшумно открывает дверь машины и выскальзывает из неё. Открывает багажник.Уорд выходит следом и, беззвучно, но содержательно открывая рот, наблюдает, как Кейт снаряжается. Никаких масок и костюмов, она только скидывает куртку и надевает к чёрной футболке чёрные краги. Натягивает защитные очки и щёлкает ими по носу.— Что? — спрашивает она у Уорда. — У тебя же есть пистолет. Я вообще ещё поговорю с тобой. Потому что, кажется, я проспала что-то сюжетно важное.***Зайти в здание так, как решает зайти Кейт, Уорд не может. Нет, не потому, что он посадил здоровье или слишком стар: во-первых, у него нет стрел с тросами, во-вторых, у него есть хоть какой-то повод тут находиться, а в-третьих, численного преимущества они не имеют и надо действовать с умом.Уорд уверен, что ещё совсем недавно этот самый ум у него был. Как минимум до того вечера, когда он встретил Кейт. А ещё у него есть известная холёная рожа и триста долларов наличными, которые он незаметно отдаёт полудремлющему консьержу, говоря:— Мне к мисс Фрост. Не назначено, но вы же понимаете…Он заходит через парадный вход, он поднимается вверх в бесшумно скользящем лифте. Наблюдает, как сменяются сияющие оранжевые цифры, и с каждым их подмигиванием вероятность в затруднительной ситуации сбежать в окно и выжить уменьшается. В горле пересыхает — но хоть вечной офисной удавки на шее нет, и Уорд нервно гладит её ладонью.Двадцать семь, подсказывает табло.План у них идиотский, это даже планом Б неловко называть. Это вообще не план.

Двадцать восемь.У Уорда отличный мобильный оператор, и у Дэнни тоже, и у Фрост-не-Фрост — тот же самый, они же знают её номер. Это вообще распространённый оператор. Если Уорд не может дозвониться Дэнни и у них всё хорошо, вероятнее всего, Уитни тоже не получала вестей со складов и не в курсе о возможном погроме.Двадцать девять.Ну а если на складах у Дэнни и компании всё плохо, то и их с Кейт провал особого значения иметь не будет. Так что они ничего не теряют. В первом случае ситуация выигрышная, во втором — терять просто нечего.Тридцать.Двери бесшумно открываются. Уорд выходит из лифта.Этаж совершенно пуст, слепит его белыми лампами и дизайном под минималистичные, но странноватые шестидесятые. Или семидесятые; он не настолько стар, чтобы помнить. Лучше тяжеловесной вычурной роскоши, конечно, но всё равно давит — тишиной, холодностью, необжитостью. Эти высотки годами стоят полупустыми, иногда меняют жильцов в самых дешёвых квартирах — въезжают и выезжают селебрити-однодневки, жаждущие пускать пыль в глаза, или их снимают для своих временных фавориток богачи из ?Форбс?. Купить пентхаус не всякому по карману; у тех, кто может себе это позволить, уже есть парочка статусных квартир в менее новых новостройках. Наверное, поэтому с большой вероятностью в лучших апартаментах таких роскошных домов заводится таинственное зло, любящее уединение.Ладно, нужно просто представить, что он внутри стильного триллера или стильного трипа. Всё не по-настоящему, больно не будет, отец сгорел в крематории и убить его сейчас — всё равно что убить его в любом сне. Уорд делал так уже десятки раз после смерти Гарольда и сотни — до.Звукоизоляция здесь просто замечательная. Трели старомодного входного звонка, который здесь был то ли как дань общему стилю, то ли как комфортная мелочь для своевременного оповещения, что гость поднялся и дошёл до двери, Уорд в глубинах квартиры не слышит. К двери тоже подошли не сразу: только когда Уорд прямо и серьёзно смотрит в видеокамеру, замеченную над входом.— Мисс Фрост, это я, — отчётливо произносит он. — Я очень хорошо подумал и готов принять ваше предложение.Только тогда что-то вкрадчиво и гостеприимно щёлкает, и дверь приоткрывается.Уорд заходит в огромную гостиную и старается не глазеть по сторонам — но сложно, очень сложно. Всё вокруг и правда напоминает о стильном триллере или шпионском боевике времён Карибского кризиса: белые стены, огромные окна, геометрические чёткие формы, одновременно лаконичные и броские детали, стеклянный стол посередине, чрезмерно пушистый и тоже белый огромный ковёр на полу.

