Глава 13: Остров Чарльз (1/2)

Лето - начало октября 1820 года Если вообразить себе карту Северной и Южной Америк – ровно ту, что лежала, аккуратно сложенная, на столе у капитана – можно было проследить мысленно путь ?Эссекса?, и боже, каким долгим он показался бы всякому обитателю суши! Китобои нередко уходили в плавание на три, а то и четыре года, поэтому судно капитана Полларда не прошло еще и половины возможного пути: очень часто корабли из Нантакета можно было увидеть под мысом Доброй Надежды, у берегов Японии и дальше, там, где снова простирались необъятные воды Тихого океана. Киты, кочующие по всему свету, влекли за собой и своих охотников, едва успевавших менять истрепавшиеся паруса, подбитые мачты, истлевшие бушприты и реи – и, более всего, поврежденные вельботы.

Теперь корабль видел китов чаще. Матросов то и дело поднимал на ноги крик ?Фонтан!?, когда они, уставшие после вахты, подносили ко рту плошку с водой. ?Эссекс?, будто предчувствуя богатые добычей угодья, несся ровно по ветру, и чем чаще на его пути попадались стаи кашалотов, тем легче становилось на сердце у капитана и его помощников.

У ?Эссекса? вельботов было ровно на три команды, ибо запасные уничтожила еще та, давняя буря. Учитывая, что капитан еле выторговал у жителей Санта-Марии еще один вельбот, и то, что ?Эссекс? теперь входил в малообитаемые воды, любая неприятность с вельботом могла стоит команде многих месяцев бесплодных блужданий в поисках новой лодки. Оуэн Чейз относился к своему вельботу с такой осторожностью, что когда его команда в очередной раз загоняла кита, он сквозь зубы шептал: ?Давай, мой хороший, давай, легче, мягче, не дай им разбить тебя о спину какого-нибудь кита-недотепы, давай же!?. Ранее команда то и дело удостаивалась понуканий Чейза, но теперь он едва перекидывался с ними словом, весь сосредоточившись на том, чтобы вельбот оставался целым.Выводя своих ребят в океан, Чейз всегда неуловимо менялся, и, против обыкновения, много говорил – кричал, шептал, заходился в ярости и восторге, но рука, державшая гарпун, не дрожала при этом. Поэтому матросы ныне почти в недоумении смотрели на первого помощника, стиснувшего зубы и обращавшегося на этот раз только к лодке.

Джой после той самой ночи вообще замкнулся в себе; он молча спускал на воду вельбот, молча стоял на носу лодки, глядя вдаль, и в его вечно усталых, печальных глазах с той поры поселилась какая-то глубокая, такая же молчаливая, черная тоска. Он искренне считал Чейза другом – с детства, с того момента, как они оба стали взбираться вверх по вантам, чтобы убрать паруса или посмотреть, не плывет ли кит, Мэтью и Оуэн безмолвно доверяли друг другу почти все самое сокровенное. Их жены в шутку сердились, что Чейзу и Джою приятнее пить и есть вместе в нантакетской таверне, и плавать за китами, чем оставаться в супружеской постели. Оуэн, уже к шестнадцати годам вымахавший в здоровенного парня, заслонял своими плечами щуплого, юркого Джоя от любых обид: когда свирепый гарпунер мистер Джексон попробовал было задраться к Джою, Чейз играючи отпихнул его прочь, даже не поменявшись нисколько в лице.

Друзьями они были и позже, когда капитан Рассел взял на судно молодого Полларда: Джой знал, что его друг невзлюбил нового помощника, но не спешил разделять его чувства, со стороны наблюдая, как Джордж пытается неуклюже подстроиться под своего гарпунера, а тот раз за разом едва не сдерживается, чтобы послать Полларда к чертям собачьим и к киту в брюхо. Оуэн тогда попытался прозвать нового помощника Ионой, но в команде прозвище не прижилось, да и несчастий тот не приносил, наоборот – удача ?Эссекса? была невероятной.

