Глава 15: Томас Чаппел (1/2)
Когда ?Эссекс? отплывал от острова, тот все еще пылал – столб дыма и удушливый запах горевших деревьев, ветром доносимый до самого корабля, преследовали моряков, будто злой рок. Капитан, бледный от гнева, мерял шагами шканцы, сцепив руки за спиной, то и дело бросая взгляды на остров – ему временами казалось, словно ужасное, непоправимое деяние одного матроса как-то отражается на всех остальных, делая их невольными соучастниками трагедии. Небо, успевшее посереть от облаков и дыма, покрылось тучами, наползавшими с юга, и надежда на дождь, который смыл бы хоть часть запаха, досадливо терзала сердце капитана. Он хотел бы не видеть горевший, жалкий клочок земли, ставший их прибежищем на пару ночей – как хотел бы запомнить ту первую ночь на острове, немного наивно и жадно желая считать ее своим сокровенным, личным воспоминанием. Поллард впадал в ярость при одной только мысли о том, что, вспоминая остров Чарльз, он теперь вечно будет видеть в первую очередь перед мысленным взором языки пламени, пожирающие все живое, и дым, поднимающийся к серому, тяжелому небу.
?Эссекс? грузно разворачивался к ветру, ставя паруса и, будто послушный воле капитана, желая побыстрее уйти от острова. Чейз, еще более мрачный, чем Поллард, безжалостно гонял матросов – он едва отвечал на растерянный, вопросительный взгляд Джоя, то и дело настигавший его. Тот, оставаясь все это время на корабле, разумеется, не мог знать подробностей случившегося, и страдал от любопытства и неведения. Матросы, притихшие, напуганные и удивленные фразой капитана о том, что кто-то из них поджег остров, работали слаженнее прежнего, вмиг поставив даже кливеры – ?Эссекс? резво понесся прочь от острова, но долго еще его тлеющая верхушка, как огромный, исполинский вулкан, виднелась на горизонте.
Впереди лежали сотни миль, которые корабль мог пройти за пару дней, если сохранится прежний ветер – а затем, согласно полученным сведениям, нантакетцы могли разве что спускать вельботы на воду каждый божий день, убивая китов десятками. Поллард держался за эту мысль, как за соломинку, отвлекаясь от тяжелого, непростого решения, которое ему предстояло принять в отношении Чаппела. Проследив, чтобы все паруса были поставлены, вахта распределена, а взор впередсмотрящего – направлен в нужном направлении, Поллард сошел с квартердека, направляясь в каюту, по пути перехватывая перепуганный, мрачный взгляд Оуэна Коффина. Кузен выглядел таким же нездоровым, как и неделю назад, в отличие от Коула, который уже полностью оправился от болезни, и с веселым видом восседал на перевернутой бочке, сматывая линь. Поллард едва нашел в себе силы кивнуть кузену, отчасти кляня его в том, что тот сказал на острове.
Чейз, вовсе не перестававший хмуро буравить спину Полларда взглядом все это время, бросил в сторону конец каната, которым натягивал марса-рей, и пошел, почти побежал, за капитаном. Никто из матросов не обратил на это особого внимания.– Джордж, – глухо произнес он, едва успевая скользнуть за Поллардом в дверь. Та оглушительно хлопнула за спиной Чейза. В каюте, где, в отличие от палубы, стояла тишина, было явственно слышно тяжелое, сорванное дыхание капитана. Он быстро прошел через всю комнату, оперся ладонями о стол и бессильно опустил голову, безуспешно пытаясь взять себя в руки.
– Капитан, – произнес Чейз иначе – суше и еще более тихо. Поллард дышал, не двигаясь, никак не показывая, что вообще слышит Чейза. Они стояли так некоторое время, покачиваясь в такт корабельной качке, и каждый из них мучительно думал, как именно поступит другой. Наконец, Поллард поднял голову, почти поразив Чейза той усталостью и почти беспомощной злобой, которая слишком хорошо читалась в его взгляде. Он дышал, прерывисто, уже спокойнее, будто черпая в облике Оуэна недостающие ему силы.– Я не знаю, как мне поступить, - хрипло сказал Поллард.
