Глава 15. Предел. (1/1)

Клауд в то же мгновение понял, что к Сефироту вернулась память. Глаза вспыхнули знакомой злобой, от которой стыла кровь в жилах, которую было ни с чем не спутать.Но было что-то еще. И оно подсказывало — того человека, которого Клауд узнал за все эти месяцы, не поглотил полностью монстр из его кошмаров. Еле заметно нахмуренные брови, посуровевшая на мгновение линия рта.И то, что он отступил на шаг и опустил меч.Это что-то заставило Клауда поднять голову и побудило, наконец, к действию. Если Сефирот — его Сефирот — все еще здесь, тогда монстр не победил.— К тебе вернулась память.Сефирот наклонил голову, и только собранные в хвост волосы не позволили Клауду заледенеть до мозга костей от этого зрелища. Хвост как ничто иное делал его человеком.— В мою память был внедрен триггер. Если мы с тобой устроим еще одну дуэль, соприкосновение наших мечей спровоцирует возвращение памяти.Клауд моргнул. Потом скривился.— Глупость какая.Сефирот опасно сощурился, но Клауд не собирался его пугаться. Клауд трижды отправлял этого человека на тот свет, делил с ним постель, играл с ним в шахматы и еще помогал ему строить беседку.Он, наконец, опустил свой меч, потому что вся эта двусмысленная хрень — это не был обычный боевой монолог Сефирота, состоящий из грандиозных заявлений, произносимых спокойным, почти монотонным, голосом. Это был Сефирот, который хмурился на слишком большое количество сыра, которое Клауд положил ему в омлет.— Зачем?Во взгляде Сефирота мелькнуло что-то отличное от злобы. Раздражение, досада — что бы это ни было, это была человеческая эмоция, и она придала Клауду уверенности сделать шаг вперед.— По ряду причин.До Клауда донеслось собственное недоверчивое фырканье.— Ага. Ну точно. Тот ряд, где ?летишь на планете сквозь космос?, или тот ряд, где ?избавляешься от Клауда Страйфа??— Как примечательно, что по значимости ты поставил себя сразу после Планеты, — заметил Сефирот.Даже человеком Сефирот бывал порой излишне высокопарным. Клауд задумался, как лучше ответить.— Попробуй объяснить мне эти причины.Вспышка искреннего раздражения нарушила нечеловеческую пустоту лица.— Полагаю, единственная причина в том, что мы обычно встречаемся в бою.— Ну знаешь, как говорят. О предположениях, — Клауд придвинулся ближе, душераздирающая, едва переносимая усталость вытеснила страх. — Так почему ты не пытаешься меня убить?Сефирот рассмеялся, и Клауд, не удержавшись, поморщился от этого кошмарного звука.— Я не знаю. Почему ты меня не боишься?Клауд давно задумывался об этом.— Это ты все забыл, а не я. Я всегда знал, кто ты и что ты.Казалось, Сефирот не знает, как ответить. Он медленно опустил Масамуне, острие клинка склонилось к земле. Вокруг них сияло солнце и пели птицы — беседка, что они построили вместе, стояла и ждала, когда они ее разрушат в своем, по-видимому, неизбежном противостоянии.Клауд вздохнул и посмотрел на небо.— Я больше не хочу все повторять заново. Ты заставил себя все забыть только для того, чтобы затащить меня в постель? Должен сказать, что никогда не держал тебя за врага-соблазнителя.Сефирот не отвечал так долго, что Клауд уже начал сомневаться, ответит ли он вообще.— Единственной вещью, дававшей мне осознание себя, дававшей мне цель, была ненависть. А точнее, ненависть к тебе.Чего-то тут не хватало, какого-то кусочка мозаики, который все свяжет и завершит картину. Клауд перебрал все, о чем знал, стараясь его найти.— Ты вернулся не для того, чтобы я тебя убил, иначе бы мы уже сражались.