Глава 15: Томас Чаппел (2/2)
– Я считаю, что вышестоящим офицерам следует назначать команде то наказание за проступок, какое они сочтут нужным, – помявшись, наконец ответил Чаппел.
– Будь на то моя воля, мистер Чаппел, я бы оставил вас на том острове, который вы имели удовольствие поджечь ради шутки, – тихо произнес Поллард, вставая, – но как капитан, я не имею в своем распоряжении такой роскоши, как сумасбродство. За то, что вы сознались мне лично, я не буду подвергать вас публичной порке. Но все, что сделал – и сделает – мистер Чейз, будет выполнено с моего полнейшего согласия.
Чаппел не смог опустить глаз, и продолжал неотрывно смотреть на капитана, побледневшего от гнева.– Вы можете идти, – наконец сказал тот, опускаясь обратно на стул. Чаппел вышел, прикрыв за собой дверь. Поллард считал секунды, сжимая пальцы в кулаки, уставившись безо всякого выражения на карты, на которых его почерком были написаны координаты нужной им точки. Светильник качнулся, когда корабль снаружи ударило в бок немаленькой волной – беспокойное море вполне отвечало тому, что творилось в самой душе Полларда.
– Капитан, – тихо произнес Чейз, заходя внутрь. Джордж поднял на него почти несчастные глаза.
– Вам не следует так корить себя за случившееся, – мягко, но настойчиво произнес Чейз, подходя к столу. Поллард пару мгновений смотрел на него, и мимо него, а потом улыбнулся несмелой улыбкой.– Палка, Чейз? В самом деле? – спросил он, и Оуэн только тогда понял, что все еще крепко сжимает ее в пальцах. Кое-где на ней даже остались следы крови, и Чейз с удивлением увидел, как отвращение на лице капитана мешается с любопытством и чем-то еще, о чем он предпочел бы не знать.
– Выбил из него немало дури, – довольно ухмыльнулся он, отставляя ее в сторону. А затем сказал, щурясь и ощущая чуть подзабытый азарт человека, преследующего свою добычу:
– Идите сюда, капитан. Садитесь на стол.
Джордж едва заметно вздрогнул, скользнув взглядом по рукам Чейза. Он давно перестал испытывать жгучую неловкость от того, как просто Оуэн может вот так, одной фразой, выбить из легких весь остававшийся там воздух. После того, что происходило между ними все эти месяцы, Джордж не чувствовал ни стеснения, ни страха, ни отвращения к собственным действиям – только какую-то тупую, тянущую боль в груди, заставлявшую его медлить. Он понял, что с трудом может вдохнуть, не отводя от Чейза своего усталого, мягкого взгляда.
– Ну же, капитан, не бойтесь, – почти весело произнес тот, проведя рукой по столу, будто приглашая Полларда занять свое место перед ним.
– Я и не боюсь, – тихо ответил он, и затем добавил, вспомнив ночное небо над островом, – не вас.
– Джордж, – хрипло позвал Чейз, не давая ему больше ни секунды на раздумья, и тот шагнул ближе, разом оказался на столе, чуть раздвинув бедра, сжимая ими Чейза, пока тот глухо дышал ему в шею, мягко поглаживая спину.
– Разденься, – попросил Оуэн вскоре, чуть отступая. Он едва сдерживался, чтобы не сделать это самому, но по какой-то непонятной ему причине желал видеть Джорджа, выпутывающимся из жилета и рубахи без посторонней помощи. Чейз только протянул руку, нежно погладив капитана по щеке, уже нисколько не удивляясь тому, откуда в нем появилась эта нежность. Они оба не знали толком, что с этим делать – точнее, Джордж знал, и это осознание, вперемешку со страхом и отчаянием, наверное и порождало ту тупую, тянущую боль в груди, всякий раз, когда он смотрел на Чейза, и в то же время мимо него, а сам видел перед мысленным взором одни только острые, серые крыши Нантакета, поднимающийся вверх дымок от труб, и собственный дом, такой далекий и такой нежеланный.