Когда однажды Чейз, с багровым от гнева лицом, ввалился к Мэтью домой, крича что-то про наглых ублюдков судовладельцев, тот только усмехался про себя, стараясь понять, что на этот раз случилось с Оуэном – тот все же не отличался излишней эмоциональностью по пустякам. Когда Чейз наконец успокоился и рассказал Мэтью, в чем дело, тот расхохотался, запрокинув голову и едва не вынуждая Чейза пустить в ход кулаки: смотреть на растерянное, злое, красное от гнева лицо Оуэна, говорившего, что капитаном сделали Полларда, невозможно было серьезно. И Мэтью пришлось, утирая выступившие от смеха слезы, убеждать своего друга в том, что ничего страшного в этом нет, что Поллард не так уж плох. Теперь же – после почти года плавания с пресловутым капитаном – Джой стоял на носу вельбота, с запавшими щеками, нездоровым цветом лица и безучастным взглядом, в котором читались мучительные бессонные ночи, на протяжении которых он лежал в одной комнате с Чейзом, тягостно соображая, почему не посоветовал ему тогда уйти с ?Эссекса?, да и почему сам не ушел. После ночной ссоры они почти не говорили: если выходило так, что спать ложились в одно время, то Чейз едва ли хотел говорить Джою хоть слово, и тот платил ему тем же. Оуэн быстро засыпал, отворачиваясь к стене, и Мэтью никак не мог отделаться от мысли, что тот спит в этом положении ровно потому, что за этой стеной находится кровать капитана. Ночью Джой спал беспокойно и прерывисто, то и дело просыпаясь от собственных мыслей – ко всему прочему, его раны заживали медленно и с трудом. Днем, когда впередсмотрящий снова оповещал всех о возможной добыче, Мэтью становился безучастно молчалив. Смотря прямо перед собой, забыв о том, что в вельботе находится еще и команда, Джой вспоминал руки Чейза, с окровавленными костяшками, и его оскал, полный боли и обиды – вот только на что тот обижался, он понять не мог. Третьим на воду спускали вельбот капитана. Он будто олицетворял золотую середину между мрачным, угрюмым Джоем и одухотворенным, ласково шепчущим вельботу свои увещевания Чейзом. Капитан едва мог смотреть в сторону мистера Джоя, стискивая зубы всякий раз, как видел его синяки, которые тот усердно прятал под волосами и зюйдвесткой, надвинутой на самый лоб.

Он, как и обещал, назначил Чейзу и Джою по месяцу дополнительной вахты. Те, в основном, бывали по ночам, и двойственность этого решения мучала всех троих: Чейз и Джой почти не пересекались в своей каюте, по очереди выходя на палубу до утра, но и капитан, втайне страдавший от этого, не мог теперь так часто ждать Чейза ночью.