— Думаю, я вернулся потому, что хотел, чтобы все закончилось, — сказал Сефирот так же устало, как и Клауд. — Лайфстрим забирает себе все, что мы возвращаем ему, Клауд. Не оставляет ничего. Я не мог спать. Я мог только существовать, и ненавидеть, и мечтать о том, как убиваю тебя снова, и снова, и снова.Невзирая на толику человечности в голосе, а может быть, именно из-за нее, было невероятно жутко слышать подобное от человека, с которым спишь.Сефирот шагнул ближе. Клауд никогда не шарахался от него, и не собирался начинать сейчас.Сефирот долгое мгновение изучал его, а потом вложил рукоять Масамуне Клауду в руку. У того перехватило дыхание и кровь застыла в жилах.— Что…— Ты обещал, — Сефирот склонился к нему, мягко мазнув губами Клауду по виску, и почему-то этот нежный жест чуть не прикончил Клауда. — Ты обещал сделать так, чтобы я не вернулся.— Сефирот, — Клауд не знал, что еще сказать.Пальцы сжали плечо Клауда почти до боли.— Отомсти, Клауд. За Нибельхейм, за Зака, за Аэрис, за все остальное. Только так я не вернусь вновь.Клауд вырвался, тяжело дыша. Он все еще не был уверен, что и почему вернуло Сефирота из тьмы в этот раз, но понимал — если убить его здесь и сейчас, он попадет туда, откуда уже не сможет вернуться.— Ты не… Ты не чудовище. Ты все еще здесь, — запротестовал Клауд. — Если бы ты был безумен, то смеялся бы маниакально над моим трупом, потому что уже убил бы меня.— Это не важно, — Сефирот твердо смотрел на него. — Часть меня, что хочет покончить с миром, все еще здесь, Клауд. Я ее чувствую. Она живет внутри меня, и я не могу этого изменить. Часть меня хочет увидеть, как ты истекаешь кровью, пока мир сгорает в огне, а я пляшу на его останках.— Ладно, теперь тебя заносит слишком близко к мании величия, — предостерег Клауд, но в то же время веря каждому его слову. Он мог видеть, прямо как в ту ночь, как инаковость бьется под кожей Сефирота, словно вода о дамбу, пытаясь прорваться наружу.Клауд скривился. Солнечный свет бил в глаза, рукоять Масамуне в руке чувствовалась словно смерть.— Ты вернулся не для того, чтобы драться со мной, Сефирот. Ты здесь, чтобы перестать меня ненавидеть, чтобы обрести вечный покой после того, как я тебя убью.Лицо Сефирота снова стало пустым, и он рассмеялся — словно холодный гладкий шелк скользнул Клауду по спине, но он не отступил. Он знал Сефирота в те времена, когда тот был не более, чем пустым сосудом для безумных амбиций Ходжо и яда Дженовы. Сейчас он смотрел и видел не совсем того человека. Точнее, совсем не того.— Тогда убей меня, — сказал Сефирот. Он надменно поднял голову, словно король, ожидающий казни. — Я забрал у тебя все, все что ты любил, — улыбка была жестокой, но все равно намного более человечной, чем та, которая была на его лице в тот день на останках старой Башни Шинра. — Отправь меня в преисподнюю мечом, которым я отнял у тебя все, Клауд. Так будет правильно.— Если бы я был так же склонен к драматизму, как и ты, то может, так бы и поступил. Но я не склонен, — Клауд поднял меч, смотря, как на лезвии играют отблески солнца. До этого они никогда не сражались при свете дня. Клауд смотрел на клинок, но думал о цветах, о том цветке, который несколько месяцев назад отдал бездомной старухе неподалеку от церкви Аэрис.Он думал о голосе, что говорил ему ?из лабиринта есть несколько выходов?.Клауд поднял Масамуне, пробуя его на вес. Его было почти невозможно удержать, меч был больше его роста. Рука бунтовала против незнакомого клинка, но это было не так уж и важно. Он смог бы нанести чистый удар или точный укол, или что там еще хочет Сефирот. Красивости от него не требовалось.