Глава 3 (1/2)

– Слушай, ботаник, обязательно ли быть настолько раздражающе умным? – Лиам даже не знает, кто этот парень. Очевидно, он новенький в школе и так же очевидно, что он присоединился к банде Зейна. А их священный долг, своеобразное посвящение – унизить кого-нибудь столь забитого, как Лиам. Унизить прилюдно, на глазах у как можно большего количества. И если Зейн посчитает это достаточным – человек будет принят. Лиам знает об этом обряде уже очень давно – и далеко не первый раз становится его жертвой. Почему он привлекает внимание очень многих новичков, пытающихся пробиться к Зейну – неясно. Лиам даже не считает, что выглядит так уж беззащитно: в нем 1,80 роста, он не болезненно худой и не носит мешковатые свитера. Очевидно, причиной является его привычка смотреть чуть снизу, будто исподтишка. И случается то, что случается.– Ботаник, по-моему, мой вопрос адресовывался тебе, - злобно прищуренные глаза изо всех сил пытались просверлить дырку в черепе Лиама. Но ему на это изображение вселенской ненависти было плевать – сейчас занимало его совсем другое: не хотелось вступать в прямой конфликт и привлекать к себе слишком много внимания, как к обиженному и униженному. Но и просто принимать удары и пинки значило ещё большее унижение. В голове у Лиама была пустота – ни одного верного шага, ни одного правильного решения. Он уже почти отчаялся, укладывая на чаши весов идею ответить и идею молча перенести все происходящее. Мысли в голове путаются,поэтому он просто открывает глаза и встречает взглядом стоящего чуть поодаль Зейна. Тот никогда не вызывал у Лиама симпатии, даже интереса. Он был одним из тех, про кого Пейн считает все более, чем очевидным. Никаких открытий, никаких новых граней Лиам искать не хочет – поэтому и выбирает в качестве способа подняться на вершину путь не через него. Но сейчас он смотрит – как-то странно, чуть прищурившись, не показывая удовольствия от происходящего – и над этим взглядом стоит поразмышлять.

А потом Лиам чувствует резкий удар в живот и успевает подумать, что без его участия перевесила чаша, на которой лежал завет про ?подставь другую щеку?. Удары повторяются – и он не в состоянии думать, голова все так же пуста. Из этого анабиоза его выводит только голос, звучащий слишком резко, слишком громко для сознания. Голос Луи.– Пусти его. Просто пусти его, - в голосе Луи чувствуется настоящая злость. – Если ты сейчас же этого не сделаешь, я клянусь, я оторву тебе яйца и подвешу их на заборе.

Лиам пытается приподнять голову, но у него не хватает сил, поэтому он просто слушает.– Вы осточертели мне, чертовы мудаки. Каждый в этой школе боится сказать слово против вас, и знаете, я достаточно молча наблюдал за этим, - голос Луи чуть отдаляется, и Пейн уже даже не силится ничего понять, просто осознает, что удары прекратились, да и хватка ослабла, а значит, он может безвольно сползти на пол.

– Малик, ты просто ублюдок, – Луи стоит напротив Зейна, ниже него на полголовы, но достаточно уверенный в себе, чтобы выглядеть выше и весомее. – Ты считаешь, что если между нами заключено перемирие, то ты можешь просто так всегда и всех бить?– Решил защищать униженных и оскорбленных? – Зейн ухмыляется. – Что-то раньше тебя не особо это волновало, Томлинсон.

– Раньше было раньше, - голос Луи не теряет уверенности, и Пейн невольно восхищается его способностью не реагировать на откровенные провокации. – Ты считаешь все это нормой. Кому ты мстишь и за что? Что с тобой, блять, не так?

Не дожидаясь ответа Малика, он подходит к Лиаму, собирает бумаги, разлетевшиеся из рюкзака и почти силой поднимает его на ноги:– Пойдем со мной. Если очень больно – обопрись на меня. Отсидишься в футбольной раздевалке, а потом мы решим, что делать дальше.Лиам неглубоко вздыхает – все ещё очень больно делать любые резкие движения, и пытается отказаться:– Я не думаю, что это хорошая идея, Луи.– Это прекрасная идея. Я считаю тебя своим другом, окей? Так что просто пойдем со мной. Сам или помочь?Лиам делает пробный шаг и осознает, что вполне в состоянии передвигаться без помощи Томлинсона. Луи понимает это, поэтому просто подхватывает рюкзак, подходит к Зейну и буквально тычет в него пальцем – и это могло бы смотреться смешно и нелепо, если бы Луи не был так откровенно зол:– Если у тебя есть проблемы с людьми, то разберись со своей головой, а не мсти тем, кто ни в чем не виноват. Изживи свои комплексы, Зейн. А пока что – иди нахуй. Просто иди нахуй.Томлинсон возвращается к Лиаму, который ждет, прислонившись к стене, и, слегка поддерживая, быстро уводит его, несмотря на протесты. Зейн чувствует себя так, будто он получил под дых. Он не первый раз видит Лиама в компании Луи, но это первый раз, когда они так откровенно объявляют о своем знакомстве. И это вызывает у Зейна страшную смесь боли и злости. И ненависти. Слепой, почти черной ненависти к Томлинсону. Между ними никогда не было этого чувства – просто соперничество, но сейчас она подняла свою голову и вгрызлась зубами в стенки желудка. Вгрызлась так, что захотелось мстить. И ударять так же больно.