Джордж едва мог удержаться от гримасы отвращения к самому себе, когда вспоминал самое начало их плавания – тогда он не мог и подумать, чтобы его мысли об Оуэне Чейзе приняли иной характер, кроме постыдного вожделения. Поднимаясь на борт ?Эссекса, уже наперед зная, в чем он сам испытывает мучения, Поллард худо-бедно научился мириться с этим, как научился ранее мириться и со своими снами, издевательски-точными и тяжелыми. Воспитание в духе квакерской морали, которого Джордж, еще ребенком, не в силах был избежать, заставляло его считать себя низким человеком, но даже с этим он был готов примириться, лишь бы перестать терзаться хоть на какое-то время. Квакеры – дрожащие перед Господом! – о, как часто он думал об удивительной точности этого слова. И чем больше он думал о нем, уже на корабле, в новой, притягательной должности капитана, тем сильнее он дрожал вовсе не перед Всевышним, но перед таким же человеком, как и он сам. Квакером Джордж был днем, стоя на мостике, давая указания мистеру Чейзу, или ведя свой вельбот в гущу китовой стаи – но ночью он дрожал от мыслей совсем иного рода, склоняя голову перед тем, что не в силах был побороть. Джордж выиграл эту схватку с самим собой, оставив мысли о грехе, который он разделил с Чейзом: тот буквально встряхнул его за шиворот, заставив почувствовать, что это значит на самом деле – чувствовать чужое тело под ладонями, чужие губы на своих собственных. Что значит принимать в себя чей-то член, подставляя поясницу под прикосновения рук, и дрожать только от желания продлить это как можно дольше. Чейз показал ему то, о чем Джордж так давно думал, стыдясь одних только мыслей – здесь, на ?Эссексе?, затерянном посреди Тихого океана, они были более открыт друг другу, чем когда-либо могли бы быть в самом укромном уголке своего родного острова. На самом деле, чего Поллард не мог вынести, так это ожидания, в котором он сам был отчасти виноват. Он слышал теперь по ночам, как Чейз возвращается с вахты, и проходит мимо каюты капитана, устало топая и хлопая дверьми. Поллард не мог, не находил в себе сил выйти из комнаты, пойти к Чейзу самостоятельно – он бледнел от одной только мысли, что их могут увидеть, или что сам Чейз не пустит его. Поллард помнил, как брал руки Чейза в свои – когда тот пришел к нему, после драки с Мэтью – и смазывал пальцем еще не успевшую окончательно подсохнуть кровь, сцеловывал ее с костяшек, не давая Чейзу отстраниться. Тот смотрел на капитана почти с удивлением, глядя, как Джордж пачкает себе лицо и руки: Чейз больше не испытывал жалостливой нежности, как при прошлых попытках Полларда перехватить инициативу. Нет, в тот раз ему по-настоящему стало не по себе от лица Джорджа, в свете свечи казавшегося почти нереальным, грубо вылепленным из воска: как было не по себе от злого желания запереть капитана в каюте, чтобы никто и никогда не смел смотреть на него, как это делал Джой. Той ночью Чейз усадил Полларда на кровать, широко раздвинув его ноги, и заставил смотреть, как собственные окровавленные пальцы скользят между ягодиц капитана – до упора, до разбитых в лоскуты костяшек. Капитан знал, что ниже пасть он уже не может, и потому не сопротивлялся, безмолвно подаваясь вперед. А позже, посреди ночи, Чейз разбудил Полларда, ткнувшись ему взмокшим от холодного пота лицом между лопаток – от собственного горячечного и страшного сна его била крупная дрожь. Он перевернул капитана на живот, в темноте, нетерпеливо откидывая одеяло в сторону, и почти бесцеремонно взял его, вжимая головой в подушку, заглушая ей сдавленные, хриплые стоны. Джордж неловко раздвигал ноги шире, приподнимаясь и скуля в койку, боясь даже подумать о том, что заставило того повести себя так. Оуэн же был весь во власти какого-то дурного предчувствия, застилавшего ему глаза и разум – он прижимал Джорджа к себе почти в исступлении, чтобы отогнать картину, привидевшуюся ему во сне: разбитый вельбот, дрейфующий по океану, и он сам, в нем, цепляясь за борта, выкрикивает имя Полларда, в ужасе озираясь по сторонам, глядя на бескрайние, равнодушные воды океана.

