Глава 4 (1/2)
Впервые за долгое время Луи может сказать, что он живет. Не то чтобы скрывать свои отношения (он все ещё не уверен в том, что происходит, потому что – ?подождите, это слишком быстро, как это вообще вышло??) было его главной мечтой. Но хорошо, когда вообще есть, что скрывать. Он не чувствует к Лиаму безумной страсти и не надеется, что это любовь на всю жизнь – но рядом с ним отпускают какие-то внутренние демоны, и да, он чувствует, что простое существование прекратилось. Иногда Луи сравнивает себя с Ханной Монтаной – Лиам смеялся над этим сравнением, когда он попытался рассказать, так что он старается больше не поднимать эту тему, но не может прекратить об этом думать.Свой секрет он хранит так же тщательно. В школе ничего не меняется – он все так же является образцом и примером, девочки все так же запихивают ему в карманы записки, где иногда довольно-таки откровенно предлагают встречу не только для разговоров, футбольная команда по-прежнему тренируется, но другая часть его жизни становится совершенно иной. Они встречаются с Лиамом каждый день: разговаривают, целуются, смотрят кино, целуются. Все развивается не слишком быстро, но Луи устраивает этот темп. Не то чтобы он не думает о большем. Он размышляет об этом регулярно с тех пор, как ему исполнилось 14, вообще-то. Но отчего-то Лиам так и не стал ни объектом его эротических фантазий (все по-прежнему туманно и неясно – Луи так и не научился представлять никого конкретного), ни даже снов (можно радоваться – подсознание не действует отдельно от остального мозга). Однако, он не против попробовать. Все равно его идеальные планы о первом поцелуе и первых отношениях рухнули (нет, абсолютно точно Томлинсон доволен всем, что сейчас происходит, но это не та утопическая картинка, которая могла бы быть), так почему бы не завершить начатое неидеальным сексом?
Лиам джентльмен. Иногда до такой степени, что у Луи сводит зубы и он хочет тряхнуть его хорошенько за плечи. За эти две недели таких моментов было даже слишком много. ?Лиам, не открывай передо мной дверь!?, ?Лиам, не отодвигай мне стул?, ?Лиам,матьтвоюможеттрахнемся??. Как будто это накатанная дорожка, и они скользят от остановки до остановки. Поцелуй, свидание, секс. Но, где-то после свидания, колеса сдулись, лезвия сточились, а они затормозили. И не двигаются с места.
Луи не знает, против ли Лиам. Он не спрашивает, вообще-то. Потому что – это все новое, совсем новое, то, о чем он никогда не решался говорить вслух. И вдруг перебороть в себе все эти ограничения, разрушить заборы, распилить решетки – не так-то просто, на самом деле.
– Капитан, ты уходить не собираешься? – голос резкий и неприятный. Луи с закрытыми глазами узнает Тайлера – одного из игроков команды. – Мы уже уходим.– Можете меня не ждать, - Луи отвечает, не открывая глаз. Тайлер хмыкает что-то, кажется, соглашаясь. Через несколько минут шумная толпа закрывает за собой дверь.
Наверняка, Лиам ждет его уже слишком долго – Луи раздражен на ?товарищей?, которые собирались так медленно. Сразу после хлопка двери он подрывается со скамейки, начиная порывисто и слишком резко скидывать в сумку вещи. Он благодарит Бога за то, что футбольная форма не похожа на гидрокостюм, и снимается легко и быстро. И где-то в середине этой благодарности, он чувствует холодные ладони у себя на талии.Первая реакция – испуг. Это всегда был испуг, всегда будет испуг. Луи предпочитает думать, что это заложено в инстинкте самосохранения, а не в его личном инстинкте ?луисохранения от выхода из шкафа?. Но несмотря на это чувство, он не спешит поворачиваться. Он узнает. Касание рук знакомое – и в то же время чужое. Он еще не чувствовал их без слоев одежды, но даже за две недели он успел привыкнуть, что только Лиам может так неловко сжимать пальцы, как будто боясь перейти какую-то черту.
Но сейчас черта как будто из песка, раздуваемого ветром, – она размазывается, становится прозрачной и почти незаметной. Возможно, это потому, что Луи стоит полуголый – одни футбольные шорты и кроссовки. Возможно, потому, что эта раздевалка, черт побери, всегда будет так или иначе связывать их. А возможно, это потому, что когда Луи, наконец, поворачивается в этом полукольце из рук, взгляд Лиама совсем незнакомый – напряженный, немного жалостливый (это выражение просто невозможно оттуда убрать) и чуть темнее, чем обычно. Если бы Томлинсон имел в этом опыт, он бы мог точно говорить о том, что это желание. Но даже не имея – он может биться об заклад, давать на отсечение руку – это оно и есть.