— Клауд, — тихо сказал Сефирот. — Ты обещал.Понимание мягко охватило его, словно летний дождь, словно прохладная вода, текущая между древних камней, словно тенистые сумерки тихого старого храма.— Если мы будем только ненавидеть друг друга, Сефирот, это никогда не кончится. Твоя смерть ничего не остановит. Она просто начнет все заново.Клауд поднял взгляд в яркое голубое небо и увидел, наконец, выход из лабиринта. Я понял, Аэрис. Кажется, понял.Птицы как будто запели чуть громче, но это могло быть просто его воображение. Клауд поднял меч Сефирота и произнес:— Хочешь, чтобы я покончил с этим? Ладно. Я покончу.Он нацелил клинок Сефироту в сердце.— Я прощаю тебя. За все. За Нибельхейм. За Зака, за Аэрис, за все остальное, — Клауд бросил Масамуне на землю между ними. — Единственное сражение, что тебе осталось — сражение против себя самого, но к нему я не имею никакого отношения.И с этими словами он развернулся и пошел к дому, оставив Сефирота стоять в саду. Солнечный свет отразился от клинка, что лежал на земле в его ногах.* * *Несколько часов спустя он обнаружил Сефирота стоящим перед телевизором и просматривающим запись из Нибельхейма.— Ты был прав, — Сефирот не обернулся, когда Клауд вошел в комнату. — Я не хотел причинять вреда Заку. Но я вернулся тебя убить не потому, что ты взял надо мной верх в реакторе.Клауд взглянул на экран, а затем в лицо Сефироту. Он почти ожидал увидеть, как тот, обретя воспоминания, на этот раз ухмыляется, наблюдая, как протыкает Клауда мечом. Но Сефирот не ухмылялся, хотя налет чужеродной отстраненности на его лице заставил Клауда помедлить.— Тогда почему?— Дженова приказала, — Сефирот оглянулся на него. — Она, должно быть, знала, кем ты станешь для меня.— Тогда ей стоило приказать тебе оставить меня в покое, — Клауд взглянул на юного себя и не удержался от гримасы при виде того, как болтается на конце клинка. Грудь прострелило смутным состраданием. — Теперь, когда твоя память вернулась, хочешь сказать, что лицезрение меня в таком состоянии не делает тебя хоть чуточку счастливее? — он кивнул на экран.— Ну, может и делает, — пожал плечами Сефирот. — Если только задним числом. Я думал, возможно я… лучше пойму, почему так поступил, но кроме понимания моего стремления тебя убить… я ничего не понял.Клауд не горел желанием смотреть запись дальше, поэтому развернулся и собрался уходить.— Когда мне ждать Турков?Клауд затормозил на полпути.— А?— Полагаю, ты сообщил Руфусу, что мои воспоминания вернулись.Боги, даруйте ему терпения.— Нет, с чего бы это? Руфус не особо мне нравится, и я уж точно не верю ему.— А мне, значит, веришь? — с издевкой спросил Сефирот. — Даже после всего этого?Клауд взглянул через плечо, увидел, как Сефирот указывает на экран и почувствовал себя очень, очень усталым.— Да, наверное. Не думаю, что ты попытаешься меня убить, что ты этого хочешь. Возможно, тебя это злит, но это не важно. Я тебе не опекун, Сефирот. Я тебя простил. Поднимешь снова руку на меня или на дорогих мне людей, и я буду драться, чтобы защитить их. Но я не собираюсь убивать тебя для того, чтобы избавить от чувства вины. Все равно не поможет.Сефирот отвернулся обратно к экрану, и Клауд ушел, оставив его наедине с прошлым. Смирись, подумалось ему, если сможешь.* * *Клауд шел по тропе сквозь яркие цветы, сквозь прекрасную пышную растительность всех оттенков оранжевого, розового и бордового, шмели и бабочки в упоении вились над бутонами.