Глава 2 (1/1)
Телевизионный центр был не просто огромным. Это был город в городе с собственным транспортом, пешеходными дорожками, закусочными и прочими атрибутами крупного предприятия. Конечно, во Франции такое тоже было. Но здесь прямо веяло английской педантичностью. Ви наивно полагала, что без проблем доберется до обозначенной студии TC 1. На самом же деле проблемы начались уже на входе в Главное здание. Служба безопасности задержала её на десять минут, дотошно проверяя паспорт, досматривая сумки и уточняя у службы пропусков, действительно ли некая Ивонн Микельсон сегодня записана на четыре часа пополудни. Когда с формальностями было покончено, ей позволили пройти целых три или четыре метра и присесть на диван.Она приехала раньше на полчаса. Боялась опоздать. Бёрдж была весьма серьезна по этому поводу. Они с Кристофером еще неоднократно перезванивались, чтобы обсудить всевозможные детали участия ?его клиентки? в знаменитом телешоу. О том, что оно знаменитое, девушка узнала в тот же вечер. На Википедии была огромная статья, посвященная ему и его ведущему?— Грэму Нортону (а не Грету Хортону, как часто говорил Крис). Она посмотрела несколько выпусков, понимая, куда угораздило попасть. Потом еще пару дней в голове крутились эти провокационные и подначивающие вопросы. На такие сходу и не ответишь. Её это просто вгоняло в ступор, а после того, как она представляла аудиторию, таращившуюся на нее во все глаза, и знаменитых гостей, думающих о ней, как о какой-то французской дурочке, накатывала паника. Господи, надо попросить сценарий что ли, чтобы не опозориться на всю Европу. Тогда точно придется бежать за океан и долгие годы отмываться от позора.Еще этот балбес, который называл себя её агентом, сморозил глупость. Его спросили, будет ли фонограмма, а он так возмутился, будто первый день живет, и заявил: ?мы с Ивонн работаем только с живым звуком?, что едва не стало причиной его гибели. И погибла её мечта об эффектном выступлении. Чтобы прилично спеть, придется отказаться от всех чересчур резких движений, превратиться в исполнительницу из пятидесятых, что заторможено стоит посреди сцены и иногда позволяет себе вздернуть руку. До чего же нелепо! Да и песню под такое подобрать оказалось сложно. Здесь, правда, проблема состояла не только в этом. Шоу производило впечатление развлекательного (оно таковым и было), и легкая депрессивность её песен могла несколько смутить публику. К тому же большинство из них были на французском, абсолютно непонятные для среднестатистического англоговорящего человека. Выбор оставался невелик. Или исполнить свою версию известной композиции, или выудить со дна неловкое творение юности и доработать. Проще было бы остановиться на первом варианте, но девушка не искала легких путей.Она нашла самую старую и самую странную свою песню, написанную в приливе онтологического порыва. Тогда познать хотелось понятие сексуальности через призму извращенного подросткового восприятия. Сама в те годы даже подумать не могла о беспорядочных половых связях (хотя очень хотелось попробовать), а еще считала, что из нее вышел бы безжалостный убийца. В общем, наивность била фонтаном. Вот и родились забавные строчки на ломаном английском: ?Это очень-очень плохая привычка убивать людей и писать песни ради этого?. Вспоминая все это сейчас на её лице появлялась стыдливая улыбка. Она не была до конца уверена, что хочет петь именно это, но времени почти не было. Через два дня с того неожиданного звонка Бёрдж затребовала от Кристофера минусовку, которая еще даже не была готова. Он выбил для них пару часов, и за это время в самой приличной студии, что удалось найти, в крайней спешке был записан аккомпанемент, похожий больше по звучанию на гаражные рок-группы. Немного исправленный текст завершал атмосферу этой юношеской горячности и амбициозности и получил гордую пометку ?Вкус реальности?.
