Глава 16. Без тебя я ничто. (1/1)

Сефироту снился огонь.Поначалу он даже не был уверен, что спит. Глаза его были закрыты, но помимо этого было трудно сказать, видит ли он сон, вспоминает или…Выдумывает.Грезит?Фантазирует.Сефироту и раньше снился Нибельхейм, но теперь он знал, как ощущается стена огня за спиной. Он видел, как насаживает Клауда на меч — теперь он вспомнил, как это ощущалось. Он вспомнил холодную скользкую жидкость, чуть гуще воды, которая вылилась из цистерны Дженовы, когда он разбил защитную оболочку.Он вспомнил лежащего ничком Зака. Вспомнил незначительного пехотинца, который проткнул его Заковым мечом, голос Дженовы, говорящий убей его, он не должен жить…То ощущение, когда его отшвырнуло на электрощит, как от удара зазвенело в голове. Болезненный разряд тока, отдавшийся взрывом боли даже в зубах. Падение в темноту. Как сломалась спина от удара об пол. Как тускнел свет, когда он умирал.Он вспомнил, как убивал Аэрис. Вспомнил, как мир треснул, как что-то сдвинулось внутри, словно мако в крови внезапно обожгло вены и закричало об оборванной жизни.Он вспомнил и вторую смерть. Острую боль, как распадался в ничто, и снова последнее, что он видел, было лицо Клауда Страйфа.Клауд, Клауд, всегда Клауд.Последний раз он помнил урывками, словно в свете молний. Себя летящего в вихре, карающую ярость Клауда, обнаженные мечи, кипящее небо. Он не помнил расщепления между тремя отдельными личностями, но он помнил Клауда.Я никогда не стану воспоминанием.Он проснулся и обнаружил, что стоит и смотрит на себя в зеркало. В этот раз улыбалось не только его отражение. Он протянул руку и дотронулся до изгиба своего рта.Что я такое?Мысль была бессмысленной и неуместной. Он был оружием, чудовищем, экспериментальным образцом и преступником. Пешкой в армии сгинувшей корпорации, чье стремление к мировому господству обернулось всего лишь кучей щебня в разрушенном городе. Неудачей родителей-психопатов, которые были озабочены больше удовлетворением своего порочного любопытства, чем воспитанием единственного сына.Демон. Урод.Убийца.Сефирот посмотрел на столешницу. Он так вцепился в гранит, что тот треснул. Он взглянул на свое отражение, увидел смертельно бледную кожу и зеленые глаза с вертикальным зрачком. Он был словно вырезанная из мрамора статуя, холодная и бесчувственная.Желание убить Клауда было всепоглощающим, словно какая-то жуткая энергия, подпитывающая сама себя до тех пор, пока ее нельзя было уже сдержать. И хоть он и чувствовал, как она течет по его венам, словно кровь, но знал, что не станет этого делать.Почему?Вопрос застал его врасплох, заставив наклониться к отражению. Больше не улыбаясь, он рассматривал линии вокруг рта, запутавшиеся волосы. Веснушки на переносице, бледные, почти невидимые. Темные круги под глазами. Сефирот, Солджер, так называемый Вутайский Демон. Двадцати пяти лет уже почти десятилетие, застрявший между человеком, который умеет только убивать, и монстром, который знает только ненависть.Он не знал, кем ему хочется быть больше. В конечном счете, он не был уверен, что это имеет значение.