— Только в твоей загробной жизни могут быть букашки, — Клауд потянулся в цветку, лепестки под пальцами были словно шелк. — Они такие же создания, как и мы, — ответил нежный голос Аэрис казалось прямо рядом с ним, хотя Клауд знал, что идет по тропе в одиночестве. — И в некоторых случаях гораздо более полезные.Клауд легонько улыбнулся и продолжил путь к домику с соломенной крышей. Вокруг простирались травянистые луга, целое море зелени с вкраплениями желтых и пурпурных полевых цветов. Было видно, как солнце отражается от поверхности озера. И не надо сражаться с монстрами, только не здесь.Мило, но Клауд не был уверен, что выдержал бы, если бы это была его загробная жизнь. И здесь негде гонять на Фенрире.— Дороги появятся там, где тебе нужно, и тогда, когда тебе нужно, — сказала Аэрис, и Клауд отмахнулся от ее голоса, словно это была шальная бабочка — хотя шального в Аэрис было меньше всего.Он подошел к хижине и стукнул три раза в дверь. Дерево было крепким и — он прошелся пальцами по косяку — хорошо обструганным.— Входи!Клауд толкнул дверь и зашел внутрь. Интерьер хижины был странно туманным, словно его разум не успел заполнить пустоты этой домашней безупречности так же легко, как смог сделать с садом. Понятно. Он обернулся и на кухне обнаружил Аэрис, помешивающую что-то в кастрюле.— Клауд! — она хлопнула в ладоши и просияла. — Здравствуй!Клауд застыл на мгновение, застигнутый зрелищем — она стояла в лучах солнца и светилась ярче любой звезды, чудесная и живая, словно цветок, неповторимая, словно бабочка.Она хихикнула, несомненно, слыша в этом сне его самые сокровенные мысли.— Да ты поэт, кто бы мог подумать.Клауд подумал, что, должно быть, покраснел в ответ на это нежное поддразнивание. Он хотел обнять ее, но почему-то знал, что не может. И, как бы ему не хотелось, не может пройти из прихожей на кухню или в другие комнаты. Как будто какой-то магией его приклеило у входной двери. Может, ей не хотелось, чтобы он нанес грязь своими ботинками.— Твое время зайти сюда пока не настало, — сказала она, вернувшись к кастрюльке.— А Зак… — Клауд опустил взгляд, чувствуя себя глупо за сам вопрос, ведь он знал ответ.— Он хотел быть здесь. Очень, очень хотел. Он хочет прийти каждый раз, но сегодня особенно. Но я все равно не позволяю ему. Для этого время тоже еще не пришло, — мягко сказала она, и хоть Клауд и не смотрел на нее, он был уверен, что она чувствует его острое сожаление.Я скучаю по нему, подумал Клауд.— Я знаю, — сказала Аэрис нежно. — Уже почти готово, еще пару приправ, думаю… однажды ты сможешь поужинать здесь, и тебе понравится это рагу. Я снова приготовлю его, когда ты сможешь сесть за стол.— И когда это будет?— Когда ты будешь здесь, а не там, — ответила Аэрис и, обернувшись к нему, ткнула в его сторону ложкой, которой помешивала еду — что бы она там не готовила, пахло оно божественно. — Не пытайся хитростью выпытать у меня то, чего ты знать не должен.— Аэрис, — сказал он, потому что уже давно не был с ней рядом так долго, и давно не видел ее так отчетливо, даже если детали домика начинали терять очертания и сливаться в нечеткие кляксы вокруг них двоих. Он был в месте, которому не суждено запомниться. — Я вижу сон, но это действительно ты, да?— Ты еще спрашиваешь? — она снова хихикнула, светло и так счастливо, что стало больно. Он никогда не любил ее так, как Зак, но все же он любил ее.— О, Клауд, — она прижала руку к груди и вздохнула. Она казалось такой умиротворенной, что Клауд почти завидовал. — Я говорила ему, что получится.