– Не отвлекайтесь, капитан, – нетерпеливо произнес Чейз, заметив, как чужие губы кривятся в горькой усмешке. Он буквально вытряхнул Полларда из штанов и сапог, отбросил в сторону его одежду, и, удовлетворенно дыша, провел шершавыми ладонями по всему телу, ощущая под пальцами мурашки, покрывавшие кожу капитана.
– Думайте обо мне, когда я здесь, – прошептал он, – а не о чем-то своем.
– Я думал о вас, – невесело ответил Поллард, кусая губы, чтобы не застонать.
– Тогда подумайте вот о чем, – довольно протянул Чейз, раздвигая ноги капитана шире, – я хочу, чтобы вы запрокинули руки за голову, и держались за край стола. И не отпускали его.
Поллард прикрыл глаза на мгновение, борясь со внезапно подступившим к горлу стоном, и медленно лег спиной на стол, не думая о том, что под лопатками у него лежат как раз те самые карты, по которым он ранее рассчитывал нужный им маршрут. Он завел руки за голову, крепко хватаясь за столешницу и чувствуя, как теплые, почти горячие пальцы Чейза мягко гладят его между ягодиц. Поллард ошарашенно выдохнул, закусывая губу, стараясь не издавать ни звука.
– Я хочу, чтобы вы не разжимали пальцев, что бы ни случилось, Джордж, – произнес Чейз, без тени лукавства; напротив, его голос звучал почти грозно. Звякнула лампа, задетая неаккуратной рукой, и вся каюта погрузилась в темноту.
К счастью, ночь была тихой, и небо, свободное от тяжелых, грозовых туч не прятало в ту ночь от “Эссекса” путеводную луну. В ее неверном свете Чейз мог разглядеть приоткрытые губы Джорджа так же хорошо, как и собственные руки, удерживавшие его бедра широко раздвинутыми.
– Так даже лучше, – протянул он, имея в виду темноту, погружая пальцы в почти горячий жир, а затем размазывая его между ягодиц Полларда, – я вижу вас иным. Таким, каким я люблю вас видеть.
– Чейз, – ошеломленно пробормотал капитан, собираясь сказать еще что-то, но тот, опередив его, ввел в него сразу два пальца, прокручивая их внутри, и вместо слов изо рта Полларда вырвался лишь беззвучный стон. Он двинул бедрами на пробу, привыкая, и Чейз тут же добавил третий, будто торопясь куда-то, жадно дыша и не позволяя Джорджу сдвинуть ноги.
– Капитан, – снова произнес он, чуть погодя, – я не хочу… слишком растягивать вас. Хочу, чтобы вы терпели это.
Поллард сжал руки до боли в костяшках, закусывая губу, и молча кивнул – в дрожащем лунном свете Чейз все-таки увидел это, и улыбнулся почти плотоядно, как улыбался еще давно, довольный только зарождавшимися страхом и замешательством на лице капитана. Он убрал руку, положил ее на бедро Джорджа и властно сжал, не давая вырваться.
– Упритесь пятками в стол, – только и попросил он, перед тем как войти сразу до конца, выжимая из Полларда хриплый вскрик, который тот изо всех сил попытался заглушить. Чейз оперся на руки по обеим сторонам от капитана, склоняясь низко, нависая над его лицом, рвано, жадно дыша.
– Джордж, – снова, удивленно, позвал он, с оттягом трахая его, едва не вскрикивая от того, как не до конца растянутый вход сжимает в себе его член. Чейз шептал что-то успокаивающее, но ему казалось, что его голова вся в огне, а успокаивает он скорее самого себя. Поллард послушно держался за стол, выгибаясь навстречу, тихо постанывая от каждого толчка; он мог бы кончить, не касаясь себя, только от того, что глаза Чейза, хорошо различимые в полумраке, смотрели прямо на него, не отрываясь, и в них не было ни веселья, ни удовольствия – только какое-то неизбывное отчаяние. В каюте стояла полная тишина, если не считать тихих стонов, шлепков и тяжелого дыхания – но у Полларда в ушах стоял звон, и ему казалось, что весь мир вокруг взрывается этим звоном.