И ужасно накурено.В углу Уорд сразу замечает сумки и два чемодана на колёсиках. Один ещё открыт, и в нём педантично уложены белые, чёрные, золотые наряды.— Вы очень вовремя, — щебечет Уитни, наконец показываясь. Улыбается своей фарфоровой улыбкой — и тут же закуривает. — У меня рано утром самолёт. Неотложные дела в головном офисе, знаете ли. Поэтому давайте коротко, по существу. Вы согласны?— Да. Я согласен вести с вами дела. И мне придётся очень кстати новое тело.Она всё-таки недоверчиво щурится, задевая тёмным взглядом зашитую бровь так, что Уорд это почти чувствует. Сложно не выдохнуть с облегчением: Кейт как раз просила потянуть время и изучить обстановку. А ещё — по возможности создать хотя бы небольшой шум. Поэтому Уорд, как бы немного нервничая, но желая оставаться серьёзным и убедительным, прохаживается вдоль гостиной, ?подбирая слова?.— Видите ли, мисс Фрост, — очень серьёзно говорит он, — у меня даже две причины. Мне хотелось бы быть не менее сильным и быстрым, чем мой отец. Раз уж нам с ним точно предстоит выяснить пару деловых вопросов.Уитни задумчиво складывает идеальные губы трубочкой и выпускает идеальные кольца дыма. Изучает Уорда, пока тот расхаживает по её гостиной и ищет источник, способный создать шум.— Легко, — наконец кивает Уитни.Уорд приближается к красивому глянцевому ящику, на который возлагает большие надежды. Нажимает хромированную кнопочку сбоку — и действительно убеждается, что это виниловый проигрыватель.— А вторая причина? — интересуется Уитни, не одёргивая его, но подходя ближе.— О, — говорит Уорд с напускным видом ценителя, глядя на оставленную в проигрывателе пластинку. — Тото Кутуньо. У меня очень много связано с этой его песней…— Которую здесь все называют ?Лашатами кантаре?? — с вежливым сарказмом уточняет Уитни.— Да.Он даже не врёт: эта песня играла в пиццерии во время памятного теперь обеда с Кейт.Уитни царственно и благосклонно машет горящей сигаретой — мол, так и быть, включайте, не помешает. Уорд ставит иглу на пластинку, едва не царапая её от волнения, но кое-как справляется с собой. Проникновенно и внимательно смотрит одновременно на заинтригованную Фрост — и за её спину.За большим окном, в самом верху, очень вовремя показывается фиолетовый кед. В общем-то, это и правда мудро — всегда носить удобную обувь, если не знаешь, как пройдёт день и где закончится ночь.— Понимаете, мисс Фрост, как бы это сказать… — Уорд устанавливает прочный зрительный контакт, чтобы та — не дайте китайские боги! — не обернулась. — Я… Я влюбился. Всё очень серьёзно, по крайней мере, с моей стороны. И у неё очень… Серьёзный отец и серьёзный капитал.За стеклом показывается и второй кед, а потом ноги Кейт по колено. Уитни Фрост внимательно смотрит на Уорда — должно быть, с чисто профессиональным интересом наблюдает, как у него от лица отливает кровь. Вот просто капилляр за капилляром.— Ах. Вы, должно быть, о мисс Бишоп. У неё прелестная генетика, вы правы. Она должна притягивать мужчин. — Она расплывается в улыбке, но улыбка эта принадлежит какой-то ритуальной маске, отлитой из металла.