* * *Фотографии, которые отдал ему Руфус, так и лежали на столе в спальне, Сефирот слишком отвлекся на меч, чтобы разглядывать их. Рядом лежал не замеченный ранее схематичный рисунок от руки. Круглая штука явно изображала планету, на ней стояла фигурка с развевающимися волосами.Рисунок был перечеркнут символом ?нет?.Сефирот взял его в руки рассмотреть поближе, потом вернул обратно на стол. Клауд много чего умел, но только не рисовать.Света в гостиной не было, хотя за окном небо начинало светлеть в преддверии скорого рассвета. Зрение Сефирота было безупречным, так что он сел на диван и стал рассматривать фотографии.Сначала были те, что он уже видел, и он внимательно рассматривал те, на которых были его родители.Фотография Ходжо, должно быть ранних годов его работы на Шинра, и на ней его сходство с Сефиротом было самым большим. Усмехались они абсолютно одинаково, отметил Сефирот как-то отстраненно.Его мать на всех фотографиях выглядела рассеяно.Задержался он на фотографии, где его родители были с молодым темноволосым человеком, которого он, наконец, опознал как Винсента Валентайна в бытность его Турком — судя по всему, до того, как тот стал одержим демоном. Все трое сидели на длинной скамье, Валентайн посередине, родители по краям. Ходжо упирался костлявым локтем себе в колено и держал сигарету в длинных пальцах. Темные волосы были в беспорядке, очки перепачканы. Он полуобернулся к человеку, сидящему между ним и Лукрецией.На Ходжо не было лабораторного халата, вместе этого на нем была обычная белая майка и простые брюки. Все в нем, от позы до выражения лица, словно излучало напряжение. Его нельзя было назвать красивым, но в этой напряженности было что-то пронзительное.Винсент был одет почти точно так же, в такие же темные брюки и майку. Темные волосы скрывали половину лица, и он тоже курил. Он сидел, широко расставив ноги, почти касаясь коленом колена Ходжо.По другую сторону от Винсента сидела мать, и единственная улыбалась, но смотрела не в камеру, а на строгий профиль Винсента. Сефироту припомнилась собственная улыбка в зеркале. Ее волосы были собраны длинной лентой в хвост, были хорошо видны пряди по бокам лица и хохолки, которые унаследовал Сефирот. Одетая в обычные юбку и топик, она сидела, закинув босую ногу на колено.Фотография была подписана — Усердно трудимся! — но место Сефирот не узнал.На следующей фотографии были они с Анжилом и Генезисом, явно после тренировки, одетые в традиционную форму Солджеров Первого класса. Это точно было до того, как Отдел по связям с общественностью настоял на том, чтобы Сефирот носил ту нелепую форму. Они выглядели как взмокшие от тренировки солдаты. Сефирот не смог бы вспомнить, когда была сделана эта фотография, слишком много было подобных моментов.Генезис стоял посередине, прислонившись к стене и сложив на груди руки. Его рыжие волосы были откинуты назад черной повязкой, а значит, он только что снял тренировочный визор — Генезис терпеть не мог эту повязку. Согнув в колене одну ногу, он пяткой упирался в стену за спиной.Слева от Генезиса в расслабленной позе опирался на меч Анжил. Он единственных из них улыбался.По другую сторону от Генезиса стоял Сефирот. Его лицо было полуобращено к камере, боковые пряди были спрятаны под банданой — это была единственная фотография, на которой он видел себя без своей характерной прически, закрывающей лицо.Трудно было не заметить, как сильно он был похож на Лукрецию.Фотография подписана не была, и она никак не походила на ту фотографию его родителей и Турка. Но Сефирот все смотрел на эти две фотографии, держа их рядом друг с другом, потому что что-то… что-то их объединяло.Через пару секунд он понял что. То, как две фигуры по бокам смотрят на ту, что в центре. Но фотографии с родителями они оба смотрели на Винсента Валентайна.