Ивонн чувствовала, что Нортон её разорвет. Растащит по кусочкам, не оставит даже маленького клочка светлой напудренной кожи, что не покраснел бы в смущении. Это при том, что сама девушка ну никак не относила себя к особам страдающим излишней скромностью. Она меланхолично скривила губы и расселась в нарочито непринужденной позе. Мимо нее проходили телевизионщики, готовящиеся к грядущим эфирам. Даже в холле этого запутанного заведения кипела работа. Оно было освещено со всех сторон яркими, слепящими светодиодами, создавая глянцевую обложку беспокойной жизни. Это было даже оправданно, потому что по ту сторону огромных окон над городом довлело свинцовое небо. Пару раз начинался противный зернистый дождь, но он так же быстро заканчивался, стоило Ви только-только раскрыть зонт. Она бывала пару раз в Лондоне, и каждый раз он встречал её именно такой погодой. Удивительно, но эти визиты можно было связать в один растянувшийся промежуток времени, как ночной кошмар. То, что это именно он, сомнений не оставалось. Сегодня все шло на удивление паршиво: настроение ни к черту, голос никак не удавалось привести в тонус, сценический костюм не соответствовал смыслу песни, да еще рейс до Нью-Йорка в восемь вечера, на который были все шансы опоздать. Тут невольно начинаешь бояться, что случится еще какая-то ужасная трагедия. По крайней мере, предчувствие этого не хотело её оставлять, как и смутная тревога, будто что-то было забыто. Не дай бог, это туфли.Ей выделили прелестную гримерку, обставленную со вкусом. Даже цветы принесли в качестве жеста гостеприимства, хотя работники понятия не имели, кто она такая. Конечно, будь на её месте какая-нибудь знаменитость, то у нее уже бы просили автографы. Девушка только закатила глаза и опустилась на стул, доставая из огромной сумки термос. Сейчас ей был просто необходим чай. Это её традиция перед выступлением. Для самопровозглашенного циника и агностика она была удивительно суеверна. Надевала один и тот же кулон, пила один и тот же сорт чая, слушала одну и ту же песню. Такое раболепное следование ритуалам придавало ситуации какую-то стабильность что ли, успокаивало бунтующее сознание перед ярким потрясением. Оно ведь прекрасно знало, что под светом софитов будет ужасно жарко. Глаза заболят спустя пару минут, руки будут трястись чуть ли не до конца сессии. Лодочки, которые, к счастью, оказались там, где и должны были быть, превратятся в раскаленные башмаки для злой королевы. Спрашивается, какой смысл был стремиться к такой славе, если она не приносит ничего, кроме дискомфорта? Физического. А ментальное удовлетворение было гораздо сильнее. Это, можно сказать, сила человеческого духа и свобода мысли. Если при всей боли можно находить в ней наслаждение, то почему бы и не зарабатывать этим на жизнь.К зеркалу было прикреплено примерное расписание съемок. Её выход был запланирован на 17:25. Какая точность, надо же. Что будет, если кому-то из гостей вдруг захочется пооткровенничать? Грэм точно подхватит эту тему и разовьет её во что-то вопиюще популярное. И все, их скрупулезно составленный регламент полетит к чертям. Ей-то, по правде говоря, было вообще все равно. Даже перспектива опоздать на самолет не пугала. Все это как будто не имело значения. Самое важное, что сейчас нужно было сделать, это нормально накраситься. По закону подлости, только в этот момент у нее могли искривиться руки в двадцати местах, и все бы пошло наперекосяк. О, как приятно было всегда думать о плохом. Жизнеутверждающая стратегия. Но, как ни странно, все легло ровно, и Ивонн управилась за полчаса. Остаток времени можно было посвятить распевке. Если уж стараниями Кристофера, который, к слову, уже несколько дней беспутничал в Нью-Йорке, ей нужно петь вживую, то стоит хотя бы попытаться сделать это хорошо. Не то чтобы она совсем не умела петь без студийной обработки, просто в выступлении без фонограммы, на самом деле, от таланта многое и не зависело. Самым главным был опыт звукорежиссера, который отвечал за все, в том числе и за её микрофон. Малейшая погрешность могла стоить чистоты звука. А он и без того был немного дрянной, сведенный едва ли не на коленке. Еще никогда Ви не чувствовала себя такой неуверенной и неподготовленной. Интересно, если она все запорет, то можно будет сделать еще один дубль? Все-таки это же не прямой эфир. Что-то подсказывало, что вряд ли. Все здесь жутко занятые.