— Именно. Не хотелось бы… разочаровать её.

— Так сказать, испортить породу, — кивает Уитни.Уорд старается смотреть на неё — и Кейт, которая болтается за панорамным окном на тросе, оказывается в расфокусе над левым плечом Фрост. Нельзя увидеть выражение её лица, и вдруг становится обидно: онтолько что признался Уитни в том, что должен был в первую очередь сказать Кейт. А Кейт — вот она, только ничего не слышит.И чёрта с два Уорд ей признается сразу после приключения — типа, слишком рано.Кейт вертит головой так, что по этому движению Уорд догадывается: собиралась использовать приоткрытую часть окна, но всё заперто. Кто же знал, что настолько курящая женщина — и не проветривает помещение?— Другими словами, моё поведение на нашей встрече, мисс Фрост, — торопливо говорит Уорд, и его нервозность сейчас более чем естественна, потому что Кейт за окном странно раскачивается, — было слишком импульсивным. Я прошу прощения. И хотел бы получить новое, здоровое тело до того, как я попрошу её ру…Уорд не договаривает. Зажмуривается, вскидывает на всякий случай согнутую левую руку, прикрывая лицо; правой лезет за пазуху, за пистолетом.Панорамное стекло рушится мелкими сахарными осколками, и Кейт, только что с первого раза разбившая его ногами, вскидывает лук.Первая же стрела выбивает вскрик из Уитни Фрост, вонзаясь точно в её правое плечо, окрашивая белую ткань вокруг красным. Логично подумать, что это вскрик боли — но спустя мгновение, когда звон окончательно стихает, та запрокидывает голову и гортанно смеётся, как ненормальная.— Это ваши тела настолько хрупкие, — говорит она, пока в тихой до этого квартире возникает откуда-то шум. — И вы не сможете их поменять, в отличие от меня.Ещё одна стрела вонзается Уитни в живот. Уорд не успевает одёрнуть Кейт, чтобы та не тратила снаряды: она торопливо прошивает бедро своей очень старой знакомой третьей стрелой. Надеется обезвредить, но понимает, что перед ними не обычная женщина, а монстр.Уорд вслушивается в источник шума. Наконец понимает: у квартиры есть второй этаж, а может, даже третий, и там-то — не в шикарной гостиной — Уитни Фрост держит своих клонированных мордоворотов. И чёрт знает, сколько их, но запасы и стрел, и патронов конечны.И Кейт будет стрелять так, чтобы не убить Мадам Маску — потому что она герой, а герои не убивают; потому, что злодеев надо доставлять в суд.Где в ходе долгого, муторного, вытягивающего все нервы и деньги у всех сторон процесса, они выкручиваются. Или выходят через пару лет с новыми силами и связями, щёлкает в голове у Уорда. И даже если её убьют, она просто пересадит в новое тело свой мозг…Когда зеркальные двери на лестницу, принятые Уордом за двери шкафа-купе, начинают разъезжаться в стороны, и шум становится громче, он предпринимает слишком простые и логичные действия, чтобы успеть их осознать. Целится выше, чем целится Кейт.Прямо в безупречно красивое лицо Уитни Фрост.Пуля почти ввинчивается под надбровную дугу раньше, чем Фрост соображает что-то сделать. Раскалывает кость, превращает смуглую нежную кожу в ошмётки, доходит до мозга...— Уорд!! — негодующе выкрикивает Кейт.Он только встаёт с ней спиной к спине, пока Фрост ещё падает на уже не белоснежный ковёр, пока в белую гостиную врываются её клоны-охранники, все в бело-золотом. Они здесь — чёрные и неуместные, как мягкий голос Тото Кутуньо.— Доживи до моих лет и поймёшь, что проблемы нужно решать надёжно с первого раза, — оправдывается Уорд.И стреляет. Снова и снова.Он же был к этому готов.***Пистолетом тоже можно бить.