Чейз шагнул ближе, хмурясь, сжимая пальцы в кулаки.– Назовите мне имя, и вам не придется думать, как поступить, – произнес он решительно. Поллард слабо улыбнулся.– Я должен наказать виновного, а не умолчать об этом, – ответил он.
– Капитан, вы назначили бы ему ударов двадцать, а не сорок, сознайся он сам – но назначили бы. К вам никто не придет, потому что у этих ребят ваши методы не вызывают страха, – мягко, но уверенно произнес Чейз, ловя во взгляде Полларда ставшие ему почти родными чувства: желание согласиться с его словами, и непримиримое отвращение к самому себе.
– Что вы предлагаете? – устало спросил капитан, упираясь кулаками в стол.– Назовите мне имя, и я приведу его к вам. Команда не должна знать.– Команда и так знает, – криво улыбнулся Поллард, – по крайней мере, один из них.– О, этот точно будет молчать, – запросто разгадав улыбку капитана, протянул Чейз, уверенно щурясь на него.
– Вы предлагаете замять тяжелейший проступок члена команды, и думаете, что я соглашусь? – нахмурился Поллард, впервые за весь этот разговор, кажется, говоря твердо. Чейз внутренне замер, едва подавив в себе желание ответить резче, чем ему бы хотелось.
– Подумайте, – произнес он, – нужны ли вам лишние потрясения в команде, когда все их силы сейчас нужны для того, чтобы убить столько китов, сколько будет возможно. Нам почти открыта дорога к богатым пастбищам, а вы хотите загубить все из-за одной захудалой овчарки?
– Вы говорите, как истинный фермер, – произнес Поллард, неровно улыбнувшись. Чейз мигом потемнел лицом, шагнув вплотную к столу.– Джордж, не забывайтесь, – протянул он, сжимая руки в кулаки.
– Ударите меня? – Поллард отступил на шаг, кусая губы, почти забывая, о чем говорил – в глазах Чейза он впервые увидел не просто злобу, а настоящую, горькую обиду. Может, он раньше не замечал этого, пока не смотрел в эти глаза так внимательно и долго.
– Нет, – глухо ответил Чейз, выдыхая.
И они оба застыли на месте, застигнутые общим, неприятным чувством, мешавшим каждому из них говорить.
Как писал позднее Никерсон, капитан уступал своим помощникам – не единожды, и не дважды, к несчастью для команды. Он не винил его, но в словах, написанных спустя десятилетия, все равно сквозила смиренная горечь. Томас запомнил, как Джой и Чейз склонили капитана продолжать плавание, не возвращаясь в Нантакет – еще после того, самого первого шторма; Никерсон также писал о том, как капитан решил не плыть к тем островам, которые Чейз и Джой посчитали опасными, полными людоедов. Воспоминания корабельного юнги, конечно, были отрывочными и, возможно, недостоверными, но в этот раз Томас Никерсон не ошибся, выводя в своих записках одну из главных черт характера Джорджа Полларда младшего – и в тот раз, стоя в каюте, глядя в тяжелые, мрачные глаза своего старшего помощника, который, казалось, в самом деле мог вот-вот ударить, капитан снова уступил мистеру Чейзу.- Мистер Чаппел, - бесцветно произнес он наконец. Чейз только отрывисто кивнул в ответ. Он шагнул ближе, долго, пристально посмотрел на Полларда, и коснулся рукой бледной щеки.- Джордж, - глухо позвал он, стараясь улыбнуться. Поллард дернул головой, будто желая избежать прикосновения.- Чем ближе мы к нашей цели, тем сильнее вы мрачнеете, капитан, - произнес Чейз, изучая хмуро сдвинутые брови и плотно сжатый рот. Поллард как-то горько выдохнул, и, наконец, потянулся к руке, на долю секунды закрывая глаза, припадая щекой к чужой ладони.- Ступайте на палубу, - едва слышно произнес он, обжигая Чейза своим горячечным дыханием. Оуэн постоял так еще пару мгновений, наслаждаясь тем, как мягкий свет из окна падает на лицо Джорджа, очерчивая скулы и выхватывая пару прядей волос надо лбом, и только затем вышел из капитанской каюты. До самого вечера он никак не выдавал своих намерений, следя за командой, ставя нужные паруса и убирая лишние. К ночи было решено лечь на курс прямо до пункта назначения, идя со скоростью около четырех узлов – для этого Чейз увеличил число матросов, несущих ночную вахту. Отдыхать вниз отправились немногие, в том числе и Чаппел, до жути обрадовавшийся, что может в кои-то веки коротать на койке настоящую ночь, а не пару часов отдыха, когда придется.