Чай кончился неожиданно быстро. В крошечной гримерке было больше нечем заняться, кроме как смотреть на собственное отражение и вливать в себя глоток за глотком согревающую горло жидкость. Пожалуй, стоило добавить туда немного алкоголя, но это было априори плохой идеей. В такой момент нельзя терять контроль над собой. Когда не отвечаешь за происходящую вокруг херь, стоит попытаться хотя бы не потерять себя. Это золотое правило не раз спасало её. А еще стоило раздобыть кипятка. В запасе был еще один пакетик чая, и этого бы хватило на оставшиеся сорок минут. Ивонн выглянула в коридор. Никого не было. Съемка уже шла полным ходом, вдалеке слышались хорошо скоординированные аплодисменты и фоновая музыка. Девушка пошла в противоположную сторону. Где-то должен быть кулер. Хотелось надеяться, что она не заблудится, и ассистентам не придется искать её по всей студии. Один из них прошмыгнул мимо, и ей едва удалось поинтересоваться, где здесь кафетерий или что-то в этом роде. Он довольно торопливо объяснил ей, что стоит пройти мимо гримерных прямо, а потом повернуть налево и дальше по коридору. Где-то там было что-то вроде зала ожидания, через который участники шоу попадали непосредственно на съемочную площадку. Ви уверенно кивнула, хотя, на самом деле, ничего не поняла. Попытка не пытка, в крайнем случае вернется к себе и будет ждать приглашения. В такие моменты ей даже не хватало Кристофера. Он бы сам все сделал или заставил бы кого-то еще. Но его нет, и она совсем одна в чужом враждебном окружении с дерьмовым настроением и никудышным голосом. Апогея упадничества и пораженчества девушка достигла, когда все-таки нашла ?чистилище?. В этом помещении стояла шеренга из нескольких столов, на которых расположились бутылки с водой и другими напитками и большой кулер с горячей водой. Видимо, в перерывах между выходами кто-то успевал влить в себя что-нибудь освежающее и вернуться к публике. Сейчас здесь было пусто, и Ивонн с не самым жизнерадостным видом принялась наполнять термос.Откуда-то со стороны гримерок раздались скомканные шаги. Тот же ассистент, что подсказал ей дорогу, сопровождал гостя и проверял исправность микрофона. Девушка совершенно не знала, что её заставило обернуться. Может, короткая фраза, брошенная из вежливости, может что-то еще, но она обернулась и замерла. Не так, как это обычно показывают в фильмах, когда хорошенькая героиня медленно останавливается и чуть приоткрывает рот (считай надувает губки), а вокруг нее весь мир замирает и начинает играть какой-нибудь проходной саундтрек, заглушаемый её томным дыханием. Реснички дрожат, её рука как бы невзначай приглаживает идеальные волосы, а потом появляется он —?предмет столь внезапного сладостного оцепенения. Это, наоборот, было ужасно. Ви словно накрыло осознанным сновидением: хотелось пошевелиться, но мозг отказывался обрабатывать эти приказы. Он и так подключал все мощности, чтобы совладать с нахлынувшим чувством глубокого инсайта. Ему дали ответ на вопрос, который мучил все поколения людей еще с сотворения мира. Этот ответ был шокирующей, яркой вспышкой, взрывом дымовой шашки. Человек, в котором заключалась разгадка, прошел мимо, вероятно, не заметив её. Все, что она запомнила, это его глаза. Черные пятна, как с картины. Пугающие туманности, выбивающие из реальности. Жар, холод, паника, желание, страх. Банальная посредственность в обличье кого-то, кто мелькал на экранах телевизоров, с обложек глянцевых журналов. У него не было имени в её памяти, но, черт возьми, черт возьми, черт возьми, что это такое? Сердечный приступ или инсульт? Одно из двух, иначе разумного объяснения не было. Неизвестность (или он) скрылась на площадке, и ассистент что-то сказал уже ей. Ивонн неуверенно кивнула и одернула руку, когда кипяток полился из переполненного термоса. Она тихо выругалась, отставляя его и принимаясь щупать запястья и шею в надежде поймать тонкую нить пульса. Это ничего не даст. Через минуту сознание все еще беснуется, через две?