– Я… – произнес Чейз хрипло, склоняясь ниже, – Джордж, я…
Но Поллард едва слышал его.Все его Чейза горело, будто в лихорадке, а руки, не жалея капитана, трогали, мяли, гладили его везде, почти причиняя боль; он навалился на Полларда всем своим весом, вжимая в стол, вдыхая терпкий запах пота и еще чего-то неуловимого, чем пах только Джордж. Чейз ткнулся носом в его шею, хрипло, неровно дыша, почти готовый кончить прямо сейчас, и произнес, не вполне соображая, что говорит:
– Я не хочу потерять вас, Джордж… Вы мой.
Поллард вскрикнул как-то глухо, почти беззвучно, резко разжимая пальцы и крепко вцепляясь в волосы и плечи Чейза. Он тянул его на себя, до боли, и даже не очень осознавая, что выплескивается себе на живот, пачкая семенем и Чейза тоже. Полларда трясло, будто в лихорадке. Он чувствовал, как его заполняет чужая сперма, и сжимал Чейза собой так, что тот почти задыхался, не в силах оторваться от капитана и опереться хотя бы на руки. Они пролежали так довольно долго, и никто из них не мог первым нарушить затянувшееся молчание; Чейз, наконец, оторвался от Полларда, мазнув напоследок губами по подбородку, и быстро обтер рубахой себя и капитана, стараясь вообще не смотреть ему в лицо. В каюте было темно, тихо и холодно, как в погребе: Чейз, поежившись, накинул на плечи куртку, и взглянул на Полларда – тот лежал, часто моргая, на спине, все так же чуть раздвинув ноги, и взгляд его, обычно тревожный или печальный, был скорее…умиротворенным. Чейз не смог сдержать улыбки.
– Капитан, вставайте, вы простудитесь, – протянул он, отдавая Джорджу его сюртук, который тот тут же натянул на подрагивающие плечи. Скрипнул рассохшийся деревянный пол, звякнула пустая масляная лампа, и капитан, неловко мазнув рукой по столу, встал на ноги. Он рассеянно запустил пальцы в слипшиеся от пота волосы, и взглянул на Чейза, который смотрел в запылившееся окошко капитанской каюты, чуть щурясь на пробивавшийся сквозь стекло лунный свет. В какой-то момент он улыбнулся, широко и уверенно, кивая капитану на едва различимый в ночи силуэт: приглядевшись, Поллард распознал в них очертания хвостовых плавников, мелькающих в темных водах, освещаемых луной; киты, резвившиеся всего в паре миль от корабля, были хорошо видны даже через такое маленькое окошко, как капитанское. Зная традиционные суеверия относительно ночного промысла, никто из вахтенных не подавал голоса, предупреждая о появлении китов – “Эссекс” плыл во мраке, будто исподтишка наблюдая, как беспечно взмывают вверх хвосты левиафанов, за которыми китобои плыли через половину земного шара.
– Джордж, мы прибыли, куда нужно, – радостно произнес Чейз почти шепотом, притягивая Полларда к себе; тот только поежился от холода, испытав в какое-то мгновение странное, иррациональное чувство страха и неуверенности, при виде того, как исполинские хвосты ударяются о морскую гладь, то и дело мелькая в переменчивом лунном свете, будто дразня.
– Идите сюда, – снова произнес Чейз, отворачиваясь наконец от окна, и медленно поцеловал Полларда, держа его бледное лицо обеими ладонями. Он помнил, как впервые целовал капитана, тогда, после поимки первого кита на этом рейсе – почти яростно, заменяя поцелуем страшное желание разбить Полларду нос; теперь же Оуэн с недоумением вопрошал себя, что случилось с его непоколебимой решимостью прекратить все это. Поллард тянулся к нему, открывая рот шире, позволяя себя целовать, и сам нетерпеливо и мягко отвечал на поцелуй; Чейзу хотелось застонать от бессилия, но он не мог, продолжая держать лицо капитана в ладонях, сжимая его так сильно, что, казалось, сдави он еще хоть немного сильнее, и тот бы закричал от боли.