Лиам не отводит взгляд.Луи старается даже не моргать.Лиам открывает глаза шире. Луи чуть прищуривается.Лиам медленно опускается на колени. Луи борется с апокалипсисами.Все летит к чертям – и возрождается из пепла.Руки Лиама чуть подрагивают – уверенность, которую он излучает, как будто просто не успела остановить дрожь в кончиках пальцев. Пальцы Лиама прохладные, и, когда они касаются боков, цепляясь за резинку шорт, Луи вздрагивает. Он все так же не отрывает взгляда от глаз Лиама – тот на коленях перед ним, Луи мог бы чувствовать власть, но ощущения диаметрально противоположные – он ощущает полную зависимость от чужих действий. Лиам тянет шорты вниз – и Томлинсону хочется осесть, потому что в ногах безумная слабость, как будто кто-то ударил под колени. Вместо этого он просто упирается спиной в шкафчик. Луи осознает, что в определенный момент Лиаму придется отвести взгляд – но пока он настолько поглощен этим ощущением, что не хочет разрывать зрительный контакт. А потом Луи перестает думать, потому что лишается последней защиты – его боксеры где-то внизу, и не сказать, что его это сильно волнует. Хотя, разумеется, такое не может не волновать. Он находит применение своим рукам – волосы Лиама совсем короткие, Луи чувствует их под своей ладонью, и это ощущение еще быстрее отключает его от реальности. Лиам все еще смотрит ему в глаза, его рот горячий и мокрый – и все это слишком.
В первую секунду Луи просто отключается. Эти ощущения слишком новы. Это очень далеко от того, как он себе представлял. Это не так, как ласкать себя самому. В этом больше… Больше всего. Ни одна фантазия никогда не встанет рядом с Лиамом, чьи зрачки невероятно широкие, чей язык выписывает какие-то непонятные узоры, будто чертя заклинания, которые в определенный момент просто убьют Луи. И он понимает, что не выдержит долго. Ему всего семнадцать, у него нет опыта, и все эти ощущения просто слишком огромны.
Луи пытается предупредить Лиама руками, почти в панике делая попытки оттолкнуть его голову. Но тот как будто не замечает этого, из всей реакции Луи улавливает только какое-то странное хмыканье – оно отдает у Лиама во рту, и это самое странное, что он когда-либо испытывал. Оно и становится последним камнем, положенным в стену удовольствия. И Луи кончает, неразборчиво выстанывая что-то, сам не понимая, что именно. Он слышит, как Лиам закашливается, но это просто не способно привести его в чувство. Послеоргазменный шок еще слишком силен. Луи очень хочется сползти на пол, но в нем снова просыпается Луи-я-должен-быть-собран-Томлинсон, поэтому он заставляет тело слушаться и концентрируется на том, чтобы подтянуть шорты. Сейчас это действие почти невыносимо тяжелое для него, но он справляется – и это как плюс в его карму, как то, чем он может гордиться сейчас и всегда.Еще сложнее заставить себя двигаться в сторону душа. Не то чтобы Луи думал, что оставить Лиама, сидящим на коленях на холодном кафеле раздевалки – это самая лучшая идея. Не то чтобы Луи вообще подумал о Лиаме в этот момент.Он делает воду в душе как можно более холодной и садится на пол в душевой кабине. Это помогает собрать мысли в единое целое, и все, о чем он сейчас думает – это ?Лиам, будь гордым и уйди? и ?Пожалуйста, только не разговоры?. Он изо всех сил тянет время: остается в душе до того момента, пока губы почти не синеют, нарочно медленно вытирается и надевает белье. И медленно, медленно открывает дверь. А потом видит, что Лиам все еще там. Он сидит на лавочке, откинув голову на шкафчики. Его глаза закрыты, и на долю секунду у Луи мелькает надежда, что тот уснул, и можно тихо уйти. А потом понимает, что раздет – значит, сейчас придется хлопать шкафчиками, доставать свои вещи, и даже если Лиам дремлет – он проснется.Это почти раздражает – черт побери, неужели все не понятно? Хотя все на самом деле непонятно. Луи и сам не знает, почему ведет себя именно так. Он хотел этого. Ему понравилось это. Но отчего-то, именно сейчас, хочется закрыть уши и глаза руками и делать все, что угодно, чтобы не разговаривать. Спрятаться в свой кокон, устроиться там с комфортом, и игнорировать, игнорировать, игнорировать все то, что должно менять его жизнь.Примерно так он и поступает. Абсолютное игнорирование того, что в комнате есть кто-то (и уж тем более, что этот кто-то – Лиам Пейн, 20 минут назад отсосавший ему в этой самой раздевалке) удается ему более, чем успешно. Он чувствует, что Лиам открыл глаза и наблюдает за ним – взгляд не то чтобы прожигает дыру в спине, но чувствуется вполне отчетливо, будто Лиам нарочно хочет заставить его обернуться. Но Луи борется. Луи сражается и даже выигрывает. Луи одевается за 5 минут – это абсолютный рекорд, и уже почти уходит. И именно в дверях слышит голос Лиама.