***– Ты не должен был этого делать, – Лиам сидит на низкой лавочке и смотрит на Луи, который меряет шагами раздевалку. – Ты абсолютно бессмысленно подрываешь свою репутацию.– Почему бессмысленно? – Томлинсон не останавливает свой взгляд ни на чем, будто смотря сквозь предметы, и, если ему так все равно, как он пытается сказать, то что его так волнует? – Лиам, это не может быть зря. Зейн просто утомил меня, утомил всех в этой школе. И я не мог поступить по-другому, ты сам знаешь.– Ты мог, ты ведь поступал по-другому много лет.Луи останавливается и смотрит прямо в глаза:– Это упрек?– Это констатация факта, – Лиам тяжело вздыхает и поднимается, намереваясь уйти. Многовато приключений для того, чтобы спокойно вернуться на занятия сейчас.Луи хватает его за руку в попытке удержать и тут же одёргивает её – он даже не понимает, зачем попытался это сделать. Как будто просто он просто должен объяснить Лиаму все именно сейчас.– Ты можешь выслушать меня? Да, я сделал это не потому, что я устал, а потому что мы общаемся с тобой, а они просто не могут трогать тех, с кем я общаюсь.

– Они не в курсе, что мы общаемся, Луи.– Прекрати упрекать меня! Я сделал это ради тебя! Не для себя, Пейн, не для того, чтобы поднять свой авторитет – ты же знаешь, где он, не для того, чтобы…Луи не договаривает. Просто не успевает. Он чувствует руки Лиама на своих щеках, чувствует губы Лиама на своих – тот слишком напорист и быстр, чтобы Луи успел что-то изменить. Мысли в голове Томлинсона сталкиваются друг с другом, мечась между стойким желанием оттолкнуть (это сложно, потому что руки Лиама уже переместились на затылок и держат достаточно крепко, чтобы попытка оттолкнуть превратилась в борьбу) и ответить (потому что, в конце концов, это его первый поцелуй с парнем, и Луи думает, что можно было бы взять от этого момента все). Лиам целуется умело – не то, чтобы Луи знал, как целуются парни, но ему определенно нравилось. Не было нерешительности – была сила. Не было попыток просто плыть по течению – Лиам вел. На долю секунды Луи удивляется, почему в его голове так много мыслей, сколько времени прошло и что в принципе происходит, а потом с силой кусает Лиама за губу. Это точно нельзя расценить как попытку заигрывания – Томлинсон чувствует во рту вкус крови и, наконец, почти отпрыгивает от Пейна.

Лиам смотрит, почти не моргая, глаза слегка бешеные, и Луи чувствует внутри себя немного страха – кажется, что в следующий момент Лиам может так же неожиданно ударить. Кажется, никто из них не знает, как поступить дальше. Луи отстраненно думает, что он прогулял урок, что, наверняка, ему придется отрабатывать, потому что ему нужны идеальные баллы, что сегодня мама обещала уйти с девочками куда-то гулять и дать ему свободу на вечер (которая, на самом деле, ему не нужна). Он думает обо всем и ни о чем. Потому что единственное ?все?, которое сейчас важно – это то, что произошло между ним и Лиамом. То, чему он не может найти объяснения. То, что ломает все, что они строили эти две недели, и неизвестно, становится ли фундаментом для чего-то ещё.Но он не хочет и не в состоянии думать об этом. Он не знает, почему, у него стойкое ощущение, что в груди образовалась дыра. Та дыра, которую он заполнял своими секретами, своими тайнами, своими мечтами, в которых он не всегда решался признаться даже себе. Та дыра, в которой бережно хранились мысли о том, что его первый настоящий поцелуй с парнем случится тогда, когда он будет готов, с тем, кто будет любить его. А сейчас все то, что можно было хранить, доставать перед сном, прокручивать в своем мозгу и даже не считать наивностью – все оказалось в момент утерянным. Когда тебе 18, ты устаешь ждать первого поцелуя с по-настоящему интересным тебе человеком, устаешь ждать первых отношений с по-настоящему интересным тебе человеком, устаешь ждать первого секса с по-настоящему интересным тебе человеком. Но когда тебе 18, и часть ожиданий у тебя забирают – ты не испытываешь благодарности. Теперь Луи Томлинсон знал точно – в этом случае ты не испытываешь ничего, кроме… Ты не испытываешь ни-че-го. Чувствуешь пустоту, трогаешь пустоту руками в попытке нащупать то, что было там ещё 5 минут назад, пытаешься заполнить пустоту бесполезными мыслями. А потом просто уходишь. И Луи уходит. Он больше не смотрит на Лиама, не смотрит в зеркало на выходе, как привык делать это за много лет, он забывает сумку на лавке. Единственное его желание – оказаться подальше отсюда прямо сейчас. И он следует ему. Наконец-то, он не задумываясьследует тому, чего хочет только он.