На фотографии их троицы, они с Анжилом смотрели на Генезиса так же пристально, как его родители смотрели на Валентайна. Сефирот мог бы поспорить на Масамуне, когда бы не была сделана фотография с ним, он уже был в отношениях с Дженом и Анжилом.Анжил был первый, кто попытался подружится с ним как с человеком, а не как с достоянием Шинра, каким его всегда пытались представить. И Джен, чей дух соперничества в равной мере раздражал Сефирота и сбивал с толку, он отказывался оставить его в покое и был полон решимости взять над ним верх. Сефирот помнил ту ночь, когда он впервые оказался в постели с ними двумя, и как они с Генезисом сравнивали отметины, оставшиеся на коже, и как Анжил с нежностью смотрел на них, качая головой в шутливом неодобрении.Их отношения были полны сложностей и ссор, но постепенно превратились во что-то полезное для них троих. А когда они оставили его, жизнь Сефирота развалилась на куски. Он планировал уйти из Шинра, вплоть до той страшной находки в Нибельхейме и последней отвратительной стычки с Генезисом, когда все нежные чувства, что Сефирот когда-либо питал к тому, ушли, словно цветок, задавленный сорняками и погибший без заботы.Сефирот положил снимки рядом, и стал смотреть оставшиеся фотографии.Там было несколько черно-белых крупноплановых кадров, которые, как понял Сефирот, были взяты из записи с камер наблюдения в Нибельхейме. Сефирот нашел ту, на которой он оглянулся на Клауда в тот момент, когда тот напал на него с мечом Зака — с мечом Анжила.— Рассматриваешь фотки в темноте, да? — Клауд стоял в дверях. — Совсем не пугаешь.— Дженова не хотела, чтобы я убил тебя, потому что знала, чем ты станешь для меня, — сказал Сефирот, вспоминая. Ее голос сейчас молчал, но он помнил, что она сказала ему. ?Убей его, ты должен, он встанет у нас на пути.?В темноте было видно, как в глазах Клауда полыхнуло мако.— И чем же?Моим наваждением. Причиной, по которой я не могу уйти в темноту и заснуть. Я ненавидел тебя. И все еще ненавижу. Но она была права. В конце концов, ты был ее погибелью. Так же, как станешь моей.— Проблемой, — упрощение, но сойдет. Сефирот встал и сделал жест. — Она знала, что мы друг для друга. Почему-то знала.— Класс, — пожал плечами Клауд. — Думаю, она была бы более терпимой, если бы учла, что ты ненавидел меня, а я считал, что это из-за нее.Сефирот покачал головой.— Дженова хотела меня целиком, но была часть меня, которая всегда была твоей. И ненависть не противоположность любви, Клауд. Противоположность любви — равнодушие, а я снова и снова доказывал, что, когда дело касается тебя… я никогда не оставался равнодушным, — он снова посмотрел на фотографии.— Да, а я-то надеялся, — пробормотал Клауд.Отсутствие страха в Клауде уязвляло ту часть Сефирота, что не хотела Клауду ничего, кроме невыносимых страданий, хотя Сефирот и вынужден был признать, что Клауд не боялся его и в те времена, когда они были обречены только на сражения.— Мне приснился сон, — вновь привлек внимание Сефирота Клауд. — Об Аэрис. Она сказала, что ты вернулся обратно без воспоминаний, чтобы вспомнить кое-что. И не то, что ты думаешь, — Клауд взял в руки фотографию, где Сефирот был с Генезисом и Анжилом. — Ты должен вспомнить вот это. Их.Мысль о Цетра, той, что он убил, заставило что-то шевельнуться. Лайфстрим был запутанной памятью о свете, который обжигал, и обжигал, и обжигал, а она была словно прохлада воды, словно бальзам на больной коже. Он нахмурился, прищурившись. Он не помнил, но отзвуки оглаживали разум, как если бы он и не должен был пока ничего помнить.— Я их не забывал.