— становится тише, и подозрительные симптомы перестают казаться физическими. Странная херня напоминает приход, здесь точно дело в голове.Если эта ебанина не прекратится, то выступлению конец. Она даже стоять ровно не может, ноги дрожат. Как спрашивается петь? В горле застрял липкий комок, в ушах шумит. Все точно заметят, что с ней что-то не так. Девушка перевела дыхание и прошлась взад-вперед, уставившись в потолок. Сколько она так ходила непонятно. В какой-то момент на горизонте снова появился вездесущий ассистент. Он прицепил ей выключенную петличку, а на удивленный взгляд ответил, что выход через десять минут, и посоветовал приготовиться. Ви была к этому не готова. А кто на ее месте был бы готов? Множество оказалось пустым.Вдох-выдох. Нужно употребить оставшееся время с пользой. Постараться успокоиться и выкинуть навязчивый образ из головы. Эта нелепая случайность не может украсть у нее радость победы. Её ждут и ждут с нетерпением, пусть публика об этом еще не знает. Она завороженно аплодирует несуразным ответам, и от этого хочется плакать. Человек кажется слишком добрым, его голос звучит уверенно и спокойно. На каждый вопрос у него есть достойный ответ, который не ставит в неловкое положение. Они с Нортоном нашли общий язык, и его эпатажные колкости не имеют должного эффекта. В этом и заключается парадокс. Почему эта искрящаяся веселость, эта движущаяся в коридорах памяти картинка внушает такой ужас? Девушка почувствовала себя последней неудачницей, самым испорченным существом, и только он может исправить это. Разве это реакция нормального здорового человека? Большинство просто не увидело бы ничего особенного, даже не обернулось бы. Большинство бы не давилось истерическими приступами удушья в паре метров от судьбоносного эфира. Большинство бы не поняло, что произошло, да и Ивонн тоже не понимала.Когда за кулисами наступило всеобщее оживление, и до выхода оставалась минута, она натянула безупречно-расслабленную улыбку и потопталась на месте. Все идет своим чередом. Ей всучили микрофон. Один из работников сцены осуждающе посмотрел на её трясущиеся руки и показал, куда нужно встать. Музыканты уже заняли свои места, девушка вышла следом. Первое время боялась поднять взгляд. Вогнать бы мысли в правильное русло: перед лицом опасности нет иного выхода, кроме как атаковать.Тридцать секунд.—?Итак, пришло время нашего музыкального гостя. Эта исполнительница обрела славу, став первой французской победительницей Евровидения с 1977 года. Трансляция её выступления стала самой просматриваемой за всю историю конкурса. Для вас исполнит песню ?Taste of reality? Ивонн Микельсон. Встречайте!Десять секунд.Зрители заполняют драгоценные мгновения приветственными овациями. Тогда же скребущее гитарное интро провозглашает, что назад уже не вернуться. Барабанщик вступает на сильную долю, и Ви по инерции начинает петь, успевая сообразить, что нужно поберечь дыхание. Первые строчки пролетают стремительно. Бэк-вокал с минусовки выглядит лучше, чем он есть, стараниями звукорежиссера, и это немного расслабляет. Взгляд скользит по черным умолкнувшим рядам, неосторожно подбирается к знаменитому красному дивану, где за ней наблюдают гости. Каждый из них с самым заинтересованным видом слушает, но голос срывается, стоит недавнему кошмару показаться вновь. Он тоже будто бы заинтересован, и от этого становится как-то стыдно. Он ведь даже не главный критик. Ему на самом деле все равно.