После той ночи Чейз почти не приходил, исправно отстаивая назначенные штрафные вахты, и по ночам беззвучно скребся в стену, отделявшую каюту капитана от его собственной. Им нужно было время, чтобы случившееся подзабылось – после драки с Джоем Чейз больше не чувствовал того странного, безмятежного спокойствия, находившего на него всякий раз, как он думал про капитана. Его будто тревожила отдаленная, пока еще не принявшая четкую форму угроза, хотя он был уверен, что никто в команде, кроме Мэтью, не знал ни о чем. И так уж случилось, что море дарило им достаточно времени. В августе они прошли мимо побережья очень близко, но останавливаться там не стали, решив сделать передышку на одном из Галапагосских островов. Позади остался Вальпараисо, где Поллард еще давно, почти подростком, в своем первом плавании, купил сестре туземное ожерелье в подарок. На ?Эссексе? несколько матросов заболели лихорадкой – их поместили в трюме отдельно, перегородив пространство парой досок. Это были юный Коффин и мистер Коул: и если второй держался неплохо, то первому едва удавалось держать глаза открытыми хоть пару часов в сутки.Чейз жутко ругался на матросов, когда те приближались слишком близко к больным, рискуя подцепить заразу – только Поллард, зажав в пальцах смоченную водой тряпку, иногда приходил навестить их, чтобы протереть лоб измученному болезнью кузену. Он приносил Оуэну письма его матери, тети Джорджа Нэнси, подобранные кораблем на одном из ?почтовых? островов, и читал их вслух, наблюдая за тем, как лицо Коффина слегка разглаживается, почти озаряясь улыбкой. Сам Джордж, с детства питавший к Нэнси чувства сродни поклонению, и сам улыбался, повторяя строки, выведенные ее аккуратной рукой. В сентябре, забив еще двух китов, ?Эссекс? взял курс на запад, удаляясь от побережья, и к началу октября корабль сделал остановку на острове Чарльз, чтобы пополнить запасы перед длительным рейсом вглубь Тихого океана. Это была их последняя полноценная передышка перед столкновением с чем-то непознанным: ?морские угодья? и манили и пугали команду, даря одновременно и ощущение надежды, и внушая страх. К тому времени мистер Коул выздоровел окончательно, а Коффин смог встать на ноги без того, чтобы тут же свалиться на землю. Чаппел без труда посадил его к себе на закорки, прохаживаясь так по палубе и обещая, что юный Оуэн без труда сможет передвигаться по острову таким образом. Никерсон задумчиво тянул зубами кусок солонины, ухмыляясь, и мечтательно думал о том, что неплохо бы искупаться на чистом островном пляже, высушить одежду на песке и вдоволь выспаться на твердой земле, растянувшись под деревом.

-Мистер Чейз, мистер Джой, кто из вас готов нести сегодня вахту на корабле? – зевая, спросил Поллард, поднимаясь на мостик: ?Эссекс? ранним утром только подплывал к острову, убирая паруса и готовясь спустить на воду вельботы. Чейз, всю ночь проведший на палубе, чуть было не назвал себя, и только в последний момент, взглянув на капитана, осекся, молча опустив глаза.- Я, капитан. Прошу оставить мне Коула, пусть передохнет после болезни.- А Коффин?

- Ему, капитан, наоборот лучше полежать на горячем песке, да поспать на суше, - мягко произнес Джой, косясь на бледного Коффина, который все еще крепко сидел на спине Чаппела.- Договорились, мистер Джой, - кивнул Поллард, разворачиваясь к своему вельботу. Где-то там, из-за спины, его будто окатило волной горячего воздуха – Поллард был уверен, что Чейз смотрит на него, не таясь присутствия Джоя.

Остров Чарльз– или Санта-Мария – на котором сделали остановку китобои с ?Эссекса?, был назван так в честь одного из кораблей Христофора Колумба. Он был небольшим островком вулканического происхождения, затерявшимся среди более крупных Галапагоссов – его макушка, торчавшая из воды в окружении совсем крошечных островов, когда-то была вершиной подводного вулкана, ныне потухшего. Капитан Поллард, штудируя в своей каюте книги, содержавшие более-менее точные описания флоры и фауны островов – включая в себя совсем недавно опубликованные труды некоего доктора С. Мэтьюрина – хотел увидеть воочию розовых фламинго, на которых жаждал посмотреть с самого детства.

?Эссекс? проплыл мимо Короны дьявола – угрожающе мрачного образования кораллов, которое могло бы сыграть с кораблем плохую шутку в тумане или ночью. Судно встало на якорь около Порто Флорес – Джой, как и было решено, остался на ?Эссексе?, а некоторая часть команды, вместе с капитаном и первым помощником, погрузилась в вельботы, чтобы отплыть к берегу.