Это осознание приходит очень быстро. Потому что перестрелка быстрая и короткая. На длинную патронов не хватает — и приходится сойтись в ближнем бою, в котором Уорд определённо не так хорош, как Кейт и специально выведенные для сражений громилы. Без управления хозяйки и её приказов они гораздо тупее — но всё ещё сильны. Когда Уорд проламывает затылок своему последнему противнику и с усилием отшвыривает его на труп Уитни, его собственная голова неприятно звенит. Другая бровь теперь тоже рассечена — не иначе, для симметрии. Он поднимается с пола, выцарапывает из ладони впившийся осколок, фокусирует взгляд на Кейт, танцующей со своим последним противником помесь танго и капоэйры прямо у разбитого окна, и от этой картины жутко сводит под ложечкой. Она прикладывает его луком, им же блокирует удар. В колчане всё ещё есть одна стрела — но Уорд ловит себя на мысли, что в таком контактном бою стрелы не помогут. Кейт дерётся хорошо, слишком хорошо, но слишком близко к краю — и трудно решить, помочь ей или нет.Дэнни учил не соваться под руку тем, кто дерётся гораздо лучше.

Но это Кейт, и смотреть на эти танцы над бездной страшно. Пусть она и уложила за эти… несколько минут?.. гораздо больше здоровенных мужиков.Уорд делает шаг вперёд; Кейт ровно в этот момент, крутанувшись, почти одновременно бьёт противника луком по голове наотмашь и отвешивает ему, оглушённому, пинка. Бугай летит вниз — и Кейт, почти равнодушно заглянув за край, наконец отступает на шаг от окна.Уорд выдыхает; Кейт замирает, сердито хлюпая разбитым носом и очень громко дыша ртом.— Между прочим, твой папа пытался взять с меня обещание, что ты останешься в стороне. — Уорд пытается улыбнуться.— И ты не пообещал? — Кейт всхлипывает и размазывает тыльной стороной ладони кровь по лицу, как боевой раскрас.— Нет, конечно.— Ну и на том спасибо, нечего обещать ему всякое. — Кейт машинально пытается запрокинуть голову, потом вспоминает, видимо, что лучше её наклонить. Стоит, немножко пошатываясь: ещё бы, не раз получила по голове тяжёлыми кулаками, пусть в основном по касательной. — О чём вы ещё говорили?— Давай сейчас не об этом?Правильно. Это не его, не Уорда тайны. Об этом должен поговорить с дочерью сам Дерек — если вообще должен, потому что жить с твёрдым знанием, что твой отец убил твою мать, наверное, будет так себе. Уорд убеждает себя, что прав, и делает глубокий вдох.Готовится снова открыть рот — раз уж Тото Кутуньо галантно замолчал, когда минуты три назад Кейт расколошматила его мужиком, которым перед этим разбила стеклянный стол. Вообще, конечно, такое надо говорить в ресторане, арендованном только для двоих, или на роскошной яхте подальше от земли, или…— Кейт…— Вот всё-таки нафига ты убил Джульетту? А если ребята ничего не докажут? А, — она хлюпает носом снова, — передел власти, который начнётся на Западном побережье вот прям сейчас?Заготовленный вдох превращается в очень усталый выдох. Уорд останавливается посреди разгромленной гостиной, из бело-золотой ставшей красно-белой, и разводит руками.— Кейт, Западное побережье на другом конце страны, а мы — тут. И она была нашей проблемой. Всё. Если тебя смущает, что я убивал людей…— Не смущает. — Кейт вдруг устало улыбается, глядя ему в глаза. — Слушай, влезь к ней в сумки. Мне нужен кусок стерильной ваты в нос, наверняка аптечка уже там.— Думаешь, она возит аптечку?— Ну а почему нет? Видишь, она вполне себе смертная.Только когда Уорд нагибается, чтобы двумя пальцами брезгливо расстегнуть забрызганный чемодан, ему в глаза бросается самая страшная подробность. Страшнее, чем трупы, осколки, кровавые пятна.Сумка с клюшками для гольфа. Чёрная. Мужская.— Он здесь!Это вырывается слишком громко. Как в дешёвом фильме ужасов. Уорд даже распрямляется от собственного выкрика, будто его подбрасывает; не понимает, что обеими руками вцепился в эту сумку и стоит с ней, ошалев.