– Ты не сможешь игнорировать меня всегда. Как и тот факт, что тебе понравилось.?Луи, ты ведь не против??, ?Луи, я был хорош??, ?Луи, повторим или не стоит??. Не то, чтобы Луи не считал, что они должны поговорить. Наоборот. Но не сейчас. Пускай это случится чуть-чуть позже, когда он отпустит себя окончательно.Дверь закрывается тихо. Лиам слышит удаляющиеся шаги Луи по коридору. Все в очередной раз идет не так. И никто не может точно сказать, почему.***Зал до безумия прокурен. Кажется, клубы дыма можно трогать руками, жевать воздух, который вдыхаешь, и выплевывать его, как жвачку, которая потеряла вкус. Из различимого – только силуэты. Никаких лиц, никаких условностей. Это все легко, правильно, так, как надо. Люди передвигаются почти на ощупь – периодически чувствуется, как кто-то хватает тебя за локоть, слышатся возгласы вроде ?Извините, обознался? и ?Блять, а где тогда..??Лучшее место на Земле. Место, где люди – это всего лишь условные картинки, которые (если они, конечно, тебе симпатичны) займутся с тобой сексом. Здесь нет ярлычка ?рабочий?, ярлычка ?бизнесмен?, ярлычка ?проститутка?. На всех висит один, совершенно другой по своему характеру, сближающий и одновременно отталкивающий их друг от друга – ?гей?. Абсолютно неважно, как часто ты говоришь об этом в реальной жизни. Одни из этих людей-теней идут по жизни, гордо неся в правой руке радужный флаг, а левой поправляя боа, другие прячутся со случайными партнерами по клубам, подобным этому, и подворотням. Но здесь они все находятся в абсолютно равном положении.Гарри Стайлс чувствует тут легкость.Когда тебе 24, но груз ответственности на твоих плечах около тысячи тонн – ты не выдерживаешь долго.Когда тебе 24, и трагедии в твоей голове делятся между тобой, тобой и, кажется, еще тобой – ты вынужден искать расслабления.Когда тебе 24, а за твоими плечами не стоит милая девушка, подносящая по вечерам ужин, а потом сообщающая о своей внеплановой беременности – ты обнаруживаешь себя каждую пятницу в клубе, где воздух гуще, чем коктейли у барной стойки.И это Л-Е-Г-К-О.Стайлс чувствует коленями костлявую задницу какого-то парня – он вертится, пытаясь усесться, не понимая, что все это время его настойчиво стягивают обратно. Парень совсем не в его вкусе – высокий, тощий до невозможности, крашеный в какой-то дурацкий цвет, различимый даже в ужасном освещении клуба. Стайлсу не видно его лица, но ему это и не нужно. Этот парень – точно не кандидат на его сегодняшнюю веселую ночь. Гарри, несомненно, любит мужчин и парней, иногда без привязки к возрасту. Но он до одури ненавидит эту потрясающую навязчивость, свойственную некоторым мальчикам до 20, которые приходят в этот клуб по поддельным документам. Липкие руки, старательно уложенные волосы, сумасшедший взгляд от выпитого спиртного, на которое едва хватило денег в баре – все это не было сексуально привлекательным. На самом деле, это не было привлекательным вообще ни в каком смысле.
Парня, наконец, удается столкнуть. Он оборачивается – в темноте его взгляд совсем неразличим, но Гарри может предположить (то есть, Гарри абсолютно уверен), что там смертельная обида. Не то, чтобы в голове у Стайлса сидит желание обидеть кого-то из этих мальчиков – он просто ненавидит ложные обещания. Они не ищут развлечения, они ищут отношений, даже не отдавая себе отчета в том, что это место совсем не подходит для этой цели. Когда тебе 18, ты, очевидно, все еще веришь в лавстори, которая будет похожа на гейский вариант фильмов по книгам Николаса Спаркса. Гарри не хочет обещать это ни одному из них. Зато он может показать, что таких чудес не случается просто так – в клубе и с незнакомцами, которые явно старше тебя лет на 5 и умнее на все 20.
Парень отходит, и Гарри, сощурившись, наблюдает, как он мигом оказывается у барной стойки, где стоит мужчина, снова явно старше его. Это все вызывает только усмешку – Стайлс видит подобные ситуации настолько часто, что перестал удивляться уже очень давно.
Непозволительно опаздывающий Ник присылает очередную смс с обещанием ?абсолютно точно быть через 20 ебаных минут?. Гарри переводит их в часовое измерение любовника и понимает, что раньше, чем через час Гримшоу здесь не будет.