Остров Чарльз все еще пылал вдалеке. Когда стемнело, его зловещее зарево еще больше пугало матросов – казалось, до самого горизонта было видно, как столп дыма и огня бушует над островом, уничтожая все на своем пути. Никерсон забрался на койку, обхватывая куль одежды, служивший ему подушкой, и мысленно порадовался тому, что не видит больше ночного пожара: крики товарищей еще звенели в ушах, огонь все еще стоял перед глазами, дышавший жаром.В темноте мало что было слышно, но Томас, засыпая, уловил шорох, сдавленный возглас удивления, а затем услышал оглушительный грохот, будто на пол покатился чей-то скарб, брошенный сильной рукой.
- Мистер Чейз!.. – испуганно произнес голос мистера Чаппела, скрипнула дверь, и все стихло. Коффин и Никерсон, лежа на соседних койках, переглянулись в полумраке, недоуменно пожимая плечами, хотя кузен капитана и скрывал изо всех сил свою боязливую дрожь. Оуэн хорошо представлял себе, что ему грозит, если Чаппел хоть когда-нибудь узнает, кто сказал его имя капитану: но упорное, почти глупое желание доказать кузену то, что он хоть чего-то стоит, было сильнее, чем страх. Не было ничего хуже, чем увидеть в глазах Полларда разочарование.
Лежа на койке совсем без сна, слушая мерное дыхание Томаса, Коффин вспоминал свою мать, Нэнси; он отчетливо помнил, как она выглядела в тот холодный зимний день, когда к ним домой зашли ее сестра, Тамар, со своим мужем Джорджем Поллардом и их сыном, Джорджем младшим – на матери было нарядное темно-синее платье с кружевом, а волосы перехвачены простой черной лентой. Семья Поллардов тоже пришла одетая по-праздничному. Разумеется, Оуэн видел тогда кузена не в первый раз – но впервые Джордж пришел к ним в наряде китобоя, гордо поправляя бушлат с двумя костяными булавками на лацкане; ему было около двадцати лет, и радость от своего положения пока еще слишком сильно захватывала его. Пока его отец и мать рассказывали Нэнси Коффин, как их сын зацепил гарпуном кашалота, Оуэн смотрел во все глаза на виновника торжества, почти смущенно сидевшего в стороне: кузен смотрел в окно довольно тоскливо, иногда отрываясь от него, только чтобы тепло посмотреть на Нэнси, которая в детстве нередко практически заменяла ему мать. Разумеется, всего этого Оуэн понимать не мог – тогда ему было лет десять, не больше – но потом, позже, вспоминая тот день, он то и дело возвращался мыслями к кузену, понимая, что восхищался им еще тогда, пожелав ребенком в один прекрасный день тоже стать китобоем, а если повезет, то и капитаном. Никакой мистер Чаппел не смог бы удержать его от желания выглядеть в глазах Полларда смелым, умным и хоть чего-то стоящим.
Корабль грузно качался на черных волнах, будто в такт мыслям Коффина. Скоро он все-таки уснул, сморенный волнением и усталостью.***Наутро от напряжения, сковывавшего всю команду после отплытия с острова, остались лишь жалкие крохи - мистер Чейз был слишком зол и взвинчен, чтобы хоть кто-то остался без дела; капитан хотел, чтобы были поставлены паруса, чтобы “Эссекс”, покорный его воле, мчался ровно вперед, оставляя позади сушу – и все покорно исполняли это желание. Корабль держал курс на угодья “морских земель”, устремляясь в самое сердце моря.