Кейт не обращает на него внимания сразу: она, как будто слегка контуженная, тычет пальцем в разбитый экран истошно вибрирующего телефона, пытаясь ответить на звонок.— Дэнни? Наконец! Секундочку, — выпаливает она и поворачивается к Уорду только тогда, широко улыбаясь. — Уорд, что…Тяжёлая кадка с каким-то декоративным домашним кустом буквально сметает Кейт в чёрно-серую бездну Манхэттена.Голос застывает в горле Уорда, превращается в мёрзлый ком.Он видит впереди пустоту — а мерещится или вспоминается, как Кейт шагала через разложенные на полу его квартиры бумаги, шла на городские огни, золотые и цветные, мерцающие будто под толщей воды. Это было начало; теперь — конец.Какая злая ирония.В следующее мгновение, кажется, Уорд рычит и кидается к лестнице, к расколотым зеркальным дверям и стоящей у них фигуре.***Вот теперь в голове — абсолютно пусто, и в теле как будто — тоже. Не болит ни одна ушибленная кость, ни одна кровоточащая ссадина, сбитые кулаки ничего не чувствуют тоже. Всё, что должно было болеть у Уорда, — всё превратилось в незамутнённую ярость, заполнившую его изнутри всего, как гелий — воздушный шарик.Уорд не отцепляется от Гарольда — отцом его назвать нельзя. Будто не замечает того, что тот гораздо сильнее. Даже не пропускает в гостиную с лестницы и с минуту с яростными, животными воплями пересчитывает красивым новым лицом Гарольда окованные тонкими металлическими полосками ступеньки.Мысли сменяют друг друга в фоновом режиме — это лишь служебная функция организма, ускоряющая приказы мышцам. Дэнни говорил, что мало просто ходить в спортзал, рассказывал, как его в Кунь-Луне колотили палками, чтобы он нарастил ?панцирь?. У Уорда — свой панцирь, отрощенный против конкретного человека.Отец столько раз его бил, что тело само уворачивается от привычных ударов, подставляет не самые чувствительные места, напрягает то, что можно напрячь. Ярость сейчас помогает; будто внутри клокочет не кровь, а топливо. А без живой крови в жилах тело, наверное, просто не может испытывать боль.Как удобно.Разве что в груди болит, но грудь сейчас настолько не его, как и всё тело, и всё сознание, что Уорд не понимает — гипервентиляция это или последствия того, что Гарольд боднул его почти в сердце своей чугунной головой.А ещё, когда тебя всё время бьют — ты сам запоминаешь, как бить.Никакого плана нет. Есть только жгучее желание отправить уже отца в могилу, потому что мёртвое должно оставаться мёртвым, потому что он уже просто достал возвращаться с того света и херить всё, чего достигает Уорд. Раз за разом.

Может быть, если расплескать его мозги по асфальту — всё кончится, думает Уорд, когда отец пытается отцепить его, стряхнуть с себя и получить свободу действий, шанс для замаха. Гарольд скалится от злости и напряжения, и его заплывшие кровью, сколотые о ступеньки зубы кажутся клыками чудища.Он и есть чудище, думает Уорд, когда отец валит его на тёплый труп охранника Фрост. Ударяет Гарольда головой по носу, до хруста, и в голове звенит.Лежать на трупах не противно: и трупы как бы не совсем настоящие, и Уорда уже чёрта с два чем напугаешь после того, как в дни предыдущего воскрешения Гарольд расчленял при нём людей. Нет никаких рвотных позывов.Надо просто взять немного левее. Перекатиться с ним по ковру к окну. Оно же в пол. Из него так легко выбросить человека в чёрный Нью-Йорк. И здесь высоко, так высоко, что Уорд даже не подумал позвать Кейт. Из такой бездны не отзываются.Даже если Гарольд от него не отцепится… Что ж, так лучше. Нужно только перевернуть его в полёте головой вниз, чтобы он врезался темечком в асфальт, чтобы эта голова треснула, как тухлый арбуз, и нельзя было сохранить даже кусочек его мозга. И тогда он не сломает ничьи жизни, больше никогда.