Наступает затишье. Еще пара секунд, шесть или семь, чтобы, наконец, оживиться. Ивонн, стоявшая до этого, как истукан, делает три уверенных шага и начинает шоу. В конце концов, если ей вдруг захочется ему понравиться, то лучше пустить в ход все свои умения. Теперь она не похожа на куклу из музыкальной шкатулки, которая только и умеет, что кружиться. У нее в распоряжении почти пустая сцена, горящий взгляд и выдержанная ограниченность жестов вкупе с театральным фатализмом. Неплохое сочетание для песни про убийство. Зрители начинают ободряюще хлопать, и уверенность возвращается. Больше не было нужды смотреть куда-то в другую сторону. Её мысль им понятна даже через мягкий акцент. Она провокационна, безапелляционно искренна, моментами резка. И стоило триумфальному удовольствию ударить в голову, как все закончилось. Песня медленно затухла, оставляя вошедшую во вкус девушку беззащитной.—?Это было потрясающе! —?протянул ведущий и с энтузиазмом подскочил. Он вышел к ней на встречу и приветственно обнял,?— Только не убивай меня, пожалуйста.Со всех сторон раздался смех. Ви тоже улыбнулась, позволяя проводить себя к злополучному дивану. Единственное свободное место было очевидно и вопиюще самым неудачным. Ну что это, если не вселенское проклятие. Похоже, везение ходило налево, изменяло ей с кем-то еще. Впрочем, она излишне драматизировала. Только с ней сейчас творилось что-то странное. Удивительная робость заставила сесть чуть ли не на самый край, чтобы выжать хотя бы пятнадцать сантиметров безопасного расстояния. Взгляд строго на Нортона и ни на кого больше. Он вернулся в свое царское кресло, готовясь задавать вопросы. Сверился с карточкой, и только потом с резкой британской интонацией приступил к делу:—?Все мы знаем, что Британия, как и Франция, получает гарантированное место в финале Евровидения. К сожалению, нам это не помогает. Что, по твоему мнению, помогло выиграть тебе?—?О, это хороший вопрос,?— Ви нервно усмехнулась и кивнула, лихорадочно собирая приличный ответ из обрывков мыслей,?— Пожалуй, уверенность в том, что победа моей не будет. Мне просто хотелось хорошо выступить. У нас был прекрасный номер, очень масштабный и запоминающийся, безусловно… Как короткая пьеса. Её нужно было отыграть так, чтобы люди остались довольны. О выигрыше как-то не думали.На самом деле она слукавила. С того момента, как её выбрали представлять Францию, девушка знала, что победит. Иначе и быть не могло. Зачем тогда участвовать, если не ради славы и признания? Но сентиментальная скромность успела захватить сознание и язык раньше, чем впечатляющая самоуверенность. Это сделало её в глазах всех присутствующих наивной, как ей самой показалось.—?Долой скромность, Ивонн! Мы посмотрели твое выступление еще раз и можем сказать, что ?масштабный? и ?впечатляющий? это не те слова. Я бы выбрал ?волшебный?,?— Грэм показал на экран, на котором продемонстрировали короткий отрывок того самого победоносного шоу,?— Расскажи, как так получилось, что за… Сколько здесь? Секунд десять? За эти десять секунд ты полностью переоделась. Клянусь, я никак не мог уловить этот момент.—?Здесь нам пришлось схитрить. Большую часть времени я просто стою, а все это ?волшебство? создают художники по свету. Мы не случайно выбрали белый цвет. Его сочетание с насыщенными красками отвлекало от меня внимание. К тому же, в этом отрывке как раз запечатлена самая главная уловка,?— ей подумалось, что все идет не так уж и плохо, и слова льются рекой,?— Ставка была сделана на отвлечение внимания. Мы специально фокусировали его на ярких проекциях. А в это время меня торопливо раздевали.—?Раздевали? —?многозначительно вставил Грэм, состроив ожидаемую гримасу. Ви поджала губы и посмотрела направо, чувствуя, что лицо начало как-то особенно гореть. Как бы ей хотелось, чтобы других гостей сейчас не было рядом. Точнее, чтобы только одного из них не было рядом. Это доставляло дискомфорт, делало её абсолютно неуверенной в каждой сказанной, равно что брошенной беспечно фразе.—?Ну, когда работаешь с большой аудиторией, сложно заставить всех смотреть в одну точку. Так только фокусники делают. Поэтому я надела одно платье поверх другого, что позволило значительно сэкономить во времени. Так что если кто и заметил, как это происходило, то ему все равно никто бы не поверил.