— Кому говорила? — спросил Клауд, уже зная ответ.Она все равно ответила.— Сефироту. Мы немного… скажем, мы поболтали, и я убедила его, что все получится.— Ты заключила сделку с человеком, который тебя убил, — прямо сказал Клауд.— Ты с ним зашел гораздо дальше, — живо ответила Аэрис, и да, на этот раз он точно покраснел. Она усмехнулась, совершенно не собираясь каяться. — И да. Я много раз пыталась и раньше, но никогда не получалось. Несколько раз он не был готов протянуть руку. Потом я не могла заставить его слушать, не говоря уже о том, чтобы попытаться. Но в этот раз… В этот раз у меня хорошее предчувствие.— Он… так уже было?— Конечно, — склонила она голову. — Много раз. Как и все остальное, — она попробовала варево в кастрюле, помешала его и снова закрыла крышкой. — У нас не так уж много времени, но я, как смогу, постараюсь объяснить.Внезапно хижина исчезла, и они оказались посреди леса — вокруг не было ни аккуратно выращенного изобилия цветов, ни раскинувшихся лугов, ни сверкающих озер. Вокруг стоял лес, шишковатые голые ветви переплелись в причудливых формах, живое пульсировало и питало друг друга, и этот поток струился сквозь все.Лайфстрим. Он пульсировал таким ярким светом, что Клауд не мог смотреть на него дольше секунды.— Поначалу он был тьмой, загрязняющей воды, — указала она. Клауд смог разглядеть черные пульсирующие нити, пронизывающие чистый поток света. — Я выдергивала эти нити, и иногда они проскальзывали сквозь мои руки. Иногда я вытаскивала монстра, ни разу не виданного даже в нашем долгом странствии, когда я была среди вас, и он рычал, кусался и пытался утянуть меня за собой, — она улыбнулась. — А иногда на том конце нити был человек. Но в большинстве случаев это было нечто среднее, которое само не знало, что оно на самом деле.— Сефирот, — без надобности сказал Клауд. Ему пришлось отвернуться от Лайфстрима. — Извини, я не могу… тяжело на него смотреть.— Это потому, что ты внутри него, — сказала она. — Даже если, на какое-то время, ты не совсем там. Извини, это сложно объяснить! Но поверь, Клауд. Все будет хорошо.— Ты всегда так говоришь, и потом мне обычно приходится сражаться с монстром, что заканчивается парой новых шрамов, — пробормотал Клауд, и она рассмеялась.— Но ты всегда побеждаешь, как и в этот раз.— В этот раз я с ним не дрался, — напомнил он ей.Она шагнула ближе, так близко, что ему захотелось дотянуться до нее и взять ее руки в свои.— Не с ним ты должен был сражаться, Клауд. Точно так же, как Сефирот сражался с самим собой, ты должен был сражаться с собой. Ты сражался со своим чувством вины, своей ненавистью, и ты победил. Ты простил его, -- она еще раз указала кивком на Лайфстрим, и с удивлением он обнаружил, что некоторые черные нити растворились.— Я отравил Лайфстрим? — ну здорово, теперь он чувствует себя виноватым еще и за это.— Не столько Планеты, сколько свой собственный, — сказала она. — А что до того, что здесь… так оно здесь, — она похлопала себя по груди, там, где должно быть сердце. Если бы Сефирот не пронзил его…— Я простила его, — твердо сказала она. — И ты должен. Может, он сам не простил себя, пока не простил, но думаю, он сможет. Со временем. Яд нельзя безболезненно удалить весь и сразу. Но удалить все же можно, если противоядие достаточно сильное.— Противоядие, — сказал Клауд тоном, который подразумевал, что он знает, что она собирается сказать, и не хочет этого слышать.— Тогда я не буду об этом говорить, — живо ответила она. — Но не потому, что ты знаешь, что это. На этот раз ты чувствуешь это.— Ты сказала, что договорилась с ним, — Клауд постарался отбросить на мгновение вытекающую из сказанного мысль о том, что он мог быть (?Есть?, прошептала Аэрис) влюблен в Сефирота. — О чем?— Он просил меня покончить с этим и отправить его во тьму. Но я сказала, что тьма не примет его, а только подпитает, как всегда и происходило. Если он действительно хочет освободиться от того, что не дает ему слиться со светом, ему нужно освободиться от ненависти.— И ты отправила его назад без воспоминаний.— Нет, я послала его назад, чтобы он мог вспомнить тех, кто имел для него значение, — она указала в сторону. — Видишь?Поляна исчезла, и они оказались в комнате. У Кладуа слегка закружилась голова от такой перемены обстановки. Комната была смутно знакомой, Клауд узнал старый комплекс Шинра. На диване сидел человек, ел яблоко и читал книгу. Его волосы были такие же яркие, как и его плащ.— Не думаю, что должен идти на эту вечеринку, — он не смотрел на них с Аэрис, и Клауд понял, что он их не видит. Конечно, не видит. Клауд помнил не так уж и много, но знал, что этого человека, Генезиса Рапсодоса, нет в живых.— Думаю, я тоже не должен, — произнес другой голос, и этого человека Клауд узнал. Анжил Хьюли, наставник Зака. Темные волосы аккуратно зачесаны назад, оставляя открытым мужественное привлекательно лицо. Он был в процессе одевания, на нем были костюмные брюки и белая рубашка на пуговицах, незавязанный галстук висел набекрень. — Кто захочет болтать с Солджерами на благотворительном вечере?— Предполагаю, они желают увидеть свои инвестиции. Сеф, будь душкой, извинись за нас, — Генезис взглянул на Анжила и улыбнулся. — Хотя ты мне очень нравишься в этом костюме. Как жаль, что ты надеваешь его только чтобы посещать эти нудные мероприятия, — он яростно вгрызся в яблоко, одобрительно оглядывая Анжила. — Я пойду так, а если у них возникнет с этим проблемы, они могут отослать меня домой.— Если я должен идти, то вы идете со мной. Оба.Клауд обернулся на голос Сефирота. Тот выглядел моложе, чем Клауд когда-либо его видел, не старше двадцати. Волосы были не такие длинные, как сейчас, даже пряди по бокам были короче. Он тоже был полуодет, в брюках, расстегнутой белоснежной рубашке поверх белой майки и без галстука.— Тогда взывай к лучшей стороне моей души, если хочешь моего общества, — сказал Генезис.