Гарольд, должно быть, чувствует. Тянет его к стене — и он всё-таки действительно сильнее после этого чёртова биохакинга. Может, не стоило работать так грубо, стоило выведать секреты… вот только любое хорошее начинание люди используют во зло.И любое светлое чувство ведёт в темноту.Под руку Уорду попадает что-то острое — и это бодрит ещё больше. Он отпускает воротник Гарольда, отплёвывается от его — и, кажется, своей — крови, сжимает это острое. Осколок пластинки? Корпуса проигрывателя? Неважно, кожа-то у Гарольда не стальная.Уорд замахивается — и осколок входит в гладкую, без единой морщины, шею.Гарольд… вдруг отпускает его и смеётся. Смеётся, даже не думая захлёбываться кровью.— Разочарование, — говорит Гарольд. Кровь льётся за рваный белый воротник, на запятнанный белый ковёр. —Даже в артерию не попал. Я должен буду извиниться перед Джой снова, когда мы закончим этот разговор....Удивительно, как то, что даёт силу в привычно плохие времена, может погубить, когда кажется, что терять нечего, и главной движущей силой уже стало чернейшее отчаяние.Это то самое чувствительное место, которое Уорд не научился прикрывать от отца — и, пожалуй, единственное, за что он ещё отвечает. Даже если Джой не очень этого хочет.

Всё это время, с самого первого дня, как Гарольд подвесил сына на ниточки и сделал своей марионеткой, во время всех трипов, всех двенадцати шагов, всего путешествия Уорда посещала одна постоянная мысль: хорошо, что он выбрал своей грушей для битья не Джой.Если они упадут вместе, а этот урод выживет — он ведь найдёт свою дочь.А этот урод выживет, и Уорд вдруг так ясно представляет своё изломанное тело на асфальте и зыркающего живыми глазами Гарольда рядом, что хватает воздух ртом.Джой.Как прокол в чувствительное место. И ярость — как гелий — выходит; и вместо нормального крика изо рта Уорда выходит тонкий, как после гелия, писк, когда Гарольд переворачивает его на лопатки.Боль не просто возвращается — боль обрушивается, когда Уорд пропускает действительно роковой удар. Ярость потому часто зовут слепой, что человек, впав в неё, способен пропустить то, что вроде бы невозможно.Кто бы знал, когда Гарольд подобрал сломанную клюшку для гольфа из распотрошённой сумки?Теперь этот металлический обломок, прошив бедро Уорда, ковёр и паркет, пригвождает его к полу. Чёрного, как город за окном, на бело-красном — красиво; достойный финал всего этого артхауса. Как тупого мотылька на иголку. Ненадёжно; но Гарольд поднимается и подбирает ещё одну клюшку.Надо дёрнуться ещё разок — но вместе с яростью кончились силы, и Уорд просто смотрит.