— Нет, не то, что они существовали. Похоже, ты забыл, что не ненавидел их. Не был равнодушным. Как ты там это называешь, — Клауд мимолетно улыбнулся, рассматривая фотографию в руке. Улыбка была сдержанная, и такая же редкая, как и у Сефирота. — Странно видеть тебя в этой форме. Вообще-то мне она нравится больше, чем те нагрудные ремни с плащом.Сефирот снова и снова прокручивал эту идею в голове. Он ничего не знал о любви, и был знаком только с тем, что любовью не было.— Не думаю, что к ним я чувствовал то же самое.— Ты позволил Дженове забрать их. Но никогда не давал ей забрать меня. Так что, похоже, меня ты ненавидел сильнее, чем любил их.— Я злился на них, — подумав, сказал Сефирот. — Не на Анжила, к тому времени он был уже мертв. Но Генезису в нашем последнем разговоре в Нибельхейме я пожелал сгнить заживо. И я не шутил, — добавил он, чтобы Клауд не подумал обратного. — Что бы ни было между нами раньше, все ушло.Сефирот не был уверен точно, но, возможно, это и было настоящим равнодушием. Разговор с Генезисом в Нибельхейме казался просто иллюстрацией ко всему остальному.— Ну, какова бы ни была причина, Аэрис хотела, чтобы ты знал, что был способен любить. Когда-то.— А потом убил их, — плоско сказал Сефирот.— Нет, — тихо-тихо сказал Клауд. — Кажется, этого-то ты и не понимаешь. Ты не убиваешь то, что любишь, ты сходишь с ума, пытаясь это сохранить.Сефирот вздрогнул и снова подумал о фотографии родителей с Валентайном.Клауд вздохнул.— Слушай, уже слишком поздно для всего этого. Я и днем-то едва справляюсь со всей этой метафизической фигней, — он зевнул. — Ты собираешься остаться здесь и продолжать ломать голову?Сефирот раздраженно обернулся к нему.— У тебя совершенно отсутствует инстинкт самосохранения.— Мне про это уже говорили, — согласился Клауд и подошел ближе, но касаться Сефирота не стал. — Раз я твой моральный компас, то говорю тебе, что прямо сейчас тебе нужно заняться чем-то нормальным. Завести друзей. Или хобби, которое не касается пришельцев или генетики.— Клауд, — Сефирот и сам слышал, как капризно это прозвучало.— Сефирот, — передразнил его Клауд. — Я пошел спать, — он прошел мимо Сефирота к лестнице, ведущей наверх к спальням. — Ты идешь? Ведь если ты боишься, что потеряешь контроль и удавишь меня до смерти, то, думаю, это значит, что скорее всего ты этого не сделаешь.Сефирот стиснул зубы.— Не думаю, что для получения удовольствия мне нужно заходить так далеко и убивать тебя.В каком-то смысле он ненавидел Клауда. Потому что бушующий в нем избыток эмоций был словно удар тока, словно падение навстречу смерти.Если любовь и ненависть были разными сторонами одной медали, тогда Сефирот был одной стороной, а Клауд — другой. Тьма и свет, закат и рассвет. И ничто на свете не могло отнять у них то, чем они были друг для друга — даже смерть.Он последовал за Клаудом в его спальню. Как всегда, все закончилось дракой.И, как всегда, Клауд победил.Хотя на этот раз проигрыш ощущался гораздо приятнее смерти.

* * *Клауд уже спал, когда Сефирот тихо вышел на балкон и позвонил Руфусу.— Две вещи, — сказал он своим Солджерским голосом. Тем, который использовал, чтобы подчинять. — Я хочу Солджерскую форму. Нет, не ту поделку от пиарщиков, что висит у меня в шкафу. Настоящую форму Солджера Первого класса. И второе, я хочу встретиться с Винсентом Валентайном.— Сефирот, я думал, мы договорились, что твое появление на пресс-конференции в…— Докажи, что ты хотя бы наполовину так сообразителен, каким я, возможно, сдуру тебя считаю, и избавь меня от своих попыток переговоров, — прервал его Сефирот. Он был не в настроении притворяться, что Шинра не держит под полным наблюдением это место, и не знает, что к Сефироту вернулась память.— Ты не станешь его убивать, — сказал Руфус. Сефирот задался вопросом, кого тот пытается убедить.Сефирот взглянул сквозь стеклянную дверь на замотавшегося в простыни спящего Клауда. И не стал отвечать.