—?Твоя песня, кажется, называлась ?Хамелеон?.—?Да, именно. Вот я и стала, как хамелеон. Оказалось, это довольно сложно,?— девушка засмеялась, и за ней все остальные. Громче всех, конечно, ведущий. Его хохот был слышен даже сквозь бурные аплодисменты. Ви чувствовала себя от этого несколько неудобно и опустила взгляд на руки.На правом запястье появилось большое красное пятно. Ожог не был слишком серьезным, но она прикрыла его рукавом на всякий случай. Почему-то следующим, что привлекло её внимание, было колено рядом сидящего. Господи, да ей никогда не приходилось видеть такое красивое колено, обтянутое черной дорогой тканью. С чего она взяла? Вряд ли такой человек будет носить что-то дешевое. В смысле не потому, что он был высокомерным или что-то около того, вовсе нет. Просто он так красив. Красивые люди всегда носят красивые вещи. А красивые вещи дорогие. Еб твою мать, что это такое? Как мысли перешли к явному идиотизму? Ивонн нахмурилась, но взгляд не отвела. Идеальный изгиб побуждал скользнуть чуть дальше. Она бы и поддалась этой мягкой силе, если бы колено не дернулось. Её щеки не запылали с новой силой, будто бы только что произошло страшное преступление, о котором недавно пела.–Ивонн, позволь мне задать тебе еще один вопрос,?— Нортон выдержал драматичную паузу, приняв практически скорбный вид,?— Признайся, вдохновением для твоей сегодняшней песни послужил обычный день французского школьника? Уверен, после этого мне запретят въезд в страну.—?Хорошая попытка, Грэм. Но на этот вопрос я отвечу только в присутствии своего адвоката,?— такой ответ развеселил всех еще больше. Девушка кокетливо вздернула брови и потянулась к стакану с водой, который вибрировал в её холодных влажных пальцах. Хорошо, что этот театр абсурда не зашел слишком далеко. Эфирное время заканчивалось, и вскоре, после прощания со зрителями и краткого анонса следующей недели, прозвучала заветная команда ?Снято!?.Все это не шло из головы весь вечер. Перелет через Атлантику был ожидаемо долгим, наполненным раздражающими образами. И все-таки в этом было что-то привлекательное. Приятно думать, что один раз в жизни ответ был так близок. Ивонн вроде бы слышала музыку, где-то глубоко в сознании, скачущие ноты по кончикам тонких канальцев. Мелодия совсем простая, из нее может получиться что-то милое, никак не связанное с нескладной встречей на шоу. Кого она обманывает. Её спросили сегодня, откуда берется материал для песен. Вот, из таких дурацких, комических происшествий. Один чертов взгляд, и ей приходится глотать последнюю таблетку, чтобы унять нервное возбуждение. Полярность рефлексии просто зашкаливала. То плюс, то минус. Плюс. Минус. Плюс. Минус. Плюс? Повторять можно бесконечно. Почему было не узнать его имя, не остаться после съемки и немного пообщаться? Ах да, наверное, потому что они больше никогда не увидятся. В груди неприятно закололо разочарование упущенной возможностью. Это чувство умело скрывалось под маской консервативного спокойствия. Система внешне пребывала в равновесии, но все те же полюса подрагивали временами, особенно когда рука касалась бумаги. Оно читалось между строк, в отчаянных рифмах и паре бессмысленных каракуль, в сверхмассивных черных дырах, где пряталась душа. Легче всего было различить слово ?Человек?, которое содержало в себе две переменные. Одной из них была Ви. Второй?— безымянная потеря. Но где убудет, там и прибудет. Пусть им не суждено познакомиться, то воспоминания все равно навсегда останутся в этой новой песне. И когда-нибудь через много-много лет на таком же шоу у нее спросят, о ком там поется. Имени девушка не назовет, но опишет все бессмысленные яркие детали, врезавшиеся в память, как типографские оттиски. А если все же они пересекутся еще раз, то тогда все решено. Она подойдет и без тени стеснения начнет разговор. И будь что будет.