***В доме накурено. Луи практически раздвигает руками дым в попытках найти хоть кого-то знакомого. Его попытки не увенчаются успехом – вокруг слишком много незнакомых лиц, рядом с ним трется какая-то левая блондинка, а он даже не отталкивает её. Цель одна – напиться и забыть. Сейчас, спустя два часа после ?происшествия в раздевалке?, как называет это про себя Луи, вся та гамма эмоций значительно притупилась. Казалось, что об этом можно забыть, как о не самом приятном сне. О Лиаме Пейне можно забыть. Выпихнуть его из своей жизни так же бесцеремонно, как он туда вошел. В конце концов, он еще не успел там прочно обосноваться, так что, это должно быть легко. И Луи просто не вспоминает о том секундном желании ответить. Его не было, если никто об этом не знает.

– Томлинсон! – на плечо опускается рука, которая кажется слишком горячей через тонкую ткань футболки. Луи сразу же может догадаться, это Майк.Только он рисковал называть Луи по фамилии, только у него были такие отвратительно горячие и чуть влажные ладони. Эта загадка не была проблемой. – Томлинсон, ты решил почтить нас своим вниманием? С чего такие чудеса?– Просто подумал: почему бы не отдохнуть? – Луи старается усмехнуться как можно беззаботнее, но даже если у него не получается – в таком пьяном состоянии, в каком сейчас Майк, сложно распознать неискренность.– Ну наконец-то, Томлинсон. Я уж думал, ты совсем зашьешься в свои тренировки, – Луи думает, что страсть Майка к называнию его по фамилии какая-то нездоровая, но молчит в ответ. В конце концов, тот все равно забудет, даже если Луи запретит ему так обращаться. – Пить будешь?Луи утвердительно кивает, не размениваясь ни на какие уточнения – он точно знает, что сейчас ему принесут все, что нужно. В какой-то степени он любит такие вечеринки – это всегда помогает расслабить мозг, забыть о том, какое на нем давление. Ему нравится то, что можно не думать, просто пить, просто курить травку. Единственное, чего делать нельзя – трогать всех парней, находящихся в радиусе километра. То есть, нельзя откровенно лапать вообще никаких парней. Но Луи преуспел в контролировании настолько, что, даже будучи практически неадекватным от количества выпитого, он ни разу не прокололся. И почему-то он думает, что этот успех стоит отпраздновать именно сейчас. И очень масштабно.***Спустя три часа, неизвестное количество алкоголя и танцы на столе, Луи забывает, что было что-то ?до? этой вечеринки.

Спустя три часа, неизвестное количество алкоголя и танцы на столе, Луи чувствует себя как никогда свободным от любых обязательств.

Спустя три часа, неизвестное количество алкоголя и танцы на столе, Луи обнаруживает себя наедине с той самой блондинкой, которая старательно терлась возле него.

Его все устраивает.Он слышит, как она шепчет что-то, больше похожее на бессвязный бред, чем на полноценную речь, и смеется. Все это кажется ему на самом деле смешным – даже когда он вспоминает раздевалку. Ведь это действительно забавно – ещё днем его целовал какой-то невнятный ботаник (ничего внутри Луи не протестует, когда он думает о Лиаме так), а сейчас он на полпути к сексу с шикарной девушкой. Луи переводит взгляд на её грудь– она размера третьего, не меньше! – и это тоже смешно. В большей степени потому, что Луи просто хочется ткнуть в неёиголкой, чтобы проверить, не сдуется ли она. Никакого восторга и возбуждения.