Вчерашняя ночь оказалась тяжелой только для узкого круга людей, втянутых в необходимость что-либо предпринимать; и если Поллард делал это почти неохотно, то Чейз, напротив, старался не слишком радоваться тому, что его руками будет наказан такой восхитительно дерзкий проступок. То, что ночью слышали лишь несколько матросов, далось старшему помощнику без труда – он в легкую выволок мистера Чаппела из трюма за шиворот, на почти безлюдную палубу, и оттащил его в угол, на корму. Он успел почти забыть об этом, но ночь, вкупе со схожим азартом, щекотавшим Чейзу нервы, напомнили ему, что именно здесь он когда-то давно, еще в самом начале плавания, схлопотал от капитана неплохой удар в нос. Улыбнувшись самому себе при этих мыслях, Чейз, все еще держа полусонного Чаппела за шкирку, подволок его к лестнице на шканцы. Чаппел дрожал, быстро смекнув, что Чейз все знает – и когда на его согбенные плечи обрушился первый удар палки, он даже не удивился, стараясь только не издавать ни звука.– Правильно, молчи, – почти ласково приговаривал Чейз, избивая Чаппела без намека на сострадание. Тот прикрыл голову руками и лишь тихо поскуливал от боли, кусая губы.
– Какого черта ты это сделал? Ты знал, сколько народу могло погибнуть? – уже строже спрашивал Чейз, ударяя наотмашь, сильно и с оттягом.
Чаппел даже не думал, что ему позволено будет возразить что-нибудь – он просто принимал удары, испытывая глухую злость вперемешку со страхом, ибо первый помощник в эти минуты был воистину страшен как черт. Закончив лупцевать незадачливого гарпунера, мистер Чейз вздернул его на ноги, хорошенько осматривая, проверяя, не слишком ли сильно задето лицо; но нет, Чейз умел бить куда нужно, так, что следов не оставалось там, где их могли увидеть чужие глаза. Из-за пасмурной погоды на палубе стояла ночная кромешная тьма, и только тусклый огонь покачивающихся на мачтах светильников позволял обоим ориентироваться во мраке.
– Идемте, – сухо сказал Чейз, подталкивая Чаппела в сторону лестницы, ведущей вниз, к каютам капитана и помощников. Тот посмотрел на него почти недоуменно, и едва удержался от ухмылки, говорившей – слушайте, капитан не тот человек, которым меня можно было бы запугать. Но палка в руке Чейза была лучшим средством заставить Чаппела шагать молча: ткнув ее острый конец между лопаток, Оуэн нетерпеливо подтолкнул того вперед.
Капитан, заслышав за дверью тяжелые шаги – слишком много для одного Чейза, несколько пар ног - едва не вскочил на ноги, правда, тут же одумавшись и оставшись сидеть, и лишь крепко сцепив зубы. Через мгновение в дверь вошел мистер Чаппел, избегая смотреть на капитана. Чейз остался за дверью - даром, что Поллард почти мог слышать его сбитое, рваное дыхание.
- Капитан, - едва слышно произнес Чаппел, опуская голову, – я пришел сознаться в своем проступке.
– Говорите, мистер Чаппел, – тихо, твердо произнес Поллард, не удостаивая его взглядом, все еще перебирая на столе бумаги, как он делал до того, как Чаппел вошел.
– Это я поджег остров, сэр, – произнес тот безо всякого выражения в голосе. Полларду почудилось, будто бы он даже прячет ухмылку.
– Зачем же вы это сделали? – почти спокойно спросил капитан, наконец глядя на своего матроса, лишь слегка щурясь.
– Я считал, что это будет всего лишь хорошая шутка, сэр, – протянул тот, вдруг позволив неуверенности проскользнуть в голосе. За дверью все так же было тихо, но Джордж мог поклясться, что Чейз слышит каждое слово.
– И что же теперь, вы считаете, что шутка удалась, мистер Чаппел? – спросил Поллард, все так же спокойно, будто изучая неизвестное ему насекомое.
– Нет, капитан.
– А как же ваши свежие синяки, которые вы прячете под рубахой? Считаете, что заслужили их? – спросил Поллард мягко. Чаппел вскинул на капитана глаза, и тот посмотрел прямо на него, щурясь почти яростно, хоть и сохраняя внешнее спокойствие.