Часть 2 (1/1)

Я проснулся с ощущением легкого похмелья, хотя не выпил ни капли. Обрывки неясных абсурдных снов стерлись из моей памяти, но после них оставалось кисло-сладкое послевкусие. Точно. Тогда мне снилось лицо Садзеу. Я не семьянин по своей природе. В моём расписании не нашлось бы и минуты для того чтобы туда втиснулась жена, особенно утром. Утром я не хочу видеть ни единого человека рядом, то же касается и отражения в зеркале. Можно сказать, что и Садзеу я был бы не рад видеть в своей постели. Одиночество накрепко вросло в меня, по сути, все привычки основывались на том, что стесняться мне некого, а весь эгоцентричный мир ложится перед моими принципами ради моего удобства. Какая-то часть меня всегда отвергает отношения, всегда стремится к покою. Чувства остывают до абсолютного нуля, и я уравновешенный, как буддийский монах, когда рутина мягко принимает меня в свои объятия. В скуке нет ничего страшного, привычка не порочна, именно поэтому порой так не хочется заводить отношения. Именно поэтому я сильно временил с первым шагом. Давно прошла пора розовой юности, когда образ возлюбленного сиял ярче, чем солнце в окне школьного коридора, случайные признания в любви запоминались лучше, чем тригонометрические формулы.Я не испытывал к Садзеу только влечение, но другое чувство еще не заслуживало названия "любовь". Даже если не вникать в это слово. Я очаровался им, как произведением искусства, которое хоть и дорого, но можно купить. Романтика не исчезла, нет, но она иронично преобразилась с годами. Если молодым я слепо верил в святость чувства и был готов петь от любой случайной встречи, то позже стал "любить греховно и самозабвенно", пока наконец не стал таким старым бесчувственным идиотом, как сейчас. Романтичная дымка стала скорее случайностью, она возникала сама собой, но прикрывала все то же низкое восхищение телом, будто Садзеу вещь.Первым уроком был как раз мой. И как бы мне ни хотелось послать всех учеников, со звонком мне пришлось отложить свой кофе и начать. Утренняя головная боль ещё давала о себе знать, поэтому звук пианино показался мне необычно резким.Любовь учеников заслужить легко. Нужно просто показать им, что ты такой же идиот, как и они, или, по крайней мере, был таким же идиотом в их возрасте. И это давалось мне легко. Я рассеянно нажимал на клавиши, играя жалкие пародии из пяти нот на известные композиции. Пускай они все шли вразнобой и невзначай, кто-то нашёл закономерность. Перед тем, как я спросил, есть ли в классе самый злостный прогульщик, я сыграл первые ноты музыки из "Челюстей", и по классу тут же разбежались смешки. Такой бред смешным могут находить только страшеклассники, которые ждали этой шутки как манны небесной. Я дошёл до фамилии Кусокабэ.-Кусокабэ нет. Он не болен, наверное, проспал.Я сыграл отрывок "похоронного марша" и тут же последовал взрыв хохота. Даже Садзеу слегка улыбнулся. Для него я был виден насквозь. Все мои неискренние попытки пошутить он различал и ненавидел. Юмор должен быть легким, как весенний ветер. Без принуждения, без видимого повода. А эти утренние смешки доказывали, что я ещё молод внутри, возможно, ещё способен любить молодо.Пели сегодня плохо. Я понимал, что первым уроком никому не хочется драть глотку, поэтому старался быть мягче с учениками. Голос после глубокого сна всегда тише и, поэтому перед концертами нон-стоп певцы составляют особый режим, где им бы не пришлось дремать перед выступлением. Но это уныленькое завывание наводило тоску, никто из этого класса кроме Кусокабэ не был способен к музыке. У того хотя бы был голос и знание нот.Будто бы подтверждая мои догадки, Кусокабэ влетел в класс, громко дыша. Я со злости ударил по клавишам.– Извините, Харасен, у меня не прозвенел будильник, – стал оправдываться он, все ещё хрипя от долгого бега.– Вставай вместе со всеми, чего с тебя взять. К директору не отправлю, но во второй раз такое со мной не прокатит. Только бы ты на нашем выступлении ничего подобного не учудил…Он был проблемой для меня. Как учитель, я имел некую власть над учениками, даже если я позволял себе шутки, они все еще чувствовали этот барьер. Но не Кусокабэ. Он был похож на меня в молодости. Глупый, беззаботный, с башкой, забитой музыкальной безвкусицей, без цели в жизни и без особого рвения ее искать. Он оттого и рвался к Садзеу, что тот был слишком не похож на друзей-идиотов. Нет, совсем нет, Кусокабэ в точности был мной. Не характер и не знания он ценил в Садзеу, он так же бесстыдно раздевал его глазами, пускай эта мысль у него выражалась немного невиннее. ?Хочу поцеловать его прямо сейчас?, ?хочу взять его за руку? –это всего лишь зародыши слов ?раздевайся быстрее? и ?ты только мой?. Нет ничего хуже собственничества и ревнивой истерики, завуалированной девственной нерешительностью. От этого неизменно мучаются оба партнера. В этом случае Садзеу действительно был в ловушке. Его водили за нос сразу два потенциальных мучителя. После урока пришлось оставить Кусокабэ. Я не хотел его задерживать, да и он не особо желал оставаться. Но один вопрос мучил меня. Садзеу.– Я не буду донимать тебя расспросами, не заставлю писать объяснительную, если честно все расскажешь. Скажи мне, какие отношения у тебя с Садзеу? – я поднялся с места, чтобы видеть его слегка поднятые глаза.– Харасен, вас это касаться не должно, – удивительно смело огрызнулся он.– Нет, я не против того, что вы встречаетесь. Но ведь до этого у вас не дошло?– Сенсей… он не принял мой поцелуй…Я догадывался о неудаче Кусокабэ, но и подумать не мог, что он признается так сразу. Возможно, Садзеу бы таял от его поцелуев не хуже, чем от моего минета, но неумение ждать все испортило. Юношеская страсть спалила надежду Кусокабэ дотла, вместо того чтобы внести тепло в отношения с хрупким Садзу.– Это сейчас не такая уж и проблема. Ты прогуливаешь уроки из-за того, что ревешь в подушку?– Да ладно, Харасен, не издевайтесь, – раздраженно подернул плечами он. Это выглядело довольно забавно.– Знаешь… У меня было такое чувство вчера, что что-то должно пойти не так. Будто Садзеу бы сказал совершенно другое, если бы не одна случайность... Человеческое будущее очень хрупкое. Его невозможно заготовить заранее, замариновать до востребования, и это нормально, совершенно нормально. Только вот тогда я знал, что вершу будущее своими руками и делаю это сейчас. Кусокабэ, мне неприятно это говорить… Садзеу просил меня оградить его от твоих домогательств.– Э… Это ложь! Он не мог сказать такое…– Спроси его сам, что произошло вчера. Думаю, он вполне созрел для откровенных слов.Коварнейший план, но надежный и столь же печальный для Кусокабэ. Садзеу бы не смог рассказать то, как сладко кончал в учительской, как потом стыдливо затирал капли спермы с брюк и проклинал эту встречу. Да даже если бы он осмелился сказать! Кусокабэ не имел шансов, ведь это не было ни изнасилованием, ни принуждением. Садзеу наверняка ещё винил себя за ту робость, которая сделала ему мучительно хорошо.И я был прав. На следующей перемене я видел красное лицо Садзеу и Кусокабэ, который пытался игнорировать любые слова в его адрес.