— Не подозревал, что она у тебя есть, — Сефирот едва улыбался, но в его голосе была теплота, Клауд и не подозревал, что он способен на нее.— Я прекрасно знаю, что не подозревал, — ответил Генезис и грациозно слез с дивана. Поймал Анжила за незавязанный галстук, притянул в поцелуй, а потом потянулся ему за спину и нежно шлепнул по заднице. Звук эхом отразился от стен квартиры, в которой, казалось, было слишком людно, даже если двое были совсем не здесь.Аэрис хихикнула.— Они по-прежнему такие же милые, если тебе интересно.Клауд моргнул на нее, но прежде, чем смог хоть что-то сказать, Генезис подкрался к Сефироту.— Анжил подозревал, — сказал Сефирот, когда Генезис принялся застегивать ему пуговицы на рубашке. На мгновение он взглянул на Анжила, затем перевел взгляд обратно на Генезиса.— Тогда он единственный такой, — пробормотал Генезис и утянул его вниз, чтобы поцеловать. — Будем честными, Сеф. Мы с тобой не те, кто может быть у кого-то чем-то лучшим.— И правда, — Анжил, усмехаясь, с явным удовольствием наблюдал, как на его глазах Генезис целует Сефирота. — Я буду лучшей половиной для вас двоих, идет?— Математически невозможно, — проговорил Сефирот в губы Генезису.— Может, мы пошлем подальше этот прием и останемся дома? Что они нам сделают, упекут трех своих единственных Солджеров Первого класса на губу? — спросил Генезис, но прежде, чем кто-либо успел ему ответить, раздался стук в дверь.Клауд не совсем расслышал раздавшийся из-за двери приглушенный голос, но Генезис с Сефиротом явно поняли, кто это, потому что одинаково раздраженно взглянули на Анжила.— Твой щенок — твои проблемы, — сказал Генезис, и Анжил отправился открывать дверь.Обстановка растаяла, и Клауд с Аэрис снова оказались на тропинке перед домиком. Или там, где он, как Клауд понимал, должен был быть — вместо строения стелился туман, такой густой, что Клауд не мог ничего разобрать.— Он должен был вспомнить их, — просто сказала Аэрис, пока Клауд пытался осознать увиденное. — Что он любил их, и причина, по которой он довел себя до безумия, была в том, что он хотел их спасти. Сефирот заблудился и свернул на темную тропу, но пока он помнит, что есть возможность повернуть к свету, еще не все потеряно.

— И что теперь? — спросил Клауд, но Аэрис отступила на шаг в туман, который тут же обнял ее. — Что мы должны сделать теперь?— Вы вышли из лабиринта, Клауд, — она нежно улыбнулась. — Теперь все зависит от вас двоих, — она сложила руки на груди, и Клауд почувствовал, что его словно бы обняли. — Приведи его в мою церковь, когда он будет готов. До свидания, Клауд.— Пока, Аэрис, — сказал он, смотря, как ее забирает туман.