Глава 9: Книга Иова (2/2)
- Это глупая, старая легенда, - хмыкнул Чаппел, отрываясь от своего занятия, - однако она годится для моего гарпуна. А вы, мистер Лоуренс, не хотите себе сделать тоже?- Зачем? Мистер Чейз едва дает мне в руки гарпун, - пожал плечами тот, едва хмурясь. Чаппел и сидевший рядом Коул разом усмехнулись. Лоуренс был молод, неопытен, а первый помощник ?Эссекса? ни в жизнь не стал бы возиться с неумехой, подай он только вид, что может упустить кита.
- Чейз знает, что делает, мистер Лоуренс, вы только имейте терпение, - хмыкнул Коул. На горизонте, со стороны материка, от которого судно пока отошло не очень далеко, сверкнула под луной чья-то блестящая спина, а потом еще, и еще, словно косяк невиданных светящихся рыб.- Дельфины, - восторженно шепнул Рамсдейл, вглядываясь в темный океан. Вода мирно плескалась у бортов, поскрипывали снасти, убаюкивая и заставляя даже Чаппела клевать носом, едва не задевая собственный гарпун.- Никогда не верь ночным созданиям, будь то киты или дельфины, - пробормотал он, поднимая голову. Лоуренс обернулся к нему, недоуменно моргая, а Коул – знакомый с этой басней целую тысячу лет – только лениво потянулся, усаживаясь поудобнее на ящик.
- Те вельботы, которые уходят с корабля за ночным фонтаном, редко возвращаются, - хмыкнул он, и Чаппел согласно кивнул, вырезая своему киту страшные кривые зубы, в которых трепетал прямой как палка линь.
- Однажды старый капитан ?Примата? отправил своего помощника за китом, чей фонтан они увидели глубокой ночью недалеко от берегов Японии: кит был совсем близко, а команду опытнее еще поискать во всем Нантакете. Так вот этот вельбот так и не вернулся, и только к утру, всю ночь ожидая сигнала от товарищей, на ?Примате? увидели обломок вельбота, дрейфующий по океану прямо к судну.
- Вырезал бы ты лучше свои загогулины молча, ей богу, - закряхтел Коул недовольно, глядя, как вытянулось лицо Лоуренса – он представил, что капитан Поллард возьмет, да и отправит его лодку за ночным фонтаном, ведь такое обязательно должно рано или поздно случиться.
- Не бойтесь, мистер Лоуренс, вельбот Чейза под силу потопить только самому дьяволу, да и то я не уверен, что Оуэн прежде не всадит в него пару-тройку гарпунов, - ухмыльнулся Чаппел, оставляя кита в покое, и принимаясь за утлые домишки на его спине. Рамсдейл потянулся, и неожиданно тревожно вскинул голову, щурясь.- Капитан, - удивленно прошептал он, кивая на высокую фигуру, поднимающуюся на безлюдные шканцы. Поллард стоял к ним спиной, и все они разом притихли, то ли боясь потревожить его, то ли ожидая, что он вот-вот закричит что-нибудь и нарушит их покой.По правде сказать, Поллард был близок к тому, чтобы закричать.Он вышел из каюты одетый небрежно и торопливо, мысленно радуясь тому, что сейчас ночь и при всем желании разглядеть его будет нелегко. Поднимаясь на шканцы, он услышал, как смолкли тихие голоса у грот-мачты, и теперь только поскрипывали снасти, и шелестели на ветру убранные паруса. Поллард вцепился рукой в ванты, устремляя глаза в окружавшую его непроглядную темноту, и с мучительной ясностью представил, как там, внизу, спокойно спит в его собственной кровати Чейз.
Джордж постепенно освобождался от заторможенного спокойствия, которое ему подарили – о чудо – почти нежные, хоть и бесцеремонные ласки Чейза; в голове у него роились тысячи мыслей, самыми мучительными из которых были те, что упрекали его за содеянное. Едва пообещав себе, будто все его помыслы остались в прошлом, будто то ужасное и непоправимое, что сделал с ним Чейз, больше не повторится, Поллард полагал, будто переборол себя. Он думал так на острове, думал так еще возле мыса Горн, отталкивая Чейза от себя, будто говоря – я выдержал испытание, и теперь смогу стойко противостоять самому себе. То видение, родом из снов, терзавших его месяцами, будто отступило на время, подарив ложное, бесконечно приятное чувство спокойствия – однако Поллард знал, что спокойствия ему не видать.
- Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода, ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне, - произнес он одними губами, вспоминая строки, поразившие его еще в детстве. Книга Иова на запятнанных временем страницах старой Библии Коффинов была для маленького Джорджа чем-то вроде откровения: он не вполне понимал смысл слов, но был поражен их горечью и мелодичностью. Они будто находили отклик в его душе, хотя тогда сам он еще не знал, почему. Зная наизусть все те слова, что с каждым годом приобретали смысл, отягчались собственной горечью, наполнялись собственными страданиями, Поллард едва выговаривал их сейчас, чувствуя, как сдавливает грудь.- Как раб жаждет тени, и как наемник ждет окончания работы своей, так я получил в удел месяцы суетные, и ночи горестные отчислены мне. Когда ложусь, то говорю: "когда-то встану?", а вечер длится, и я ворочаюсь досыта до самого рассвета, - шептал он, прикрыв глаза, до боли сжимая пальцами канаты.- Разве я море или морское чудовище, что Ты поставил надо мною стражу? Когда подумаю: утешит меня постель моя, унесет горесть мою ложе мое, ты страшишь меня снами и видениями пугаешь меня.Джордж не знал, молится ли он, или просто повторяет давно заученные строки, в надежде, что ему станет легче – раньше, еще когда ему было лет семнадцать, и его мучали сходные, хотя и несоизмеримо меньшие страдания, он взял за привычку повторять строки книги Иова как того, что неизменно созвучно его сердцу.- Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить слюну мою? – воскликнул он почти в полный голос, забыв, что его могут услышать, - если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков! Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость? И зачем бы не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего? ибо, вот, я лягу в прахе; завтра поищешь меня, и меня нет.
Голос его задрожал, слабея.
Джордж отпустил ванты, слабо скрипнувшие под его рукой, и прошел к самому краю палубы, опираясь на локти, глядя в черные воды и на кильватерную струю, лениво разрезавшую ее. Он зажмурился на секунду, все еще ощущая Чейза внутри, чувствуя, как сжимается нутро от одной только об этом мысли – сладко, жадно, нетерпеливо, не признавая ничего, кроме своего желания превыше всего. Джордж тихо застонал, сжимая зубы, опуская голову совсем низко.- Если я виновен, горе мне! если и прав, то не осмелюсь поднять головы моей. Я пресыщен унижением; взгляни на бедствие мое: оно увеличивается. Ты гонишься за мною, как лев, и снова нападаешь на меня и чудным являешься во мне, - произнес он, не уверенный, к кому именно обращается, пытаясь прогнать из мыслей своих лицо Чейза, не ухмылявшегося, а на этот раз пристально смотрящего прямо на него в ответ.
Больше Поллард не говорил ничего. Чаппел, Коул, Рамсдейл и остальные, помалу отвлекшиеся на свои прежние разговоры, вскоре забыли, что капитан вообще выходил на палубу: пока не пробило восемь склянок, возвещая конец вахты, они судачили про Нантакет и про женщин, что многие оставили там.