Дэнни не придёт на помощь, вдруг доходит до него. Он не дозвонился, не догадался написать сообщение, чтобы дошло, когда Дэнни окажется в зоне доступа. Кейт не успела сказать, где они. Маячок, прицепленный Кейт на благотворительном вечере, уехал на другую квартиру.Гарольд расплывается, плавится — будто горячо не только бедру, а вообще всей гостиной, превращённой в поле боя. Хочется закрыть глаза.Поэтому Уорд даже не сразу вникает, откуда раздаётся голос. Тот даже поначалу кажется незнакомым.— Тебя бы за такое обращение с клюшками в три шеи гнать из клуба. Ах. Хотя, наверное, ты и так ужевычеркнут из списка. Покойники не играют в гольф.— Надо же, кого я вижу! Как видишь, я жив. В отличие от твоей дочери. Жаль, Элеанор меня не дождалась.Гарольд скалится в свои побитые тридцать два. Поднимает голову.И вдруг замирает.Голос Дерека становится спокойным-спокойным, уверенным, как счёт метронома, несмотря на упоминание о Кейт:— Зато я никогда не был по-настоящему дерьмовым отцом. И я буду жить. В отличие от тебя. Как ты вообще мог, — голос нарастает, как будто кто-то плавно, крутит ручку магнитолы, — так обращаться со своим собственным сыном? Сделай одолжение, Гарольд. Сломай эту клюшку пополам.Уорд из последних сил выворачивает шею — и смотрит, как безупречный, в костюме с галстуком, с прямой спиной, Дерек наступает на Гарольда. Медленно, шаг за шагом, оттесняя его в сторону окна. Гарольд, не разрывая зрительный контакт, как кролик перед удавом, ломает клюшку.— А теперь будь добр, воткни её себе в бедро, — дружелюбно предлагает Дерек, и рука Гарольда сама выполняет приказание.Он кричит, корчится — но стоит на ногах. Ждёт, когда Дерек надвинется, как туча.— Здесь с-стоят камеры… — изо всех сил шипит Мичам-старший.— Они не пишут звук.— Тебя обвинят в убийстве.— Не обвинят. Скажи-ка погромче: ?Уорд, я был скотиной?.— Уорд, я был скотиной.— А теперь воткни себе вторую половину клюшки в пах.Гарольд выполняет и это — и все его брюки становятся багровыми. Уорд всё равно почти ничего не чувствует, ни радости, ни мрачного торжества: смотрит разговор, как кино, пока тяжелеют веки и мутится в бессонной голове.— Видишь? — Дерек пожимает плечами, всё такой же спокойный. — Ты всё делаешь сам. И в окно ты шагнёшь тоже сам. За то, что увёл Элеанор. За то, что испортил мне всю жизнь, тварь ты такая. И за то, что поднял руку на Кейт. Я за неё кого угодно убью. Я убил всех, кто её обидел. Всех, кто пытался её отобрать.Гарольд открывает рот, как рыба. Пятится на подкашивающихся ногах. Ничего не может сказать — от боли и страха. Уорд знает это; Уорд бы улыбнулся, если бы не знал, что там за краем этой чёрной бездны.— Выйди в окно, пожалуйста, — просит Дерек.И Гарольд выходит в окно спиной вперёд.После этого всё спокойствие Дерека смывает волной в девять баллов. Он бросается к Уорду, прижимает пальцы к ране, вокруг клюшки, набирает 911 свободной рукой, выхватив из кармана мобильник.— Как вы здесь… — пытается спросить Уорд.— Дал пятьсот баксов консьержу.— Нет, я имею…— Я знал, где вы. И знал, что Кейт не сможет не вляпаться.— Кейт… — Уорд вдруг кривит лицо.Гарольда больше нет; а это отец Кейт, и он защищал Уорда — куда же больше показывать слабость, можно уже всё.Они оба её потеряли.— Кейт, — беспомощно произносит Уорд, затуманенно глядя на Дерека. — Кейт, она…Дерек отвечает ему что-то почти ласковое, успокаивающее, бесполезное — но, наверное, так нужно, когда настоящие отцы успокаивают своих детей. В голове слишком некстати звенит; Уорд пытается рассказать, что Кейт выпала из окна, когда Дерек со вздохом, очень отчётливо, велит ему:— Молчи, пока не приедет ?скорая?. Береги себя.